У больничной койки

Стив сидит у больничной койки и слушает размеренное дыхание. Тишину палаты нарушает только писк приборов. Словно стражник на посту, уже третьи сутки он не спит и не ест. Способности суперсолдата это позволяют. Сперва рядом с ним сидела Пеппер, супруга больного, но её сморила усталость, и надо было навестить дочь. Стив заверил, что обязательно сообщит, если будут перемены. Стив вспоминает, сколько раз он уже сидел вот так. Первый раз очень-очень давно. Тринадцатилетний тогда Баки бежал к нему по первому снегу, толком не одевшись — без пальто и в летних ботинках. Ну и свалился с простудой. Остолоп. Кашлял хуже Стива, лихорадил, метался по кровати, лежал горячий словно чайник. Стив сидел рядом и успокаивал как мог. Говорил: «Хворь пройдёт, скоро будешь бегать как новенький, только не одевшись больше не вздумай». Повезло тогда: крепкий мальчишеский организм справился. Баки и правда скоро начал бегать, как и прежде, но Стив стал приглядывать, как одевается этот обормот. Не хватало ему снова заболеть. Впрочем, Баки тоже сидел рядом со Стивом и трепался обо всём на свете, помогая другу справиться с приступами его хронических болячек. Потом мама. С ней всё было по-другому. Она лежала на больничной койке тихая и прямая, словно бы боясь помешать кому-то своей болезнью. Так же и ушла. Стив ничего не говорил. Только сидел рядом и глотал слёзы, стараясь вести себя так же тихо, как мама. Так, похоже, эту тихую боль внутри себя и носит до сих пор. Хотя сколько времени с тех пор прошло? Почти век? Или больше? И снова Баки. Провожая барышню, сунулся не в свой район. Огрёб от местных до сотрясения. Стив ругался тогда: «Последние мозги потеряешь со своими девчонками». Ничего, и тут обошлось. Заживает всё как на собаке. Это, похоже, его сверхспособность и без всяких сывороток. На войне рядом с ранеными не сидели — не до больничных коек тут. Тех, кто ушёл, провожали с почестями. Тех, кто поправился, с радостью приветствовали в строю. Потом была «Валькирия» и льды. А дальше… Пегги. Его — смешливая и строгая, кокетливая и отбривающая незадачливых ухажёров одним взглядом, обаятельная и умеющая за себя постоять Пегги. И не его — успевшая прожить целую жизнь без него и состариться Пегги. Она готовилась достойно уйти. Стив был рад, что успел повидаться, обнять, попрощаться. Стив был рад, что успел проводить. Кто ещё? Сэм и «Трабл мэн» Марвина Гэя на всю палату. Лихо ему тогда досталось от гидровцев. Но ничего, выкарабкался. А Стиву нетрудно — он посидел. И снова Баки. В Ваканде. И палата там была не больничная, а королевская — одна из комнат покоев принцессы. В ней футуристическое смешивалось с этническим. И коды Зимнего из головы Баки убирали так же: полагаясь на вековые традиции и современные компьютерные коды. На Баки тогда было страшно смотреть. Во время процедур он раз от раза вспоминал жертв Зимнего солдата. Мучился физически и мучился от непомерной вины. Стиву тогда пришлось непросто: уговорить друга с изломанной психикой бороться дальше, напоминать, что жизнь не кончилось, рассказывать о том, каким Баки был когда-то. Тогда всё, что у него было, это вера. Вера в то, что друг никогда не сдаётся. Так, похоже, и выкарабкались из этого омута. Выкарабкались? Надо будет у Баки спросить, как он… И вот Стив сидит и слушает размеренное дыхание больного. «Дышит» за него аппарат искусственной вентиляции лёгких, надувая их словно пузырь и выпуская воздух. Стив молчит, он пытается найти слова, чтобы подбодрить, вдохновить, хотя знает, что больной без сознания и скорее всего его не услышит. Стив смотрит на тело под больничной простынёй. Правая сторона страшно обожжена. Руку уже не спасти — слишком сильный удар этих треклятых камней пришёлся на неё, когда Тони щёлкнул перчаткой. Стив знает, что под простынёй ожоги пробрались от плеча вниз по туловищу и бедру, но, кажется, ногу не задели и не подобрались к позвоночнику. Это уже большое облегчение. Стив смотрит на лицо. На нём тоже остался поцелуй камней. Но левая сторона чистая, за трубками и проводами Стив видит лицо с пробивающейся седой щетиной и с широкой морщинкой на лбу, словно бы Тони о чём-то задумался, будто размышляет над очередным проектом. Впрочем, нет. Стив вспоминает, каким был Тони, столкнувшись со сложной задачкой, как он был зол и весел одновременно, с каким озорством горели его глаза. Стив вспоминает и другое выражение лица Тони: с какой затаённой нежностью и радостью он смотрел на членов команды Мстителей. Он никогда не показывал этого открыто, но выросший почти без друзей и доверяющий всего нескольким людям в этом мире он, кажется, радовался, что оказался в разношёрстной компании спасателей Земли. Стив этот взгляд ловил всего пару раз. Тони быстро его прятал за очередной маской саркастичного и самовлюблённого человека. Стив вспоминает Пеппер, а после и дочку Тони… Морган, кажется? Вот ведь стыд, толком и не запомнил. Взгляд на них был полон любви. Всегда. Даже если Пеппер уходила от Тони, даже если они ругались из-за стиля жизни Тони или дел компании, его взгляд на Пеппер был неизменным — Стив Богом клянётся, что, если бы Тони на него посмотрел вот так, его христианские принципы пошатнулись бы. Впрочем, после Сибири Стив лишил себя каких-либо взглядов, кроме полных горечи и отчаяния, потом злости, а потом и вовсе безразличия. Он сам испортил всё. И теперь сидит возле больничной койки Тони, чтобы что? Прощение высидеть? Стив не знает. Он просто слушает размеренное дыхание аппарата. Стив поднимает глаза на монитор, показывающий частоту биения сердца. Он смотрит на зелёную полосу, которую прошивают такие же зелёные молнии: сердце бьётся. Пусть дышит за него аппарат, но сердце Тони бьётся само. Значит, не всё потеряно. Значит, шанс ещё есть. Стив говорит: — Тебе лучше выжить. Не ради меня, конечно. Я не заслужил, знаю. Но за Нат на эту чёртову планетку уже полетели. Она вернётся, и что я ей скажу? «Прости, мы потеряли Тони». Знаешь, нет. Просыпайся давай. Хватит валяться. Стив говорит: — Вот чего ты бросился щёлкать сам? За нас были боги, сверхлюди, колдуны и вообще непонятные существа. Но нет, бросился именно ты. А ещё гений называешься… Не самый твой умный поступок, знаешь ли. Вообще самый тупой поступок Тони Старка за всю его жизнь. Так и запишем, понял? Ты должен выжить, слышишь? Ты должен посмеяться над Самым Тупым Поступком в своей жизни. Стив говорит: — Тоже мне, герой нашёлся. Сам говорил: «Перережу колючую проволоку, чтобы пройти». И что? Перерезал нахрен всё. Вставай давай. Ради Пеппер вставай, ради дочки. Ради этого пацана-сверхгимнаста. Нашёл время умирать. Нет уж, я тебе не дам. Так и знай, если не очнёшься, скажу, чтобы переливали мою кровь. Пусть тебе уйдёт моя сыворотка. Только живи, ладно?.. Он говорит и не замечает, как слёзы бегут по щекам. Не понимает, что сорвался в истерику. Стив, который всегда находил слова, чтобы вдохновить перед боем, плачет сейчас и говорит всё, что приходит ему в голову: — Давай же, Тони. Нашёл время лежать. Стив плачет и берёт левую руку Тони. Он не знает, сколько времени так сидит. Но пальцы Тони, безвольно лежавшие в ладони Стива, сжимаются. Совсем не сильно, но всё же Стив чувствует, поднимает взгляд и рассматривает лицо Тони. Тот шевелится, пытается открыть глаза, что-то хрипит. Стив смотрит в оцепенении, потом срывается и бежит, выкрикивая доктора и медсестру.

***

Позже, когда Тони придёт в себя и прослушает разговоры в палате, которые записала услужливая Пятница, он назовёт выступление Стива Самой Провальной Мотивирующей Речью в Мире и даже закажет кубок для неё. Стив не станет лезть в споры, устало улыбаясь и слушая шутки Тони. Но всё же решит, что к Рождеству обязательно прицепит к пиджаку Тони орден за Самый Тупой Поступок во имя спасения Земли.