Nocturnal Сonversation

Ночь перед войной. Вместо того чтобы спать и набираться сил, я сижу в кабинете перед картой, в сотый раз тщательно продумывая план битвы. Ошибок быть не должно, все возможные варианты промахов учтены, нужные люди выбраны. Моя армия сильна, я ценю каждого человека, понимая, что не вправе решать их судьбы, но приходится. Тяжело смотреть в глаза солдату, заранее зная, что именно он погибнет на первых минутах войны, ибо этого требует стратегия. Как бы то ни было, я стараюсь сохранять хладнокровие. Пусть это прозвучит грубо, жестоко и цинично, но эти люди – пешки в моих руках, вечно ждущие права на жизнь, которые сражаются до последнего вздоха, до последней капли крови. Остались считанные часы до того, чтобы привести мой новый идеальный план в действие. Можно считать, что победа уже у меня в кармане. Замечаю приоткрытую дверь. Я прекрасно помню, что закрывал её, значит… — Людвиг, быстро марш в кровать! Ты знаешь, который час? – усмехаюсь, слыша разочарованный вздох. Снова не удалось меня провести. — Как ты догадался, что я здесь? – тихий голос с нотками детской обиды и тайного восхищения. У брата был свой гениальный план, который вот так быстро провалился благодаря моей внимательности. — Это элементарно, но зато я провёл множество сложных логических операций, чтобы прийти к выводу, что это именно ты прячешься за приоткрытой дверью, а не какой-нибудь коварный враг, решивший начать войну раньше положенного, — тихо смеюсь, наблюдая, как Людвиг тихо прошмыгнул в кабинет, путаясь в длинной ночной рубашке. — Я хочу быть таким, как ты, — наивные глаза цвета ясного летнего неба смотрят то на мой портрет на стене, то на меня. Мне откровенно льстит эта фраза, и я не могу сдержать улыбки: — Подрастёшь и станешь сильнее своего брата, вот увидишь! – лёгким движением ласково взъерошиваю светлые пряди, — А теперь иди спать. — Не пойду, — упрямый голос и взгляд исподлобья. Оказывается, ещё остался тот, кто смеет мне возражать. — Почему это? — Потому что утром я тебя уже не увижу! – выпалил Германия, крепче прижимаясь ко мне. Я, конечно, не суеверный, но не люблю, когда так прощаются. Будто провожают в последний путь. — Людвиг, ты чего? Не увидишь утром, значит увидишь вечером, — улыбаюсь, ободряюще похлопав по плечу. — А вдруг… — Никаких «вдруг», слышишь? Нужно верить в нашу победу, — смотрю в глаза. — Я верю. Я знаю, что ты победишь. Мой братик никогда не проигрывает, — маленькая ладошка касается щеки. Любящий взгляд не отрывается от моего лица, тонкий пальчик очерчивает изгиб скулы и носа, а затем контур губ, словно стараясь в полной мере запомнить мой образ. Тепло улыбаюсь. Приятно осознавать, что кому-то я действительно нужен. Нужен не как хороший воин или стратег, а просто как родной брат… — Всё будет хорошо. — Скажи, а что такое война? – Людвиг забрался на мои колени и приготовился слушать. — Война… Это прежде всего смерть. — Смерть? – открытый страх в ангельских глазах. — Да. Война идёт рука об руку со смертью, они уже старые подруги, и имеют привычку уносить с собой тысячи жизней. Это становится видимым, когда в воздухе витает едкий ни с чем не сравнимый запах мертвых людских тел, а на закате стирается горизонт между багряным небом и землёй того же цвета от крови, — в сознании живо возникает картинка прошлой битвы. — Ужасно, — шёпот, — Тогда зачем воевать? Тебе нравится видеть всё это? — В то же время война – моя страсть, а страсть в свою очередь словно яркий огонь в душе, затмевающий разум и разжигающий азарт. Один раз попробовав вкус победы, захочется пробовать его снова и снова. У неё сладкий вкус, пусть и с горькими нотками скорби за тех, кто пал на войне, достойно сражаясь. — Вот как… Значит, тебе нужна победа? – задумчивый взгляд в окно. — Именно. — А ощущение победы… Какое оно? – с благоговением произнёс Людвиг, жадно внимая каждому моему слову. — Это трудно описать. Каждый раз я испытываю такое чувство, когда тебя переполняют яркие эмоции, оно называется эйфорией. Но самый приятный момент – мгновение перед желанной победой, когда адреналин рвёт вены. Ты знаешь, что это конец битвы, шах и мат. Буквально спустя пару секунд противник оказывается повержен. А когда идёшь обратно, то всё вокруг кажется прекрасней, чем обычно. Взгляни в окно, что ты там видишь? – улыбаюсь, усаживая брата на подоконник, и присаживаюсь рядом. — Звёздное небо, — Людвиг прильнул к стеклу, рассматривая ночной пейзаж. — А теперь представь, что этих звёзд стало ещё больше, — наблюдаю, как меняется в лице братишка, чьё живое воображение мгновенно нарисовало эту картину. — Ещё больше?! – восторженный взгляд. — Да. А вон та звёздочка, — показываю на Полярную звезду, — Указывает дорогу домой. И светит она ярче, чем все остальные. — Невероятно… — тихо прошептал Германия, переводя взгляд на меня. — Теперь иди спать, уже совсем поздно, — целую в макушку любимого брата, крепко обнимая. — Ладно, — нехотя согласился он, слезая с подоконника, — Только пообещай мне… — Что? — Обещай, что вернёшься, — шёпот. — Обещаю, — снимаю свой тевтонский крест и надеваю его на шею брата, — Так я буду с тобой, — затем снимаю крестик Людвига и надеваю себе, — А так ты будешь со мной. — Братик… — дрожащий голос. — Тише. Только твоих слёз мне не хватало. Держи себя в руках, ты же мужчина! – улыбаюсь, вглядываясь в глаза цвета незабудки. — Ты обязательно победишь… Снова увидишь багряные реки и стирающийся горизонт… Будешь идти навстречу Полярной звезде… А там, куда она тебя приведёт, я буду ждать тебя… Гилберт… — тонкие пальцы сжимают мои плечи. — Конечно… Я вернусь домой, опьянённый эйфорией, и мы будем вместе гулять под покровом миллиардов ярких звёзд, любуясь ночным небом до самого рассвета…