***
— Ты не умеешь расслабляться, Итачи! Нельзя постоянно работать, — сказал Шисуи, давая знак бармену. — В нашей работе помогают развеяться хорошая выпивка и секс. Два джин-тоника! — заразительно улыбнувшись, прокричал он парню за стойкой. — Та красотка в красном пялится на тебя битых пять минут. Ты ей явно нравишься. Не туда смотришь, вооон в том левом углу, — бармен поставил два стакана перед ними. — Мартини для той леди, пожалуйста, — прищурился Шисуи и довольно поставил локти на барную стойку. Итачи обернулся и кинул взгляд на девушку: примерно 25 лет, яркий макияж и алая помада. Она хитро улыбнулась и подмигнула, получив бесплатный коктейль. Провела наманикюренным пальцем по ободку бокала, извлекла вишню и соблазнительно съела, запрокинув голову назад и высунув кончик языка. — Что творит, — поперхнувшись, возбужденно прошептал напарник. Итачи через силу улыбнулся, выпив залпом весь стакан, потёр лоб, чувствуя себя не в своей тарелке. — Я отойду на минуту. Было страшно признаться, что его не будоражат ни женщины, ни мужчины. В академии парни закрывались в туалете и дрочили на журналы с грудастыми молоденькими моделями, а он бился о стенку, не понимая, что с ним не так. Ещё в школе мальчишки, собираясь у кого-то дома, смотрели порно и подробно обсуждали, с кем и в каких позах пробовали заниматься сексом. Итачи всегда молчал, изредка поддакивая в ответ на их рассказы, но на самом деле он никогда не понимал, как секс может быть таким активным предметом обсуждения, когда вокруг происходит масса других интересных вещей. Он даже подозревал, что гей: нашёл парня в сети, с которым они переписывались месяц, после встретились. Тот долго и напористо целовал его, не позволяя отстраниться, дышал ему прерывисто на ухо и говорил идиотские вещи, о которых вскоре хотелось забыть и никогда не вспоминать. Итачи ничего не чувствовал, кроме языка, который касался гланд, и холодных рук, уверенно блуждающих под свитером. От всего этого к горлу подступала тошнота и он со всей силы скинул парня, когда тот просунул руки под джинсы. Уже учась в академии, в один из воскресных вечеров, он снял девушку и повёл в мотель. — Тебе не нравится? — спросила она, чувствуя его отстранённость. — Да, — честно ответил Итачи, повалившись на кровать и прикрыв глаза рукой. — Можешь идти, я оплачу, как договорились. — Ты чего? Скажи, что тебя возбуждает и я всё сделаю, — прошептала девушка, присев на край кровати. — Я не знаю. — Не стесняйся, ты даже не представляешь, какие причуды я воплощала. Когда тебя увидела, подумала, что секс будет необычным. — Почему? — Ты красивый, а у таких самые странные фетиши. — Хотелось бы их иметь, — он приподнялся, застигнув ширинку и вынул две купюры. — Как договаривались. Девушка уверенно взяла деньги и запихнула в кружевной бюстгальтер. Свет уличных фонарей, пробившийся сквозь шторы, освещал её: несколько слоёв чёрной туши, пухлые розоватые губы, припудренное лицо и немного дряблая кожа на шее, которая выдавала её возраст. — Как хочешь. — Дело не в тебе. Я не получаю от секса удовольствие, просто совершаю механические действия и всё. На той неделе я с девушкой расстался, так как секс у нас был раз в два месяца. Я подумал, может, если партнёр будет более опытный, то и ощущения будут другими. — Тебе нравилась та девушка? — спросила незнакомка, взяв сумку со стула, и начала в ней копаться. Достав самокрутку, она подкурила и глубоко затянулась, запрокинув голову. Затем протянула косяк ему. Итачи пожал плечами и тоже затянулся, падая на подушки. Густой дым начал заполнять комнату, он прикрыл глаза и, прежде чем передать сигарету, затянулся еще пару раз. В голове стало вязко, тело расслабилось, появилась лёгкость. Он почувствовал, как пальцы прикоснулись к телу, почти невесомо пропорхнули над грудью и влажные губы соприкоснулись с кожей. Дрогнув и стиснув покрывало, он томно простонал, по венам растеклось приятное тепло. Веки словно налились свинцом и он с трудом мог разлепить их, в полумраке он видел лишь покатые плечи и светлые волосы, рассыпанные по телу, слышал своё хриплое тяжёлое дыхание, чувствовал ноющую, пульсирующую боль внизу, ощущал тяжесть чужого тела на своих бёдрах и впервые ему не хотелось считать. Дёрнувшись вверх, он погладил её по бедру и крепко сжал, а затем медленно стал погружаться в негу. — Это помогает расслабиться, но лучше не злоупотреблять, — услышал он с конца комнаты. Сил подняться не было, лишь перевернуться набок. — Не заморачивайся так - если тебе не нравится секс, то не стоит им заниматься. Кто знает, может, встретишь ту единственную, к которой потянет. Услышав, как хлопнула дверь, он уснул. Возле туалета два охранника разнимали нетрезвых посетителей, у стенки стояла приземистая девушка в клетчатой короткой юбке и ботфортах, размазывала слёзы по лицу. Итачи обошёл их и вошёл в туалет, звуки музыки здесь были почти неслышны. Подойдя к раковине и включив воду, он долго наблюдал, как она пенится и стекает в слив. Пытаясь прийти в себя, он умыл лицо и побил по влажным щекам ладонями. Кто-то вошёл, Учиха обернулся и увидел перед собой высокого крупного мужчину с землисто-сероватым цветом лица, что говорило о проблемах с почками или печенью. Его далеко посаженные маленькие глаза смотрели в упор на Итачи. — Сигареты не найдётся? — спросил он, неестественно улыбнувшись и выставляя на показ желтоватые зубы. Следователь выудил пачку из кармана и протянул, предварительно открыв коробок. — Спасибо, Итачи. Забыл купить, а поблизости ничего. — Откуда вам известно моё имя? — мужчина окончательно пришел в себя и неотрывно смотрел на своего собеседника. — Мне много чего о тебе известно. Но это не лучшее место для разговоров, не находишь? Выйдем, — сказал мужчина, зажав между зубами сигарету, и поспешно покинул общественный туалет. Итачи непонимающе смотрел вслед странному незнакомцу: что-то подсказывало ему не идти, но любопытство взяло верх. Уверенно продвигаясь сквозь толпу, он увидел краем глаза напарника, который уже пересел к девице в красном и поглаживал её обнажённую спину, что-то шепча на ухо. Девушка сидела вполоборота и обольстительно улыбнулась, завидев его. Учиха резко отвернулся и направился к выходу. На улице было свежо после летнего дождя и пахло прибитой пылью. Итачи стал лихорадочно искать взглядом незнакомца и заметил его у фонарного столба, белёсые ночные мотыльки кружились над его головой. — Кто вы? — О, не знал, что здесь рядом продают сосиски, — проигнорировав вопрос, мужчина направился к небольшому киоску напротив. — Не против, если я сначала поем, а потом всё расскажу? Продавец стал жарить длинную телячью сосиску на гриле и поливать пивом, послышалось лёгкое шипенье и запах жаренного мяса вперемешку с дымом. Взяв щипцами подрумяненную сосиску, мужчина положил её между маленькой булкой, обильно полил горчицей и посыпал сверху жареным луком. — Восхитительные. Не хочешь? — причмокивая, спросил незнакомец и отёр горчицу с губ большим пальцем. — Нет. — Зря. Многое теряешь, — наклонившись слишком близко к уху, прошептал незнакомец и довольно ухмыльнулся, заметив боковым зрением, как напарник Итачи раздосадованно выходит из бара и уходит в сторону остановки. — Кисаме Хошигаки, отдел по борьбе с коррупцией. — И чем же я заинтересовал ваш отдел? — Связями и безупречной репутацией. — Вас интересует мой отец? — с опаской спросил Учиха, сунув руки в карманы брюк. — Нет. Нас интересуют люди, с которыми он дружит. И мы хотим, чтобы ты работал с нами. — Работать «кротом» и копать под своего отца? Отказываюсь, — отрезал Итачи и повернулся, чтобы уйти. — Я и не прошу тебя копать под отца. Как я и сказал, он мало нас интересует. Нам нужны люди, с которыми он знаком. Ты тоже их знаешь. Мягко говоря, они не чисты на руку, Итачи. Через год выборы, они хотят прийти к власти нечестным путём. Если ты согласишься помочь нам, обещаю, втягивать в дело твою семью никто не будет. Такой себе иммунитет, неплохо, ведь так? Но помни – с тобой или без тебя, мы все равно добьёмся своего. — Тогда зачем вам я? — С тобой будет быстрее.***
Лампочка затрещала, сверкнула слабая искра. Изуми быстро укрылась под одеялом, когда услышала шаги за дверью и звон ключа. По непокрытым ногам пробежал холодок. Итачи широко распахнул дверь, чтобы хоть как-то избавиться от вони, щипало в глазах и носу. Задержав дыхание и замотав нос шарфом, он приблизился к девушке. — Изуми, — ласково прошептал он и присел на корточки рядышком, — Изуми. Рука выскользнула из-под одеяла. Длинная цепь забренчала, соприкасаясь с трубой. Парень схватил худое запястье и защёлкнул наручник. Эту меру он ввёл, когда она начала предпринимать попытки побега. В первый раз Изуми огрела его ведром по голове, но, к её огромному сожалению, дверь оказалась закрытой. Во второй – чуть не проткнула ему ногу вилкой: с тех пор он стал приносить только силиконовую детскую ложку и пластиковые тарелки. Итачи осмотрелся: оставалось несколько пачек печенья, а вот воды было недостаточно, что огорчило – он ведь все идеально просчитывал. Поднявшись, он взял ведро с испражнениями и вышел. Услышав, как шаркает по бетону веник, Изуми стала неспешно выползать из своего укрытия. Веки её были сомкнуты, когда она села на постели. Слегка приоткрыв их, зашипела, яркий свет резанул по глазам. Наклонив голову и закрыв лицо засаленными волосами, она продолжала неподвижно сидеть. — Воды, — сиплым голосом сказала пленница, но Итачи, занятый уборкой, не услышал. Девушка откашлялась и что есть сил прохрипела ещё раз. — Воды. Итачи подошёл к ней, открыв новую бутылку, прислонил горлышко к её губам. Она демонстративно повела головой, выхватив свободной рукой воду. Мужчина видел, как дрожали её руки, пытаясь удержать указательным и большим пальцем пластик. Девушка шумно и жадно глотала, вода стекала по подбородку вниз и мочила грязный свитер. — Пей медленнее, — сказал он и кончики пальцев коснулись её лица: на правой щеке и скуле виднелся синеватый синяк и верхняя губа была разбита, покрыта толстой коркой засохшей крови. Изуми дёрнулась, почувствовав лёгкое прикосновение, и выронила бутылку. — Твой отец сказал, что тут пахнет хуже, чем на помойке. А я уже и не чувствую вони – привыкла. Удивительное создание человек - ко всему привыкает… К отвратительной еде, тухлой воде, бегающим крысам и к хождению в ведро. Почему пленникам не ставят биотуалеты? Тебе самому приятно убирать за мной? — спросила она и махнула рукой. — Неважно. Уже неважно. Итачи, сохраняя молчание, протянул контейнер с едой и уселся рядом на стуле. Первые несколько минут она всегда говорила что-то бессвязное, прыгая с одной темы на другую, поэтому он попросту слушал в пол уха, изредка кивая головой. — Раньше я сильно боялась темноты. Дома спала с тусклым светильником, а тут ты, уходя, каждый раз выключаешь свет. Раньше моё воображение рисовало монстра, который появится во мраке и поглотит меня. Он виделся мне повсюду, и я даже слышала его дыхание, чувствовала его руки на себе. Со временем я привыкла, поняла, что монстры темноту не любят. Темнота для слабых, в ней можно укрыться, раствориться. Монстры любят свет, любят нежиться в тёплых лучах, так они больше походят на людей. Но отбрасываемая ими уродливая тень выдаёт их, — прошептала она и поковыряла ложкой в контейнере, убирая мясо в сторону и смешивая подливку с рисом. — Мясо организм не усвоит… Знаешь, я тут подумала и решила, что крот. — Ты кто? Крот? — задумчиво переспросил Итачи. — Крот — млекопитающее, которое живёт под землёй, Итачи. Прям как я. В школе делала доклад про кротов. Ты знаешь, они очень полезные животные, если только не обитают в саду. Если крот появляется в саду, то он сразу становится вредителем. Прорывая свои ходы, повреждает корни плодовых деревьев, портит газон, — смолкнув, она посмотрела на него в упор и ему показалось, что уголки её губ приподнялись в ехидной усмешке. Он сморгнул. — Двойной агент у нас — ты. Не бойся, я тебя не выдала твоему отцу. — И почему? — спросил он, закатав рукава чёрной рубашки по локоть. — Времени не хватило. Он был так потрясён, увидев меня здесь, что убежал так быстро, как это возможно в его возрасте. Я не поняла, на радостях или от страха. Вкусно, — медленно прожевав, сказала она. — Мать готовила. — Вот как. У вас было что-то вроде семейного совета и вы решали, что со мной делать? — губы её дрогнули и она молча заплакала. Сглотнув режущий горло ком, протёрла слёзы рукавом длинного вязаного свитера. — Твой отец сказал, что прошло два года. Это правда? — Да, — Итачи озадаченно потёр лоб и встал со стула. Сколько бы она ни спрашивала, он никогда не говорил ей дату. Чем меньше она знала о внешнем мире, тем быстрее должна была признаться во всём, — И про... — Два года, — Изуми шмыгнула носом и закрыла рот ладошкой, дыхание стало рваным и слова вылетали со свистом. — Я... не заметила... Время здесь... время здесь не имеет ни начала, ни конца. Два года! Этого просто не может быть! — Пройдёт ещё два года, если ты не расскажешь мне правду, — прервав, Итачи присел на корточки и положил руки на её согнутые колени. Она с ужасом посмотрела на него и, скинув с себя руки, вскочила. Контейнер с едой перевернулся. Цепь брякнула и натянулась, наручник больно врезался в кожу. — Изуми... — Какую правду ты хочешь услышать?! Какая правда устроит тебя?! Я сказала правду! Я всё... всё тебе рассказала! Я ничего не знаю. В тот день я пошла в магазин покупать ванилин. Я хотела испечь наполеон. Мадара почти год не пил... я обещала испечь торт. Ванилина не было... Чертового ванилина не было! Я зашла в этот переулок, чтобы накормить одного бездомного кота. И услышала, как кто-то зовёт на помощь. Я оказалась там случайно. Поверь мне, пожалуйста. Прошу, поверь! Господи, я рассказывала тебе тысячу раз правду. Но она тебе не нравилась. Так какую правду тебе рассказать?! — Не строй из себя дурочку, — прокричал он, схватив её за локоть и потянул вверх, отчего ей пришлось встать на носочки. — Ты отлично понимаешь, что я хочу от тебя услышать. — И что?! Ты бы поверил и отпустил меня? Обнял бы по-братски и отпустил, — повысила голос Изуми и стала вырываться из хватки, но он лишь сильнее сжал, отчего она издала тихий писк. — Всё могло быть иначе. — Иначе? Ты не поверил бы мне. Я не уверена, что прожила бы эти два года, скажи тебе правду. Признайся тебе тогда или сейчас, у меня будет лишь два варианта: пуля в голову или этот подвал. Я стала случайным свидетелем твоего преступления, а впоследствии узнала, что ты тайный агент. Я не дура, ты никогда меня не отпустишь, потому что облажался! — Ты моя сестра? — В тебе проснулся стыд? Гложет чувство вины за то, что хотел сотворить с родной сестрой?! — Я не хотел тебя! — перекричал он и, наклонившись к ней, зло прохрипел в ухо, — не хотел! И никогда не захочу такую как ты, — пытался убедить больше самого себя, чем её. — Ври себе и дальше, — прыснула она, стараясь отстраниться. — Ты бы точно залез мне в трусы, если бы я тебя не остановила. — Тебе ли говорить о принципах и стыде? Ты приехала в этот город с одной целью — разрушить нашу семью. Ты вымогала деньги. Ты хотела использовать меня. Призналась в любви, а тем временем крутила роман с Шисуи. — Нет, нет... всё не так, — мотнув головой, прошептала девушка и посмотрела на него бесхитростно, чёрные выразительные глаза увлажнились. — Я ничего не планировала... Я ничего не знала... Обещай, что поверишь мне. Как бы странно всё не звучало, обещай, что поверишь мне, — в голосе слышалось отчаянье и она заискивающе смотрела на него. — Сначала скажи, — холодно перебил Итачи, прищурившись, — что ты нашла на отца? Да, не спорю, скандал с дочерью на стороне подмочил бы его репутацию, но не настолько, чтобы желать смерти. Так что ты нашла, Изуми? — Я не знаю. — Ты хочешь лишиться ещё двух пальцев?! — Нет, Итачи. Прошу, поверь мне. Я не знаю, правда, не знаю. Я не просила денег. Я даже не знала, кто он. Твой отец сам нашёл меня, назвал мою мать шлюхой и лгуньей. Сказал, что такое отребье как я не может быть его дочерью. Он всучил сумку, пригрозив, чтобы я убиралась из города и никогда не возвращалась. — Ты взяла деньги? — Да... то есть я не знала, что там. Я... Пойми меня, я остолбенела, он просто отдал сумку и уехал. Я хотела вернуть их и приходила в здание суда, но его постоянно окружали люди. А через три дня я наткнулась на тебя в переулке и подумала, что ты пришёл за мной, но вскоре поняла, что ты меня с кем-то путаешь и явно ничего не знаешь обо мне. Я скажу тебе, где деньги, — сглотнув, прошептала Изуми. — Можешь забрать, мне они не нужны. Мне от вашей семьи ничего не нужно. — Что за чушь? — усмехнулся Итачи, наклонив голову набок. — История с тортом звучала более правдоподобно. Я знаю, где ты жила, откуда приехала. Хочешь сказать, ты по чистой случайности оказалась здесь? Хочешь сказать, ты не знала, что он твой отец? — Нет... нет... — замотала она головой, задыхаясь. Слёзы градом катились по щекам. — Этот человек не может быть моим отцом, — захлёбываясь, прокричала она. Тело стала бить мелкая дрожь , свободной рукой девушка била его по груди, пытаясь вырваться из крепкой хватки. — Не прикасайся ко мне! Убери руки! Ненавижу! Ненавижу вас всех! Итачи выпустил. Ему впервые по-настоящему стало страшно. Её истерика была на грани безумия, а от крика переворачивалось всё нутро. Она дёргала прикованную руку со всей силы так, что тупая сталь резала кожу. — Прекрати! Ты себя калечишь! — схватив её за плечи, встряхнул он, но она лишь сильнее стала кричать и с яростью вырываться. Итачи замахнулся и со всей силы ударил по лицу. Изуми резко затихла, отшатнулась и тронула челюсть. Мелкие красные пятна проступили на светлой коже. Подняв рассеянный взгляд, прошлась руками по жирным волосам и прошептала: — Я грязная... Мне нужно в душ. Я хочу смыть грязь. Итачи подошел к ней и отстегнул наручники. Бросив мимолётный взор в сторону ванны, мужчина сглотнул. Месяц назад Итачи долго стоял под дверью и терпеливо ждал, пока Изуми принимала душ. Постучавшись и не услышав ответа, он с излишней осторожностью вошёл. Итачи обнаружил её, свисающую через бортик ванной, в одном нижнем белье – либо упала, либо потеряла сознание от усталости. Торопливо подойдя, он наклонился к ней, чтобы поднять, и в это мгновение Изуми резко направила на него душевую насадку и, искусно воспользовавшись замешательством, ударила локтем в солнечное сплетение, но не успела добежать до двери, как поскользнулась и с грохотом упала. Он повалил её на живот и вжал в кафель, когда она собиралась подняться. — Это было глупо. Изуми стала извиваться, как змея, в попытке освободиться. Пальцы заскользили по влажной коже, отчего он сильнее сжал поясницу, пытаясь удержать. Она застонала от боли. Мокрые волосы разметались по плечам и спине, он собирался было заломить руки, чтобы надеть наручники, как в глаза бросились две родинки в ложбинке позвоночника. Аккуратные, размером с бисер, на одинаковом расстоянии друг от друга. Убрав волосы в сторону, взору открылись шесть симметричных родинок вдоль позвонков. У него перехватило дыхание и, проведя рукой по спине, он уткнулся носом между лопатками и глубоко вдохнул запах травянистого шампуня и мыла. По телу пробежали мурашки, а сердце стало бешено стучать, внизу неприятно заныло и рука скользнула вниз под чашечки бюстгальтера. Упругая грудь помещалась в ладошку, была мягкой и приятной на ощупь. Ему до дрожи захотелось сжать её. — Итачи, прекрати, — вывел из транса её жалобный голос, и он разом отпрянул от неё, помогая подняться. — Можно мне… немного побыть одной? — с мольбой в голосе и пряча лицо за волосами. Он ничего не ответил, словно заворожённый, смотрел как по светлой коже стекают тонкие струйки воды, как впитываются в тонкую ткань нижнего белья. Тяжело сглотнув, он вышел. — Двадцать минут. Одежда на стуле, как всегда. На этот раз без глупостей, — сказал парень, отгоняя воспоминание. Постучав в дверь, он услышал доносящийся с конца комнаты голос. Изуми сидела на стуле в углу, сцепив руки. Его чёрный свитер был ей великоват и она буквально тонула в нём, выглядев ещё меньше, чем была на самом деле. — Итачи, — полушёпотом произнесла она и слабо схватила его за предплечье. — Что? — выглядела она потерянной и смотря на её дрожащие губы, все в груди сжималось. — Есть чем обработать руку? Саднит. Взглянув на порез от наручника, он скривился. Через несколько минут вернулся с небольшим рулоном бинта и спирта. Присев, намочил ткань и слегка прижал к запястью. Девушка шикнула и он слегка улыбнулся, посмотрев на неё снизу вверх. Остановившись взглядом на её чёрных глазах, он замер. Свободная рука прошлась по его голове, пальцы медленно стали зарываться в волосы, доставляя приятную боль. По телу пробежал табун мурашек, глаза неотрывно следили за её лицом, боясь упустить ее из виду, пытаясь словить каждую эмоцию. Через секунду он ощутил удар коленом по носу. Изуми со всех ног побежала. Скользя по половицам, она выбежала в небольшой коридор с тусклым светом. Судорожно дёргая дверные ручки, она неслась от одной двери к другой, и вот, наконец, одна из них со скрипом отворилась. Комната, залитая холодным сумеречным светом, никуда не вела. Вся мебель была покрыта белой тканью, а пол был устлан полиэтиленовой плёнкой. Она подбежала к окну – старое, деревянное, с облупленной краской, шпингалеты которого заржавели и намертво пристали к своим местам, оно будто смеялось над ней. Быстро содрав ткань с ближайшей поверхности, её взору предстало тёмное пианино и, взяв круглый стул, что стоял рядом с ним, она разбила окно. Голые ноги приземлились на битое стекло, кожу больно закололо. В нос ударил холодный морозный воздух и от свежести у неё закружилась голова. Девушка несколько секунд простояла, оглядываясь и привыкая, а затем побежала вперёд, оставляя кровавые следы на снегу. Завидев машину у забора, она двинулась к ней. Секунда, и вот она лежит на спине, придавленная кем-то. Открыв глаза, Изуми застыла от страха: здоровый ротвейлер навис над ней, тёплое дыхание опаляло кожу лица и с жёлтых острых клыков стекала пенистая слюна. Из пасти доносилось зловещее утробное рычание. Казалось, вздохни, и он перегрызёт тебе шею. В глазах заблестели слёзы, досада волнами пронеслась по телу. Так далеко ей ещё никогда не удавалось дойти. Сжав губы и кулаки, она собиралась биться насмерть, лишь бы снова не очутиться в этом подвале наедине со своими мыслями. — Герда! Псина яростней зарычала и больно вдавила лапами в грудь. Изуми подняла руку, когда раздался выстрел. Собака протяжно заскулила ей в ухо и затихла, несколько раз прохрипев. Что-то тёплое растеклось по телу. Она вспомнила Шисуи: немного жёсткие волосы, щекотавшие кожу, и тяжесть головы на её животе. С неба летели крупные хлопья снега, и она только сейчас заметила, что на дворе зима. По крайней мере, хоть одно обещание она выполнит. Тёплые слёзы заструились из глаз, заливая уши. Итачи заботливо убрал собаку, по телу разнёсся холодок. Она провела рукой по свитеру и взглянула на окровавленные ладони. Он смотрел на неё сверху вниз, подчёркивая своё превосходство, утирая тыльной стороной ладони густую кровь с лица и держа в руках пистолет. — Встать сможешь? Изуми ничего не ответила, лишь прикрыла глаза. Снежинки мягко падали на кожу и медленно таяли, принося чувство забытой свободы и лёгкости. Она и забыла, каково это – быть свободной. Жаль, что лишь временно. Изуми услышала, как он опустился вниз и слегка приоткрыла глаза, повернув голову. Он сел на снег, вытянув одну ногу. — Ты бы далеко не убежала. На что надеялась? До ближайшего населённого пункта идти минут тридцать. Я бы поймал тебя через несколько метров. — Я хотя бы попыталась, — надломлено сказала она. Сквозь тёмные нависшие облака проскользнул лунный свет. — Хороший удар. Ты сломала мне нос. — А ты мне — жизнь. Он ухмыльнулся, посмотрев на неё, убрал в сторону волосы, открывая лицо. Повёл большим пальцем по разбитой губе и подбородку. — Я этого не хотел. — Мне жаль, что ты пристрелил собаку. — Она была уже старой и со дня на день умерла бы. — Что теперь будет... со мной? — Не знаю, — сказал он, поднимая её. Положив её на кровать, он приподнял спортивные штаны, оголяя щиколотки. Ноги кровоточили и в некоторых местах блестела стекольная крошка. При пустяковых порезах он мог бы и сам обработать, но тут явно требовался врач. К тому же, она расшибла голову, и вязкая темно-бордовая жидкость пачкала подушку. — Я... То признание было правдой, — тихо прошептала она, когда он обматывал её ногу бинтом. — Я была влюблена в тебя, — посмотрев исподлобья, он перешёл ко второй ноге. — Ты заслонил меня от пули собой. — На мне был бронежилет. — На мне тоже. — Она попала бы тебе в шею. — Никто ничего подобного не делал для меня. Это тронуло. Когда я призналась, ты так осторожно отверг, чтобы не задеть мои чувства… Из-за этого ты стал нравиться мне ещё сильнее. Я хочу, чтобы ты знал — тогда мои чувства не были ложью. Итачи… Где ключи от машины? — спросила она, наведя на него курок. — Не стоит этого делать, Изуми, — спокойно произнёс следователь, поднимая руки в мирном жесте. — Где ключи от машины? — Ты не выстрелишь. — Почему... почему ты так думаешь? — Ты не убийца. — Легко ли убить человека? — спросила она как-то Мадару на кухне, пока мыла посуду. Он закурил, помолчав с минуту, встал, посмотрел в окно и положил тарелки в сушку. — Почему спрашиваешь? — Интересно, — она закрыла кран и обтёрла руки о фартук. — Легко, если ненавидишь. — А что потом? Что вы почувствовали после того, как убили? Свободу? — Пустоту. Руки её задрожали и, сильно зажмурившись, Изуми спустила курок. В тишине комнаты раздался слабый щелчок. Она в ужасе распахнула глаза и выронила оружие. Итачи взял пистолет и засунул в брюки. Кровать тихо скрипнула, когда он присел совсем рядом и, обхватив руками её голову, притянул ещё ближе, заглядывая в глаза. — Там была только одна пуля и я потратил её на собаку. Я знал, что ты стащила его, когда я укладывал тебя на кровать. Просто сделал вид, что не заметил. — Зачем? — Чтобы не сомневаться. — В чём? — В том, что я с тобой сделаю, — сказал он, прежде чем оглушить её. Это был последний человек, к которому он бы обратился, однако, вести Изуми в больницу или частную клинику нельзя. Других подпольных врачей кроме Орочимару он не знал. Тот, в своё время, лишился лицензии из-за довольно жёсткого обращения с пациентами. Сейчас жил, припеваючи, на другом конце города, в большом коттеджном доме, латая мафиози и всякую шваль, которая не скупилась на деньги и терпела любую боль. Светало, когда следователь подъехал к его дому и позвонил в видео-домофон. Врач пёкся о своей безопасности и оградил себя от внешнего мира высоким забором с колючей проволокой и дюжиной охранников. — Вот так сюрприз! — с нарочитым притворством прохрипел Орочимару, запахивая белый халат. — Что же привело самого Учиху Итачи ко мне? Хотя, смотря на тебя, начинаю понимать. — Я привёз кое-кого. — Снова братца? — Нет, — отрезал следователь и зло посмотрел на врача, жёлтые глаза которого в предвкушении прищурились. — И кого же? — Это не важно. Ты обработаешь раны, и сегодня днём я заберу её. — Днём? Ты же знаешь правила, — приподняв левую бровь, прошипел Орочимару и опёрся о стену. — Поговаривают, что за малые деньги где-то в этом районе можно достать органы. Даже не знаю, верить этому или нет. — Днём так днём. На что только не пойдёшь ради дружбы со следователем, — ехидно улыбаясь, Орочимару развёл руками. Итачи принял душ, переоделся в выглаженный костюм и выпил чашку крепкого кофе прежде, чем выйти на улицу. Пройдя к автомобилю, он оценил вмятину, оставленную от фонарного столба, завёл мотор и поехал на работу.