Тень

Изуми открыла глаза и первое, что промелькнуло в них — ужас. Ещё раз взмахнула ресницами, явно пытаясь отогнать, по мнению Итачи, видение. Чтобы доказать, что всё реально, он мягко улыбнулся и нежно потёр её висок, затем ухо. Испытав при этом странное ощущение, сродни волнению на экзаменах, когда скручивает живот, ноги немеют, и ты ожидаешь бланки с тестами, как смертного приговора. Её полусонные глаза в страхе быстро захлопали, и она попыталась отодвинуться, избегая тесного контакта. — Тише, упадёшь ведь, — ласково прошептал он и притянул поближе к себе, подальше от края. Её тёплое хрупкое тело соприкоснулось с его, вяло поелозило, пытаясь отбиться. Он подумал, не будь она пьяна от снотворного и туго соображающей, то воспользовалась бы ситуацией, ударила в лоб, затем в живот — коленом, со всей силы. Жар прошёлся по телу, когда её бедро коснулось паха: было так приятно, словно он погружался в тёплую ванну после рабочего дня. Непроизвольно Итачи прижался к ней сильнее, проведя по спине рукой, задрал футболку, пальцы соприкоснулись с кожей, и он почти задохнулся, как в тот день в ванной. Это было так удивительно — открывать для себя телесный контакт и ощущать покалывание, нежное тепло, успокаивающее и в тоже время волнующее. Он опустил взгляд, пытаясь увидеть в глазах ту же негу, что разливалась по всему его телу, но наткнулся на слёзы, и только сейчас ощутил её дрожь и мурашки на коже. — Хочешь в туалет? — ответом был сдавленный всхлип. Он поднялся и, взяв её на руки, посадил на унитаз, спустив штаны до колен. Она ещё раз яростно всхлипнула, пытаясь дать понять, чтобы он ушёл. Если не поддержит её, то она упадёт прямо на пол, поэтому он продолжал стоять, придерживая плечи. —У… Уйди, — протянула она словно пьяная. К ней возвращалась речь, и это не могло не радовать. Он боялся, что её сотрясение усугубится из-за вчерашнего падения, и времени для восстановления потребуется больше. Ночью, для подстраховки, перед сном он вколол немного из барбитуратов. Как ему показалось, это было лишним для её истощённого организма, но, видно, опасения были напрасными. Правда сегодня Изуми была более заторможена, чем вчера, но, возможно, когда действие лекарства пройдёт, к ней вернутся силы и она снова что-либо учудит. Полное физическое восстановление, естественно, в ближайшее время не ожидалось, но встать на дрожащие ноги она вполне была способна.  — Я уже несколько раз видел, как ты мочилась. Тогда тебя не смущало моё присутствие, так что не строй из себя капризного ребёнка, — холодно сказал Итачи и поднял глаза к потолку, услышав плеск воды. Смыв, и натянув её штаны, он отнёс девушку в ванную комнату и посадил на стул, обтёр лицо мокрым полотенцем, поднеся стакан с раствором к губам, дал ополоснуть рот. Её тихий плач стих. Изуми, прислонив голову к стиральной машинке, сонно моргала. — Голова болит? — спросил он, вытащив из шкафа перекись с бинтами. — Да... С...вет вы...чи, — он выключил свет, оставив лишь маленький светильник, комната погрузилась в полутьму. — Я чуть позже дам тебе от боли, пока терпи. Мне нужно обработать, — опустившись на пол, он стал распутывать бинты. Кровь снова прилипла к ткани. Наполнив таз, он опустил её ноги. Вода моментально окрасилась в розовый. Осмотрев раны, обтерев голени, Итачи смочил вату в перекиси и обработал порезы, которые постепенно заживали. — Если их не заматывать, они быстрее затянутся. Я оставлю так, если обещаешь не глупить и не вставать на ноги, — сказал он и в ответ ему было лишь тихое сопение. Изуми провалилась в сон. Перенеся её в спальню, он накрыл её тонким покрывалом и поправил подушку под головой. Её желудок заурчал. — Голодная, — ухмыльнулся он. Она причмокнула, Итачи улыбнулся — это напомнило ему Саске, когда тот ещё малышом лежал в постели и сосал большой палец. Зайдя на кухню, следователь достал пару яиц и разбил над раскалённой сковородкой, в тостер закинул два ломтика хлеба и, достав овсяные хлопья, влил разбавленное молоко и поставил на огонь. В последнее время он ощущал прилив сил, словно в него вдыхали жизнь и пустота после ухода Саске потихоньку восполнялась. Он стал замечать, что на его лице чаще стала играть улыбка, а бессонница ушла, как только Изуми оказалась в его кровати. В нём снова нуждались и это делало его счастливым. Бросив цукаты, ложку мёда и всыпав снотворное, он размешал кашу. Взяв салфетки, направился в комнату. Нужно было накормить её, вколоть обезболивающее и завершить начатую работу. В связи с последними событиями, Саске мог прийти к нему в любой момент для выяснения отношений, правда, он надеялся на разговор после похорон, без посещения квартиры. Однако подстраховаться стоило. Девушка спала, перевернувшись на живот и тихо сопела. Поставив еду на тумбочку, он выдвинул шкафчик и, достав ампулу с обезболивающим, наполнил шприц и, приподняв рукав футболки, вколол. Она еле заметно вздрогнула, но не проснулась. Он убрал её ломкие волосы с лица, подумав, что их следует остричь и, нежно касаясь щеки тыльной стороной руки, зашептал: — Просыпайся, Изуми, — она что-то хмыкнула, продолжая спать. Бросив попытки её разбудить, мужчина вышел, оставив дверь открытой. Ни дрель, ни стук молотка её не разбудили. Когда у Итачи на тарелке оставался небольшой кусок яичницы, до него донёсся пронзительный плач. — Ма-аа, ма... — лёжа на спине, закрыв лицо ладонями, постанывала Изуми. — Пааа, — а затем закричала так, что он тут же подскочил к ней, закрыв рот. Её руки безвольно упали, стеклянный устремлённый куда-то в пустоту взгляд пугал до чёртиков. Слёзы не переставая текли ручьями по щекам. Он похлопал её по лицу, чтобы она пришла в себя, но это было безрезультатно, казалось, она была сейчас где-то в прошлом, или в каком-то кошмаре, который её парализовал. Губы побледнели, стали мертвенно-синими, а затем Изуми глубоко вздохнула, словно пыталась запастись воздухом, а через секунду обмякла, потеряв сознание. Если бы не вздымающая грудь, он бы подумал, что девушка умерла. Но не успел он потрясти её, как всё её тело скрутилось в нервных судорогах, будто он экзорцист, а она – страдалица, служащая вместилищем для дьявола. Она затряслась и стиснула зубы, слюни пеной потекли по щекам. — Ооо, чёрт, — беспомощно простонал он, понимая, что у неё начался эпилептический припадок. В школе один мальчишка страдал данным недугом и Итачи иногда наблюдал подобные вещи на уроках. Пытаясь вспомнить, что делал подбежавший учитель, он растерянно смотрел, как выгибалось её тело, подёргивались конечности. Он видел частые судороги Саске при ломке, но они не вызывали в нём чувство беспомощности, не вселяли ужас, только боль. Он знал, что это реакция организма на долгое отсутствие дозы, и нужно перетерпеть. Здесь же всё было иначе: он понятия не имел, чем припадок был вызван, насколько это всё затянется и не умрёт ли она, если не оказать помощь. Мужчина помнил, что учитель поворачивал голову мальчика набок, чтобы слюна не попала в дыхательные пути, и, слегка придерживая плечи, ждал, пока приступ пройдёт. От волнения лоб Итачи покрылся испариной, руки подрагивали, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. Казалось, за время приступа, он и вовсе не дышал. Когда её тело расслабилось, пальцы разжались и вздутые вены на лбу исчезли, он выдохнул и снова пришёл в смятение. Её сознание не возвращалось. Похлопав пару раз по щекам, пытаясь привести в чувство, он нервно дотянулся до телефона, чтобы понять, что делать дальше. Выполнив всё по предложенной инструкции, переместился на край кровати (писали, что после припадка люди бывают агрессивными и возбуждёнными, не узнавая окружающих) и, притаившись, ожидал её пробуждения. Досчитав до тысячи, Изуми открыла глаза и в панике дёрнулась в сторону. Её дыхание участилось, казалось она задыхается, глаза забегали по комнате, пытаясь ухватиться за что-то знакомое, а затем остановились на нём, рассматривая его то ли с ужасом, то ли с удивлением. —У тебя был эпилептический припадок. Как ты себя чувствуешь? — мягко начал он, успокаивающе поглаживая её ноги. — Не бойся, всё позади, — пытаясь придать голосу больше нежности, проговорил Итачи. Девушка поджала к себе ноги и схватилась за подушку. — Изуми, тебе надо успокоиться и немного отдохнуть. Я выйду, а ты поспи. Хорошо? — она кивнула. — О-ос-таа-ся, — проблеяла она, пряча лицо в подушке, стоило ему дойти до двери. — Ты хочешь, чтобы я остался? — удивлённо вскинув брови, спросил он. Изуми кивнула и немного подвинулась, освобождая место рядом с собой. Итачи растерянно присел на кровать и подложил под спину подушку. — Тебя накрыть одеялом? — она вновь кивнула, прижимая подушку сильнее, словно это был её оберегающий щит. Итачи на мгновенье задумался над покупкой игрушки для неё. — Тебе приснился кошмар? — Д-д-аа... — Они нереальны, не стоит их бояться, — сказал он и провёл рукой по её взмокшим от пота волосам. — В детстве меня мучили кошмары. Снилось, что мама меня душит, и я боялся засыпать. Изуми слегка приподняла голову, нахмурилась и испытующе посмотрела на него, будто пыталась уличить его во лжи. Она так сильно напоминала прозорливого Саске в детстве, что он невольно улыбнулся ей. — Я не вру. Мне снилось, что она приходит в комнату и душит подушкой, что-то шепча. Я потом сторонился её, боялся подойти. Перед сном она всегда заходила в мою комнату, а я быстро выключал свет и притворялся спящим. У меня кровь в жилах стыла при мысли, что она решит остаться и прилечь со мной. Мама не любила темноту, а я, наоборот, искал в ней спасение, прятался в самых тёмных местах, надеясь, что темнота меня скроет. Сейчас я понимаю, насколько это было глупо. Это был лишь сон, который я перенёс в реальность. Ведь мама никогда не причинила бы мне вреда. Твоя каша уже остыла, — отходя от воспоминаний, сказал он, посмотрев на тумбу. — Может, хочется чего-нибудь? — М-мо-рр-же-н... — Мороженое? — она немного спустила подушку вниз и мягко, наивно улыбнулась. Что-то было странное в ней, в этой чистой улыбке, но он не мог понять, что. Может, просто отвык видеть её на лице. — К-клу-ч-е… — Ты хочешь клубничное мороженое, — Изуми довольно промычала. — Хорошо, будет тебе мороженое, только если поспишь, — девушка свела брови домиком, как малое дитя. После увиденного он смягчился и ему хотелось сделать для неё что-то хорошее, что на время поможет отвлечь от своего безвыходного положения. Если он будет к ней добрее, она проникнется к нему и выложит всю правду. Ему совсем не хотелось подсаживать её на наркотики — всё это приблизит её к смерти. А сегодня, видя её припадок, Итачи понял, что совсем не хочет этого. Не то, чтобы он начал испытывать к ней симпатию, просто она же в действительности могла оказаться его сестрой, и... Не найдя ещё парочку убедительных аргументов, он посмотрел на неё: большие, влажные, по-детски наивные глаза разглядывали его с неподдельным интересом; в таком состоянии, запертая в его квартире, она не представляла угрозы для Саске. Он позаботится о ней, как брат о сестре, а снотворное — это в целях её безопасности, чтобы уберечь от самой себя. — А-а к-как т-те-я з-з-оов-вут? — вопрос пронёсся по комнате и зазвенел в его ушах, заставив оцепенеть, а затем озадачиться: неужели она потеряла память? Тем не менее, её поведение до этого говорило об обратном. Может, после приступа двинулась умом? Или стоило ему проявить хоть немного мягкости, как она тут же решила начать новую игру, в которой она хочет его победить? «Что смотришь на меня? Изучаешь, думаешь, анализируешь? Изуми, если хочешь сыграть — я подыграю, только долго ли ты продержишься?» — Неужели ты не помнишь меня, Изуми? — придав голосу удивление, спросил он, не сводя с неё глаз. Она отрицательно качнула головой. — Ма... с-се-г-о-ня т-то-же не п-п-ридёт? — Ма? — переспросил он, не понимая, о чём идёт речь, а затем ухмыльнулся, чуть не расхохотавшись вслух. «Только не говори, что ты решила впасть в детство. Это беспроигрышный вариант, ведь я не смогу причинить вред ребёнку. Додумалась же. Какая же ты хитрая сука, и странно, что до сих пор тебе не удалось убежать». — Сколько тебе лет, Изуми? — она нахмурилась по-детски и стала с серьёзным видом загибать пальцы, и показала семь. Он устало протёр рукой лицо, абсолютно ничего не понимая. «Неужели сейчас передо мной семилетняя Изуми? Ну невозможно так играть... Её поведение до припадка и сейчас разительно отличалось. Взгляд, улыбка, жесты, даже эти вздохи кричат о том, что она ребёнок, только тело взрослое. Да что, чёрт возьми, творится? И если она действительно вернулась в детство, появится ли взрослая версия или она останется такой навсегда?» — Ма... злит-тся, д-аа? — С чего ма злиться на тебя? — Я не п-послуш-аалась и уу-шл-а и-гр-ать... У-у-бежала. Ма не л-люби-т... к-ко-г..., — речь заело, и девушка часто заморгала. — Не любит, когда ты так делаешь, — решил помочь он ей, Изуми в благодарность улыбнулась и закивала. — Р-ру-гает... Г-гов-ит, что б-б-р-осит меня н-не-послу-ш-шную, — её было трудно понять и приходилось напрягаться, чтобы разобрать слова. — Значит, ты непослушная девочка? — Н-еет-т, — с обидой в голосе, твёрдо ответила она и напыщенно фыркнула. — У ма кое-какие дела, вот она и уехала. — С п-па?  В-вме-тте с па?! — удивлённо воскликнула Изуми. Он, растерявшись, словил воздух ртом. «Видимо, совместные поездки были редкими для их семьи. И, возможно, слухи о неверности матери недалеки от правды». — Да, вместе с па. Они попросили позаботиться о тебе, пока их не будет. А теперь будь послушной девочкой и поспи, — она обречённо вздохнула и, подложив руки под щёку, закрыла глаза. Когда она заснула, он спрыгнул с кровати, взъерошив волосы. Голова трещала от всего происходящего, хотелось встать под холодный душ и прийти в себя. Достав другой телефон, он набрал Орочимару. — О, какие люди в такой час, — завёлся лилейно врач. — Проблемы у девчонки? Я угадал? — довольно зашипел он. — У неё недавно был эпилептический припадок. — Да, такое может быть. — Почему не предупредил? — возмутился Итачи, присев на диван. На том конце что-то лязгнуло, Орочимару на кого-то шикнул. — Забыл, ты же так спешил. Всё обошлось? Она пришла в себя, или в отключке? — Она в сознании, но речь, — противный скрежет заставил следователя скривиться и убрать телефон подальше от уха, — заторможена и она... считает, что ей семь лет. — Семь лет? А до припадка сколько было? — Не знаю, она не говорила, — холодно процедил Итачи. Говорить с Орочимару не было особого желания, но он был единственным человеком, к кому можно обратиться и прояснить сомнения. — Но вела себя как обычно. — Интересно, — протянул Орочимару. — А как обычно — это как? — Могло ли...— проигнорировав вопрос, начал Итачи. Этот скользкий тип всё норовился узнать детали. — Нет, может быть только ухудшение памяти, но при долгом течении болезни. А речь может быть заторможенной, но скоро всё пройдёт, тут ещё и сотрясение сказалось. — То есть она притворяется? — Не исключаю, — злорадно хихикнул он. — Нужен осмотр у специалиста, может, у неё какие-то повреждения, опухоль. Я же мог не заметить. Я не в этой области специалист. — Это исключено, — отмёл предложение Итачи. — Я знаю одного, если хорошо заплатишь, приедет на дом и будет нем как рыба. — Спасибо, обойдусь. — Ну, тогда остаётся наблюдение. Поставь запись и следи — человек не может долго притворяться, где-то, да и облажается. А девочка, как я вижу, непростая совсем... Ты поэтому её держишь? Нравится, когда с тобой играют? Заводит... — Да пошёл ты. — Можно и без грубости, я всегда к тебе с душой. И переходи на нейролептики, если ещё не перешёл — они сделают её более спокойной. Отключив телефон, он бросил его на диван, тот провалился в расщелину. Опрокинув голову на спинку, положив ногу на ногу, зажмурил глаза, устало помассировав переносицу. Досчитав до сорока, приводя мысли в порядок, Итачи вынул из кармана свой повседневный телефон и заказал контейнер клубничного мороженого и маленькую портативную камеру. Затем, немного помедлив, кинул в корзину плюшевого мишку, парочку кукол барби, а затем убрал, подумав, что семилетие девочки в них не играют. Вместо них выбрал цветные карандаши, альбом, сборник детских сказок, которые читал братишке, когда тот был ребёнком, и вернул плюшевого медведя. Курьер привёз всё в течение часа и оставил в лобби. Приняв холодный душ, пообедав и поставив суп на плиту, он спустился вниз забрать заказ. Попробовав кончиком языка бульон, снял с огня кастрюлю, оставив остывать. Зайдя в комнату, мужчина включил свет. Изуми проснулась, сонно протирала лицо кулачками, на лице отпечаталась мятая простынь, а в уголках губ застыла слюна, девушка облизнула пересохший рот и почесала нос, а затем, повернув к нему голову, жалобно посмотрела и отчего-то смутившись, отвела взгляд, сплетая пальцы. — Я х-х-очу в т-туа-л-лет, — еле слышно пискнула она, закусив губу. Обойдя кровать, он подошёл к ней, чтобы взять на руки, но стоило ему нагнуться, как она приподнялась, обхватив его шею руками, положила подбородок на плечо, а затем потёрлась носом о щёку, пропустив волосы через пальцы. От неожиданности он чуть не рухнул на неё, но успел вытянуть руку, оперевшись о стену. — Что ты делаешь? — едва выдохнул он. Мазнув губами по скулам, девушка отвела голову в сторону, и её взгляд встретился с его. Большие тёмно-карие глаза, почти чёрные из-за расширенного зрачка, были в непозволительной близости — он разглядел янтарно-медовые стромы радужки и тёмно-шоколадный лимб. Итачи не моргал, не в силах закрыть глаза, он продолжал тонуть в тёплом свете. Живот скрутило, и охватившая его на мгновение дрожь напугала. Он сгрёб её в охапку и потащил в треклятый туалет. — Я с-сама, — запротестовала Изуми, схватившись за ткань, когда он собрался приспустить её штаны. — Я у..ж..е вз...лая. — Хорошо, — быстро выпалил Итачи, и прикрыл дверь. Чувства путались, на это раз ему было некомфортно находится там, она с сознанием ребёнка, телом взрослого, вводила его в ступор заставляя чувствовать стыд вперемешку со странным желанием находиться рядом, ощущать тепло её тела. — Ащщ, — прошипела Изуми, и он тут же распахнул дверь. — Я же сказал не наступать, — бросил он, смотря, как она пытается встать на ноги. — Ааа, бо..льно, — глаза тут же увлажнились, однако она упрямо продолжала попытки. — Б-больнооо. П-почем-уу? — Ты поранилась, когда играла, врач запретил вставать на ноги пару дней. Поняла? — она, шмыгнув и утерев слёзы, кивнула. — К-когдаа? П..поч...ему я не по-м-мню? — Ты ударилась головой, вот и не помнишь, — на этот раз она уткнулась носом в шею, и тёплое дыхание защекотало кожу. Дорога в десять шагов до комнаты ещё никогда не казалась такой длинной. Убрав с кровати одеяло и подложив под спину две подушки, он усадил её на постели. Когда он появился в проёме с мороженым, Изуми в предвкушении потёрла ладони и восторженно охнула. Криво взяв ложку, она прошлась по светло-розовой глади, облизываясь, и не успела поднести ко рту, как всё шмякнулось прямо на простыню. Итачи тут же подскочил за салфеткой, про себя проматерившись. Постельное бельё сегодня снова придётся менять. Не успел он отвернуться, как она попыталась взять всё рукой, ещё больше размазав. — Что же ты, я уберу, — раздосадовано проговорил следователь, оттирая пятно. — Теперь ты вымазалась вся, — она нахмурила брови и облизнула палец, затем второй. «Какого...», — внутренне прокричал Итачи, ошеломлённо на неё смотря, и вылетел пулей из комнаты. Сердце стучало так, словно он пробежал марафон, напряжение в теле росло, и ему хотелось, чтобы оно спало, от ноюще-щекотящего чувства под кожей хотелось лезть на стенку. Он бросился в ванную и, быстро раздевшись, встал под ледяные струи воды. Счёт не помогал, события последних дней пролетали перед глазами, заставляя сердце биться сильнее и тело гореть. Вода теперь казалась кипятком, обжигала кожу, он хотел, чтобы всё поскорее закончилось. Прислонившись головой к стеклу и закрыв глаза, Итачи провёл рукой по вставшему, изнывающему члену и промычал, закусив губу. Ноги покалывало, спина напряглась, рука быстро заскользила, принося горькое удовольствие. Он представил, что целует вздёрнутые от холодной воды соски, обводит языком рваное родимое пятно под грудью, касается живота, а затем, поворачивая, проводит рукой по веренице родинок вдоль позвонков. Она выгибается, он что-то шепчет и, слегка приподняв бёдра, медленно проникает в неё. В глазах темнеет, дыхание учащается, и, толкнувшись в ладонь, он громко стонет. От вида обмякшего члена и стекающей по руке сперме, его воротит и он почти себя ненавидит, намыливаясь мылом. Он не знает, сколько пробыл в душе, впервые потеряв счёт времени, впрочем, по вылизанному контейнеру, понимает, что долго. Наблюдая за ней чуть поодаль от дверного проёма, вытирая мокрые волосы полотенцем, осознаёт первую за сегодня оплошность: он оставил её одну в комнате с распахнутой дверью. А затем вторую — он забыл установить камеру, пока она спала. Может быть уже сегодня, если бы он не сглупил, у него развеялись бы все сомнения. А ведь она могла убежать, и он бы даже не услышал щелчок замка, настолько был поглощён собой. Раз Изуми этого не сделала, не доказывает ли это, что она и впрямь потеряла память, или оценив свои физические возможности, решила не рисковать и остаться в комнате? Нет, Изуми, которую он знал, воспользовалась бы любым шансом, почти любым. Если только она не решила, что он её проверяет. — В-к-кусно, х-хочу е-щщё, — протянула она, немного наклонившись, показывая тем самым, что она его заметила. — На сегодня, пожалуй, хватит, у тебя ещё суп на очереди, — ответил он, повесив полотенце на плечи. — Ф-фуу, — выпятив нижнюю губу, фыркнула Изуми, и сбросила контейнер на пол. — Ой, — он нутром чувствует, что это не случайность, сделано специально — для проверки границ дозволенности или его реакции. Итачи понимает, что совершил за сегодня третью ошибку: дать лакомство перед супом было большой глупостью, сейчас в неё навряд ли запихнёшь суп. Однако, сегодня она ничего толком не ела, а через четыре часа он снова погрузит её в сон до утра. Следователь молча поднял контейнер и, присев около неё, взял за руку и мягко сказал: — Съешь суп, и я подарю тебе подарок. — М-мо-ро-жено-е?— заговорщицки спросила она. Глаза загорелись неподдельным интересом и, прищурившись, она наморщила носик. — Нет, кое-что получше. Только пообещай, что съешь всё, — он вытянул мизинец и Изуми, немного подумав, сомкнула на нём свой.   Стоило ему поднести к ней миску с супом, как она с отвращением наморщилась и отодвинула его руку.  — Т-тут м-о-кк-фь. Я н-не ем.  — Значит пришло время научиться её есть. Ты обещала, помнишь? — играть роль заботливого взрослого было утомительно, ему хотелось побыстрее её отключить, чтобы хоть немного отойти от детских капризов.  — Д-да, н-но т-ты не г-го-ворил, ч-то м-мо-р-к-фь и-и, — её глаза округлились в ужасе, Итачи с удивлением заглянул в миску, рассчитывая увидеть там каких-либо жуков или тараканов, — л-лу-к!  — Твою же мать, — не сдержавшись, прошипел Итачи, вспоминая, что ни он, ни Саске не капризничали и ели всё, что давала мама. Не всё им нравилось, но, скрепя зубами, они ели. И если перед ним действительно семилетняя Изуми, а не взрослая версия, решившая над ним пошутить, то свою маму она явно доводила до чёртиков. — Хорошо, не ешь морковь и лук, но всё остальное нужно съесть, тут всего-то лапша и курица.  — Н-не б-буд-ду.  — Тогда ни подарка, ни мороженого не будет, — она тут же выхватила ложку и, зачерпнув бульон, со злостью запихнула в рот, а затем выплюнула на его штаны и перевернула тарелку. Одеяло, пол, и даже часть стены были вымазаны в бульоне.  — Ах... Ты издеваешься, — тут же подскочил он и схватил её за подбородок, неистово тряся. — Думаешь, я тут буду под твою дудку плясать? Полагаешь, я не понял твой план, но это, — он указал на беспорядок, — было слишком. Переиграла, поняла? Поняла меня? Спектакль окончен! — его яростный взгляд тут же исчез, когда он увидел её скривившееся от ужаса лицо и глаза, полные слёз, подрагивающий носик и сжатые губы, сдерживающие детский всхлип. Если она и играла, то делала это мастерски. Нужно проверить, нет ли в её прошлом курсов актёрского мастерства.  — Пр-ро-сти. Я, — захлёбываясь говорила она, и с каждым словом он чувствовал себя поганей некуда. Как же его всё достало, пусть лучше вечно молчаливая Изуми, чем такое чудо. — Я вс-ёёё с-съ-еем. Я в-ссё у-бб-е-рру.  Т-ты т-толь-ко не з-злии-сь.  — Прости, я вспылил. Ты успокойся, хорошо? Не будешь суп — не надо, не ешь. Я сделаю бутерброд, хорошо? Ты же любишь бутерброды? — детские истерики он терпеть не мог. Когда маленький Саске плакал из-за ссор родителей, у него в душе возникало странное смятение.  — Я б-уд-дуу с-сууп, — он закатил глаза. Интересно, мать ей давала подзатыльники за такие капризы? Его отец бы точно дал ремня. В их семье она бы не прижилась.  — Я говорю, если не хочешь — не ешь.  Он забрал тарелку с ложкой и побежал на кухню. Нарезав хлеб, положил помидор и ломтик сыра.  — Что ты делаешь? — Изуми сползла на пол и, стянув одеяло с кровати, на коленях протирала пол.  — У-уб-би-рраю, — утирая слёзы, заикаясь, бурчала девушка. Она определённо сведёт его сума. Кое-как отцепив её от одеяла, Итачи потащил её на кухню и, усадив на стуле, с несвойственным ему раздражением  поставил перед ней тарелку с бутербродами, а сам вернулся в спальню — мыть пол и менять бельё. Загружая стиральную машину, он осознал четвёртый просчёт: он показал всю планировку квартиры. Она смотрела в окно, наблюдая за тем, как медленно и тихо падают снежинки в свете уличных фонарей. Почувствовав его присутствие, она подпёрла щёку рукой и посмотрела на него с щемящей грустью.  — Х-хоч-уу ещ-ёёё.  — Нет, Изуми, — отрезал Итачи, подходя к ней. — К-какао. — У меня нет какао, — она насупилась и разочарованно вздохнула. — Только чай. — Чай с-с с-саа... — Чай с сахаром. Будет тебе чай с сахаром, — обречённо сказал мужчина, поставив чайник. Утром она кое-как разлепила глаза, и час провалялась в постели, пытаясь собрать себя после сна. Движения у неё были снова вялыми, она не говорила, лишь хныкала, хватаясь за голову. Возиться с ней сегодня не было времени, с протестами запихав кашу и постелив под неё одноразовую пелёнку, он вколол ей приличную дозу снотворного и начал собираться на похороны. Сегодня предстоял тяжёлый день: разговор с Шисуи, который на него злился из-за случившегося (но тот быстро отходил, поэтому не представлял особой сложности), и, скорее всего, с Саске, которого он не видел почти два года. Его охватило волнение от предстоящей встречи и, сделав пару глубоких вдохов, он закрыл дверь, вернув себе прежний холодный, невозмутимый вид.

***

Будильник прозвенел раньше обычного, Шисуи специально поставил на два часа вперёд, так как понимал, что сегодня ему понадобится больше времени. Сев в кровати, он уткнул локти в колени и закрыл руками опухшее от слёз лицо. Он вслушивался в своё ровное дыхание, тихое биение сердца, и тишина, что окутывала комнату, никогда ещё не казалась ему такой гнетущей —погребающей заживо. И тут он услышал тихий вздох, над самым ухом почувствовал тёплое дыхание, лёгкое касание к плечу. Шисуи замер, не смея дышать, волосы на загривке встали дыбом, и кожа вмиг покрылась мурашками. — Не сдавайся. Пульс оглушительно застучал в ушах, он резко обернулся — никого. Нет, ему не почудилось, он не сошёл с ума, она была здесь мгновение назад, он ощущал, отчётливо слышал. — Изуми! — вскрикнул он. От голых стен отразилось холодное эхо. Мужчина вскочил и включил свет. Обыскал каждый угол: сбросил с кровати одеяло, одёрнул шторы и открыл шкаф, в панике пробежался по квартире, и как помешанный с горящими глазами, взглянул на ворох вещей на полу, пытаясь разглядеть знакомый силуэт. — Изуми! — пустая тишина вскоре поглотила всё вокруг, и лишь тихая поступь его шагов нарушала её. — Как... такое возможно, — прошептал он под нос, опустившись на диван. Вспомнив рассказы людей, которые приходили к ним в отдел и говорили, что видели призраков погибших близких, Шисуи закрыл рот рукой, чтобы заглушить горький всхлип. Он тогда им не верил, и, оставшись наедине с Итачи, частенько с сарказмом обсуждал услышанное. Так мозг смягчал удар, думал он, ведь большинство людей не могли принять неожиданный уход родных. Внезапную смерть было сложнее пережить, так как у людей всегда оставалось сожаление, что они не успели сказать последние слова, проститься или раскаяться в чём-то. Поэтому многие обращались к экстрасенсам или гадалкам, чтобы те открыли некий портал и передали сообщение. На чужом горе наживались шарлатаны, организовывая сеансы с душами усопших, но мало кто приходил с жалобами в полицию, ведь спасение от вечно поедающей вины хоть и было ложным — всё же было спасением. Сейчас, столкнувшись с необъяснимым, его скептицизм отошёл на второй план. Может, существует потусторонний мир, за гранью его разума, сотканный из плотной материи, через которую сложно пробиться? Изуми никогда ему не снилась, он даже не ощущал некую связь, которая присутствовала у Мадары. Возможно, это связано с тем, что он был реалистом. Невзирая на то, что в нём теплилась надежда найти её живой и невредимой, он всё же понимал нереальность этой мечты, поскольку перед глазами всегда маячила сухая статистика. И вот сейчас, когда он решил раз и навсегда похоронить воспоминания о ней, потому что невыносимо болезненно проживать их в своей памяти и осознавать упущенные возможности, ошибки и беспомощность перед будущим — Изуми пришла напомнить о себе. «Не сдавайся». Что это, чёрт возьми, значит?! Она хочет, чтобы он жил дальше без неё, не тонул в самоистязании, или чтобы искал её убийцу, несмотря ни на что? Изуми лёгкой походкой вошла в кабинет, вполголоса поздоровавшись, тихо юркнула в свой угол и включила компьютер. Явно надеялась, что никто не заметит опоздание на десять минут. Шисуи при виде неё тут же встрепенулся и, проследив за ней, отвёл взгляд. Следователь избегал Изуми второй день, сухо приветствовал и обращался исключительно по делу. Он чувствовал себя неловко после провального секса, ему было стыдно смотреть ей в глаза, и впервые мужчина боялся остаться наедине с девушкой, поэтому выходил из кабинета вслед за Итачи. Это было глупо и по-детски, но он ничего не мог с собой поделать. Казалось, она высмеет его, тем самым задев самолюбие. Изуми не проявляла никаких эмоций по отношению к нему, вела себя как обычно, и не искала встреч с ним, видимо, предпочтя забыть произошедшее раз и навсегда. «Дурацкая затея была, — говорил себе Шисуи, вырисовывая хаотичные круги в блокноте. — Не стоило начинать. Сплошная морока. Стоит, наверное, поговорить и сказать, что это было большой ошибкой и у нас ничего не получится. И вообще, всё это неправильно». Пока он размышлял над произошедшим, Итачи подошёл к её столу и положил на край светло-коричневый конверт, а затем демонстративно посмотрел на часы. — 10 минут 23 секунды. — Что? — непонимающе спросила Изуми, подняв глаза. — Ты опоздала на 10 минут 23 секунды. — Извините, — промямлила девушка, выдержав строгий взгляд, — автобуса долго не было. — Значит, выходи раньше. На работу нужно приходить вовремя, — холодно проконстатировал он. — Больше такого не повторится. — Следующего раза просто не будет. — Поняла, — сглотнула она и опустила голову, сжав губы от досады. Шисуи стало жаль девушку, и он хотел было заступиться. С кем не бывает, один раз уж можно опоздать, но затем осёк себя. Вмешавшись в разговор, он бы привлёк внимание Итачи, и тот сразу бы просёк, что между ними что-то есть. С другой стороны, напарник отчитывал за дело, но можно было как-то мягко сказать, она же всё-таки девушка. Нужно с ним на этот счёт поговорить. — Отвези в девятый и передай Майто Гаю лично в руки, тут попутали экспертизу. Скорее всего, у них наша, — пояснил Итачи, указывая на конверт. — Хорошо, — поднявшись, сказала Изуми. — Затем загляни в лабораторию, забери результаты трасологической экспертизы по делу №222. Если ещё не готовы, то отчитай как следует. Мы уже две недели не можем передать дело в прокуратуру из-за этого. Скажи, что нам всё равно, что там аппарат сломан. Пусть в другой город отправляют, но к среде чтобы всё было готово. Поняла? — Изуми качнула головой. — И вот деньги, — девушка нахмурилась, когда он достал из кармана пиджака аляпистый небольшой конверт, — на обратном пути зайди в кондитерскую и купи торт, — он замолчал, словно пытаясь вспомнить что-то важное и продолжил, — на своё усмотрение... Цветы тоже. Сегодня у секретаря день рождения, надо поздравить. У всех дела, никто не может отлучиться. Справишься до обеда? — Да, я всё сделаю. — И... — он указал на стопочку папок на подоконнике, — нужно будет вбить в систему до пятницы и спустить в архив. — Хорошо. — Тогда ступай. Первым делом к Майто, а то его после одиннадцати не найдёшь в отделе. Изуми вернулась ровно к обеду, с коробкой, перевязанной красной лентой в одной руке и букетом кремовых роз в другой, поставив всё на стол, с облегчением вздохнула. — Успела, — улыбнулась она и, запустив руку в сумочку, достала бумажник, — вот, сдача. Был только муссовый и эти розы были самыми красивыми. Я бы съездила в центр, но боялась не успеть. — Всё нормально, красивые цветы, — подойдя к столу, сказал Шисуи и начал развязывать ленту. Его охватило любопытство, и он приоткрыл коробку, — и торт, — улыбнулся следователь и невзначай прошёлся рукой по её спине. Она тут же расправила плечи и покраснела. — Мог бы не открывать, — пробубнил Итачи, — теперь завяжи так же красиво, как было. — Ты иногда такой зануда! Как было, я уж точно не завяжу, но постараюсь максимально красиво. — Позвольте мне, — девушка подошла к коробке и, взяв ленту, завязала пышный бант. — А у тебя талант! — с восхищением воскликнул Шисуи. — Жаль только, бестолковый, — прошептал напарник, улыбка с лица Изуми тут же сошла. Шисуи озадачился, из-за чего друг так сегодня взъелся на девушку. — Спасибо, Изуми, — мягко сказал Итачи, решив загладить едкое замечание. — Соберёмся все и пойдём поздравлять, а потом на обед. Изуми, мы с Шисуи будем там, где обычно, присоединяйся. — Я... обещала пообедать с Тен-Тен, — суетливо ответила на предложение девушка. Секретарь, принимая поздравления от отдела, была на седьмом небе от счастья. Она тут же разрезала торт, каждому достался тонкий кусочек лакомства; по окончании рабочего дня женщина пригласила в бар коллег — пропустить бокал вина или пива за её счёт. Все дружно захлопали и прокричали в заливистом смехе, что ей придётся сегодня спустить всю зарплату, а затем в хорошем настроении разошлись на обед. — Между вами что-то произошло? — спросил Шисуи, как только они сели за столик. — Между кем? — насупился Итачи, махнув официанту. — Между тобой и Изуми? Неужели так на неё взъелся из-за опоздания? — У неё ветер в голове. Я понял, что нужно быть построже. — Что-то случилось на выезде? — Нет, — резко одёрнулся Итачи, — допустила пару ошибок в рапорте. Зелёный чай и кацудон, — сказал он возникшему официанту. — А вот у тебя явно что-то произошло. — Что? С чего ты взял? — напряжённо спросил Шисуи. — Ну, ты открыл меню и пялишься на него уже минуты три, в то время как знаешь его наизусть. — Тебя не проведёшь, — ухмыльнулся он, обратив внимание на удивительную особенность напарника подмечать детали. — Мне то же самое, что и ему. — Что тебя беспокоит? — Я на днях переспал с девушкой, — закрыв рукой лицо, Шисуи облокотился на стул. — Ты снова за старое, — издал сдавленный смешок следователь, достав из кармана мятную конфету. — В прошлый раз такая связь влетела в приличную сумму. Что на этот раз подцепил? — Ничего. И хватит вспоминать тот случай, я был пьян и забыл про резинку. Это было лишь раз! — Который имел серьёзные последствия, — Шисуи закатил глаза. — Тогда в чём проблема? — Я, в общем, как бы тебе сказать... — он понизил голос и, наклонившись к нему, прошептал сквозь зубы, — трахался как девственник. Нет, даже первый раз не был таким провальным. — И тебя это беспокоит? — Конечно, беспокоит. Что она теперь обо мне думает... — Странно... Мне казалось, тебе всегда было фиолетово, — официант поставил еду на стол и быстро удалился. Итачи отпил глоток чая и взялся за кацудон. — Девушка понравилась? — Она не в моём вкусе. — И снова странно, ты обычно не спишь с теми, кто не в твоём вкусе, — иронично хмыкнул Итачи, разжёвывая мясо. — Что тут странного? — скрестив руки, с неким раздражением произнёс Шисуи. — У меня давно не было, и тут она подвернулась. «Нет, Изуми мне не нравится. Да, она достаточно милая и всё на месте. Правда, небольших размеров. Она неопытна и это забавляет. Это просто интерес. К тому же она во мне не заинтересована, значит, не будет выносить мозг. И она... удобный вариант, с которым можно перепихнуться на неделе. Вот и всё». — Может, поэтому так и вышло. — Может быть. — Просто забудь, как обычно. Раньше так бы он и поступил, однако обстоятельства были сейчас иные, и он не мог просто на это закрыть глаза и исчезнуть с первыми лучами солнца. Чувствовал некую ответственность перед Изуми и боялся, что это скажется на её дальнейших отношениях с мужчинами. Да и оставить всё в подвешенном состоянии было некрасиво и эмоционально сложно для каждого. Им ещё работать вместе, и кто знает, во что выльется молчание. Им нужно поговорить и поставить точку в их странных, ещё не начавшихся отношениях. Рабочий день закончился без серьёзных инцидентов. Когда он вернулся с выезда вместе с Итачи по пустяковому делу с двадцать пятого (ребёнок не вернулся из школы, как впоследствии оказалось, тот тусовался у друзей в соседнем подъезде), кабинет был пуст, жалюзи закрыты. Стул Изуми был задвинут и на столе стояли две стопки папок, одну из которых она, по-видимому, уже вбила в систему, а другую оставила на завтра. Часть сотрудников покинули свои рабочие места, отправились либо в бар, либо по домам. Ночная смена, состоящая из парочки человек, собравшись в общей комнате, о чём-то спорила. Итачи, наведя порядок на рабочем месте, попрощался, предупредив, что завтра у него выходной, но, если случится что-то серьёзное, он приедет. Шисуи вышел последним, выключил свет, закрыл дверь, и, подойдя к общей комнате, пожелал смене хорошего дежурства. Заведя машину, он решил отправиться в тир, сделать пару выстрелов и привести мысли в порядок. Запах пороха, громкие звуки выстрелов, отражающиеся от стен оглушительным эхом, разгоняли по венам адреналин. Людей было не так уж и много. Обычно в этот час не было свободных мест и приходилось ждать минут пятнадцать, пока кто-нибудь отстреляется. Четыре стойки были свободны и, подойдя к боковой, Шисуи надел очки и наушники. Сосредоточился. Ему нравилось это состояние полного контроля над собой и умение концентрировать внимание только на мишени. В такие моменты всё уходило на второй план, даже звуки, и те исчезали. Выстрел, затем второй, третий, и всё в яблочко, как и всегда. Он довольно ухмыльнулся и, повернувшись, через перегородку заметил Изуми. Она, вытянув руки, прищурилась, слегка наклонила голову набок и нажала на курок. После череды выстрелов, мишень приблизилась, показывая результат: три за приделами радиальных линий, и один в двоечку. Её лицо сразу же отразило недовольство, и это было вполне понятно — новички и то попадали хотя бы в пятёрку или семёрку. Когда она освободила магазин, чтобы вставить новый, следователь подошёл к ней со спины и прикоснулся к плечу, от испуга девушка чуть не выронила оружие. — Привет, — широко улыбнулся Шисуи. — Ты меня напугал, — переводя сбившееся дыхание, прошептала девушка, развернувшись и сняв наушники. — Часто здесь бываешь? — Да, после перестрелки в двадцать пятом. Но, как видишь — безрезультатно. Итачи прав, из меня никудышный следователь. — Ну, — протянул мужчина, — стреляешь ты и правда плохо. Всё приходит с практикой, Изуми. Тренироваться и тренироваться, — она удручённо кивнула. — Но делать это нужно правильно. Кто тебя учил стрелять? У тебя неправильная стойка, — он приблизился к ней и, развернув, опустил руки на плечи. — Отведи правую ногу немного назад. Да, вот так. Спина... Не так сильно вперёд и... назад тоже. И не надо прицеливаться, наклоняя голову, делай это посредством рук. Да, теперь всё верно, — и прежде чем надеть ей наушники, он шепнул, — отбрось все мысли. Есть только ты и цель. Поняла? — девушка кивнула. — Один за радиус, два в пятёрочку и один в восьмёрку. Уже неплохо. — Спасибо! — воскликнула Изуми, не скрывая радости. — Я никогда не попадала в чёрное яблоко. — Ещё немного и будешь стрелять в десяточку, — по дружески весело сказал он и, заглянув в глаза, продолжил. — Не сдавайся раньше времени, — её лицо на миг изменилось, бровь задёргалась, и она болезненно сглотнула. — Будь как бамбук. Мой бамбучёнок, — прошептала она еле слышно и пошатнулась, чуть не упав. Следователь плохо расслышал, что она сказала, но успел быстро среагировать, схватив её за локоть. — Тебе плохо? Изуми? Изуми! — А? Да, — моргнув, словно отходя ото сна, пролепетала. — Я сегодня не обедала, вот в глазах и потемнело. — Ты же с Тен-Тен пошла обедать? Обманула, значит? — Я хотела закончить дела, а потом так погрузилась в работу, что забыла. — Тут недалеко есть неплохая пиццерия. — Я домой поеду. Спасибо, — коротко сказала она, поморщившись и растерев грудь рукой. Она была бледной как смерть и пальцы слегка подрагивали. — В таком состоянии ты никуда не поедешь. Грохнешься где-нибудь на улице, а потом нам с Итачи расследовать дело придётся о пропавшем стажёре, — пошутил он и приобнял за талию. — Если дело в деньгах, я заплачу. Раз в неделю я бываю щедрым. — Я верну с зарплаты. — Тогда только с процентами, как в банке. Поэтому лучше соглашайся на мою щедрость, — она хихикнула, и в душе у него разлилось тепло. Они сели в машину, Изуми прислонилась к стеклу и прикрыла глаза, уйдя в себя и что-то шепча под нос. Он свернул в переулок, чтобы объехать пробку, и минут через пятнадцать припарковался у пиццерии. Вкусный запах выпечки раззадоривал желудок и, взяв пепперони со сладким горячим чаем, они сели в самом углу, возле окна. Она аккуратно надкусила кусок, и тонкие нити сыра потянулись за ней. Облизнув губы, девушка снова потянулась к еде. Он никогда не думал, что есть пиццу можно настолько эротично. Сейчас, вблизи, при ярком свете, она показалось ему удивительно нежной и красивой: тонкие пальцы и запястья, красивая и пленительная линия губ, немного припухлые щёки, и родинка под глазом добавляла озорство. Изуми взглянула на него, и на мгновение он потонул в тёплой неге карих глаз. Если бы девушка не задала вопрос, он бы наверняка её поцеловал. — Почему ты не ешь? — Я не голоден, — подпёр он подбородок рукой. — Я всё это не съем, — возмущённо улыбнулась она. — Значит, заберёшь домой. Не обижайся на Итачи, он не плохой, иногда бывает резок. — Я не обижаюсь, — обтерев пальцы о салфетку, Изуми заправила прядь за ухо и грустно посмотрела в окно. — Это всё из-за моего признания. — Признания? — Тогда на выезде, я сказала, что влюблена в него. Теперь он, скорее всего, считает, что я несерьёзно отношусь к работе. — А что он ответил? — чуть помедлив, спросил Шисуи. Несмотря на то, что ему было известно о чувствах Изуми (только полный профан мог не заметить восхищённые взгляды в сторону Итачи), он ощутил странное смятение и разочарование при её словах. — Сказал, что я ошибаюсь и эта никакая не любовь, а благодарность за то, что спас меня. Но он ошибается, Итачи понравился мне с первого дня, — смущённо произнесла она, обхватив чашку руками. — И ты поэтому переспала со мной. От обиды. Ты меня использовала, чтобы... — с несвойственной горечью произнёс он, в упор смотря на неё. — Есть такое. Мне кажется, или ты злишься на меня? — Могла бы сказать правду. — Я думала, Итачи тебе рассказал. Ты же сам сказал, что знаешь о моих чувствах к Итачи, и что он не ответит мне взаимностью и тебя это не смущает. — А в первый раз почему ты меня не оттолкнула? Тебе же нравился Итачи, и ты ещё не знала, что он ответит. Она отпила глоток остывшего чая, а затем, посмотрев на стол, пожала плечами. — Не знаю... Наверное, я хотела освободиться. — Освободиться? От чего? — поинтересовался Шисуи, нахмурив брови, не вполне понимая смысл сказанных ею слов. — От неудачного первого раза, — ухмыльнулась она, и за этой полуулыбкой крылась какая-то бездонная печаль. — Ты же заметил, что я совсем не «горячая штучка» в постели и извини, что тогда расплакалась… в первый раз. Я не знаю, что на меня нашло... Если описывать то состояние — невыносимая грусть, переплетённая с радостью. Я так и не сказала тебе спасибо. — За что? — За ту ночь. Ты меня освободил. И я пойму, если ты хочешь прекратить всё это. С такой неумехой как я мало кому захочется возиться. — Подожди... — абсолютно ничего не понимая, взъерошил волосы Шисуи и надул щёки как ребёнок. — Ты не против продолжить? — Да, если тебя не смущает моя неопытность. — Поедем ко мне? — спросил он, взяв её за руку. Он не знал, почему так поступил, ведь целый день обдумывая в мыслях всё произошедшее между ними хотел всё закончить, но сейчас, смотря на неё, ему совсем не хотелось ничего прекращать. Что-то в ней привлекало его, и он хотел понять, что. — Прямо сейчас? — он кивнул. — Тогда можно принять у тебя душ? — Можно и в туалет сходить, — смеха ради сказал он, тем самым вызвав улыбку. Взяв вещи, они поспешно двинулись к выходу, и вдруг Изуми резко остановилась у витрины с мороженым и как заворожённая смотрела на разноцветные субстанции, глаза её бегали из стороны в сторону, словно пытались найти нечто. — Хочешь мороженое? — спросил следователь, проведя по спине рукой. — У нас сегодня акция — три шарика по цене одного, — сказал продавец. — Три клубничных, пожалуйста, — произнесла она, дотронувшись пальцами до стекла, как дитё. — Девушка, вы можете выбрать три разных вкуса. Все по одной цене будут, — уточнил парень, накладывая на вафельный рожок шарик мороженого. — Я хочу три клубничных. — Как скажете. — Любишь клубничное? — открывая перед ней дверь, поинтересовался Шисуи. — Изуми, что с тобой? Почему ты плачешь? — она надкусывала шарики, и слёзы текли по щекам ручьями. — Я не знаю... Оно такое вкусное. Попробуй, — протянула девушка рожок. — Даже не знаю… Вдруг надкушу и тоже заплачу, — она рассмеялась сквозь слёзы. — Странная ты, Изуми. Он включил радио, перелистнул новостной канал и поймал волну с неспешной музыкой. Изуми шмыгала носом и доедала лакомство, а он, плавно поворачивая руль, ощущал напряжение во всём теле, которое только усилилось, стоило ему увидеть издалека свою многоэтажку. Открыв дверь, он нащупал выключатель и включил свет, а затем отошёл в сторону, пропуская её вперёд. Пока она разувалась, Шисуи скрылся в комнате и, распахнув шкаф, стащил чистое полотенце. — Вот тапочки и полотенце. Если нужно что-то из одежды, могу поделиться футболкой. Но, думаю, одежда тебе не нужна, я всё равно с тебя её сниму. — Спасибо, — её смущение было настолько обворожительно, что он готов был говорить пошлости до бесконечности, лишь бы видеть лёгкий румянец и влажный взгляд. Пока она принимала душ, следователь бегал по квартире и прятал вещи по полкам. Вымыть полы и пропылесосить он, конечно, не мог, но прибраться на кухне и спрятать разбросанные где попало носки стоило. Взмыленный, он сидел на кровати и вслушивался в шум воды. Сердце забилось быстрее, как только шумный поток остановился. Руки немного подрагивали, и его охватил страх, что он снова оплошает. Изуми появилась в проёме, обмотанная в полотенце (довольно смелое решение с её стороны), переминаясь с ноги на ногу, тянула одной рукой край махровой ткани вниз, пытаясь удлинить и прикрыть стройные ноги. Он же смотрел на неё как заворожённый: на концы слегка влажных волос, налипших на оголённые плечи, на отводящие в смущении глаза, на лёгкий румянец, появившийся явно не от принятия горячей ванны, на мелкие капли воды, медленно стекающие по слегка загорелой коже ног, оставляющие после себя влажные полосы. Шисуи сглотнул и облизал пересохшие губы. — Подойди ко мне, — сбивчиво произнёс, шумно сглотнув. — Я выключу свет, — потупив взор, сказала она. — Я включу ночник, — она кивнула. Выключатели щёлкнули, и комната наполнилась приглушённым интимным светом. Девушка подошла и опустилась на кровать, не смея взглянуть на него. Казалось, её волнение и смущение передалось ему. Повернувшись к ней, не знал, что делать, растерянно бегая глазами. Когда он провёл большим пальцем по нижней губе, подбородку, почувствовав тёплое дыхание на своей коже, лёгкое головокружение охватило его. Изуми подняла томный взгляд, и он потянулся за поцелуем. Нежно и трепетно касаясь мягких губ, Шисуи оглаживал скулы, шею, отчего подушечки пальцев приятно покалывали. Он бережно уложил её на кровать и отвернул полотенце. Она тут же прикрыла грудь и сомкнула ноги, прикрыв лобок другой рукой.  — Расслабься, Изуми, — прошептал он ей и самому себе, пытаясь унять дрожь в теле. Нежно убрав её руку в сторону, пальцами, невесомо обвёл розовый ареол, задел сосок, отчего она часто задышала. — Ты такая красивая, — поцеловал ключицу, оставляя влажный след, огладил впалый живот и почувствовал лёгкий трепет её тела. — Очень, — обвёл по рваным краям родимое пятно. — Не говори так. Я чувствую себя неловко, — Шисуи приподнялся и посмотрел ей в глаза, прищурившись. — Ты не любишь комплименты? Твой первый никогда не говорил, как ты сексуальна, когда стонешь? — прошептал он ей, сорвав с губ вожделенный вздох, лаская её между ног. Она немного раздвинула ноги, подалась вперёд, разрешая проникнуть чуть глубже, и, запустив пальцы в его волосы, притянула к себе. — Нет. — Мудак, — оттянув зубами нижнюю губу, зло прошептал он. — Если чувствуешь неловкость, можешь и мне что-то сказать, я люблю получать комплименты. — Ты смешной, — улыбнулась она. Шисуи захохотал. — Такое лучше не говорить в постели. Это совсем не заводит. — Извини, — Изуми прикрыла ладошкой рот. — Я не знала, что сказать, и ляпнула первое, что пришло в голову. — Всё хорошо, — сказал он, чмокнув в носик. Сняв быстро рубашку и штаны, он навис над нею, жадно целуя шею и плечи, спускаясь ниже, ласкал грудь, живот, рёбра. Изуми извивалась под ним, тихо постанывая, то отстранялась, то подставлялась под поцелуи. Разведя широко её бёдра, Шисуи прикоснулся губами к лобку. Девушка тут же дёрнулась, пытаясь выползти и сомкнуть ноги. — Остановись. Ты обещал, — задыхаясь, сказала она. Он нежно поцеловал бедро, стараясь успокоить. — И не смотри, — захныкала Изуми, закрыв глаза рукой. — Ты боишься? Ты же знаешь, я не причиню тебе вреда, — успокаивающе шептал мужчина. — Я знаю... Просто это слишком для меня. Я не готова и мне стыдно. Ты обещал... — Хорошо, — сказал он, приподнявшись и лёг рядом с ней. — Извини, — прошептала она и села на кровати. — Мне лучше уйти. — Подожди, Изуми, — сказал он, обхватив за талию, прижался к её спине, положив голову на плечи. Он не хотел, чтобы они вот так расходились, нутром чувствовал, что если сейчас не остановит её, то следующего раза уже не будет. — Ты меня прости, я не подумал... Поторопился. Останься, — Шисуи поцеловал её между лопаток, — прошу. Он накрыл их обоих одеялом, и они долго лежали в тишине, смотря в потолок, где тень от светильника очертила полукруг. Слегка соприкасаясь плечами друг с другом, вслушиваясь в размеренное дыхание, он нащупал её руку и, переплетя пальцы, положил себе на живот. Ему ещё никогда не было так хорошо и спокойно, как сейчас, рядом с ней. А затем она развеяла тихую магию, приподнявшись с кровати и своим твёрдым решением вернуться домой, пока метро не закрылось. На его уговоры остаться или подвести, отрицательно мотала головой. И он остался один в своей квартире. Постель ещё хранила тепло её тела и, зарывшись в подушку, он уснул, впервые не жалея о несостоявшемся сексе. Утром они встретились на работе и до этого провисшая между ними неловкость наконец-то исчезла. Вместе съездили на выезд (молодая пара умерла от передозировки в собственной квартире), оформили документы, он помог внести информацию из папок в компьютер и она, поблагодарив его, пошла спускать всё в архив. — Ещё раз привет, — распахнув дверь, весело сказала Тен-Тен. — Неужто соскучилась? — улыбнулся он. — Ты не представляешь, как, — подыграла коллега. — Ой, ой, — зацокал Шисуи, — с огнём играешь. Как бы твой жених не узнал, что ты флиртуешь на рабочем месте. — Может с огнём играешь ты, — игриво, изогнув бровь, сказала Тен-Тен и бросила взгляд на пустое место Изуми. — Куда ты её снова отправил? — В архив. — Загоняли вы с Итачи девчонку. — Я ей, между прочим, помог. — Да ты джентльмен. — И всегда им был, — шутливо сказал он, потерев шею. — Пусть зайдёт ко мне, как придёт. — Значит, нас стыдишь, а сама хочешь на нашу стажёрку дела повесить. — А вот и не угадал. — А зачем она тебе? — Это только между нами девочками, — прищурилась она. — Я что-то пропустил? Когда вы стали подружками? — Шисуи, ты иногда такой дотошный, — фыркнула Тен-Тен. — Совет хочу спросить, какая начинка лучше для свадебного торта. — Ты же отложила свадьбу. — На месяц, не на всю жизнь. И торт заказывать нужно уже сейчас, так как очередь. Ты не представляешь, как на самом деле сложно всё организовать. — А почему отложила? — То место, где я хочу провести свадьбу, будет свободно через месяц и, предугадывая твой следующий вопрос, скажу: когда приглашу на свадьбу, тогда и узнаешь где. Вот же, всю информацию выпытал! — На то я и следователь. — Передашь мою жизненно важную просьбу. — Передам. — Тен, — крикнул Саске, проходя мимо по коридору. — Что? — У нас вызов. — Что-то серьёзное? — Пустяковое дело, быстро управимся. Через час Тен-Тен не стало. Выходя из дома, Шисуи подумал позвонить Мадаре и рассказать о случившемся. Ему казалось, только он поймёт его и найдёт лучшее объяснение. А может она приходила и к нему, оставив сообщение. Набрав номер, он прислонил телефон к уху и вслушивался в протяжные гудки. Тот не брал трубку. Снег приятно хрустел под ногами и искрился при свете фонарей, лёгкий мороз пощипывал кожу, вдали неизменная труба от котельной фыркала сизыми клубами пара, люди стояли на остановке, спускались в метро. Для них это было обычное будничное утро, ничего не значащее. Но не для него. Открыв дверцу машины, Шисуи достал щётку и смахнул с лобового стекла наваливший за ночь пушистый снег, завёл мотор и поехал на работу. К часу он надел пальто и, дав указания своему стажёру, вышел на улицу. Ему нужно было успеть зайти в цветочный и купить белые тюльпаны, хоть Мадара настаивал на лилиях. В лилиях было изящество, а в тюльпанах непорочная простота, и именно это он видел в ней всегда. Свернув за угол, он заметил знакомую фигуру. Говорить с Итачи не хотелось, и он прошёл мимо, не обращая внимания. — Шисуи, подожди! Дай мне объяснить, — поравнявшись с ним, сказал Итачи. — Не сегодня! — Шисуи, я знаю, что ты злишься на меня и имеешь полное право. Но я не мог иначе... — Не сегодня, Итачи! — перебив его, прикрикнул он. — Ты поступил подло. Я не ожидал, что ты способен на такое. Может чуть позже я пойму тебя, но не сейчас... Не в этот день, — устало сказал он и потёр переносицу. — Ты пойдёшь на её похороны после всего? — Она мне тоже была по-своему дорога, мы работали вместе... Я знал её... и, как и ты, расследовал дело о её пропаже. Переживал. Ты, Рок и Саске могли ввязаться в дело, которое погубило бы вашу карьеру. Рок — хороший парень, отсидится дома несколько месяцев и его восстановят, как только всё утихнет. Я защитил вас от самих себя, потому что ты и Саске мне дороги. Ты бы так же поступил ради Изуми. Мы с тобой не такие уж и разные — готовы поступиться принципами ради близких людей. Изуми мертва, и ты должен это принять. Искать её убийцу — похоронить своё будущее. — Почему ты хочешь, чтобы я сдался? — Чёрт возьми, Шисуи! Я хочу, чтобы ты жил! — Ты читал? Она была жива шесть месяцев назад, — голос стих, подбородок задрожал, а в груди стало невыносимо тяжело. — Да, — почти беззвучно произнёс Итачи на выдохе, выпустив облачко пара. — Мы... могли найти... Если бы не прекратили поиски, — он сморгнул слёзы с пушистых ресниц и закрыл рот рукой. — Мы что-то упустили. — Мы сделали всё возможное, — ответил напарник и, приблизившись к нему, обнял. — Как мне с этим жить? — плечи его задрожали. — Не знаю, — искренне ответил Итачи.