An unexpected visit

      Аой заправляет за ухо выпавшую прядь, на часах 1:30, ей невмоготу продолжать писать доклад по биологии про каких-то кольчатых червей. Она откидывается на спинку стула и тяжко вздыхает — возможно, не будь она такой ответственной, ей бы было намного проще послать учёбу на все стороны и, наплевав на всё, лечь спать, выспаться и со свежей головой пойти с утра в школу вприпрыжку и с отличным настроением. Но Аой Канзаки — примерная и прилежная ученица пятнадцати с половиной лет, с трезво мыслящей головой и пессимизмом, присущим разве что тем, кому уже давным-давно стукнуло за тридцать пять. Но такая она, вот, умная совершенно не по годам, излишне здравомыслящая и скучная… С вечно недовольным кислым видом.       Аой тянется рукой до нетронутого бокала с заметно остывшим какао: её заботливая мама занесла его пятью часами назад. Мысли путаются, в голове каша из проблем, Аой пробует сделать глоток — иссохший во рту неприятный привкус голода сменяется приторностью и сладостью напитка.       Следующие пятьдесят шесть минут девушка пребывает словно в тумане: она судорожно набирает прыткими и тонкими белыми пальцами текст для доклада, в концевых сносках указывает пояснения и цитирует известных микробиологов, добавляет для прочной «А+» красочных рисунков и, наконец, закрывает нетбук.       Взгляд Аой блуждает по слабо освещенной комнате и застревает на часах, указывающих на наступление трех часов ночи. Голубоглазая негромко зевает, босоногая, она бесшумно плетется по холодной поверхности кафеля, временно отрезвляющего её. Всматривается в отражение небольшого зеркала с толикой недовольства: осунувшееся от хронического недосыпа лицо, впалые щеки и ярко выраженные черные круги под глазами. — Ха-ха, — Аой выдает слабый смешок, после чего моет руки — холодная жидкость приятно охлаждает её горячие от усталости пальцы. За тем следует шумный выдох — Аой решает, спать ли ей сегодня или не спать.       Канзаки ложится на мягкую поверхность её небольшого футона, заворачивается в розовое одеяльце, подаренное ей когда-то любимым отцом. Яркость дисплея её мобильного телефона на секунду ослепляет её, отчего она вновь хмурится и непроизвольно сводит брови к переносице. И расслабляется, когда видит, что кое-кому в столь поздний (ранний) час всё ещё не спится. Иноске присылает ей какой-то глупый и абсурдный мем с волками с кучей нецензурных слов впридачу. — Слыш, ты че не спиш? — глаз заучки и отличницы Аой невольно дергается при виде столь безграмотного написания слов, но она слишком уставшая, чтобы читать бойфренду длинные нотации о том, как важна орфография. Вместо этого она отправляет короткое сообщение, в котором просто объясняет причину отсутствия у неё как такового сна сегодня: — Писала доклад про кольчатых червей. Устала, но смысла ложиться спать совсем нет…       Аой ждет ответа, ждет заветного «Иноске Хашибира набирает сообщение» или «Иноске Хашибира записывает голосовое сообщение», но ни того, ни другого, увы, не происходит. Канзаки уже подумывает завтрецом высказать ему всё, что она по этому поводу думает, но на дисплее загорается иконка входящего вызова с аватаркой её любимого. Она не думая поднимает трубку, но молчит, выжидает, пока бойфренд подаст первым звук. Иноске хрипит ей низким и скрипучим басом «здарова», Аой давит примирительную лыбу, но решает всё же подшутить над ним и отвечает ему самым безразличным «привет». — Эй, Аой, ты со мной разговаривать не хочешь, что ли? — чуть повышает голос длинноволосый. — Я тебя тут поддержать пришёл, а ты… — Что «я»? — вновь безразлично отвечает ему голубоглазая, заправляя всю ту же вновь спавшую из общей копны волос прядь за ухо. Ей доставляет удовольствие испытывать терпение её глупого бойфренда, но похоже, что через минуту ей придётся положить этому конец, ведь если они оба заведутся, не миновать им злополучной ссоры. Аой нежным и высоким голосом выдавливает из себя тихое «я пошутила, прости меня» — на конце того провода ей отвечают абсолютным безмолвием. Канзаки успевает подумать о том, что неплохо было бы вновь на него обидеться, но слышит на балконе какой-то странный шум.       За окном все признаки наступления позднего октября: пожелтевшие и покрасневшие листья ковром опадают на темнеющую поверхность асфальта по тротуару, прохладный ветер поднимает их хороводом к небу ввысь, и идиллию картины этой дивной осени «портит» да не вписывается явно не по погоде одетый Иноске с открытой нараспашку рубашкой, не скрывающую твердость и красоту его рельефного тела. Красавец улыбается, всем видом показывая, что рад, что устроил ей сюрприз — Аой стоит завернутая в одно легкое розовое одеяло, не издаёт ни звука, у неё под полупрозрачной шелковой сорочкой нет бюстгальтера, её бледную от природы кожу неприятно щекочет октябрьский ночной холодок, и Иноске, по которому она секунд двадцать пять назад сильно скучала, стоит здесь перед ней, с широкой улыбкой и с наспех нарванным у кого-то с клумбы букетом цветов. — Доброе утро (?), зая, — гортанно-низко приветствует её молодой человек, после чего неловко суёт ей это подобие букета в руки и чешет от неловкости затылок, не зная, что дальше делать. Аой охотно принимает, улыбается и глазами приглашает бойфренда войти в комнату — Хашибира ловко заваливается на близ стоящий диван, широко расставив ноги. — Подожди, я переоденусь… — тихо и с едва заметным смущением заявляет ему Аой, скрывая покрасневшее лицо в мягком махровом одеяльце. Брюнет ничего не отвечает, но встаёт с дивана и шоркает по дубовому паркету в любезно предложенными возлюбленной тапочками. Ночная сорочка Аой и впрямь мало чего скрывает, поэтому даже не самый смышленый Иноске сразу понимает что к чему: его маленькая принцесса стесняется заинтересованности в его взгляде. Прежде такая требовательная, раздражающая и высокомерная особа в его воспоминаниях не вызывала в нем ничего, кроме гнева и отвращения, сейчас же он ощущает как от одного её вида у него перехватывает дыхание. Длинноволосый непроизвольно позволяет самому себе коснуться любимой, он обнимает её сзади, утыкается ей носом в область шеи и вдыхает едва уловимый цветочный аромат. Аой издаёт от неожиданности странный звук, но ей от смелых прикосновений Иноске не неприятно, она обмякает и смиренно ожидает продолжения его действий, но брюнет (к счастью или к сожалению) ничего не предпринимает. — М-милый? — почти едва губами шепчет девушка, когда пальцы парня с её плеч перемещаются на осиный изгиб её тонкой талии. Иноске ничего не отвечает ей, но прижимается к ней всем телом и, еле переборов самого себя внутри, чтобы не дай бог сделать что-то противоправное по отношению к возлюбленной, шумно обдаёт её ухо горячим дыханием: — И-извини, Аой.       Иноске нехотя отпускает девушку на «желанную» свободу, отворачиваясь в сторону в окна, пока сильно краснеющая половинка, спохватившись, собирает упавшие на пол полевые цветы и одеяло, бежит в другую комнату, чтобы поскорее унять это гулко стучащее у неё груди сердце, это глубоко внутри спрятанное ею желание о продолжении этих интимных касаний, этих смелых прикосновений с его стороны.       Аой во второй раз находит своё отражение за сегодня излишне потрепанным, но отличие уже состоит в том, что виной всему не сон или его хроническое отсутствие, а ею столь обожаемый Иноске. Они ни разу не делали чего-то запретного и, по её авторитетному мнению, чего-то постыдного для пары их лет, но это совсем не значит, что когда-нибудь их потаённая друг к другу страсть не достигнет своего апогея.       Аой судорожно думает о том, что будет, если вдруг «это самое» произойдёт именно сегодня. Она волнуется об отсутствии у неё противозачаточных таблеток, а у пустоголового бойфренда наверняка никогда не возникало мысли о покупке пачки презервативов. Там, внизу, этажом ниже мирно спят её родители, пока она, чуть ли не повиновавшись порыву греховной (по её мнению) страсти, не предложила заняться любовью Иноске. Канзаки грызёт от волнения ноготь, пока собственные раздумья душат и напоминают ей о реальности, в которой им пока детей иметь не следует… Не следовало бы.       Аой забывает о причине, благодаря которой успела улизнуть от хищного захвата её возлюбленного, поэтому снова шагает в сторону её спальной комнаты. Каждый шаг отдаётся каким-то приятным чувством предвкушения, перемешанного со страхом неизвестности того, что может произойти в будущем. Аой идет медленно, словно оттягивает время для самой себя, боится и чего-то в самом деле ждёт…       И остывает, когда у порога замечает, что её благоверный заснул. Прямо на её любимом диванчике. Оставив девушку смущаться и сгорать наедине с собственными опьяняющими её прежде трезвый разум всякого рода мыслями. — Иноске, — думает и усмехается беззлобно, но с толикой крошечного разочарования Канзаки, — такой Иноске! Ну, держись, как проснешься, я тебе отомщу!