аллергия на веселье

Когда тебе шестнадцать, ты впервые хочешь напиться до потери сознания. Ремингтон хохочет на всю улицу: ему абсолютно плевать на то, что из окон переодически высовываются недовольные люди, ведь время на часах уже давно перевалило за полночь. Ему также плевать на лёгкую тошноту и чертовски длинные заплетающиеся ноги. Его заботят лишь две вещи. Во-первых, он жутко голоден. Во-вторых, он крышесносно счастлив. Хочется обнять весь мир и слопать, как минимум, две пиццы с тройной порцией сыра. Честно говоря, Лейту нравится чувствовать себя так — он словно всесилен. Себастиан заботливо придерживает брата, как может, ведь тот то отчаянно вырывается, то норовит убежать вперед. Эмерсон семенит чуть поодаль, но волнуется ничуть не меньше. На дворе самый пик зимних заморозков, гололёд и половина четвёртого утра. Они с Себастианом забрали нерадивого среднего брата с какой-то сомнительной вечеринки в подвале дома его одноклассника. Никто из них не может найти в себе силы злиться на Ремингтона, пусть и очень хочется. На днях тот пережил своё первое и очень болезненное расставание. Пусть лучше пьет и веселится, чем запирается в своей спальне, отказывается от еды и страдает. – Этот ублюдок совершенно меня не достоин! — наконец, Лейт выдаёт что-то, не связанное с жалобами на нечеловеческий голод. — Пусть знает, кого потерял. Эй, Коди, жаль, ты меня не видишь сейчас! А давайте… Давайте до его дома дойдём, а?.. Я встану у него под окном и крикну… Эй, мудак, выходи! – Я не позволю тебе пройти три квартала в одних штанах из эко-кожи и леопардовой шубе на голое тело. — заботливо воркует Себастиан. Он бережно тянет воодушевившегося Ремингтона в сторону их дома, попутно думая о том, как бы им не разбудить родителей. Самоконтроль у Лейта в случае алкогольного опьянения нулевой — это невозможно не подметить. – Домой? Ну вы и зануды! — воет он, впервые в жизни напившийся. И сразу до ручки. Эмерсон быстро соображает и предлагает альтернативу, слегка ёжась от холода и пряча замёрзшие ладони в рукавах лёгкой куртки. – Тут какая-то забегаловка открылась. Круглосуточная, вроде как. Я бы тоже перекусил. — Ремингтон встречает эту идею победоносным визгом. Возражения Себастиана, естественно, не принимаются. Уже совсем скоро, извалявшись по вине еле стоящего на ногах Лейта в снегу, троица отогревается в помещении с яркими стенами и запахом фритюров. На столе два лимонада, эспрессо для старшего брата, довольно посредственный куриный бургер и мечта Ремингтона — гигантское ведро картошки фри и жареных креветок, щедро политых соусом барбекю. Данциг тихонько вздыхает, наблюдая за тем, как средний брат поглощает руками вредную пищу, изредка роняя что-то себе на колени и, разумеется, гогоча. К счастью, работники заведения смотрят на них с понимаем, ведь они тоже когда-то были подростками: тоже расставались, напивались, переживали, любили в первый раз. Кроме братьев, в забегаловке никого нет, и это неудивительно. – Ну, как, вкусно? — улыбается Эмерсон, дожёвывая свою порцию. Сам он мог забыть пообедать или принять душ, зачитавшись, но отдать последние карманные деньги, чтобы накормить Ремингтона, было для него нормой. – Мгм. Спасибо, Эми. — бурчит в ответ Лейт. — Знаете, а я хочу волосы в розовый покрасить! Где у нас круглосуточные салоны красоты? Только хочу не яркий цвет, а нежный… — Ремингтон окончательно теряет власть над своим телом и растекается по столу, опуская на него голову. – Полагаю, нам лучше поискать круглосуточную аптеку. — без малейшего раздражения, но и без особого сочувствия выдаёт Себастиан. Эмерсон ласково гладит среднего брата по плечу. – Реми, эй?.. Домой, всё? Ты наелся? — ответом Барретту служит тихое икание. – Тошнит… Вашу же… — Ремингтон на удивление быстро сориентировался и успел притянуть к себе несчастное картонное ведерко из-под картошки, чтобы опустошить желудок. — Как же плохо… — язык Лейта заплетается, глаза слезятся, макияж размазывается. Пока страдалец в леопардовой шубе блюет, изящно склонив голову и поставив ведерко на колени, Себастиан одним взглядом извиняется перед работниками забегаловки. Эмерсон, без тени брезгливости, перебирается поближе к Ремингтону, чтобы протянуть ему салфетки, переложить ценные вещи брата в свой рюкзак и слегка приобнять его. – Всё будет хорошо, Реми. Отоспишься, отогреешься… Мы будем рядом. – Кажется, у меня аллергия… — Ремингтон снова толи икает, толи чихает, толи хлюпает носом. — Аллергия на веселье. Ремингтон в последствии плохо помнил тот вечер, но слова Эмерсона почему-то отлично отпечатались в памяти. Он всегда будет рядом. Когда тебе двадцать два, ты думаешь, что ты научился пить. Себастиан задувает свечи на торте, обнимая Ларису и лучезарно улыбаясь. Все присутствующие в уютной гостиной аплодируют и спешат дважды поздравить именинника, ведь новоселье не всегда совпадает с днём рождения. Ремингтон выглядит отлично: облокачивается на подоконник, держа в руке слабоалкогольный коктейль с забавной трубочкой. Его вызвался приготовить Эмерсон, чтобы специально добавить поменьше виски, зато побольше колы и сладкого сиропа. Опозориться в такой важный для старшего брата день Лейт уж точно не мог себе позволить: Себастиан и Лариса долго шли к приобретению дома их мечты, вложили уйму денег, сил и, кажется, собственные души в каждую деталь интерьера. – Ты что, торт не будешь? — возмущённый голос заставляет Ремингтона обернуться. По его левое плечо стоит Энди Бирсак — его хороший друг, пример для подражания и, в конце концов, человек, сделавший его с братьями знаменитыми. – Ты совсем отъехал что ли? Конечно, буду. — Бирсак протягивает Лейту тарелку с приборами и увесистым куском лакомства. – Ну, мало ли. Я уж испугался, что ты на диете, или что-то вроде того. – Ничего подобного! — Ремингтон ставит свой напиток на подоконник и принимается дегустировать торт, а Энди не упускает случая и пробует содержимое граненого стакана. – Это что за детское шампанское?! — Бирсак выглядит абсолютно трезвым, хотя все собственными глазами видели, как тот осушил полторы бутылки вина. — Слушай, давай по-взрослому, а? В бирпонг когда-нибудь играл? Разумеется, играл. И чувствовал себя в последствии просто отвратительно. Однако, Ремингтон об этом молчит. Невинный подкол Энди почему-то задевает его. Создаётся ощущение, словно его «берут на слабо», и Лейт, напрочь забыв обо всех обещаниях, данных братьям и себе самому, без промедлений соглашается. – Бирпонг? Обожаю. Погнали! Эмерсон затерялся где-то в толпе, играя с Мишкой — собакой Ларисы и Себастиана, а это значит, что остановить Ремингтона было некому. Бирсак увлёк его за собой на второй этаж дома, временно оборудованный под зал для развлечений, и сразу же привел к длинному липкому столу, где всё было готово: классические пластиковые стаканчики, шарики для пинг-понга, куча пьяных друзей знакомых Себастиана и его невесты. – А вот и он — Реми, благодаря которому моя жизнь засияла новыми красками! — обьявил Энди в микрофон, из-за чего все игроки одобрительно заулюлюкали. Да, возможно, первое впечатление обманчиво, и по Бирсаку всё же видно, что он много выпил. Ремингтон слегка смущается, чувствуя себя не совсем комфортно: особенно когда Энди встаёт по другую сторону стола, оказываясь в команде противника. Бирсак, не дожидаясь одобрения других, делает первый бросок и, как и следовало ожидать, шарик попадает прямиком в стакан команды Ремингтона. Напиток расплескивается во все стороны, брызжа пеной, а парни и девушки из команды Энди хихикают, переглядываются и подмигивают друг другу. – Что ж, пей. А потом кидай. Правила простые. — на плечо Лейта опускается лёгкая женская ладонь, и он невольно выдыхает с облегчением, увидев знакомое лицо. Шай, подруга Эмерсона, некогда ходившая вместе с ним в художку, смотрит на Ремингтона с полуулыбкой. — Давай, мы сделаем их! Ты Эми кстати не видел? – Не-а… Но он точно был внизу. Может, вышел на улицу проветриться. — из колонок играет громкая музыка, кругом неон, закуски и весёлые лица. Словом, все располагает к тому, чтобы забыть обо всем на свете и повеселиться. Так Ремингтон и поступает, заглушая голос совести, и залпом опрокидывая стакан под всеобщие аплодисменты. Шай слегка подпрыгивает на месте от радости, когда её шарик попадает в стакан противников, затем бросает кто-то из друзей Бирсака, и Ремингтону снова приходится пить, ведь другие игроки его команды отказываются — с них уже хватило, а он только-только пришел. Энди флиртует с кем-то из дам, попутно бросая шарики куда-то совсем в другую сторону, Шай просит заменить пиво на что-то повкуснее, а дальше всё как в тумане. Помещение заполняется паром от электронных сигарет, и Ремингтон сам не замечает, как он, под звуки всеобщего одобрения, решительно спускается вниз по винтовой лестнице и выходит во двор. Затем почему-то становится мокро, прохладно, противно и очень-очень громко. Он выныривает из хлорированной воды в бассейне, сплёвывая воду, пока добрая половина гостей смотрит на него с суши, снимая на видео, хихикая и выражая своё, судя по всему, восхищение. Пока Лейт приходит в себя и пытается понять, что вообще произошло, другая половина празднующих, до этого находившаяся в доме, постепенно выползает на улицу, чтобы тоже взглянуть своими глазами на то, что вызвало столько шума и такую бурную реакцию. – Мне просто очень захотелось искупаться… Видимо. — выдавливает из себя Лейт, подплывая к берегу и обессиленно располагаясь на одной из подводных лестниц, которая кажется ему очень удобной. Одежда неприятно прилипла к телу, Ремингтон похож на мокрого загнанного в угол котёнка и больше не чувствует себя секс-иконой и звездой бала, как минутами ранее. Толпа постепенно возвращается в тепло, чтобы продолжить выпивать, танцевать и общаться — Энди вообще невесть, куда делся. На плечи Лейта, выглядывающие из воды, опускается полотенце. – Реми, мы ведь договаривались… — побледневший от волнения Эмерсон и мечущаяся рядом с ним в поисках чего-то сухого и тёплого Шай мгновенно вызывают у Ремингтона жгучее чувство вины. Он снова не справился с обещанием. Теперь новоселье и день рождения Себастиана все запомнят как «тот самый день, когда его долбанутый брат наклюкался и сиганул в бассейн, разбив себе висок». Барретт прикладывает к голове брата лёд, а Шай вскоре приносит из дома его толстовку. – Давай, вылезай. — не совсем приказным тоном говорит Эмерсон, пока Ремингтон, вперемешку с матами, шепчет искренние извинения, цепляясь за плечи брата и содрогаясь от вечернего калифорнийского ветра. – Все в порядке, Себ с Ларисой даже посмеялись. Я сам видел. — Барретт прикладывает значительные усилия, чтобы замотать брата в полотенце и усадить его на один из шезлонгов. – Что бы я без тебя делал?.. — жалобно тянет Ремингтон, пока Шай обрабатывает небольшую рану и заклеивает её пластырем. Эмерсон лишь пожимает плечами. Ему не слишком нужна благодарность, ведь он заботится обо всех своих близких людях безвозмездно. Лучшим вознаграждением для него является сам Ремингтон, сонно опускающий голову на его плечо и любующийся закатом, пока Шай проверяет Инстаграм на предмет наличия там видео, как она сама это назвала, «мокрого происшествия». Эмерсон знает, что его старания не остаются незамеченными, да ему это всё и не в тягость вовсе — главное, чтобы Ремингтон знал, что его любят. Любят и ценят. Когда тебе двадцать семь, ты возвращаешься из бара не пешком, а на такси. – Так, Реми, ещё немного… — Эмерсон помогает брату забраться в только что подъехавшее такси. Барретт предпочитал ходить пешком, вдыхая ночной воздух, а не вызвать бизнес-класс, однако Ремингтон пожаловался на вселенскую усталость и не оставил ему выбора. – Эй, я в полном порядке, не переживай так. Не тошнит, не мутит… Я просто слегка вымотался. Накопилось. — поделился своими мыслями Лейт, когда водитель в костюме закрыл двери авто и сел за руль. На днях состоялась премьера их нового альбома, и не отметить такое, разумеется, было бы ужаснейшим преступлением. К счастью, празднование прошло без рвоты и незапланированных купаний, даже несмотря на то, что Ремингтон снова на радостях слегка перебрал. Эмерсон не знал, кто был рад этому больше: он, сам солист, или таксист, салон автомобиля которого был начищен до блеска. – Ну, всё, едем спать. Я у тебя переночую, окей? Заказал такси на твой адрес, не хочется потом к себе ещё тащиться… — Барретт обратился к брату шепотом, потому что тот, кажется, уже начинал задрёмывать под успокаивающую классическую музыку в салоне. – Не вопрос, Эми. — на колено барабанщика опустилась чужая ладонь, и он поёжился от неожиданности, но не придал этому особого значения. Игривое поведение в адрес абсолютно кого угодно было нормой даже для абсолютно трезвого Лейта, что уж говорить о пьяном. — А у меня «Монополия» есть, можем сыграть… Или вино открыть, то самое, и проболтать до самого утра. — Эмерсон тихо рассмеялся. В шкафу у Ремингтона и правда вот уже больше трёх лет стояла бутылка какого-то дорогущего вина, подаренного кем-то из друзей. Лейт не пил без повода и, уж тем более, в одиночестве, а потому от скуки предпочитал выкурить пару самокруток, а бутылку хранил для особого случая, уже почти о ней забыв. – Вино и «Монополия», ты серьезно? Если сядем на полу, обольёмся, и весь ковёр мокрый будет! — улыбнулся Эмерсон, принявшись рассматривать фотографии с вечеринки, чтобы утром лучшие из них могли попасть в соцсети. Мешать сонному Ремингтону не хотелось. – Мокрый? По-моему, Эми, это ты мокрый, а не ковёр. — Лейт словно ожил, вернувшись из мира грёз вместе со своим специфичным пост-алкогольным настроем. — Тебе так нравится, как я одет? Ты же сначала сказал, что перебор… Что цепи всё портят, цвет помады слишком вульгарный для встречи с фанатами… Эмерсон никогда не хотел вешать на себя и своё влечение к людям ярлыки, однако это не отменяло того факта, что Ремингтон выглядел более, чем просто привлекательно. Слегка болтавшиеся на худощавых бёдрах облегающие брюки, рубашка с кружевным воротом из полупрозрачного материала, перстни с крупными камнями, подаренные Себастианом и то, против чего Барретт зря выступал изначально — шипастый ошейник с длинной свисавшей цепочкой, напоминавшей поводок. В сочетании с зачёсанными назад волосами и «вульгарной» помадой всё это создавало запоминающийся образ — этого Ремингтон и хотел в такой особенный день. – Реми, ты скажешь ведь иногда… — Эмерсон снова хихикнул, продолжив листать фотографии и нелепо улыбаться, глядя на то, как Лариса пытается обнять их всех троих, держа при этом на руках Мишку. – Эмерсон, ты бы видел своё лицо, пока меня фотографировали перед тусовкой. Ты сожрать был готов нашего фотографа, плюнув на то, сколько лет мы вместе работаем. Ревность, да? — Баррет шутливо буркнул что-то вроде «Ну да, красавчик, ты весь мой», но в следующую же секунду ему стало не до шуток. Ремингтон, до этого относительно спокойно сидевший рядом, изящно подобрался поближе, а затем ещё поближе, и ещё… До тех пор, пока не стал дышать Барретту в ухо, при этом зачем-то размашисто проведя языком по его шее. Эмерсон сперва опешил и потерял способность двигаться, а затем издал нечто, похожее на писк. – Ремингтон, если ты думаешь, что это горячо и привлекательно, то ты… – Абсолютно прав. — отрезал Лейт, видимо, решивший, что раз таксист в наушниках, то он ещё и лишился бокового зрения. – Ладно, как скажешь… — Эмерсон был не в настроении для споров. После коктейлей его знатно стало клонить в сон, а потому он чуть откинулся на сидении автомобиля, не желая думать ни о чем, кроме ожидавшей дома горячей ванны. Ремингтон такой подход не разделял, ведь энергии у него снова почему-то стало, хоть отбавляй. Воспользовавшись расслабленностью Эмерсона и собственным бесстыдством, вызванным опьянением, он отстегнул свой ремень безопасности и устроился на коленях Барретта — очень удобно и абсолютно бесцеремонно, облизывая пересохшие губы и невинно глядя в окно. – Реми! — шикнул Эмерсон, стараясь не привлекать внимание таксиста и быть как можно тише, но все ещё выразить своё возмущение. — Реми, прекрати, мы тут не одни! Или я сейчас тебя сфоткаю и отправлю в общий чат, где Себ, Крис и вся съёмочная группа! — дабы не быть голословным, Барретт сделал пару снимков, для которых Ремингтон, вопреки всем его ожиданиям, решил попозировать с неприличным жестом и высунутым языком. – То есть, тебя смущает только то, что мы не одни, да? — Лейт снова опалил ушную раковину барабанщика горячим дыханием. — Ну, мы без пяти минут у меня дома, так что… Благодари Бога, что мы не в пробке. — Эмерсон хотел было ответить, но не успел придумать что-то остроумное, собравшись с мыслями. Ремингтон выхватил у него телефон и, в свою очередь, тоже сделал пару снимков: они были не самого лучшего качества, ведь руки Лейта предательски дрожали, но покрасневшие щеки Эмерсона запечатлеть удалось отлично, как и след от кроваво-алой помады на его шее и где-то за ухом, словно опознавательный знак. – Вот это точно можно в рабочую беседу отправить, да? Или лучше маме?! — Эмерсон понимал, что Ремингтон совершенно не отдаёт себе отчёт, и отчаянно пытался забрать у него свой телефон, пока автомобиль резко не подскочил на кочке, и Барретту не пришлось все свои силы направить на то, чтобы удержать брата, обеими руками сжав его талию. – Ой, как соблазнительно… — выдал Ремингтон, отдышавшись после такой встряски. Эмерсон чуть не получил микроинфаркт, думая, что этот дурак не удержится на его коленях и покалечится, а Лейту — хоть бы хны. — Ты мой герой и спаситель. Официально вручаю тебе… Ключ от своего сердца. — Ремингтон пьяно улыбнулся во весь рот так, как это умел делать один только он, а затем протянул Эмерсону цепочку-поводок, болтавшуюся на его чокере. — Хотя, скорее, ключ от ширинки на моих брюках. Потому что моё сердце уже давным-давно всецело принадлежит только тебе. – Ну да, Реми, кто же ещё будет с тобой возиться, пока ты валяешься с коронавирусом в постели и требуешь пончиков… — наконец, автомобиль остановился, и Эмерсон, оставивший таксисту в приложении максимальную сумму чаевых за тяжкий моральный ущерб, выволок своего развратника на улицу. – Это тебе за все твои труды. И за то, что ты всегда, всегда рядом! — Ремингтон даже не удосужился оглядеться по сторонам, прежде чем прислониться к губам барабанщика. Со стороны это, должно быть, выглядело пошло: один парень держал «поводок» от ошейника другого и придерживал его за талию, пока их такси скрывалось за поворотом. Эмерсон не вкладывал в этот поцелуй ничего неприличного, а вот в намерениях Ремингтона можно было усомниться. Барретт всегда придерживался мнения о том, что в жизни всё происходит неслучайно. Он также был сторонником того, что иногда стоит отключать здравый смысл, поддаваться импульсам и спонтанным порывам. Наверное, именно поэтому следующие несколько часов они с Ремингтоном провели, сидя в обнимку на просторных качелях с мягкими подушками в саду, разговаривали о жизни и, даже не всегда по инициативе Лейта, обменивались поцелуями, делая снимки на телефон ещё не до конца оклемавшегося Эмерсона. Барабанщик и сам не замечал, как вертел в руках прочную цепочку, тянул Ремингтона на себя и ещё сильнее размазывал и без того пострадавшую помаду. Нет, может, и вульгарно, но всё же не перебор. Очень даже к месту. До тех пор, пока над садом не взошло солнце, а Ремингтон снова не принялся зевать, протрезвев и осознав, насколько легко одет, никто и не собирался заходить в дом. – Ну, что, вино и «Монополия»? Фотки не удаляй. Лучшее пойдёт в семейный чат с утра… — пробубнил Лейт, в тут же секунду вытягиваясь на качелях в форме морской звезды и утыкаясь лицом в одну из подушек. – Видимо, в следующий раз. На сегодня хватит впечатлений. Никуда я от тебя не денусь. — подытожил Эмерсон, принявшись искать по карманам запасную зажигалку, потерянную в клубе.