лимонад в подсобке

— давай прогуляем историю? чонвон сталкивается с тобой у стенда с расписанием и даже не смотрит в глаза. обеденный перерыв подходит к концу, поэтому он впопыхах допивает яблочный сок и машет головой в такт ясной лишь ему мелодии. под строгим чернильным пиджаком он носит мягкий молочный свитер, пушистый и тёплый; такой, чтобы грел всякого, кто на него посмотрит. портфель на его левом плече звенит стеклянными бутылками внутри, но ты этого ещё не знаешь. тебе вообще мало чего о нём известно: чонвон — твой одноклассник, староста, мальчик с задней парты. тихий и заметно незаметный для всех, скромный, воспитанный, с яркими вкраплениями лидерских качеств. он тёплый, как его свитер или апрельское солнце, мягкий, как сахарная вата и совершенно тобой неизученный, как не изучена учёными толща воды в океане. — ну так что? — чонвон мажет взглядом по выученному расписанию и прикусывает трубочку. его свободная рука аккуратно трёт правый глаз. — скоро будет звонок, поэтому лучше думать быстрее. ситуация, конечно, до смешного странная, как и поведение чонвона рядом с тобой. от него пахнет жвачкой и весной, а глаза — хитрые–хитрые полумесяцы; в них утопают солнечные лучи и делают янтарь в радужках выразительным, завораживающим. от старосты класса привычнее слышать предложение помочь с групповым проектом, поучаствовать в номерах художественной самодеятельности или тихие просьбы быть терпимее по отношению к одноклассникам, но никак не это. чонвон на каждом уроке штатно тянет руку с ответом и абсолютно магическим образом получает высшие баллы по всем самостоятельным работам; словом, не производит впечатление человека, который решит пропустить занятие по собственной воле. от этого становится интересно. интересно, что же в его голове. — да, — в твоём голосе нет уверенности, зато задора в нём хоть отбавляй. — давай прогуляем. чонвон теребит рукава своего свитера и немного потеряно улыбается. он под назойливую трель школьного звонка умещает в своей ладони твою, тепло и трепетно перебирает пальцы, будто самому себе доказывая, что их пять; подошвами кед считает ступеньки, пока вы минуете этажи школы, направляясь на самый верх. на твоей руке блёстки. ты думаешь о том, какой чонвон сказочный, пытаешься понять, в каком из миров кожа людей устлана ими, и как он умудрился сбежать из оттуда. чонвон сказочный. а ещё у него тени на глазах, которые он постоянно трёт. на чётвертом этаже есть подсобка с кучей всякого: старыми учебниками, поломанным оборудованием и огромными часами, которые идут в обратную сторону. там тускло и пыльно, зато есть два неимоверно огромных окна под тяжёлой тканью. чонвон импровизированную занавеску на одном крепит так, чтобы надоедливое полуденное солнце освещало лишь малую часть помещения. он усаживает тебя на старый диван, ранее стоявший в холле, и сам садится рядом. в его руках полароид, а из жёлтого рюкзака торчит лимонад в стекляшках. чонвон заботливо поддевает крышку ключами, протягивая тебе бутылку. лимонад сладкий, пузырится и искрится под лучами света. — я не сделал сегодняшний доклад, — он хлопает ресницами и поджимает губы. взъерошивает волосы, нарушая прямой пробор. — хорошо, что ты попалась мне в коридоре. время вокруг вас замирает под невнимательностью часодея. быть может, у него тоже перерыв на лимонад. — а если не попалась бы? — ты благодарностью крепишь значок с котом-автобусом из соседа тоторо на рюкзак чонвона. его лицо окрашено улыбкой. ты слышишь каждый его вздох, чувствуешь ритм сердца. — я бы пошёл без доклада, — его голос похож на флейту. мягкий. как и сам чонвон. приятный. волшебный. ты пьёшь газировку и твой кивок полон понимания. в конце апреля хочется витать в облаках, гулять под звездопадом цветущей вишни, хочется говорить, ходить пóд руку, болтать и молчать — чего угодно, только не докладов по истории. перед душевным подъёмом нет равных: весна настигает и бездельников, и зубрилок, и старост тоже. чонвона весна ударила по голове битой по пиньяте, и весь он рассыпался в чувствах: самых ярких, сказочных и бурных, как пузырьки в лимонаде. он долго смотрит на тебя и допивает свой лимонад тоже. ему нравились газировки после соков, пушистые свитера пастельной цветовой гаммы и безумно нравилась ты. он любуется, изучает взглядом каждую венку на кисти руки, изгиб шеи, расстёгнутую пуговицу на рубашке и нос-водораздел меж двумя океанами глаз. его полароид щёлкает быстро, так, что ты даже опомниться не успеваешь. — ты это для чего? — твои брови у переносицы заставляют чонвона смеяться. — ну, а ты догадайся, — он вкладывает снимок под чехол на телефоне и мысленно благодарит свою сестру за одолженный фотоаппарат. чонвон незаметно двигается ближе и ладошками устраивается на твоих щеках. ваши взгляды пересекаются — его глаза по-прежнему полны янтарной сказки, блёсток и звёзд. он встречается с тобой лбом и молит часодея-разгильдяя о том, чтобы время сейчас замерло окончательно. искры из прикрытых глаз чонвона выпрыгивают хаотично резко, разбиваясь на твоём лице. вы делите одно дыхание на двоих до тех пор, пока он не прижимается своими губами к твоим. делает это быстро и смазанно, но со всеми своими вместе собранными чувствами. чонвону тяжело описать словами ценность этого момента, то, как незначительна сейчас нерешимость и как радостен этот невесомый поцелуй, поэтому он просто хихикает и аккуратно прижимает тебя к себе, роняя голову на твоё плечо и утыкаясь носом в волосы. вокруг вас всё такое мягкое, уютное и нереальное, тёплое, желанное и молчаливое, что сердце обращается вечным двигателем вместе с кипящими в венах чувствами. чонвон и без свитеров мягкий и сказочный. а ещё он — молчаливый староста, поленившийся написать доклад, но как два пальца об асфальт одолживший поларод и притащивший в школу лимонад в стекле. и губы его сладкие — то ли сами по себе, то ли от содовой воды. — ну, догадалась?