Zwangsvorstellung

Из длинного пореза на щеке ползла капля. Грежул провел по ране, чувствуя, как к кончикам пальцев липнет кровь, и совсем не ощущая боли. Ничего серьезного. Снова эта девчонка с детским лицом и синющими глазами. В этот раз стрела достала его, поцарапала. Стала причиной вечерних хлопот придворных лекарей. Если бы ей не удавалось каждый раз ускальзывать, Грежул смял бы её лицо одной правой. Безмолвные слуги помогли ему избавиться от доспехов и покинули комнату. Он сбросил стеганый поддоспешник прямо на пол, за ним полетела и рубаха. Ярость, кипевшая внутри, требовала, заклинала бросить сабатон прямо в фарфоровую вазу, а латную перчатку в зеркало с золоченой рамой. Грежул воздержался. Всё в этой комнате принадлежит Королю. Его ждала горячая ванна. То, что нужно, чтобы отмыть кровь и грязь перед встречей с Королем и слегка остудить пыл. Он опустился в ванну и бросил взгляд на зеркало. Всё в порядке. Хорошо знакомые радужки-точки сверкали в свете десятков свечей, волосы на голове двигались, будто от ветра. Девчонка не желала уходить, маячила на краю сознания. Грациозный изгиб спины приковывал к себе взгляд, заставлял вспоминать, как расправлялись её плечи, когда она натягивала тетиву. Блеск лат ослеплял. Грежул не раз сходился с ней во время сражения, и каждый раз глаза, синие, как предрассветное небо, обжигали его презрением. Она ничего не знала о Грежуле, но уже ненавидела. И от этого что-то внутри находилось не на месте. Он окунул голову в воду, пытаясь сбросить наваждение. Разве это то, о чем должен думать один из самых близких людей Короля? Сколько бы Носители света ни говорили о мире и любви, они всегда ненавидели тех, кто отличался. Демоны, Громилы, Могилорожденные — для них нет никакой разницы. Все Носители света — полоумные фанатики. На правой ладони едва белел старый шрам, напоминание о долге, об одном из важнейших моментов в его жизни. Грежул провел по нему кончиком пальца. Он ведь знает, что нужно делать, так? Грежул думал, что понимал девчонку с луком. У неё тоже есть люди, которых она хочет защитить. Она человек долга и чести, как и он сам, у них куда больше общего, чем может показаться на первый взгляд! — И с каких пор ты думаешь о чем-то, кроме службы Королю? Кожа на спине покрылась мурашками. Он медленно поднял голову, горячие капли покатились по ребрам и позвоночнику. Пальцы рук мелко задрожали, и Грежул придавил их бёдрами, пряча, как доказательство собственного позора. — Поверни голову, — потребовал он. Грежул послушался. Вместо мертвенно-бледного лица Грежула в зеркале отражался Гарет. Скалил неровные зубы, улыбался. Серо-голубые глаза смотрели на Грежула с издевкой. — Смерть совсем тебя распустила, — презрительно бросил он. Как невовремя. Гарет явился сейчас, и вряд ли отвяжется так быстро. Грежул не мог ни сбежать в урывистый сон, ни потерять сознание. Он проверял: в стене за гобеленом осталась вмятина, лоб превратился в кровавую рану, а сознание, будто в издевку, оставалось ясным. Гарет был с ним с самого начала. Он никуда не исчез после смерти, просто затаился, наблюдая со стороны. Часть личности Гарета осталась при нем, отравляя Грежулу жизнь. Глупая привычка размышлять о том, что думают другие люди. Страх сделать что-то не так, подвести Короля, который он душил всю жизнь. И желание любить кого-то. Сколько он сражался с тех пор, как стал могилорожденным? Скольких убил? Даже когда противник был сильнее, Грежулу не было страшно. Так почему грудь будто сжимает в тисках, а в голове начинает ворочаться что-то зудящее каждый раз, когда он видит это лицо? Своё же лицо. Справившись с желанием вскочить на ноги и рвануть куда подальше, Грежул поддел ногтем кусочек плоти, торчащий из раны и потянул на себя. Все эти лишние мысли принадлежат Гарету. Не ему. — Не припомню за собой любовь к перекладыванию ответственности, — Гарет рассмеялся ему в лицо. — Ты давно мертв, — прошипел Грежул, отводя взгляд от зеркала. Каждый раз, когда он смотрел на Гарета, в голове начинало нестерпимо зудеть и колоться. Хотелось разбить голову чем-то твёрдым и чесать, пока не прекратится. — Ты прав, я умер. И мне очень жаль, потому что живым я справился бы лучше тебя. — Тебе многого не хватало при жизни, но у меня всё это есть! Грежул встретился взглядом с отражением, и почувствовал, как тянущий зуд перекинулся на конечности. Сразу захотелось вывернуть руки под неестественными углами и вытянуть ноги, пока колено не выгнется назад. — Только я при жизни не допускал таких крамольных мыслей, — смотреть, как Гарет ухмыляется, не было никаких сил. — Я думал только о защите Короля и тренировках. — Это не мои мысли, — в попытках успокоиться Грежул вернулся к ране. Если бы здесь никого не было, он опустил бы голову в ванну и закричал. — Это всё остатки тебя во мне. — Это просто оправдания, ты ведь понимаешь, — он коротко усмехнулся, а затем его голос посерьёзнел. — Нет в тебе никаких кусков меня. Это всё твои нерешенные проблемы и грязные мысли. — Заткнись, — предупредил Грежул, сжимая руки в кулаки. У могилорожденных нет страха. У них не может быть трепета перед девушками, даже если их стрелы бьют без промаха. И фантазий о том, что произошло бы, окажись он рядом с ней без оружия, и будь они оба свободны от предрассудков. А значит это все не-е-го! — Ты отрицаешь очевидные вещи. Признайся хоть мне, что влю… — ЗАТКНИСЬ! — взревел Грежул и ударил прямо по зеркальной глади. — ЗАМОЛЧИ! Он поднялся из ванны и принялся колошматить по стеклу кулаком. Самоуверенное лицо Гарета пошло трещинами, а затем и вовсе скрылось за кровавым разводами. Грежул бил и кричал, пока пол под ногами не покрылся сверкающими осколками. Пока зеркало не превратилось в пустую унылую раму, а костяшки обеих рук в кровавые раны. — Грежул? — из-за двери прохрипел знакомый голос. — С кем это ты разговариваешь? Король Торан. Наверняка, услышал шум и подумал, что кто-то дерзнул напасть на замок. А Грежул тем временем стоял посреди комнаты в чем мать родила, покрытый мелкими царапинами, со сбитыми костяшками, готовый то ли завопить, то ли сломать что-то ещё. — Ваше Величество? — неуверенно произнёс он. — Я просто задумался о сегодняшней битве. Вам не о чем переживать.