Золото и темнота

      Тарталья, удобно устроившись на кровати, окинул оценивающим взглядом голого Чжун Ли и недовольно щёлкнул пальцами. Ничего нового он тут не увидел и решил, что об этом обязательно нужно сообщить.       — Недостаточно необычно, — закинув руку за голову, он фыркнул. — Ну, не то чтобы плохо, но не то, что ты мне обещал.       — А что я тебе обещал? — взгляд у Чжун Ли был всё такой же спокойный.       — Если дословно: «ты увидишь то, что маловероятно забудешь», а то, что я тут вижу, несомненно прекрасно, но явно не входит в категорию незабываемого.        — И что ты мне предлагаешь?        — Исполнить обещание? — парировал Тарталья.       Чжун Ли прищурился и прикоснулся к подбородку, словно примеряя что-то на собеседника.        — Хорошо, — низким шёпотом выдохнул он, — тогда смотри внимательно.       — Как страшно и ужасно вдохновляюще, — вяло отреагировал Тарталья, надеясь на более интересную реакцию.        Уперевшись коленом в кровать, Чжун Ли склонился к нему и положил ладонь на живот, кончиками пальцев поглаживая напряжённые мышцы. Его гипнотически мягкие движения приковывали взгляд, горячие руки на обнажённой коже будто бы пульсировали жаром. Тарталья только хмыкнул — и таким тоже не удивил, но промолчал, ожидая продолжения и рассматривая его длинные пальцы.        Сначала почернели и вытянулись ногти, а потом темнота начала пожирать кожу, поднимаясь выше и только над локтями выцветая разводами, по пульсирующим венам бежал золотой свет, подсвечивающий каждую чешуйку на руке, словно демонстрируя нечеловеческую красоту.       Тёмная ладонь спустилась к бедру, ощутимо сжав ногу, а Тарталья заворожённо смотрел, как чёрные когти впились в плоть, как выделялись тёмные пальцы, покрытые чешуёй, на белой гладкой коже. У него пересохло в горле, всё вокруг словно застыло, слышно было только глубокое утробное дыхание. Только через минуту он наконец-то смог поднять взгляд.       — Теперь тебе достаточно? — ухмылка или улыбка, или непонятно что застыло на тонких губах тяжёлой угрозой. Изящная фигура, очерченная лёгким золотым свечением вен, казалась по-особенному властной, а темнота, залёгшая под глазами и в уголках рта, придавала лицу и взгляду особенную строгость, которой не увидеть в повседневной жизни; ту строгость, которая так возбуждала своей непривычностью: будто бы тот самый величайший Моракс из древних легенд вновь пробудился, чтобы предстать в истинном облике божества. Он, коронованный ветвистыми рогами, смотрел сверху вниз так пристально, будто ожидал удара.       При взгляде на это зрелище слово «достаточно» застряло где-то в горле у Тартальи, но все равно открыл рот. В следующий миг Чжун Ли схватил его за подборок — большой пальц надавил на нижнюю губу, холодные острия когтей ощутимо вдавились щёки.        — Теперь приказывать буду я.        Чжун Ли не требовал ответа. Каждое его движение — чёткое, как шестерёнки в слаженном механизме, взгляд — раскалённое золото, утонувшее во тьме, — от которого в коленях появилась лёгкая дрожь, заставившая их согнуться на инстинктивном уровне перед тем, чьё превосходство застыло в воздухе невероятной тяжестью, а слова (нет, не просто слова, тем тоном, которым он их произнёс могли быть лишь приказы) — жесткие, неоспоримые.        Тарталья обхватил давящий палец губами, скользнув по гладкой поверхности когтя кончиком языка и очерчивая остриё, и Чжун Ли кивнул, словно одобряя, и склонился к его лицу, накрывая губы своими, и вовлекая в глубокий поцелуй. Его дыхание обжигало изнутри подобно горячему пару, длинный язык заполнил рот, полностью завладев им. Тарталья замер в высшей точке восхищения: теперь, несомненно, они стали ближе через свою бесчеловечность.        Напористость, с которой Чжун Ли целовал его, была близка к голодному безумию — настолько хаотичная и жестокая, и когда тот наконец-то отстранился, Тарталья вздохнул полной грудью, ощущая, как голова пошла кругом, а мир перед глазами пошатнулся. Когти размазали влажные потёки по подбородку, спускаясь ниже, на вздымающуюся грудь, и Тарталья не смог отвести взгляда от сочетания цветов в ночной полутьме — иссиня-чёрная чешуя на чисто белой коже. Повторяя движения руки, Чжун Ли провёл вдоль груди и живота носом, с шумом втягивая воздух.Тарталья отчётливо услышал, как тот тяжело сглотнул скопившуюся во рту слюну, перед тем как коснулся губами нежной кожи на внутренней стороне бедра, и по телу пробежали мурашки. Жар запульсировал в паху, и Тарталья заелозил по простыне, не в силах сдерживать возбуждение, от которого в голове стало пусто.        Длинный шершавый язык скользил по животу и меж бёдрами, опутывая всё скользкой слюной, которая стекала на простынь темными разводами. От томительного ожидания и постоянных прикосновений член заныл тянущей болью, но Чжун Ли медлил, изредка поглаживая остриями когтей чувствительную головку и размазывая по ней выделившуюся смазку, отчего Тарталья не сдержал стона, даже через сомкнутые зубы, и инстинктивно подался навстречу его ладони — он подчинялся неосознанно, будто бы так и предписано нерушимыми законами мироздания.        Когда Чжун Ли наконец-то сомкнул горячие губы на члене плотным кольцом, Тарталья впился в простынь пальцами, едва не закричав от острого удовольствия. О, это неудержимое желание толкнуться бёдрами, которое он не собирался унимать и, воспользовавшись моментом, ухватился рукой за один из рогов Чжун Ли всеми силами, отгоняя от себя мысль, что, возможно, трахнуть в рот Властелина Камня — плохая идея, но, в конце концов, он любил рисковать.       Когти впились в бёдра до легкой боли, словно наказывая за дерзость, но эта боль разлилась по телу пьянящим удовольствием, от которого Тарталья пришёл в полный восторг и прикрыл глаза, ощущая, как тяжесть в паху сменилась приятной истомой. В последний раз он вскинул бёдра, толкаясь в горло Чжун Ли, и расслабленно обмяк на кровати.        — О, господин Моракс, не знал что вас заводит подобное. Почему об этом нет ни в одной истории о вас?        Чжун Ли криво улыбнулся — довольно, даже непривычно самодовольно, и поставил руку возле лица Тартальи, который мигом коснулся кисти губами, прочерчивая языком золотящуюся дельту вен, за что удостоился лёгкого поглаживания по голове — неожиданно нежное поощрение. Но длилось оно лишь несколько секунд, после чего Чжун Ли ухватил его за волосы, заставляя взглянуть в глаза, в бурлящее кипящее золото, готовое сжечь его заживо. Тарталья оскалился, обнажая зубы, Чжун Ли ответил ухмылкой, от которой у Тартальи перехватило дыхание — вот так, должно быть, и выглядел бог-чего-то-там, способный убить лёгким движением руки.        — Ты меня всё ещё не удивил, но позабавил, — прошептал Тарталья ему в рот, и Чжун Ли тут же прихватил зубами его нижнюю губу, вновь заставляя стонать.       Совершенно не торопясь, Чжун Ли устроился между его ног, направляя в него член и придерживая его за талию, не давая ни шанса увернуться. Хотя Тарталья и не собирался — во власти шершавых ладоней, которые так сильно сжимали его бока, он чувствовал, как внутри всё замерло в предвкушении.        Из горла вырвался стон, который в тишине показался звоном столкнувшихся мечей, а от удовольствия тело словно выворачивало наизнанку, и Тарталья скрестил ноги за спиной Чжун Ли, прижимая его к себе, выгибаясь в пояснице, а тот ухватил его одной рукой за бедро, грубо натягивая на себя. Второй рукой он потянул за прядь волос, заставляя Тарталью запрокинуть голову, и провел языком от подбородка до щеки. Он не закрыл глаз — Тарталья видел этот жгучий нечеловеческий взгляд, который зафиксировался на нём, как у оголодавшего хищника на долгожданной жертве.       Напряжённое до предела тело казалось таким невесомо лёгким в руках Чжун Ли, который держал его одной рукой под бёдра. И этот взгляд — всё такой же грозный, от которого Тарталью парализовало, словно его сжали в стальных тисках. Кровь пульсировала так громко, что сердцебиение отдавалось в голове барабанной дробью. Тарталья завис на тонкой грани между реальностью и бредом, где его качало из стороны в сторону и единственным светом на черном полотне были глаза Чжун Ли, от которых он не мог отвести взгляда, пленённый пылающим в них огнём. Когда шершавая ладонь накрыла его член, волна неконтролируемой дрожи прошлась от головы до кончиков пальцев, заставив их сжаться от наслаждения. Тарталья застонал от обжигающего удовольствия, разлившегося от паха до головы, и у него перехватило дыхание — мир перед глазами качнулся, теряясь в темноте.        Чжун Ли уткнулся влажным лбом ему в солнечное сплетение и излился с глухим рыком, вцепившись когтями в кисть Тартальи, который не нашёл сил, чтобы сопротивляться. Его одолевала приятная слабость — руки и ноги не двигались и казались такими тяжёлыми, будто превратились в камень. Чжун Ли замер, а потом лениво свалился на бок, вновь представ перед ним в обычном виде. Искоса глянув на розовую паутину царапин на теле Тартальи, он лишь хмыкнул.        — Всё ещё не понимаю, почему самые главные приключения Моракса остались без освещения, — заговорил Тарталья, с недовольством отмечая, как хрипло прозвучал собственный голос. — О, возможно, тогда бы было слишком много желающих переспать с господином богом и тебе бы дали совсем другой титул.        — Какой? — мигом ответил Чжун Ли, но потом тут же покачал головой: — А нет, не говори, не хочу знать.        — А я скажу…