Полевые колокольчики сыграют для нас реквием.

Леви приносит цветы уже который день, собирает их по всему Тросту, выкупает у лучших торговцев. Прогнившее сердце так и хочет порадовать мальчишку чем-то таким нежным, невероятным и загадочным, как и сам этот Армин Арлерт. В понедельник Аккерман приносит васильки. — Под цвет твоих глаз. Такие же голубые, какие-то даже слишком голубые. Армин камнем смотрит на него в ответ, и Леви по невидимым губам читает: «Спасибо». И уходит. Во вторник в руках у него ромашки. Жёлтое солнце с белыми лучами — приятный запах и воспоминания о первом касании губ об губы, о вкусе спелых ягод на языке и детском арминовском «любит, не любит». Мозг возвращает в воспоминания — лето, середина июня. Армин, весь такой из себя нежный и робкий, лежит у него на животе, срывает ромашку с земли рядом и начинает гадать. Любит, не любит. Любит, не любит. «На кого гадаешь?» «На вас». «Если там не выпадет ''любит", то мы сжигаем все ромашки за Розой». Армин смеётся и отрывает последний лепесток. Говорит такое детское, но нужное сердцу: любит. Леви кладёт ромашки рядом с ним и уходит, не говоря ни слова, и Армин молчит вместе с ним. В среду Аккерман возвращается с букетом одуванчиков, потому что такие же, как душа, такие же яркие, солнечные и никогда не позволяющие увидеть миру себя в худшем свете. Себя не цветущими. Одуванчики, потому что спустя несколько дней после расцвета, они превращаются в белые воздушные шары и разлетаются по миру навсегда, даже не попрощавшись. — Нравится? — Леви протягивает букет Армину, будто тот каким-то магическим образом сможет его взять. — Надеюсь, что да. «Я ценю ваши старания». — Ни черта не ценишь. «Нет, правда, если бы я только мог, я бы обнял вас сейчас. Спасибо». — Замолчи. «Я ничего не сказал». Аккерман отворачивается. В голову резко ударяет мигрень, он хватается за неё, как за последнее ценное в жизни, и чуть ли не убегает от одуванчиков и потерянной любви. В четверг Армин получает розы, и Леви уже заранее знает, что это плохая идея. Нет, тут он прогадал. Очень сильно. Говоря прямо, он проебался. Потому что нельзя дарить Армину розы — цветы, которые он проклинает всей душой, как и четверги, как и июнь, девятнадцатое число, как и Леви Аккермана, мать его. — Других сегодня не нашёл, — оправдывается Леви, хотя знает, что Арлерт был бы рад, если бы сегодня он не получил бы в подарок ничего. — В любом случае, тебе нужно избавляться от травм. «Какие травмы, Леви?» Душевные, физические, свои или чужие — итог один. Травмы приведут тебя к могиле, раскопают землю и скажут ласковым голосом: «Ложись». Армин награждает его страдальческим молчанием падшего воина, и Леви не остаётся ничего другого, кроме как на пятках развернуться и уйти до пятницы. Леви сжимает в руках букет колокольчиков, потому что романтично это — дарить человеку, способному воскресить сердце, прогнившее и замёрзшее больше десяти лет назад, колокольчики. — Нравятся? «Мелодичные и спокойные, олицетворяют невинность и непоколебимый талант. Да, нравятся. Спасибо». — Хочу снова послушать твоё пение, — Леви садится рядом с Армином и кладёт руку на его каменное плечо. Холодно. Боже, ну почему так холодно. «Но ты не можешь». — Хватит давить на больное, Армин. «Почему-то мне приятно оттого, что тебе больно». — Представляешь, ты что-то значишь для меня. «Что-то?» — Я, — Леви бросает колокольчики Армину в лицо и отворачивается. — Я люблю тебя. Я скучаю. «Леви». Колокольчики завянут послезавтра. — Чего тебе? «Прекрати разговаривать с могильной плитой». Глаза резко расширяются, и губы размыкаются в тихом, но оглушающем разум «о» на грани вдоха-выдоха. Неделя кончается в пятницу, а Леви в панике осматривает надгробный камень с именем единственного человека, ради которого был смысл продолжать свою жизнь, осматривает дату ниже: 03.11-19.06. «Меня нет». «И цветы завянут послезавтра. Посмотри, ромашки уже никакие. Васильков нет и в помине. Уходи». И он уходит.