Мальчишки

      Мацуно сидит за столиком, смотря на своего командира через тонкую призму дна стеклянного стаканчика. Ему откровенно надоело играть роль трезвого друга и сейчас, всё, чего хотелось бы, так это свалить отсюда, но он не мог.       Отказавшись от Тосвы, Кейске практически отказался от самого себя и сейчас рядом с ним только — лучший друг, единственный, который готов пойти за ним хоть на край света, в то время как сам Баджи готов пойти хуй пойми за кем, — и это звание хуй пойми кто — никак не характеризует человека, как личность, но именно так хотелось бы его называть, ведь именно из-за него Мацуно пришлось терпеть те избиения, и он виноват в том, что у такого привычного Баджи-сана буквально снесло крышу.       Мацуно не может понять Кейске, как и его чувств, но он прекрасно понимает себя — готового помочь даже с таким, даже несмотря на то, что видеть их вместе до невыносимого сложно, но это лишь меньшая из бед.       Как-то Чифую пришлось остаться у Казуторы, и стараясь просто с головой окунуться в видеоигры он смотрел лишь перед собой, врубив музыку на полную громкость, но пальцы предательски дрожали, выбивая по клавиатуре привычные кнопки атак, весь сейчас его сердце скрипело не меньше, чем кровать за спиной, и… :       — Пиздец, — устало вздохнул парень, скидывая с себя наушники, и выражая все мысли всего одним словом, — я пошел, — он говорит просто так, чтобы ответов вслед не поступало, так как слышать их голоса не хочется от слова — совсем.       Мацуно, никак не имеющий права ревновать — не ревновал вовсе, просто разлагался изнутри, тлея ровно с такой же скоростью как сигарета в его руках, и панически боялся, что кто-то поймет, насколько для него эти отношения ядовиты. Ведь он никак не хотел казаться жалким, отнюдь. Он сильный.       И сегодня — очередной день, который они проводили в тусовке «не своих» и он — был не лучше. С разницей, что трахаться тем двум было негде, или по крайней мере, Мацуно так показалось.       Ханемия красив до невероятного, и Чифую не может отрицать, но разве это стоит того, чтобы ради одного бросить всех? Он не понимает ни его, ни Баджи, ведь отношения их — слишком неестественные, зародившиеся на пустом месте и основанные лишь сексом, однозначно. Он не видел их держущимися за руки или просто в объятьях, но вот в более откровенных сценах — достаточно часто.       Губы Кейске плотно поджаты, он смотрит на всех с безразличием, но тем не менее взгляд его немного хмурый, и после короткой фразы: «Я скоро вернусь», — он направляется именно к нему. К Казуторе.       Чифую вздыхает полной грудью, стараясь не выдавать свою печаль.       Вечеринка в Вальхалле достаточно яркая, поэтому красивых девушек хватает, взять даже тех двух, что битый час танцуют у барной стойки, приковывая к себе внимание голодных волчат, и сегодня однозначно, они не уйдут в одиночестве, но видимо на это и рассчет.       Одна из них не так давно подходила к нему, выставляя свою грудь напоказ и буквально вжимаясь ей в руку парня, но тактичный подкат был обломан, еле дрогнувшим уголками губ, что в такой печальной улыбке выдали новой пассии короткое:       — Я гей, — отбило её настроение окончательно. И нет, не гей, просто ненормально-влюблённый. Хотя видимо с этого все и начинается.       Но странно, если они так просто могут отдаться, то почему он — нет? Мысль словно выключатель щелкает в голове и он уже не совсем здраво считает, что это было бы вполне справедливо, разумно, и даже честно. Его уже доканало всё это. Кейске так и не возвращался и тут к бабушке не ходи, очевидно же — не чаи пьют, и от этого ещё больнее.       В самом центре восседает нынешний так называемый глава Вальхаллы. Опустив руки на колени, брюнет смотрит в пол, рядом с ним приближенные, что без устали говорят о чем-то, но ему не интересно. Он скучает — и в этот момент, Чифую находит в нем отражение себя, такой же потерянный, но с разницей, что — не подавленный.       Ханма — именующий себя богом смерти, самый ненормальный из тех, кого Мацуно доводилось видеть и он уверен — тот бы ему не отказал.       Блондин, отбрасывая предрассудки двигается целенаправленно, идёт к нему, смотря прямо в янтарные глаза, своими холодно-синими, и после просьбы выйти, Шуджи, обнажая свой оскал идёт следом, не без интереса взирая на парня с высоты двухметрового роста.       И не то, чтобы Чифую хотел, чтобы его первый раз вышел с кем попало, да ещё и в подворотне какого-то клуба, но он уже смирился со своей ролью, и чтобы выместить всю боль решил заменить ее физической — отлично работает. Его едва вспотевшие волосы прилипали ко лбу, пока чужие руки блуждали где-то под футболкой, и внутри было до безумного тесно, больно до покалывания пальцев ног, но он ведь сильный. И закончив — его бережно вытерли и упаковали обратно в красивую этикетку, словно эта конфетка и не тронута вовсе. Такой красивый, но разбитый изнутри.       Возвращаясь обратно, Чифую еле сдерживался, чтобы как минимум идти нормально и Ханма оценил его старания и выдержку, и проводив блондина до его знакомых, напоследок оставил один из своих мокрых поцелуев, которые в его исполнении были невероятно горячими.       Баджи словно в прострации смотрит за всем этим, немного охуевая от происходящего, и заметив едва подрагиваюшие губы — сердце до боли сжимается, ведь не догадаться в чём дело — быть идиотом.       — Чиф? — немного виновато тот зовёт своего друга, на что получает лишь пронзающий взгляд едва покрасневших словно от слез, лазурных глаз. Естественно, он не плакал, по крайней мере не делал этого внешне. Но в душе сейчас в истерике бился тот невинный ребенок, что мечтал держать за руку своего командира и всегда следовать за ним.       — Я ухожу, — отмахивается тот и направляется в сторону выхода.       Чифую влюблен, все ещё... Слишком сильно, настолько, что готов был терпеть все это даже сегодня, но не сейчас — сейчас он уничтожен.       — Куда ты? — непонимающе доносится ему в след, но ответа не последует, — ты вернёшься? — вопросы становятся более слышимыми, и Мацуно понимает, что командир идёт следом, но стоит пресечь это на корню.       — Мы больше не увидимся ни здесь, ни где либо, — слова сами вырываются и это самое искреннее, что он хотел бы донести до своего командира. — Никогда. Не звони мне, и пиздуй к своему дружку, — на этой ноте голос предательски дрогнул, ведь это больно. Он не собирался говорить, но сказал, потому что догорел, потому что больше нет терпения, потому что видеть их вместе невыносимо.       — Почему? — вполне очевидный вопрос, и взгляд недоумевающих карих глаз, что смотрят то ли с досадой, то ли с разочарованием, сложно понять, Кейске идеальный актер и он лично убедился в этом, когда однажды тот избил его до полусмерти.       — Почему? — голос Мацуно звучит надорвано, и благо, что музыка достаточно громкая, — потому что я блять, заебался! — со словами вырывается столько боли, что Баджи чувствует, как мурашки рвут кожу и сердце трещит по швам от такой агонии, — я постоянно у тебя на побегушках, и знаешь что? — Чифую все-таки сорвался, — я держался так долго только потому что люблю.       — Любишь? — Кейске опускается до шёпота, и Мацуно лишь видит по губам, как тот немо вопрошает всё ли правильно он понял.       А после его бесцеремонно тянут за руку, буквально протащив через шумную толпу пьяных парней и их подруг, а после заталкивают в какую то слабо-освещенную каморку.       — О, уже верну… — начал было говорить Казутора, но картина, что представала перед глазами, буквально вводила в шок.       Кейске, с шумом закрыв входную дверь швырнул паренька на кровать, в то время как Ханемия уже с любопытством разглядывал его самого, и одарив Баджи едва заметным поцелуем в уголок губ, тот словно дал свое разрешение и сейчас Чифую слышал биение своего сердца, заходящееся в непонятном ритме.       Баджи уверенно стоял над ним, с таким же серьезным лицом, а после откинув светлую куртку с инициалами Вальхаллы, улёгся на него, сразу раздвигая его ноги чуть в стороны, чтобы коснуться его промежности своим однозначным стояком, и от соприкосновения их тел, Мацуно ощутил как озноб пробегает по телу, ведь это именно то, чего он так ждал, но как не вовремя.       Глаза, в каком-то невероятном удовольствии, устало закрываются и слегка выдыхая, тот едва приоткрывает рот, как чувствует, что его губ уже коснулись чужие, сухие, немного обветренные, но такие желанные, и поцелуй получился особенно медленным.       — Давно ты так не заводился, малыш-Баджи, — словно дразнит его Ханемия, — значит этот сопляк тебе не безразличен.       Мацуно коробит от одного его голоса, поэтому он решительно смотрит на парня, не отрываясь от губ Кейске, и сейчас, если бы не поцелуй, он бы однозначно улыбался, ведь это — впервые когда они поменялись местами, но Ханемия не зол, он скорее заинтересован.       И пока Баджи расстегивал джинсы, стягивая их с ног, Казутора уже подсобил бросив небольшой тюбик Кейске, и тот зачерпнув оттуда доброе количество холодной массы, медленно распределил её по всему основанию, а после остатки ввел внутрь.       Чифую просто вздыхает от боли, ведь совсем недавно, он уже испытывал подобное, но сейчас всё иначе. Пальцы Кейске заботливые и до безумия приятные, он успешно давит где-то внутри, и Мацуно выгибается от удовольствия, протяжно постанывая. А после испытывает проникновение. Плавное и безболезненное, и такое яркое ведь Кейске без резинки и это заводит ещё сильнее.       Брюнет осторожно наклоняется над его ухом, и буквально шепотом проговаривает:       — Нравится? Думаю лучше, чем с Ханмой? — его слова тупыми иголками въедаются под кожу, но он не чувствует перед ним вины.       — С Ханмой всяко лучше, чем с Казуторой, — ответка вышла немного громче, чем тот планировали и уже Ханемия посмеивается с этой ситуации, ведь его только что недооценили, очевидно:       — Ты пока ещё не пробовал, рано делать выводы, — прокручивая в руке стакан и увлеченно наблюдая за происходящим, констатировал факт парень с двумя прядями осветленных волос.       «И не попробую» — мысленно проговаривает Чифую, бросая тому убийственный взгляд, но в него уже так нагло вторглись, очередной раз сменяя вспышки боли — удовольствием.       Лицо Баджи идеально-красивое, и Чифую за него готов душу отдать, но она уже и так в его руках, и не только она, тело, чувства — всё до последней капли — его, и возможно это просто секс, но для него — самый прямой контакт.       Отчасти он понимает Казутору — отказаться от Кейске невозможно, он словно инкуб, влезает под кожу и заставляет подчиняться и желать большего. Тело Чифую податливое, идеально принимающее в себя, и Баджи потеряв точку самоконтроля двигается жестковато, и даже грубо, но Мацуно послушно принимает каждый его дюйм, послушно двигая бедрами навстречу, и в голове его сотнями цветных искр разлетаются фейерверки, когда тот понимает, что это конец… Он устало обмякает, все ещё обнимая спину Баджи и сильнее прижимает к себе.       Казутора довольно улыбается, и отчего-то, Мацуно кажется, что он влип.