Паузы кончились

- Нам нужно взять паузу. - Чего, блять? Ты время вообще видел? Акума раздраженно потер переносицу. Он уже видел десятый сон, как из царства Морфея его безжалостно выдернул звонок в дверь. Ему потребовалось несколько минут, чтобы осознать, что происходит, и потом, подорвавшись с кровати хоть в глазах не потемнело на этот раз или он просто не заметил этого из-за окружающей темноты?, быстрым шагом направиться к двери. В голове крутилось множество вопросов: ну кому вообще нужно будет ломиться к нему в 3 часа ночи? Неужели он соседей залил и сам этого не заметил? Все еще находясь в полусонном состоянии, он даже забыл посмотреть в глазок. Уверенно толкнул входную дверь от себя, чуть не пришибив гостя. Курсед был весь в снегу. Буквально. Только с мокрых волос стекали капли воды, видимо, он так долго стоял в подъезде, что снег начал таять от тепла его тела. Тепло. Его. Тела. Трех слов хватило, чтобы взбодрить Акуму. Нахлынули вызывающие смущение воспоминания о тех моментах, когда он чувствовал тепло чужого тела на себе, на своих губах, пальцах, шее, бедрах. Внутри себя. Захотелось пережить это снова, но он остановил себя от погружения в свои влажные фантазии, потому что объект его любви стоял прямо напротив него. Реальный. Только вытяни руку, прикоснись к холодной нейлоновой куртке и притяни к себе. Это что, какой-то романтический жест? Как из тех глупых ром-комов, над которыми Акума всегда смеялся раньше. Вероятность была мала, ведь романтика в их отношениях отсутствовала. Даже "отношениями" было сложно назвать это, но они никогда не обсуждали то, что происходит между ними, поэтому у себя в голове, Акума стал называть это отношениями. Ему нравилось, как звучит это слово, и как оно идеально подходит для сложившейся ситуации. Когда он впервые это осознал, он почувствовал себя так, будто поставил на место последний кусочек огромного пазла, и был очень горд собой. Это была победа, правда, непонятно, кто с кем воевал, и кто в итоге победил. Только он не задумывался над тем как пойдет диалог, если они вдруг решат все-таки обсудить, кем приходятся друг другу. Они не встречаются, но они и не друзья уже. Наверное, кто-то со стороны сказал бы, что они попросту друзья с привилегиями. Но Акума не хочет быть просто друзьями. И вот эта фраза. "Нам нужно взять паузу". Что? Акума в недоумении посмотрел в лицо Курседу, пытаясь поймать его взгляд, но тот отвел глаза. - Я разбудил тебя, да? Извини. Просто... - он глубоко вздохнул, - я так долго собирался с мыслями, что начал сомневаться. Сомневаться в том, что если я не скажу это сейчас, то не смогу сказать никогда. - Я тебя не понимаю... - вышло как-то совсем обессиленно. - Может, впустишь меня? Акума сделал шаг в сторону, приглашающе махнув рукой: - Давай. Ждать, пока Курсед снимет куртку, он не стал, а сразу прошел на маленькую кухню. Все ощущалось так привычно, словно рутина. С кухни Акума прокричал: "Чай или кофе?", но получил в ответ только: "Я ненадолго". Странно. Все это так, сука, странно. Должно быть, он все еще спит. Немного подумав над тем, чтобы ущипнуть себя и проверить эту теорию, Акума все-таки решил не делать ничего и просто сел за стол. Во сне ему еще никогда не приходило в голову себя щипать. Не то что бы он хорошо помнил свои сны или вообще спал достаточно, чтобы их видеть. Когда Курсед зашел на кухню, терпение Акумы было на пределе. Даже не предложил сесть гостю. - Что происходит? Что за пауза? - спросил он со слегка раздраженной ноткой в голосе. - Пауза между нами. Потому что вот это вот все, - Курсед сделал акцент на слове "все" и очертил руками круг в воздухе, - это ненормально. Это нездоровая хуйня. И мне нужно время, чтобы обо всем подумать. Господи... - "Вот это все" - это, собственно, что? Я согласен, что спать по 12 часов в сутки и питаться одними энергетиками - ненормально и нездорово, но кому не похуй? Я бы был менее доволен своей жизнью, если бы жил "нормально". - Не прикидывайся дурачком, ты прекрасно понимаешь, о чем я, - Курсед провел рукой по мокрым волосам, убирая их со лба. Теперь он смотрел Акуме прямо в глаза и, казалось, взглядом прожигал в нем дыру. - Ладно, - вздохнул Акума, - Ну ебемся мы. Ебались. Пару раз. Тебя в 3 часа ночи приспичило обсудить, как это влияет на наши отношения? Курсед засмеялся и стало очень неприятно. Атмосфера и так была напряженная, а сейчас Акуме хотелось встать и уйти от этого разговора. Он чувствовал, к чему клонит Курсед, но не хотел это слышать. Жаль, что происходящее - не сон. Было бы самое время проснуться. - Какие, блять, отношения, чел? Мы не друзья даже! Или ты решил, что раз мы в одном скваде и стримили вместе пару раз, то все, дружба навеки? Сука, а встречаться, или что ты там себе напридумывал, я бы с тобой и подавно не стал. Мы, вроде как, просто хорошо провели время! У Акумы челюсть отвисла, и он ничего не смог сказать. Мог тупо смотреть на хмурящегося Курседа, скрестившего руки на груди и глядящего на него в ответ сверху вниз. И правда, что он себе напридумывал? Что в один прекрасный момент кто-то осмелится предложить другому встречаться и это принесет в их отношения нет. Не отношения. Никаких отношений не было все то, что заставляет других людей совершать широкие жесты и безумные поступки? Реальность жестока и прямо сейчас она разрушала все глупые надежды Акумы руками Курседа. - Вроде... Во саду ли, в огороде, блять! - смог выдать после ступора Акума, - Пошел ты нахуй. Все, блять, было хорошо, и не смей говорить, что тебе не нравилось! Да я тебя поцеловал, потому что ты ссыкло ебаное! Ты тогда еще улыбнулся и сказал, что это первый раз за несколько лет, когда ты искренне улыбаешься, помнишь? Или это тоже было ненормально и нездорово? Ебаный пиздец, что ты несешь, ты себя хоть слышишь? Бедные соседи. От такого крика они точно проснулись. Хотя нет, похуй на соседей, Акума тут переживает персональную драму, ему вообще не до людей, с которыми он даже на лестничной клетке не пересекается. Теперь оба парня стояли, продолжая смотреть друг на друга. Акума быстро дышал, чувствуя, как его переполняет злость. Он злился на Курседа за то, что распоряжается их его чувствами, как сигаретой, которую можно скурить и выбросить. Злился на себя за то, что позволил себе надеяться на что-то большее, чем просто секс. Злился на судьбу, что она вообще свела их вместе. Было бы лучше, если бы они никогда не встречались, потому что в таком случае Акума бы не орал на кухне, борясь с подступающим комом к горлу, а продолжал бы спать в своей кровати. И на следующий день все было бы нормально. Он бы посмотрел несколько серий рандомного тайтла, заспустил бы стрим, поиграл в доту... Но все не так. И Акума вообще не уверен, что когда-нибудь "все" опять станет "так". - Нет, это ты пошел нахуй! Ты мне никто, не делай вид, что меня, блять, знаешь! Я нихуя не понимаю, что происходит в моей жизни. Извини, конечно, если это уязвляет твое непомерное эго, но у всех окружающих тебя людей тоже могут быть проблемы, и им может быть не до тебя. Ты не ебаный центр вселенной. Я не могу выяснять, чего я хочу от жизни и куда она идет, параллельно отвлекаясь на твою хуйню! Вау, это уже перешло на какой-то новый уровень пиздеца. Данте, наверное, думал, что он самый умный, описав 9 кругов Ада, и расстроился сейчас, видя, как Акума и Курсед обломали ему всю малину. Акума чуть ли не физически ощущал, как все хорошее в его жизни утекало сквозь пальцы, и он не мог за это ухватиться. Ему стало нехорошо. "Ты мне никто". Блять. Ну отлично, нахуй. Это именно то, что Акума мечтал услышать сегодня ночью. Почему-то от этого было настолько больно в груди, что ему пришлось опереться на кухонную столешницу, иначе он бы просто сполз на пол от бессилия. В реальность происходящего верить не хотелось, но приходилось. А еще от него ждали ответа. Как назло в голову ничего не приходило, потому что все мысли вытеснили эмоции. Возмущению не было предела. - Курсед, - спокойно произнес Акума. Он заметил, как Курсед тоже изменил выражение лица, будто резонируя с тоном голоса, - по слогам за мной повторяй. Мы за-ни-ма-лись сек-сом. А то ты даже назвать все своими именами не можешь, это просто смешно. В ответ Курсед лишь фыркнул. Не дождавшись, пока он начнет говорить еще более оскорбительные слова, Акума продолжил: - А знаешь что? Я согласен. Нам нужно взять паузу. После такого, нахуй, высера, она мне тоже пригодится. Я ушам своим не верю, не верю в то, что ты говоришь такое. Мне больно, чел. А я хуйню и похуже слышал - я пытался из лп выйти несколько дней подряд, - Акума замолчал, чтобы найти в себе силы и продолжить, - Просто уебывай. Не пиши мне, не звони, не попадайся на глаза. Я тебя видеть больше не могу. Ему хотелось верить, что это все. На этом кошмар закончился, и сейчас Курсед, добившийся желаемого, развернется, молча оденется в прихожей и уйдет. Но все пошло не так, как Акуме хотелось, - а он уже и не удивлен. - Да, мы занимались сексом. Он даже не настолько хорош был, можно и лучше, но это не суть. Секс - это все, что между нами было. Твоя вина, если ты принял это за что-то другое. Тебе с такими наклонностями надо в ЛоЛку играть. И он ушел. Вот теперь все круги ада были точно пройдены. В абсолютной тишине (после разговора на повышенных тонах она оказалась хорошим разнообразием) Акума слышал все: как Курсед завязывает шнурки на кроссовках, как он застегивает свою куртку и как закрывается за ним входная дверь. Ноги уже не держали и наконец-таки нахуй ужасный каламбур, больше никаких концов и никаких хуев в этой сраной жизни Акума мог спуститься на пол. В пылу ссоры он не замечал слабость в коленях и ком в горле не мешал ему говорить, но теперь всего стало слишком много, он почувствовал себя выжатым до конца. Слезы сами потекли из глаз, а потом эмоции от пережитого накрыли парня с головой и плач перешел в истерику. Почему-то он подумал о маме. Особенно близки они никогда не были, но его мать всегда умела находить правильные слова, чтобы поддержать. Как она там вообще? Акума так давно ей не писал, а не звонил - того дольше. Даже не ответил на ее поздравление с днем рождения. Наверное, сейчас она бы молча села рядом и положила его голову себе на колени. В детстве Акуму всегда успокаивало, когда его гладили по голове, так что, возможно, мама снова бы попробовала это сделать. А потом, когда Акума перестанет плакать, сказала бы что-то мудрое, что помогло бы собрать его разбитое на кусочки сердце, бережно заклеить их пластырем. Но рядом не было никого, теперь уж точно никого, и нужно было успокаиваться самому. Сколько времени Акума провел на кухне, он не знал. Зимой все равно темно что ночью, что утром, все сливается в одно черно-серое месиво. Когда он поймал себя на мысли, что боль прошла и осталось лишь саднящее чувство за грудиной, то смог подняться и дотащить свое тело до ванной. Все болело, но уже не потому, что слова какого-то лоускилльного уебища на СФе обладали странной силой и могли причинять почти физическую боль, а потому, что лежать в одной позе на полу неизвестный промежуток времени - плохая идея. Холодная вода не помогла сделать отражение в зеркале чуть более социально-приемлемым. Глаза были красные, а на склере правого еще и капилляр лопнул, в общем, зрелище не из приятных, поэтому Акума решил больше не смотреть. "Секс даже не настолько хорош был, можно и лучше" – ага, конечно, пизди больше. То, как Курсед стонал его имя, нельзя при всем желании сымитировать. Голос пропитанный нежностью, при воспоминании о котором раньше в животе у Акумы появлялись сраные бабочки, теперь не вызывал ничего, кроме отвращения. И, может быть, немного злости. Акума выключил свет и вышел из ванной. Пусть подавится своей паузой. *** После этого "все" действительно перестало быть "так" - как Акума и предполагал. Не было желания делать что-либо, и большую часть дня он почти не вставал с кровати. Лузстрик в доте добивал. Обычно он играл лучше без стрима, но тут весь его скилл куда-то исчез, и божественно ебашить уже не выходило. Выходило только выдавать 1/10/23 на саппорте и получать репорты даже за это. Кто вообще, блять, репортит за плохую игру? Потеряв приличное количество порядочности, он решил перестать играть вообще на какое-то время. Он будет пытаться отбить ее в два если не больше раза дольше, чем проебывал, поэтому лучше остановиться сейчас, пока еще есть шанс не остаться со сливками ру-сообщества навсегда. К тому же, он никогда не заставлял делать себя то, что ему не нравится. Это было не в его характере. Когда кто-то из психокидов писал ему, пытался узнать, куда он пропал, то Акума отвечал донельзя просто - он в тильте. Отчасти, это было правдой, но только отчасти. После произошедшего раскрывать душу не хотелось, да и это было бы эгоистично с его стороны, потому что он бы втянул ребят в обсуждение не какого-то ноунейма, а человека, с которым они знакомы. Не хотелось вызывать конфликт интересов и подставлять Курседа под возможный удар. Акуме, конечно, хотелось, чтобы он страдал, но он был достаточно осознанным человеком, чтобы понять последствия своих действий перед тем, как их совершить (в отличие от некоторых). Спустя время, ребята оставили эту тему, видимо, смирившись с тем, что подробного ответа они не получат, и стало легче. Вернулись прежние шутки, над которыми Акума даже иногда смеялся, посиделки в дискорде, локальные мемы. Сложно было придумать отмазку, почему он наотрез отказывается общаться с Курседом и моментально напрягается, стоит его имени проскользнуть в диалоге, но как только на Акуму снизошло озарение и он смог выдумать что-то более-менее правдоподобное, это была победа. Прямо как тогда, только на этот раз он знал, кто проиграл. Его внутренние демоны останутся голодными, потому что им не достанется кусочка. "Все" постепенно начало становиться "так". Ну, более-менее. Потому что каждый раз, как ему становилось лучше, и он начинал думать, что рана уже зажила, ему встречался Курсед. Впервые это произошло в продуктовом магазине. Запасы лапши быстрого приготовления, энергетиков и кофе иссякли, поэтому Акума был вынужден отправиться на квест по добыче продуктов питания. Краем глаза он заметил знакомый силуэт между стеллажами и совершил роковую ошибку - пошел проверить. Просто нужно было убедиться, что это не он, что его воображение играет с ним злую шутку. Не почудилось, Акума действительно выбрал просто худшее время для похода в магазин. У него еще было время развернуться и уйти, притвориться, что ничего не видел, но этих нескольких секунд не хватило, и уже в следующий момент Курсед смотрел на него. В начале немного удивленно, но потом он изменился в лице и холодно осмотрел Акуму сверху вниз. Твою мать, будто ничего и не было. В сердце Акумы проснулись похороненные чувства. Оно билось так сильно, что могло выпрыгнуть из груди, но нихуя хорошего в этом не было. Хорошее было давно, когда Курсед прижимал его к себе, оставлял засосы на шее и шептал на ухо, какой он хороший, красивый мальчик, и все у него получается просто замечательно. Блять, блять, блять. Нихуя, сука, не замечательно сейчас получается! Тело Акумы словно окаменело, предав его и лишив пути для отступления. В голове опять прозвучало злополучное "ты мне никто" и появилась боль, от которой нельзя было скрыться. Он уже и забыл, насколько сильно может болеть у него за грудиной, прямо там, где находится его разбитое сердце. Как там говорится, настоящие друзья предают, глядя прямо в глаза? Курсед прошел мимо, ничего не сказав. После этого случая Акуме нужно было время, чтобы снова прийти в себя, найти способ вернуть себе контроль над своей жизнью. И как только это произошло, они встретились снова. На улице, когда Акума ждал на остановке автобус. Курсед выглядел по-прежнему хорошо, прямо как в те дни, когда они еще были вместе общались, Акума был даже готов поверить, что он начал налаживать свою жизнь. Было бы здорово, если бы сейчас, вопреки всем доводам разума, его сердце не реагировало так, но оно реагирует и хочется подойти ближе, поцеловать и обнять, как будто после этого все встанет на свои места. Стало невыносимо обидно, потому что на него разрыв никак не повлиял, в то время как сам Акума еле, блять, держится за остатки рассудка, чтобы прямо сейчас, при людях, не сделать какую-то глупость. Потому что он не понимает, с чем таким Курседу нужно было разбираться, что они не могли сделать это вместе. И потом они встретились еще раз. И еще раз. И еще. Пока Акума не сдался. Кусакабе (проницательный, сука) как бы невзначай бросил, что безвылазно сидеть дома, когда тебя хуевит – не выход. Нужна была смена обстановки, свежий воздух и солнечный свет, даром что зимой солнце постоянно скрыто за облаками. Раз не получается жить в городе, вариант остается один – бежать к маме. Психическое здоровье важнее, нужно дать ранам зажить, прежде чем пытаться играть роль социального индивидуума, не забывая реплики и не оступаясь на сцене. Новый год он встретил дома и это было совсем не как в детстве, потому что тогда твоей единственной проблемой является лишь то, как не отбить себе жопу, съезжая с бугристой горки на подобранной картонке. Никаких бед с башкой, искажающих восприятие и мешающих искренне радоваться любой мелочи. По этому времени Акума скучал, хоть и допускал, что, скорее всего, ностальгия – грязная лгунья, и раньше все было не так хорошо, как ему кажется в данный момент. За предпраздничное время ему так и не удалось поговорить с матерью. Долгое время подходящий момент просто не наступал, потом Акума так и не смог подобрать подходящие слова, что ему показалось смешным. Обычно ему палец в рот не клади, на любой вопрос ответ найдет, а сейчас весь его словарный запас словно собрал вещи и покинул мозг навсегда. Он отбросил тщетные попытки выразить себя через слова, ведь это все равно ни к чему не приводило, только заставляло недовольно вздыхать в фрустрации. Интересное слово - "фрустрация", раньше его в лексиконе Акумы не было. Все-таки полезно иногда читать статьи про психологию, трата денег на интернет начала себя оправдывать, потому что он начал узнавать что-то новое, а не просто деградировать в доте, сливаясь со своим стулом в одно целое. Маму всегда было сложно обмануть. Как бы Акума ни пытался заверить ее в том, что все в порядке, ничего с ним не произошло, а приехал он с целью встретить Новый год в кругу семьи, она чувствовала, что что-то здесь не чисто. Жизненная мудрость остановила женщину от того, чтобы накинуться на сына с расспросами и заставить перед ней открыть душу, но и оставлять все без внимания не хотелось. Акуме нужна была помощь. Президент поздравил всех жителей страны с Новым годом, и, после короткой неравной борьбы с бутылкой шампанского, Акуме все же удалось ее открыть, пролив немного напитка на пол. Чтобы скрыть следы преступления, он быстро вытер лужу носком. Сразу же оказалось, что это была плохая идея (за эту зиму Акума сделал столько сомнительной хуйни, что уже давно должен был получить ачивку), потому что вместо одной маленькой лужи на полу начало появляться много мокрых следов, повторяющих траекторию движения парня. Кажется, завтра его будет ждать новый сеанс трудотерапии - придется заново мыть пол в гостиной, отмывая его от остатков шампанского. Раньше Акума ненавидел убираться даже у себя дома, но сейчас для него уборка стала отличным способом очистить голову от гнетущих мыслей. Вместе с матерью они пили шампанское, ели мандарины, а на фоне шло новогоднее шоу, в котором звезды эстрады в праздничных костюмах пели песни. В какой-то момент Акума поник и перестал обращать внимание на то, что показывают по телевизору. Уставился на дольку мандарина в собственных пальцах и задумался. Он думал, что, приехав сюда, ему станет лучше. Возможно, произойдет какое-то новогоднее чудо, которое избавит его от пожирающей изнутри пустоты. Возможно, вся эта праздничная суета окончательно поможет ему забыть Курседа, сотрет его из памяти. Но ничего не изменилось. Акума снова надеялся на что-то, чего, в конечном итоге, не произошло. Возможно, ему стоит перестать надеяться вовсе, и тогда он спасет себя от досадного разочарования, когда жизнь будет идти не так, как он хочет? - Сереж, ты о чем задумался? Ты так уже 5 минут сидишь, - голос матери звучал обеспокоенно. Она слегка потрясла его за плечо, чтобы растормошить. В подсознании у Акумы, буквально на долю секунды, промелькнула мысль, что, возможно, сейчас самое время, чтобы рассказать о Курседе. О расставании. И мама поймет. Ну нет, херня какая-то. - Да так, ни о чем. Давай дальше смотреть. - Я же вижу, ты сам не свой, - заключила мама. У Акумы не нашлось на это ответа, поэтому женщина продолжила, - Я не хочу заставлять тебя говорить, если ты не готов, сынок. Просто помни, что я всегда буду рядом и всегда поддержу. В жизни все дается нам по силам, что бы ни случилось у тебя, ты это преодолеешь, просто нужно найти в себе силы двигаться дальше. Вот оно. То, что Акуме нужно было услышать, хотя он даже не подозревал об этом. Только сможет ли он вообще найти в себе эти силы? Большую часть времени ему хочется кричать. Когда он собирал вещи, чтобы уехать к маме, он думал, что хочет сбежать от Курседа, но правда в том, что на самом деле он хотел сбежать от себя. Увы, так не получится, и вместе с рюкзаком вещей он взял с собой целый багаж из обиды. В одном мама была права, конечно, - Акума и не через такую херню проходил. Он бы не сказал, что много говна повидал в жизни, но ему было плохо и раньше, и он как-то справлялся. Прошлая боль уже не кажется такой острой, хотя в свое время приковывала его к постели в полной апатии, сейчас она просто плохое воспоминание. Скорее всего, тут произойдет точно так же. Акума положил в рот дольку мандарина, которую все это время неосознанно вертел в руках. - Спасибо, мам. Мандарин был сладким, как первая любовь. Только чья-то еще, не Акумы. После праздников Акума попрощался с матерью, пообещал ей чаще звонить и отвечать на все смски. Даже на тупые открытки-блестяшки в вотсе. Во Львов он вернулся днем, а город встретил его снегопадом и ярким солнцем, пробивающимся через белые облака. Поначалу Акума был рад таким погодным переменам, но поменял свое мнение на диаметрально противоположное, когда все 20 минут поездки в такси это солнце светило ему прямо в правый глаз. У своего подъезда ему пришлось потратить пару минут, чтобы проморгаться и перестать видеть причудливые узоры прямо перед собой. В квартире все осталось точно так же, будто бы Акума и не уезжал вовсе. В прихожей хаотично была разбросана обувь, в раковине на кухне стояло несколько чашек, а еще больше - за столом в комнате. Воздух был спертый и повсюду пахло кофе. Акума посетовал на то, что не убрался перед отъездом, но ничего страшного, ведь это можно сделать сейчас. Алгоритм действий созрел сразу: открыть окна. Загрузить стиралку. Помыть посуду. Пропылесосить. Помыть пол. Последнее получилось особенно хорошо, за что Акума отдельно себя похвалил. Вроде как, его квартира никогда не была настолько чистой, даже когда он только заселялся. Он настолько вработался, что даже протер все горизонтальные поверхности и поменял постельное белье. Вот теперь квартира была похожа на квартиру, а не на мусорную свалку. Окончательно выбившись из сил, он сел за комп. Раз все идет так хорошо, может, пришло время вернуться в доту? Акума запустил стрим. *** Тут должен быть какой-то подвох. Жизнь не могла так быстро вернуться на круги своя. Наверное, он настолько глубоко ушел в отрицание, что события последнего месяца уже не вызывают в нем никаких эмоций. Пару раз Акума специально сидел и вспоминал все то, что происходило между ним и Курседом. От начала до конца. От первой встречи до... Паузы, которая больше не ощущалась как пауза, скорее действительно как конец (так он решил для себя). И ничего, никаких эмоций. Ни злости, ни печали, ни радости. Ни-че-го. И поэтому Акума решил больше не вспоминать это. Должно быть, рана в его сердце окончательно затянулась, хоть и оставила после себя глубокий рубец. Они не виделись на улице, не попадались друг другу в пабах, даже к присутствию Курседа в скваде Акума стал относиться спокойнее. Их ничего больше не связывало, они друг другу никто, так что смысла его избегать не было. Стримить удавалось на более-менее регулярной основе и даже получать удовольствие от игры. Репортов больше не кидали, тиммейты попадались адекватные, и, хотя до 10к порядочности было еще как до Китая раком, прогресс оказался заметный. Акума уже поверил, что все позади и, как мама говорила, он это преодолел. Пока не оказалось, что жизнь - это реально зебра. Белая полоса, черная полоса, белая полоса, черная полоса, жопа. И Акума очутился в самой жопе. Опять. Пиздец. Вечером снег выглядит особенно красиво. Он блестит под светом фонарей, посторонний шум не заглушает его хруст под ногами. Морозный воздух покусывал кончики пальцев, но руки точно не успеют замерзнуть, пока Акума выкинет мусор и вернется домой. Выйдя из подъезда, он заметил перед собой Курседа. Парень стоял у скамейки, прикуривая сигарету. Возникло желание прибить его на месте тем мусорным мешком, который Акума сжал в руке так сильно, что побелели костяшки, но он этого не сделал. Хотя, возможно, стоило уже закрыть этот гештальт еще одно слово с сайтов по психологии. Ура, самообразование! . - Я думал, ты бросил. - Как бросил, так и снова начал. - Ясно. Акума подошел ближе, пока Курсед выдыхал дым. Протянул к нему руку. - Дай одну. - Ты же не куришь, - немного удивленно. - Все равно дай. Упорства ему, конечно, не занимать. Курсед достал пачку сигарет и Акума смог заметить, что это была какая-то шняга с ментолом. Значит, не все так плохо, еще не опустился до совсем дерьмовых сигарет, несмотря на то, что пачка была полупустая. Курсед ловко выудил одну сигарету и протянул ее Акуме. Зажигалку с собой он не носит (зачем?), поэтому прикурил от чужой. - Что ты тут делаешь? - спросил Акума после долгого молчания. - Тебя ебет? Только сейчас он заметил, что Курсед пьяный. - Почему меня должно это не ебать, если ты у моего подъезда бухой стоишь? Что тебе надо? Молчание. - Мне второй раз повторить для особо одаренных? - Акума никогда не позволил бы себе так разговаривать с другом, но, опять же, он ему никто. Курсед выдохнул дым прямо в лицо Акуме, от чего тот поморщился. - Ты собираешься это выкидывать? - он кивнул на мусорный пакет, который Акума все еще сжимал в руке так сильно, будто последнюю соломинку. - Собирался, пока тебя не увидел, а сейчас мне очень хочется узнать, можно ли использовать пакет с мусором как орудие убийства. Поможешь? - Я, пожалуй, пас, чел, - ответил Курсед, легко смеясь. Еще смеется, урод. А это не шутка была, между прочим. Снова воцарилось молчание. Акума спокойно докурил свою сигарету, смотря куда-то вдаль. Он бросил окурок на землю и затушил его носком кроссовка. - Помнишь тот алкострим? Хорошие были времена. - Если честно, я ничего о тебе вспоминать не хочу, - признался Акума. - Я хочу знать, какого хуя ты здесь забыл. - Ты покупаешь то вино, которое мы пили? - чудесно, вопросом на вопрос, так еще и съезжает с темы. Суперспособность какая-то. - Ну, допустим, да. - А бутылка есть? Акума повторил свой предыдущий ответ. - Давай выпьем вместе? - Ты че, охуел? - возмутился Акума. - Ну ты же хочешь, - Курсед повел плечами, словно ничего такого и не предложил. Словно забыл о всех тех словах, что наговорил. - Нет, - Акума постарался, чтобы его ответ звучал как можно более грубо. - Да. - Нет. - Да. - Пизда. Заебало. Когда Акума говорил, что видеть не хочет Курседа, - он это и имел в виду. Что в этом словосочетании было непонятно? Он что, блять, заикается? Пить вместе никак не пересекалось с тем, что они не должны видеться. - Ты так просто от меня не отстанешь, да? Так и будешь перед глазами маячить, отравляя мне жизнь? - спросил он. - И что мне делать теперь, еду не покупать? На улицу не выходить? Может, составим расписание, кто когда и куда идет, чтобы случайно не встретиться? - с ядовитым сарказмом в голосе ответил Курсед. - Может и составим. Ты не представляешь, сколько боли мне причинил. Курсед явно собирался что-то сказать, но передумал в последний момент, и они оба замолчали. Руки уже начинали немного краснеть, значит, нужно было скорее возвращаться домой. Впервые за этот разговор Акума поднял глаза и посмотрел Курседу в лицо: - Я мусор выкину и пойдем, постой тут. - Жду. История словно повторялась, хотя контекст был явно иной. Акуме хотелось услышать извинения. Он не знал, что ему это даст, скорее всего - ничего вообще, но это казалось справедливым завершением всей этой поеботы. По крайней мере, он точно заслуживает извинений. Не на помойке, в конце концов, себя нашел. Сойдет, даже если Курсед выпил немного, чтобы осмелиться прийти сюда и извиниться. Парни расположились на диване в гостиной. Акума принес кружки (бокалов в квартире не было, это вам не лакшери апартаменты), предположив, что с горла они быстрее выпьют и Курсед свалит. Они пили молча, пока Акума не решил спросить: - Ты за это время хоть в чем-то в своей жизни разобрался? - Не особо. Я об этом не думал, если честно. Мысли были заняты другим, - Курсед сделал глоток из бутылки и вернул ее Акуме. - Чем? - Тобой. Акума недовольно фыркнул, качая головой. - Ага, конечно. Какая же ты пиздливая мразь. - Это не пиздеж. Каждый день я тебя вспоминал, думал о твоих словах. О том, что нам было хорошо вместе. Ты прав, а я тебя не послушал и проебал это. - Нахуя тебе вообще была нужна пауза, если ты ни в чем не разобрался? Ты, выходит, обосрал меня просто потому, что мог, - Акума все еще слишком трезвый для этой хуйни, поэтому он делает еще несколько глотков. - Тогда я думал, что ты вносишь в мою жизнь неопределенность. Все было так... Стабильно хуево до тебя. А потом появился ты, мы сблизились так быстро, что я не заметил тот момент, как все стало... Не так хуево. Я испугался этого. Ну, так называемых перемен. - То есть ты бросил меня, потому что тебе нравится себя жалеть? Класс. - Мне тоже было больно, - ответил Курсед. Он замолчал, и бутылка оказалась снова в его руках. Вина оставалось совсем немного, всего на пару глотков, поэтому он сделал один и вернул бутылку Акуме. После второго глотка бутылка стала пустой. - Я скучаю по тебе. Акума долго думал, что ответить - спиздануть или сказать правду, и все же остановился на последнем: - А я уже переболел тобой. - Да ну? Так быстро? - Я отходчивый, - пожал плечами. - Не хочешь дать мне второй шанс? Очень, нахуй, смешно. Акума рассмеялся в голос и чуть не уронил бутыку, которую ставил на пол рядом с диваном. - Ты без байбека сдох, чел, понимаешь? О вторых шансах речи быть не может. Курсед улыбнулся, это Акума заметил периферическим зрением. А после почувствовал, как чужая рука ложится ему на бедро. Он шумно вдохнул, задерживая воздух в легких. - А если мы вместе вспомним, что потеряли? - как-то заискивающе спросил Курсед. Акуме хотелось сказать, что это ни к чему хорошему не приведет. Что это его разрушит окончательно. Но сердце, вопреки разуму, кричало "да" и оказалось сильнее. Акума повернулся и накрыл губы Курседа своими, затягивая его в глубокий, жадный поцелуй, не удивляясь тому, что ему отвечают с не меньшим жаром. Курсед оставляет след из поцелуев на щеках Акумы, спускаясь ниже, к его горлу. Это одновременно жарко и нежно. Акума закрыл глаза, целиком отдаваясь ощущениям, еще чуть-чуть и он бы вернулся к мыслям о том, что сейчас самое время дать заднюю, пока не стало слишком поздно, но Курсед прикусил нежную кожу над его ключицей перед тем, как оставить засос. Дыхание перехватило и Акума сбивчиво вздохнул. Это приятно, так приятно, что ему хочется сделать то же самое. От Курседа пахнет вином и ментоловыми сигаретами, которые они курили на улице. - Поцелуй меня. И Курсед послушно поднимает руки, запуская их в волосы Акумы. Нежно перебирает, играет с прядками, пока Акума не берет его лицо в ладони и не приближает к своему. Курсед накрывает его губы своими нежно и медленно, позволяя Акуме самому выбрать ритм, разве что прикусывает его нижнюю губу, когда отстраняется. Акуме хочется быть ближе, почувствовать чужое тепло и подарить свое, хочется так сильно, что он уже и забыл, что может так сильно кого-то желать. Курсед издает тихий стон между поцелуями, придерживая парня за талию. - Все в порядке? - спрашивает Курсед. - Не знаю. Я хочу... - предложение угасает, даже не начавшись. Акума не знает, чего он хочет, теряется, наслаждаясь чужой красотой, перебирая черно-розовые волосы. Он хочет столь многого, что не может это выразить. - Хочешь чего? Руки Курседа нежно оглаживают его спину, почти невесомо, пока он дожидается ответа. Сбитый с толку, Акума чувствует, как его кроет, он смотрит на все через полузакрытые глаза. Это алкоголь или что-то другое? Он кладет свои руки на бедра Курседа и слезает с дивана, чтобы опуститься перед ним на колени. Курсед взглядом проследовал за Акумой. Растрепанные волосы, мутный от возбуждения взгляд и приоткрытый рот заводили сильнее, чем любой кусок из хентайной манги. Пальцы Акумы сноровисто расстегивали пуговицу на джинсах и ширинку. Он уже делал это столько раз, что поборол всякое стеснение. Таким же привычным действием он приспустил чужую одежду и поднял глаза наверх, чтобы получить немое согласие. Акума взял в руку возбужденный член и сделал несколько пробных движений вверх-вниз, вверх-вниз. Курсед стонет, закрывает глаза и прикусывает губу, прося ускориться. Рука скользила легко. Не прекращая надрачивать, Акума оставил пару засосов на внутренней стороне бедра Курседа, а потом остановился и убрал руку, чтобы взять головку в рот. С губ Курседа сорвался стон одобрения (промямлил что-то вроде "ебать, как же хорошо", точно и не разберешь), он шумно выдохнул и зарылся пальцами левой руки в волосы Акумы, насаживая его на свой член. Движения языка и губ приносили удовольствие. Акума брал все глубже в горло, ускоряя ритм, иногда прерываясь, чтобы перевести дыхание, и тогда с его припухших губ капала слюна вперемешку со смазкой, а ниточки этой прозрачной жидкости тянулись от его языка до члена Курседа. Слушая звуки, которые издавал Курсед, Акума решил, что справляется достаточно хорошо для человека, который последний раз делал минет месяца три назад. Когда Курсед кончил, Акума забыл, как дышать. Он подавился и закашлял, а в уголках глаз выступили слезы. Но он сглотнул все и облизнулся, глядя Курседу в лицо, слизывая сперму с губ. Акума остался сидеть на полу, слегка оперевшись на чужую ногу. Нужно было отдышаться. - Чел, это было охуенно. Ты лучший, - похвалил Курсед, на что в ответ получил тихое и сбивчивое "ага", - Хочешь, я сделаю что-нибудь для тебя? Что угодно. Акума отрицательно мотнул головой: - Просто помоги мне встать. Курсед натянул свою одежду обратно, прежде чем подхватить Акуму за подмышки и поставить на ноги. Пришлось приобнять его, чтобы он не свалился обратно на пол. Так они простояли пару минут, прежде чем Курсед не поцеловал Акуму снова. Поцелуй вышел недолгим и каким-то грустным. Будто прощальный. - Поздно уже, я пойду. Вызову такси на улице, - сказал он, отпуская Акуму. Но только после того, как убедился, что тот может стоять на ногах. - Нет, останься... Пожалуйста. - Ты серьезно хочешь, чтобы я остался? - Скорее всего, я об этом еще пожалею, но сейчас - да, я хочу, чтобы ты остался. Акума заметил, как на лице Курседа проскользнула тень сомнения. - Как скажешь. Тогда пойдем спать? Найти дорогу в спальню в этой маленькой квартире Курсед мог бы и с закрытыми глазами, он знал тут все как свои пять пальцев. В кровати Акума позволил ему себя обнять. Накатила такая усталость, что не было сил возражать, поэтому он просто закрыл глаза и погрузился в глубокий сон без сновидений. Плохая концовка начинается тут Пробуждение далось нелегко. Почему-то болела голова, хотя Акума и выпил-то немного. Еще и этот шум на кухне, нельзя потише что ли? События прошлой ночи промелькнули перед глазами, вызвав неприятное ощущение где-то под ложечкой. Спросонья трудно было разобрать, это тревожность или его хронический гастрит, да и проблемы сейчас были поважнее. Акума перевернулся на другой бок, надеясь увидеть или, наоборот, не увидеть - он не знал, что хуже Курседа. Его часть кровати была пустой. Отлично, значит, это он шумел на кухне, а не прорвало кран за ночь или еще чего. Нужно было узнать, сколько время. Акума потянулся за своим телефоном и разблокировал его. 10:37. Нормально, живем. Он лениво потянулся в кровати и встал. Если он сейчас не выпьет таблетку, он весь день проведет с головной болью, получается, встречи с Курседом не избежать. А в сердце еще теплилась надежда, что можно просто притвориться спящим (может, и правда получится заснуть), пока Курсед не уйдет, дверь-то все равно закрыта. На кухне пахло кофе, хотя чашки нигде не было. Видимо, Курсед уже закончил пить и сейчас мыл за собой посуду. И на том ему спасибо. Акума оперся спиной о дверной косяк и какое-то время просто наблюдал за гостем, скрестив руки на груди. Когда Курсед отставил чистую чашку на сушилку, Акума заговорил: - Нам нужно перестать так делать. - Так - это как? - уточнил Курсед, повернувшись. Сил смотреть в его глаза не было, поэтому Акума устремил взгляд куда-то на пол. - Пересекаться друг с другом. Видеться, общаться. - Почему? Акума нахмурился. Если Курсед задает такой вопрос, значит, он и правда ничего не понял за время паузы. Черт знает, чем он занимался, но точно не самопознанием. Акума не сможет ему простить, если они расстались просто потому, что Курсед захотел себя пожалеть. - Ты же, блять, даже не извинился за все то, что мне наговорил, - в голове бушевали мысли, но сказать получилось только это, - Ты хоть представляешь, сколько боли мне причинил? И даже после этого ты продолжаешь находить способы, чтобы меня использовать. Курсед тяжело вздохнул и подошел ближе. Встал напротив. Близко. Акуме хотелось оттолкнуть его, закричать, чтобы он уебывал, но Курсед так нежно взял его за подбородок и поднял лицо выше, чтобы установить зрительный контакт, что он снова возненавидел, какую власть могут иметь над ним те, кого он любил. Убирать чужую руку он не стал, лишь с вызовом посмотрел в ответ. - Такой ты милый, когда злишься, - улыбнулся Курсед. - Иди нахуй. Я жду извинений, либо проваливай. Серьезно. - Мне не за что извиняться. Я сделал так, как было лучше для меня. - А про меня ты не подумал, да? Почему-то я не удивлен, - неприятно. Акума грубо оттолкнул чужую руку и отошел на другой конец комнаты, увеличивая дистанцию, - Каждый раз, когда я собирал себя по кусочкам, думая, что все, это, нахуй, конечная, если я увижу тебя еще раз - придется в дурку ложиться, ты всегда появлялся. Ровно в тот момент, когда все становилось хорошо! И сейчас происходит то же, блять, самое, я не понимаю, ты это специально делаешь? - Тебя никто не заставлял меня в дом пускать. Мог бы и прогнать тогда, вечером, - невозмутимо парировал Курсед. - Ах, так это моя вина, что ты мне разбил сердце?! - от возмущения Акума аж взмахнул руками. Этот разговор, очевидно, ни к чему не приведет, и чем скорее он закончится, тем больше нервных клеток Акуме удастся спасти. - Ну... Блять, ну получается, что так. Неужели тебе непонятно было с самого начала, что между нами ничего не может быть? Акума лишь провел ладонью по лицу от бессилия. Он не знал, что ему делать. Он опять чувствовал себя, как загнанный в клетку зверь, а Курсед какой-то ебаный зоолог и он знает все об особенностях поведения Акумы, знает, как заставить делать его что угодно. - Я уже, блять, не знаю, что тебе сказать. Пожалуйста, уходи. Ты разрушаешь все вокруг, и я не хочу, чтобы ты разрушил и меня. Достаточно уже того, что ты сделал, и сейчас ты только усугубляешь ситуацию. - Как хочешь. Больно надо тут оставаться. Все повторилось, прямо как в тот раз. Звуки отдаляющихся шагов особенно громкие в тихой квартире. Курсед собирается в прихожей, а Акума сползает по стене на пол. Он держится из последних сил, чтобы не закричать прямо сейчас от собственной беспомощности. Почему это происходит именно с ним? Чем он это заслужил? Миллиард вопросов так и останутся без ответа, зажившая рана вскрылась и начала кровоточить. Акума не знал, как это остановить, что ему делать, чтобы такого больше не повторялось. Возможно, эта боль будет преследовать его всю жизнь. Возможно, когда-нибудь он научится жить с этим. Входная дверь закрылась и по щекам Акумы потекли слезы. Хорошая концовка начинается тут Из объятий сна вырвал шквал оповещений на телефон. Акума недовольно простонал и машинально махнул рукой в ту сторону, где у него обычно лежит телефон, только чтобы попасть прямиком Курседу по лбу. То, что Акума ФБшит с самого утра, может означать лишь хороший день впереди. Такое пробуждение на Курседа подействовало отрезвляюще. - Пиздец, ты че своими руками размахался? За что вообще? - За все хорошее, - Акума слабо улыбнулся, переключая внимание на телефон. Ему за ночь не пришло никаких уведомлений, значит, кому-то срочно понадобился Курсед прямо сейчас, - Твои сраные уведы нас разбудили. Посмотри, кому ты там нужен, а то на говно изойдутся ведь. Я пойду делать кофе. Акума быстро перелез через парня, мигом отправляясь на кухню. Ему тоже надо было побыть наедине и осмыслить случившееся. Здорово, что этим можно заняться, пока кипятится чайник. Краткие итоги было таковы: да, они немного выпили. Да, Акума отсосал Курседу. И да, скорее всего, это опять ничего не значило, что было определенно к лучшему, ведь можно было напоить Курседа кофе и распрощаться с ним. На этот раз навсегда. Правда, вряд ли уже получится стереть из памяти знание о том, какая кружка у Курседа любимая. Чтобы намекнуть, что ему здесь больше не рады, Акума насыпал в нее кофе себе, с двумя ложками сахара, а для Курседа взял самую убогую, которая, если не изменяла память, осталась от прошлых жильцов. Он всегда пил кофе без сахара. Интересно, изменилось ли что-то сейчас? Залить кипятком и готово. Боже, храни растворимый кофе! Когда кружки стояли на столе, Акума передумал и насыпал две ложки сахара в убогую старую кружку, а кофе для Курседа вылил в раковину и переделал. Он же не настолько ужасный человек. Кофе они пили молча. Акума заметил улыбку с ноткой благодарности на лице Курседа, когда он увидел свою любимую кружку, и неосознанно улыбнулся в ответ. А еще Курсед выглядел, будто готов что-то сказать, слова вертятся у него на языке, но он останавливает себя. Почему? И Акума решает взять дело в свои руки, статьи с психологических сайтов ему в помощь. - Говори. - Я... - начал Курсед, замявшись, - Извини. За то, что наговорил тебе тогда. Ты отлично занимаешься сексом, не меняй ничего. Акума вопросительно вскинул брови: - Ты думаешь, это самая обидная вещь, которую ты мне сказал? Курсед стушеванно засмеялся, прежде чем сделать глоток кофе и ответить. - Конечно же нет. Я был таким уебком, и я не знаю, сможешь ли ты меня простить. Я бы себя не простил. Нельзя было отталкивать тебя, это принесло столько боли нам обоим. Не ебу, будет ли иметь смысл то, что я скажу, но ты мне не никто и ты ничего себе не выдумывал. Я тоже представлял, что было бы, если бы мы начали встречаться. Все эти свидания, совместные поездки, подарки, я хуй знает, что еще нормальные люди делают. Мне жаль, что я это зафакапил, но еще больше мне жаль, что причинил боль тебе. И сказал еще что-то шепотом. - Что? - переспросил Акума. - Я извинился. - Это я понял. И я принимаю твои извинения, но что ты там в конце пробубнил? Курсед опять прошептал. - Что-что? - Я тебя любил! - громко. Акума невольно поежился. - Блять, зачем так орать-то? Я от тебя в полуметре сижу, прекрасно все услышу, если ты нормально скажешь, - проворчал Акума, после чего расплылся в улыбке. - Да, я тоже тебя любил. Очень сильно. - Жаль, что этого уже не вернуть, - тоскливо сказал Курсед куда-то в пустоту. Акума привстал со стула, чтобы накрыть его ладонь своей. Наверно, то, что он смотрел на Курседа сверху вниз, придавало ему большей убедительности. - Я готов подумать насчет этого. Только, пожалуйста, пообещай мне, что не будешь больше убегать. Весь смысл отношений в том, что у тебя есть другой человек, тебе не обязательно тащить все на себе. Если тебе опять будет хуево, я хочу, чтобы ты позволил мне быть рядом с тобой, пока тебе не станет лучше. Я правда хочу, чтобы на этот раз у нас все получилось. Курсед на минуту задумался, после чего поднес ладонь Акумы к своим губам и оставил поцелуй на его костяшках. - Я обещаю. Если ты дашь мне шанс, в этот раз все будет по-другому. Акума вновь присел на стул, удовлетворенный ответом. - Мы, может, позавтракаем, как нормальные люди? - предложил Курсед. - Пей свой кофе. Нормальность - это скучно.