солнце над твоими плечами

На Окинаве слишком жарко. Кагеяма пробует выйти на пробежку, но ему удается продержаться чуть больше половины своей обычной дистанции, после чего он в изнеможении валится на горячий песок. Воздух душный из-за жары, а по песку трудно бегать. Он поднимает руку, чтобы вытереть лицо, но в итоге просто размазывает потную полосу грязи по лбу. Нахмурившись, Кагеяма ложится на спину, прикрывает глаза липким, покрытым песком предплечьем и пытается подсчитать в уме, сколько ему осталось здесь торчать. Вроде бы ещё пять недель. Он никогда не ладил с математикой. Морской воздух пойдет тебе на пользу, сказала мама. Кагеяма перекатывается на живот и с досадой бьет кулаком по песку. Песок тут же попадает ему в глаза. У его тёти симпатичный пляжный дом, большой по меркам острова, но не чрезмерно, с высокими окнами, благодаря которым в гостиной много света и красивый вид на океан. Кагеяма помнит, как приезжал сюда, когда учился в начальной школе, как ему нравилось здесь и как он умолял своих родителей продлить его пребывание ещё на неделю или хотя бы на день. Теперь он ищет на кухне календарь, чтобы понять, сколько ему осталось — пять с половиной недель или ровно пять. – Ты выглядишь потерянным, – замечает тётя Мэй. Она разливает карри из кастрюли, стоящей на плите, по тарелкам, и наблюдает за Кагеямой с излишней, по его мнению, внимательностью. – Тебе с чем-нибудь помочь? Кагеяма перестаёт осматривать стены и опускает взгляд к полу. – Нет, – отвечает он. Она протягивает ему тарелку и он молча берет её, следуя за ней к обеденному столу. – Ты можешь сказать мне, если тебе что-нибудь нужно. Кагеяма садится напротив неё, берет ложку и начинает гонять кусочек моркови взад-вперёд по тарелке. Иногда он ненавидит проницательность Мэй. – Просто ищу календарь, – бормочет он. Даже не поднимая глаз, он чувствует, как она на него смотрит. – В твоем телефоне должен быть календарь, – говорит она спустя мгновение. – Ты забыл, что родители купили его тебе? Кагеяме даже в голову не пришло поискать календарь в своем телефоне. Он моргает, затем поднимает голову и снова оглядывает комнату, пытаясь вспомнить, где он видел его в последний раз. – Рядом с телевизором, – говорит Мэй со вздохом, в котором слышится досада, но вместе с тем и немного удивления. – Ты снова забыл его зарядить, так что я сделала это за тебя. Кстати, твоя мама звонила два раза. – Спасибо, – говорит Кагеяма. Он склоняется над тарелкой и начинает запихивать карри в рот, пытаясь закончить как можно быстрее. – Она позвонила и мне тоже. Хотела узнать, как у тебя дела. – Веселье из её голоса испаряется. – Я не знала, что ей ответить. Ложка Кагеямы останавливается на полпути к его рту и зависает там. – Я в порядке, – отвечает он после небольшой задержки. – Это не на всю жизнь, ты же знаешь. Ты снова продолжишь играть в волейбол. Прилив разочарования оставляет во рту кислый вкус, и Кагеяме приходится сглотнуть, с трудом подавляя желание огрызнуться в ответ. – Хорошо, – говорит он ровным и прохладным тоном. – Делать перерывы очень важно, – продолжает Мэй. – Это помогает освежить голову. Даже с моей работой, я— Кагеяма проглатывает остатки ужина в два огромных глотка и встаёт из-за стола прежде, чем она успевает закончить предложение. – Спасибо за ужин, – перебивает он. – Извините меня. Отнеся тарелку к раковине, он слышит, как вздыхает Мэй, и открывает кран. Как только его тарелка встает на полку, он хватает телефон и убегает в свою комнату, на ходу открывая календарь. Ровно пять недель и один день. Немного повозившись, ему удаётся создать напоминание, которое сработает за неделю до его возвращения домой. Этот срок, кажется, подходит для обратного отсчёта. Следующим утром Кагеяма просыпается поздно, и это его раздражает, потому что бегать будет еще жарче, чем вчера. Он понимает, что нужно подождать до позднего вечера, чтобы избежать полуденного солнца, но каждый нерв в его теле жаждет хоть какой-нибудь активности. Торопливо позавтракав, он надевает свою самую легкую майку, растирается солнцезащитным кремом и отправляется на пляж. Его тётя работает по будням, поэтому дом пуст, но он только через несколько минут понимает, что забыл запереть дверь. Мэй всегда напоминает ему, что на Окинаве не так безопасно, как дома, но ему все ещё трудно к этому привыкнуть. Выругавшись, Кагеяма возвращается обратно тем же путём. Он уже вспотел гораздо сильнее, чем следовало бы за несколько минут физической активности, и к тому времени, как он находит запасной комплект ключей — наверху, на прикроватном столике, рядом с телефоном, который тоже забыл — он чувствует себя одновременно раздражённым и измученным. Только мысль о том, чтобы остаться внутри и вообще ничего не делать, заставляет его снова выйти на улицу. Он со злостью хлопает дверью, закрывает ее и начинает бежать в том же направлении, что и всегда, а затем замедляется. Он никогда не пробовал повернуть налево от дома тёти, потому что не знает, что находится в той стороне и не хочет заблудиться, но, когда он прищуривается, то видит там ряд деревьев, выстроившихся вдоль того, что кажется дощатой дорожкой. Перспектива бежать по чему-то другому, кроме песка, перевешивает его опасения заблудиться. Кагеяма снова ускоряет шаг, сворачивает налево, и через несколько минут пробежки под солнцем, обжигающим его плечи, он находит то, что надеялся найти. Гладкая дорожка сделана из цемента и приподнимается над пляжем; извиваясь куда-то вдаль, она кажется бесконечной. Деревья тоже тянутся вдоль большей ее части, хотя солнце слишком высоко, и тень, которую они отбрасывают, недостаточно длинная. Он видит нескольких бегунов, наслаждающихся ровной поверхностью, в основном мужчин среднего возраста с тёмными пятнами пота на футболках. Кагеяма поднимается на настил по ближайшему лестничному пролету, перепрыгивая через ступеньку, и стартует, оставляя случайных бегунов плестись позади себя. Если он будет держаться левой стороны, ближе к деревьям, ему удастся оставаться в тени бóльшую часть времени. Высота настила легко позволяет смотреть вниз, на пляж, и наблюдать, как плещутся волны, не имея при этом дела ни с песком, ни с запахом водорослей. Он почти доволен собой. Чувство удовлетворения длится около десяти минут, пока солнце не поднимается ещё выше, и тени не исчезают совсем. Кагеяма чувствует, как вместе с пóтом из него вытекают последние остатки энергии. Он неохотно останавливается у лестницы, тяжело дыша, и жадно пьёт из своей бутылки с водой. Еще до того, как увидеть его, он слышит звук брошенного волейбольного мяча. Внизу, вниз по лестнице и слева от него, в той части пляжа, которая частично скрыта от его глаз небольшой рощицей и огромным, оставленным без присмотра бульдозером. Кагеяма с колотящимся сердцем перевешивается через перила, пытаясь разглядеть что-нибудь за деревьями. Он ждёт какое-то время, но, конечно же, звук повторяется: резкий удар ладонью по мячу и громкий выдох от усилия, такие знакомые, что Кагеяма теперь уверен на все сто, что ему не померещилось. И там, над верхушками деревьев, вспыхнуло зеленое и красное. Кагеяма сбегает вниз по лестнице, не успев даже отдышаться, перепрыгивает через последние три ступеньки и почти падает в песок под собственной силой тяжести, но не останавливается. Песок вздымается у него под ногами, пока он бежит, огибая бульдозер и деревья, и наконец он видит край волейбольной сетки и копну рыжих, растрёпанных волос. Осознание того, что он будет выглядеть, как полный придурок, если прямо сейчас выскочит на корт, задыхающийся, потный, и начнёт умолять сыграть с ним, заставляет ноги Кагеямы неохотно остановиться. Он стоит у одного из деревьев, настороженный, но поглощённый происходящим, и наблюдает за мальчиком с мячом. Трудно сказать с его расстояния, но мальчик, вероятно, учится в средней школе, судя по его росту. В нем примерно 163, может быть, 164 сантиметра, но телосложение выдает в нем спортсмена. Его чётко очерченные икры, каких не бывает у любителей, свидетельствуют об установленном графике тренировок. И он один, но все ещё пытается практиковать удары, от чего Кагеяма фыркает. В волейболе есть упражнения, которые подходят для самостоятельной практики, но атака не входит в их число. Мальчик всё равно делает всё возможное, и Кагеяма должен признать, что у него неплохо выходит. Он подбрасывает мяч так высоко, как только может, а затем разбегается, чтобы ударить по нему под почти естественным углом. Это было бы невозможным, не будь он таким быстрым, но его ноги двигаются проворнее, чем у большинства игроков, с которыми сталкивался Кагеяма. Это выглядит знакомым; Кагеяма хмурится и делает шаг вперед, теперь уверенный в том, что видел это раньше, хотя и не помнит, где и когда. Несмотря на хорошую работу ног, удар у мальчика слабый. Ему даже не удаётся ударить по мячу так, чтобы тот не коснулся сетки, и когда это происходит в третий раз, Кагеяма слышит, как тот ругается. Мяч откатывается вправо, мальчик поворачивается, чтобы поднять его, и Кагеяма наконец-то видит его лицо. Кагеяма издает звучное «ах», прежде чем успевает опомниться. Мальчик слышит его и вздрагивает, поворачиваясь и с опаской прижимая мяч к груди. Тем не менее, когда он замечает Кагеяму, его лицо светлеет. – Эй! Привет! Как дела? Тебе нравится волейбол? Хочешь поиграть? – он прикрывает глаза от солнца и бежит к нему, но как только они оказываются на расстоянии пары метров друг от друга, он останавливается как вкопанный и опускает руку; дружелюбная улыбка исчезает с его лица так же быстро, как и появилась. – Почему… что ты здесь делаешь? – голос мальчика высокий и настороженный, и, вероятно, именно так звучал бы и Кагеяма, если бы не потерял дар речи. Он хмурит брови и ищет в голове хоть какой-нибудь след имени мальчика, но ничего не находит. Всё, что он помнит — его скорость и рефлексы, которыми он только что восхищался, и, несмотря на то, что прошло почти два года, память о них все еще удивительно чёткая. Хотя они встретились всего один раз на соревнованиях в средней школе, он не уверен, что когда-нибудь сможет забыть тот удар. – Твой удар стал слабее, – говорит Кагеяма вместо ответа. Плечи мальчика резко выпрямляются, и он чуть не роняет мяч в негодовании. – Я— ты— заткнись! В одиночку трудно пробивать мяч! – затем выражение его лица меняется на сомневающееся, и он внимательно оглядывает Кагеяму с головы до ног. – Так ты помнишь меня? Кагеяма скрещивает руки на груди, раздражённый и немного смущённый. – Я помню твой удар. Это, кажется, радует мальчика, по крайне мере, немного. Его губы почти образуют улыбку. – Я сказал, что одержу над тобой победу, – говорит он. Это Кагеяма тоже помнит. – Но ты не был ни в одной из команд, с которыми мы играли в этом году. – Я переехал в Ямагату. – За этим стоят свои причины, но о них ему знать не следует. К его удивлению, лицо мальчика снова светлеет. – Так ты всё ещё играешь в волейбол? Кагеяма переминается с ноги на ногу, зарывая их глубже в песок. – Конечно. Без предупреждения мальчик бросает волейбольный мяч прямо ему в грудь. Кагеяма инстинктивно ловит его и немного теряет равновесие, ощущая дискомфорт от близкого расстояния между ними. – Какого черта… – начинает он. – Попасуй мне! Мальчик улыбается ему, пятясь назад, на площадку. Кагеяма начинает следовать за ним, но почти сразу же с досадой останавливается. – Я даже не знаю твоего имени. – Хината Шое. – Хината подходит к правому краю сетки и ждёт, немного согнувшись, готовый к атаке; всё его тело дрожит от предвкушения. Кагеяма колеблется. Он хочет бросить мяч и уйти. Его бесит искренняя уверенность Хинаты в том, что Кагеяма будет ему пасовать, и кроме его скорости, из того, что видел Кагеяма, в его движениях больше нет ничего особенного. Но приятная твердость мяча в его руках обнадёживает, а глаза Хинаты горят тем же огоньком, который он помнит по их матчу в средней школе. Он решает остаться. – Отлично, – рычит Кагеяма, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более неохотно, хотя, когда он приближается к площадке, его сердце снова замирает. Он снимает обувь и занимает позицию спереди, по центру сетки. – Но только недолго. – Хорошо! – теперь Хината действительно подпрыгивает, раскачиваясь вверх-вниз на носках. – Ты бросишь его первым, – приказывает Кагеяма, посылая мяч обратно Хинате. Хината не теряет времени даром. Он подбрасывает мяч высоко, а затем бежит — быстро, думает Кагеяма, его разум работает на полную, чтобы найти лучшую траекторию для броска, — прыгая почти в то же мгновение, когда мяч касается кончиков пальцев Кагеямы. Кагеяма посылает его точным движением, и ладонь Хинаты находит мяч в нужной точке. Он взлетает, не касаясь сетки, и шлёпается в песок в левом углу противоположной стороны площадки. – УВА-А-А-АХХ! Возглас Хинаты заставляет Кагеяму подпрыгнуть, и он с открытым ртом смотрит, как тот подбегает к нему, тряся запястьем и сияя. – ЭТО БЫЛО ТАК КРУТО! СПАСИБО! Несмотря на то, что Хината кричит на него с расстояния меньше метра, Кагеяма не может заставить себя чувствовать раздражение. Может быть, это оттого, что он слишком ошеломлён, чтобы чувствовать что-то ещё: он не уверен, что его когда-либо благодарили за сделанный пас. Хината ныряет под сетку, чтобы подобрать мяч, и кричит: – Ещё раз! Пожалуйста! – и занимает позицию быстрее, чем Кагеяма успевает вытереть пот с верхней губы. – Твой удар всё ещё был слишком слабым, – говорит Кагеяма. – Его можно было легко заблокировать. – На этот раз я ударю сильнее. – Хината держит мяч на уровне груди и всё ещё, всё ещё сияет, нисколько не обиженный, явно ожидая разрешения Кагеямы бросить ему мяч. – Хорошо, – говорит Кагеяма и сердито смотрит на него, но ничто не может ослабить оптимизма Хинаты. Он колеблется, затем поднимает руки над головой. Хината облегченно выдыхает, прежде чем снова бросить мяч. Они играют до тех пор, пока в их бутылках не остаётся воды, и ни один из них больше не может стоять прямо. Кагеяма падает на землю возле рощицы, распластавшись на спине и раскинув руки по бокам. Солнце изменило свое положение настолько, что тени от деревьев появились снова, но он всё ещё не уверен, что сможет остыть даже так. Хината падает рядом с ним, образуя облако песчаной пыли, отчего Кагеяма начинает быстро моргать, но он так измучен, что не может даже пожаловаться. – Здесь так жарко, – безо всякой необходимости говорит Хината. Кагеяма хмыкает. – Завтра мы должны сыграть пораньше. Пока солнце ещё не печет. Голова Кагеямы, кажется, весит тонну, но он всё же поднимает ее, чтобы полностью сосредоточить свой взгляд на Хинате. Он не уверен, как выглядит со стороны — зло или изумлённо. – Я всё равно когда-нибудь одолею тебя, – быстро говорит Хината, без страха встречаясь взглядом с Кагеямой. Тем не менее, в его голосе проскальзывает нотка отчаяния, когда он продолжает, – Ты ведь тоже хочешь попрактиковаться? У тебя здесь больше никого нет, да? У тебя больше нигде никого нет, напоминает себе Кагеяма. Он снова опускает голову на песок и закрывает глаза. – Я могу быть здесь в восемь, – говорит он. В 7:15 Кагеяма резко просыпается от звука будильника и несколько секунд не может понять, что происходит. Когда к нему возвращаются события вчерашнего дня, он рывком садится, выключает будильник, сбрасывает с себя одеяло и мчится вниз по лестнице. У него не уйдёт много времени на то, чтобы добраться до пляжного корта, но сначала он должен позавтракать и собраться. На последней ступеньке он чуть не сталкивается с Мэй, которая держит в руках кружку с кофе. Она выглядит немного удивлённой. – Тобио! – говорит она. – Я… не видела, чтобы ты вставал раньше десяти всё то время, что ты здесь живешь. Кагеяма чувствует себя пойманным в ловушку. Он потирает одну ногу другой и судорожно ищет объяснение. – Я хочу пораньше пойти на пробежку, – говорит он, немного путаясь в словах. – Потому что. Из-за жары. Мэй смеётся. – Да, точно, – соглашается она, но что-то в выражении ее лица говорит Кагеяме, что её не совсем убедили его слова. – Ну, мне пора на работу. Не забудь запереть дверь, когда будешь уходить. – Хорошо. Кагеяма пытается вести себя так, как будто он никуда не спешит, медленно проходит на кухню и роется в холодильнике в поисках яиц и риса, оставшегося от вчерашнего ужина. Однако, как только Мэй прощается и закрывает дверь, он запихивает коробку с яйцами обратно в холодильник, кладет в миску с рисом несколько сосисок и съедает всё за считанные минуты. В 7:30 он одет и выходит за дверь. Он не знает, почему для него так важно добраться до площадки вовремя. Какая-то часть него нервничает при мысли, что он придёт туда, но там не окажется Хинаты, а следовательно, и волейбола. В спешке он чуть не спотыкается о старенький мопед его тёти, стоящий у стены рядом с задней дверью, а потом чуть не спотыкается снова, когда соседская кошка пытается потереться о его ноги, выпрашивая еду или ласку, а может, и то, и другое. Препятствия только подстегнули его бежать ещё быстрее. Солнце определенно ещё не успело раскалиться, и он чувствует, что может бежать в своем обычном темпе, особенно после того, как переходит на привычный цемент дорожки. Когда он наконец достигает лестницы, которая ведёт к площадке, быстрый взгляд на экран телефона говорит ему о том, что он пришёл на несколько минут раньше. Кагеяма неуверенно топчется наверху лестницы. Если Хината всё-таки появится, станет ли он высмеивать Кагеяму за его излишнюю нетерпеливость? Следует ли ему пробежать немного назад и опоздать на несколько минут? Словно в ответ, до него доносится звук брошенного волейбольного мяча, а за ним следует ворчание Хинаты. Кагеяме становится немного неуютно от собственного облегчения. Ноги несут его вниз по лестнице, мимо бульдозера и деревьев, и, когда он выбегает на открытое пространство, Хината уже выжидающе смотрит в его сторону, держа наготове волейбольный мяч. – Ты пришёл! Его улыбка искренняя и непосредственная. Кагеяма не знает, что делать со своим лицом. – Ты рано. Улыбка Хинаты становится шире. – Я не мог ждать! – он достаёт свой телефон из кармана и проверяет его, добавляя, – В любом случае, ты тоже пришел рано. С этим трудно поспорить, поэтому Кагеяма просто хмурится и наклоняется, чтобы снять кроссовки и носки. Когда он снова выпрямляется, Хината всё ещё улыбается ему, сжимая волейбольный мяч так крепко, что тот, кажется, вот-вот лопнет. – Ты готов? – спрашивает он. На ум сразу приходит c десяток колкостей, но Кагеяма не чувствует в себе желания ответить какой-либо из них. Он кивает и подходит к сетке. Как только он занимает позицию, Хината бросает ему мяч — высоко и уверенно, любой связующий убил бы за такой бросок в настоящей игре. Кагеяма выравнивает ноги, держа руки наготове, и его собственный бросок кажется таким лёгким. Мяч быстро и резко летит в левый угол площадки, и через долю секунды Кагеяма осознает, что облажался. Это именно тот бросок, который ненавидят его товарищи по команде: слишком быстрый и непредсказуемый, тот, на который невозможно вовремя отреагировать. Но когда он разворачивается к Хинате, готовясь выслушивать неизбежные жалобы, то обнаруживает, что тот исчез из поля его зрения, мелькнув размытым цветным пятном, и мяч тоже исчез, уже зарытый в песок на другой стороне площадки. Кагеяма даже не успел заметить удар. – Офигеть, – говорит Хината, глядя на свои руки, а затем снова на Кагеяму. Офигеть, соглашается Кагеяма, но не может заставить себя сказать это вслух. – Твои пасы действительно потрясающие, – говорит Хината, нахмурившись, как будто недоволен чем-то. – Угх! – Он поднимает сетку и бежит к мячу, оставляя Кагеяму смотреть на свои руки. – Ещё раз! – Хината уже наготове и ждет его, и Кагеяме кажется, будто он застрял в замедленной съемке. Он опускает руки и пытается сосредоточиться, моргая, чтобы стряхнуть пот с век. – Наклони запястье вниз сильнее, когда ударишь, – говорит он, пытаясь хоть как-то скрыть чувство потрясения. – Иначе мяч может вылететь за пределы площадки. – Ладно, ладно. – Хината нетерпеливо ёрзает на месте. – Ты уже готов? Кагеяма не уверен, что готов, но всё равно кивает. Они практикуются до тех пор, пока его кожа не начинает гореть, покалывая жжением плечи, нос и щёки. Взгляд в сторону Хинаты говорит о том, что он чувствует себя ничуть не лучше, и, кивнув друг другу, они направляются к деревьям. Кагеяме приходится сесть у самого основания ствола, чтобы попасть под тень. У соседнего дерева слева от него Хината делает то же самое, и они некоторое время сидят молча, осушая свои бутылки с водой и глядя на площадку. Неудивительно, что Хината первым нарушает молчание. – Ваша команда, наверное, хорошо поработала в этом году, да? В какой школе ты учишься? Такой допрос поражает Кагеяму. – Тэнто, – неохотно говорит он, полностью игнорируя первый вопрос. У Хинаты нет никаких комментариев по поводу школы Кагеямы; они живут достаточно далеко, вряд ли он знает о такой. – Я в Карасуно, – говорит он. Кагеяма вроде бы припоминает это название. – Наверное, мы сможем встретиться только на национальных. Если бы он только что своими глазами не увидел, как Хината за несколько минут адаптировался к его самому быстрому броску, Кагеяма бы рассмеялся. Вместо этого он отвечает: – Наверное. – Кагеяма, – говорит Хината, наклоняясь к нему так, что у Кагеямы не остается выбора, кроме как повернуться к нему лицом. – Почему ты в Окинаве? Я имею в виду, ты же в постоянном составе, да? У вас, что, нет летней волейбольной практики? Губы Кагеямы сжимаются в тонкую линию. Его первое желание — оттолкнуть этого придурка Хинату с его серьёзным лицом и сказать ему, чтобы он не лез не в свое дело, но это логичный вопрос, так что нет ничего плохого в том, чтобы сказать ему хотя бы часть правды. – Мои родители хотят, чтобы я… сделал перерыв. Только на лето. – Эти слова, произнесённые вслух, вызывают в нём новый прилив разочарования. – От волейбола? – Хината так возмущён, что Кагеяма почти улыбается в ответ. По крайней мере, Хината его понимает. – А что насчет тебя? – спрашивает он. – О… – Хината, кажется, искренне удивлён, что его собственный вопрос возвращён к нему. – Э—э… моя мама просто очень хотела, чтобы я был с ними на семейном отдыхе. Но на самом деле я ещё не в основном составе, вот. Брови Кагеямы ползут вверх, и он обнаруживает, что говорит это вслух, сам того не желая: – Они зря тратят время, если ещё не взяли тебя в него. Лицо Хинаты меняется. Он, конечно, потрясён, но теперь выглядит еще и польщённым; его щеки розовеют, а кожа, кажется, начинает светиться. Кагеяма хмурится и поспешно отводит взгляд. – У тебя потрясающая скорость и рефлексы, – неохотно добавляет он. – Любому это понятно. Они идиоты, если не используют это. Но твой удар всё ещё слабый! Это бесполезно; Хината не может перестать улыбаться как идиот, невосприимчивый ко всему, что Кагеяма мог бы сказать после того, как похвалил его. – Мне нужно пойти поесть, – рявкает Кагеяма, поднимаясь и отряхивая песок с шорт. – Хорошо, – радостно соглашается Хината, вскакивая рядом с ним. – Завтра? В то же время? Кагеяма делает вид, что занят тщательным отряхиванием песка, и отвечает не сразу. – Я могу прийти сегодня вечером, – наконец говорит он. Если Хината и светился до этого, то это ничто по сравнению с тем, как он сияет сейчас. – Да! Я тоже! После ужина! Во сколько? Семь? Восемь? – В восемь пойдет. – Теперь Кагеяма чувствует себя крайне смущённым и прячет лицо, наклоняясь, чтобы надеть носки и кроссовки. – Увидимся позже. – Увидимся! Сияние Хинаты, кажется, преследует его всю дорогу от ступенек лестницы до дома его тёти, но, может быть, думает Кагеяма, прикрывая глаза рукой, это не что иное, как полуденное солнце. Тренироваться вечером сложнее, чем Кагеяма изначально предполагал. Во-первых, ему приходится врать в лицо своей тете, в чём он не особенно хорош. – Вечерняя пробежка? – Мэй, растянувшись на диване с закинутыми на кофейный столик ногами, откладывает книгу и задумчиво хмурится. – А ты разве бегаешь по вечерам? – Иногда. – Кагеяма потирает локоть, затем затылок, затем резко опускает руку. – Ты, случаем, не вступил в какую-нибудь тайную волейбольную лигу или вроде того? Это шутка, но Кагеяма всё равно чувствует, как его лицо начинает пылать. – Я— Мэй обрывает его взмахом руки. Возможно, она приняла его неловкость за грусть, потому что теперь вид у неё немного сочувствующий. – Только будь осторожней, – говорит она. – Не бегай там, где нет фонарей, и не задерживайся допоздна. И возьми с собой телефон. – Спасибо, – говорит Кагеяма. Он засовывает телефон в карман, надевает кроссовки и выскальзывает через заднюю дверь до того, как Мэй успеет ещё что-нибудь спросить. Когда он добирается до песчаного корта — на этот раз раньше, чем Хината, — Кагеяма обнаруживает вторую проблему: света фонарей у дорожки, по которой он сюда бежал, недостаточно, чтобы площадку было видно как следует. Он может разглядеть сетку и ту часть перед ней, где стоит сам, но совсем немного, и больше ничего. – Эй, Кагеяма! – Хината бежит трусцой вдоль деревьев с волейбольным мячом под мышкой, радостно размахивая второй рукой. – Извини, что опоздал! Мне нужно было почитать сестре, а потом я не мог найти свои кеды. Кагеяма молчит, ожидая, когда Хината обратит внимание на их очевидную проблему. Вместо этого Хината начинает разуваться, продолжая говорить. – Мой телефон скоро сядет, – щебечет он, выпуская мяч из рук и наклоняясь, чтобы потянуться, – так что, если мы закончим позже десяти, можно, я воспользуюсь твоим, чтобы позвонить маме? Она будет злиться, если я— – Хината, – говорит Кагеяма. Всё ещё касаясь пальцев ног, Хината перестает болтать и моргает, глядя на него. – Что? – Мы не сможем играть. – Что? – Хината резко выпрямляется, как будто Кагеяма только что лично его оскорбил. – О чём ты? Почему? Кагеяма машет рукой в направлении площадки. – Здесь слишком темно. Сетку едва видно. К удивлению Кагеямы, Хината, кажется, расслабляется после его слов. – О, – говорит он, – всё нормально. Это не проблема. Кагеяма не может решить, впечатляться или раздражаться беспечностью Хинаты. – Ты не сможешь пробивать, когда тут так темно, – сердито говорит он. Хината берет мяч и делает шаг к нему; даже в тусклом свете Кагеяма видит, как озорно вспыхивают его глаза. – Я могу играть в темноте, – говорит он. – Ты боишься? Вся кровь приливает к лицу Кагеямы, и его руки инстинктивно сжимаются в кулаки. – Не будь идиотом! – он сбрасывает кроссовки — те разлетаются в противоположные стороны недалеко от бульдозера — и топает на площадку, делая вид, что не замечает ухмылку Хинаты, следующего за ним. – Надеюсь, ты успел улучшить свой дерьмовый удар с сегодняшнего утра, – рычит он, занимая позицию. Хината даже не утруждает себя ответом. – Начинаю, – говорит он, всё ещё ухмыляясь, а затем мяч оказывается в воздухе, и Кагеяме приходится переключить свое внимание на игру. Дать пас мячом, который ты едва видишь, не так-то просто. Тем не менее, если он как следует сосредоточится, Кагеяма может почувствовать приближающийся мяч почти с той же ясностью, с какой он обычно его видит — что-то в порыве воздуха, звуке и угле наклона рук Хинаты, когда он бросает мяч, помогает ему ориентироваться в пространстве. Хината издает радостный вопль, когда мяч оказывается в воздухе, и взлетает. Несмотря на все его заверения, Хината ужасен. Снова и снова Кагеяме удается довести до него мяч, может быть, не совсем с его обычной точностью, но всё же в нужном направлении, и снова и снова Хината по нему мажет. Было бы приятно увидеть, как он берёт свои слова назад, вот только на самом деле это не так; нравится ему или нет, но Хината — единственный нападающий в его распоряжении, поэтому, когда страдает его результат, усилия Кагеямы тоже сводятся к нулю. – Этот удар был в километре от цели, – огрызается Кагеяма, глядя на мяч, откатившийся назад к его ногам. – Да знаю я, знаю! – голос Хинаты приобрел такую же резкость; Кагеяма до этого не слышал, чтобы он так говорил. Хината пинает песок, который попадает Кагеяме на лодыжки. – Давай сделаем перерыв. – Кагеяма стряхивает песок с ног и отворачивается, направляясь обратно к бульдозеру. У него в животе поселяется неприятное чувство пустоты от такой непродуктивной практики, но он напоминает и себе, и Хинате, – Мы можем попробовать ещё раз утром. – Угх! Кагеяма бросает взгляд через плечо и хмурится при виде Хинаты, яростно дёргающего себя за волосы. – Я чувствую, как он приближается, – говорит Хината, обращая свой серьезный взгляд к Кагеяме, – но потом место, которое я вообразил в своей голове, отличается от места, куда он прилетает, и в итоге я ударяю куда-то посередине. Кагеяма останавливается и поворачивается к нему. – Ты можешь это почувствовать? – повторяет он. Хината кивает. После минутной паузы Кагеяма возвращается на площадку и поднимает мяч. – Попробуй ещё раз, – говорит он, бросая мяч Хинате, который от удивления едва успевает его поймать. – На этот раз не обращай внимания на то, что видишь. Просто почувствуй мяч. Произнесённые вслух, эти слова звучат глупо, но Хината не выказывает никаких признаков сомнения. Он серьёзно кивает, делает два шага назад и ждёт, пока Кагеяма подготовится перед броском. Кагеяма чувствует то же самое, когда прыгает, чтобы послать мяч высоко и влево, и закрывает глаза, приземляясь на песок. Он вознаграждён самым приятным шлепком ладони по мячу, который когда-либо слышал, а за ним следует ликующий смех Хинаты, и он открывает глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как Хината бросается на него. – Как ты узнал, что это сработает? – верещит Хината, то ли обнимая, то ли хватаясь за Кагеяму, который неистово пытается выкрутиться из его рук. – Отцепись от меня! – Кагеяма так поражён, что на мгновение теряет все силы, но когда они возвращаются, он не мешкая отрывает руки Хинаты от своей талии, и его сердце колотится, как бешеное. Хината выглядит совершенно невозмутимым, пока он его отталкивает. – Это было так круто! – упорствует он, и его сияющие глаза пристально смотрят на Кагеяму. – Он как будто оказался у меня под рукой! Вместо того, чтобы противостоять неудержимому энтузиазму Хинаты, Кагеяма поднимает сетку и бросается на другую сторону площадки в поисках мяча. – Он ушёл за линию, – объявляет он, возвращаясь и избегая смотреть на Хинату, но знает, что воодушевление того не становится меньше; вне игры или нет, удар, несомненно, был победным. – Пляжные волейбольные площадки такие маленькие, – говорит Хината. Затем, в приливе возбуждения, добавляет, – Давай попробуем ещё раз! – Только если ты не накинешься на меня снова. – Кагеяме становится не по себе, как только он это произносит, словно даже упоминание об этом находится под строгим запретом, но в ответ Хината только смеётся. Они успешно проводят быструю атаку с каждой последующей попыткой, и Хинате удается пробивать мяч в пределах площадки приличную часть времени, хотя и не с такой последовательностью, как хотелось бы Кагеяме. Тем не менее, к тому времени, когда они, липкие от пота, задыхающиеся и падающие от усталости, возвращаются к деревьям, Кагеяма чувствует странную лёгкость в груди. Сколько он себя помнит, его пасы, сделанные даже в ярко освещенном спортзале, никогда не сопровождались таким же успехом. Ему кажется, что они находятся на пороге чего-то важного. – Это было просто замечательно. – Хината плюхается на песок, и Кагеяма следует его примеру, не в состоянии не смотреть, как Хината достает из кармана свой телефон. На его экране горят несколько новых уведомлений. – Тебе нужно позвонить маме? – спрашивает Кагеяма. Ещё нет десяти, но кто-то явно изо всех сил пытается с ним связаться. – О, нет. – Хината улыбается своему телефону, просматривая сообщения, но в конце концов кладёт его обратно в карман, не ответив на них. – Это от моих друзей из команды. Несмотря на тёплый ночной воздух, Кагеяме вдруг становится немного зябко. – О, – говорит он. – Они держат меня в курсе всего, пока я уехал, – продолжает Хината, не обращая внимание на то, что Кагеяма совершенно не заинтересован в дальнейшем обсуждении этой темы. – Они хорошие ребята, – решительно говорит он, надеясь на этом закончить. Но Хината, конечно же, не заинтересован в том, чтобы дать ему уйти спокойно. – Так и есть! – щебечет он. – Следующий семестр будет непростым, потому что некоторые из наших сэмпаев заканчивают школу. Но мы точно заставим их гордиться нами! Рот Кагеямы сжимается в узкую полоску, но Хината этого совсем не замечает. – А что насчет тебя? – спрашивает он, переводя всё своё внимание на профиль Кагеямы. – Какие твои товарищи по команде? – Нормальные, – быстро говорит Кагеяма. – Ты хочешь позвонить своей маме сейчас? Хината морщит нос, возможно, от удивления, но всё, что он произносит, это: – Да, хорошо. У меня один процент на телефоне. Можно взять твой? Кагеяма молча отдает ему свой телефон и встает, чтобы отыскать свою обувь, пока Хината звонит. Хината уверяет свою маму, что вернётся через десять минут, прежде чем пожелать ей спокойной ночи, и Кагеяма, стряхивающий последние песчинки со своих кроссовок, возвращается как раз вовремя, чтобы застать Хинату, набирающего что-то в его телефоне. – Эй, что ты делаешь? – Он чуть не роняет обувь, в спешке пытаясь выхватить телефон обратно, но Хината оказывается быстрее него. – Просто подожди минутку! – Он наклоняется к экрану на расстоянии, на котором Кагеяма не сможет его схватить. Теперь Кагеяма видит, что он звонит контакту, записанному как ~☆Хината Шое!!☆~ Хината достает из кармана свой собственный телефон, который мигает от входящего вызова всего один раз, прежде чем погаснуть. Батарея наконец сдалась. – Вот, – говорит Хината, с улыбкой протягивая телефон обратно Кагеяме. – Теперь мы можем отправлять друг другу сообщения! Кагеяма вырывает телефон у него из рук и засовывает его в карман не глядя. – Нам не нужно переписываться, если мы встречаемся в одно и то же время каждый день, – бурчит он, обувая кроссовки, но Хината, кажется, пропускает его слова мимо ушей. – Мне нужно идти, – говорит он, поднимаясь с песка, чтобы забрать свой мяч. – Было весело, – добавляет он, надевая свои собственные кеды и даже не потрудившись вытряхнуть из них песок, от чего Кагеяму передергивает. – Спасибо! – Эм. Да, – говорит Кагеяма. По неизвестной причине он чувствует себя вынужденным уйти первым, поэтому разворачивается и говорит, не глядя на Хинату: – Увидимся завтра. – В то же время! – добавляет Хината за его спиной. – Пока! Пробежка до дома была лёгкой, прохладной и спокойной, по дороге он никого не встретил. Мэй уже легла спать, когда он вернулся, но Кагеяма всё равно быстро принимает душ, прекрасно зная, что не сможет заснуть, пока он весь в поту и песке. К тому времени, как он добирается до своей комнаты, он совершенно забывает о своём телефоне, и жужжащий звук, раздавшийся из кучи грязного белья, заставляет его подскочить в кровати. Он вытаскивает телефон из кармана шорт и видит на экране уведомление от ~☆Хината Шоё!!☆~. Завтра я пробью по каждому мячу!!, пишет Хината. Кагеяма громко хмыкает, но его губы расползаются в улыбке. Хорошо, отсылает он в ответ, прежде чем решительно убрать телефон подальше. Он всё ещё улыбается после того, как выключает свет и забирается в постель. Всю следующую неделю они встречаются два раза в день и отрабатывают атаки. Это становится настолько привычным делом, что вскоре Кагеяме даже не приходится ставить будильник, потому что он просыпается сам, в семь утра или чуть позже. Их утренние практики продуктивны — даже за несколько дней точность Хинаты заметно улучшилась, и Кагеяма ощущает, что его собственные броски тоже стали чище, — но ночные практики заставляют его чувствовать особое воодушевление. Каждый раз, когда их быстрая получается в почти полной темноте, ему кажется, что они стали на шаг ближе к непобедимости; Кагеяма ловит себя на том, что грезит о ней дома, без слов прокручивая в голове последовательность действий, выискивая малейшие бреши в их комбинации. Если бы только Хината мог немного увеличить силу удара— – Тобио! От неожиданности Кагеяма роняет тарелку, которую он мыл, в раковину, и поднимает голову, робко встречаясь взглядом с тётей. Судя по её тону, она уже не в первый раз произносит его имя. – Боже милостивый, – говорит Мэй, глядя на него с неподдельным беспокойством. – Ты слышал хоть слово из того, что я сейчас сказала? – Извини, – говорит он. Мэй прищуривается и продолжает смотреть на него пытливым взглядом. Кагеяма вжимает голову в плечи и принимается мыть посуду быстрее. Он засовывает последнюю тарелку в сушилку, когда Мэй говорит: – Ты с кем-то познакомился? Это что, какой-то летний роман? – Что? – шея и щёки Кагеямы мгновенно становятся горячими. – Я— нет! Нет. – Хм. – Глаза Мэй по-прежнему прищурены. – Ты играешь в волейбол? – Нет! – взвизгивает Кагеяма. Боясь выдать себя, он пытается придумать ответ, который сможет её убедить. В конце концов он не находит ничего лучше, чем сказать еще одну полуправду. – Я кое-кого встретил, – говорит он, быстро добавляя, когда брови Мэй взлетают вверх, – Это парень! Просто— друг. – Это слово кажется странным, когда он произносит его вслух. – Мы— он тоже занимается спортом, так что мы просто— бегаем вместе. – Бегаете, – повторяет Мэй. – С другом. Кагеяма кивает; его лицо всё ещё горит. – Хорошо, – говорит Мэй. Она явно настроена скептически, но Кагеяма чувствует, что увернулся от пули, по крайней мере, на этот раз. – Ну, что ж. Полагаю, тебе уже пора встретиться со своим другом. Кагеяма снова кивает. – Возьми толстовку, – говорит Мэй, наконец-то отводя взгляд от лица Кагеямы. – В прогнозе обещали дождь. – Хорошо. – Кагеяма почти выдыхает это слово, счастливый, что допрос закончился. Он мчится наверх за толстовкой, но спускается более осторожно, как будто, если он рванёт к выходу, Мэй снова начнет задавать вопросы. – Эй, – говорит Мэй в момент, когда Кагеяма открывает заднюю дверь. Он замирает. – Да? – Как зовут твоего друга? Кагеяма расслабляется. – Хината Шоё. Мэй кивает, словно в знак одобрения. – Хорошо. Развлекайся. Кагеяма бежит быстрее обычного, изо всех сил стараясь не обращать внимания на зловещий фиолетовый оттенок неба. Когда он добирается до песчаного корта, Хината уже ждёт его, в кои-то веки сидя у деревьев вместо того, чтобы играть в одиночестве, и нетерпеливо дёргает ногой. – Ты опоздал! – говорит он. – Моя тётя, – коротко объясняет Кагеяма, снимая толстовку и бросая её вместе с обувью на песок позади себя. – Ты должен был написать, если знал, что опоздаешь. – В голосе Хинаты слышится нотка недовольства. – Я же дал тебе свой номер. Он не понимает, почему Хината устраивает сцену из-за нескольких минут. Кагеяма выпрямляется, собираясь это сказать, но слова застревают у него в горле при виде лица Хинаты. Он выглядит искренне расстроенным. – Извини, – говорит он. Слово срывается с его губ само, без спроса. Хината мгновенно успокаивается и выпячивает грудь. – Всё в порядке, – говорит он. – Просто в следующий раз напиши мне. Затем он разворачивается в сторону площадки, и Кагеяма, всё ещё немного обескураженный, следует за ним. Они успевают поиграть не больше пятнадцати минут, когда начинается дождь. Кагеяма пристально смотрит на грозовые облака из-под укрытия деревьев, пока Хината носится по полю кругами, пытаясь отыскать свои носки с кедами до того, как они намокнут. Когда он подбегает к Кагеяме, в одной руке он держит обувь, а в другой — толстовку Кагеямы с тёмными каплями дождя на ней. – Ты забыл это! Кагеяма продолжает смотреть в небо. – Мне она не нужна, – ворчит он. Некоторое время они оба молчат. После третьего раската грома становится очевидно, что их практика окончена. – Я думаю, нам стоит— начинает Кагеяма, а затем останавливается как вкопанный, краем глаза заметив Хинату, надевшего его толстовку. Хината невинно встречает его взгляд. – Что? – спрашивает он. – Тут холодно! И ты сказал, что тебе она не нужна! – Это не значит, что ты можешь просто взять и надеть чужую одежду! – несмотря на резкость его слов, Кагеяма скорее ошеломлён, чем зол; Хината в очередной раз доказал, что он самая большая загадка, с которой Кагеяма когда-либо сталкивался, и его поступки непостижимы даже больше, чем классическая литература. – Всё нормально, – говорит Кагеяма, когда Хината хмурится и берётся за ворот толстовки. – Просто— верни мне её завтра. Хинате не нужно повторять дважды. – Хорошо! – говорит он, снова радостный. – Мне нужно— – Пойдём ко мне, – перебивает Хината. Кагеяма сбился со счёта, сколько раз за последние полчаса Хината заставил его потерять дар речи. – Что? – Мы будем там через пять минут, если побежим, – говорит Хината. – И льёт уже прилично. Словно в подтверждение его слов, раздаётся еще один раскат грома. Нет причин отказываться, понимает Кагеяма и хмурится от того, что его желудок всё ещё немного сжимается от беспокойства. Он не уверен, чего боится, может быть, Мэй? – Хорошо, – соглашается он, стряхивая капли воды со своей чёлки. С веток на них начинает течь. – Но мне нужно позвонить моей тёте. – Когда мы будем у меня, – говорит Хината. Он терпеливо ждёт, пока Кагеяма не без усилий натянет кроссовки на мокрые ноги, затем надевает капюшон толстовки. – Ты уверен, что не хочешь её надеть? Кагеяма, хмурясь, отводит взгляд. – Всё в порядке, – говорит он. – Пойдем. Хината ведёт их вверх по дощатой лестнице, а затем направо, в противоположную от дома Мэй сторону. Он не соврал, сказав, что его дом близко, но, несмотря на это, они успевают промокнуть к тому времени, как оказываются у одного из множества одинаковых небольших таунхаусов, выстроившихся в ряд недалеко от набережной. Хината показывает на него пальцем, но ловит Кагеяму за локоть, прежде чем тот успевает подняться на первую ступеньку. – А, ой, подожди секунду— И Хината исчезает где-то позади дома, оставив Кагеяму часто моргать в одиночестве из-за усилившегося дождя. Когда Хината возвращается через минуту, волейбольного мяча с ним уже нет. – Идём! – Хината проносится мимо Кагеямы, взлетает по ступенькам и распахивает дверь, жестом показывая ему не отставать. – Почему ты— начинает Кагеяма, заходя в прихожую за Хинатой, но тот молниеносно шикает на него. – Мам! – кричит Хината, стягивая капюшон толстовки Кагеямы. – Мам, принеси полотенца, пожалуйста! Маленькая женщина с дружелюбным и одновременно обеспокоенным видом выглядывает из комнаты. – Шоё, слава богу — я уже начала волноваться, где ты был! – она открывает ближайшую дверцу шкафа и достаёт два огромных пушистых полотенца, которые Хината и Кагеяма с благодарностью принимают. – Спасибо, – говорит Хината, и когда Кагеяма повторяет за ним, мать Хинаты переводит все свое внимание на него. – Ты, наверное, тот самый друг, о котором рассказывал Шоё! – говорит она, улыбаясь до самых уголков глаз. Кагеяма, который в это время вытирал волосы полотенцем, замирает. -Да, эм, это Кагеяма, – быстро говорит Хината, пряча лицо за полотенцем. – Там сильный дождь, а его дом далеко, поэтому я сказал ему— – Конечно, – говорит мать Хинаты. – Оставайся сколько захочешь, дорогой. Ты, наверное, уже устал от этого плавания. Опустив полотенце, Кагеяма беспомощно оглядывается на Хинату. – Э— эм… – Да, мы плавали все утро! – щебечет Хината. Он с усилием вылезает из мокрых, поскрипывающих кед и наконец поднимается с гэнкана на пол. – Ладно, мы пойдем обсыхать. – Постарайтесь не разбудить Нацу, – говорит мать Хинаты. – Хорошо! Пойдем, Кагеяма! – Хината бросает на него многозначительный взгляд и направляется к лестнице. – Спасибо за ваше гостеприимство, – бормочет Кагеяма и тоже стаскивает мокрые кроссовки, прежде чем шаткой походкой проследовать за Хинатой. Как только они оказываются в спальне Хинаты и дверь за ними надёжно закрывается, Кагеяма оборачивает полотенце вокруг шеи и скрещивает руки на груди. – Тебе тоже нельзя играть в волейбол. Хината не смотрит на него в ответ, но его щеки заметно розовеют, когда он поворачивается к небольшому комоду и начинает рыться в нём в поисках сухой одежды. – Почему? – Кагеяма не может понять. Одно дело — хотеть, чтобы Хината поехал на отдых вместе с семьей, но у его мамы не должно быть причин запрещать ему играть в волейбол. – На самом деле, я, эм, получил травму, – говорит Хината. Он одергивает и без того длинные ему рукава толстовки, не отрывая глаз от ящика комода. Кагеяма чувствует, как его глаза расширяются. Он быстро перебирает в памяти движения Хинаты за те часы, которые они провели на площадке, в поисках любого признака неуверенности или слабости. Это точно не могло быть растяжение стопы или лодыжки, учитывая скорость, которую тот демонстрировал даже на песке, и подвижность его плеч и локтей также была более чем достаточной. Единственное, что вызывало подозрение, это— – Твое запястье, – говорит Кагеяма, хмуро глядя на руки Хинаты. – С ним все в порядке! – протестует Хината, но все равно принимается потирать его, скорее всего, бессознательно. – Это было всего лишь растяжение, и в целом оно уже в норме. Мама просто считает, что мне нужно ещё отдохнуть. – Ты мог бы сказать мне. – Кагеяма пытается сосчитать, сколько раз за последнюю неделю он назвал удар Хинаты слабым. Его желудок неприятно сжимается. – Я подумал... что ты, может быть, не стал бы играть со мной, если бы знал. – Хината избегал смотреть на него на протяжении всего разговора, но сейчас осмелился бросить нервный взгляд исподлобья. Кагеяма открывает рот, чтобы сказать это глупо, но останавливается, думая о том, какой была бы его реакция в тот день, когда он столкнулся с Хинатой на пляже, если бы тот сказал, что его правое запястье повреждено. Вероятно, что-нибудь в роде пустая трата времени. Его рот закрывается. – Ты теперь перестанешь играть со мной? – спрашивает Хината. Он снова смотрит на ящик комода, на рукава толстовки, куда угодно, только не на Кагеяму. – Нет. – Кагеяма не может точно сказать, почему за эту неделю столько всего изменилось, но он знает, что ему невыносима мысль о том, что они могут прекратить их ежедневные тренировки. – Но мы должны начать практиковать что-то ещё. Тебе нельзя так много бить по мячу, если твоё запястье всё ещё заживает. Хината выглядит лишь отчасти обнадёженным. – Мне нравится атаковать, – скулит он. – Тогда прекрати ухудшать своё состояние, если собираешься когда-нибудь снова делать это нормально! – вышло более грубо, чем Кагеяма рассчитывал, но он не чувствует сожаления за свои слова, даже когда Хината вздрагивает. – Хорошо. – Итак, – говорит Кагеяма, меняя тему по большей части потому, что вид надувшегося Хинаты действует ему на нервы, – ты сказал своей маме, что мы… плавали? – О, – говорит Хината. – Да, я сказал ей, что ты не умеешь плавать, поэтому я тебя учу. Хината пытается снять с себя мокрую толстовку Кагеямы, задирая свою футболку вместе с ней, и Кагеяма, чьи щёки пылают возмущением, шипит: – Что? Я умею плавать! – Ну, она-то этого не знает! – Хината начинает стягивать с себя шорты, и Кагеяма, громко цыкая, отворачивается. Его лицо пылает, но он решает пока повременить с оскорблениями. – А что насчет вечерних тренировок? Как ты ей это объяснил? – спрашивает он, уставившись в стену. Краем глаза он видит, как Хината надевает чистую пару боксёров, затем выпрямляется и пожимает плечами. – Я просто сказал, что мы тусуемся. Ему требуется несколько секунд, чтобы осмыслить ответ Хинаты; Кагеяма чувствует странную рассеянность, и ему приходится ещё раз вытереть волосы полотенцем, чтобы прийти в себя. – Тусуемся? – растерянно повторяет он. Какой родитель купится на такую отговорку? Как только он это говорит, из кучи мокрой одежды у ног Хинаты доносится вибрирующий звук телефона. Верно, думает Кагеяма, наблюдая за тем, как Хината наклоняется, чтобы вытащить свой телефон и открывает его, чтобы прочесть сообщения. Не так уж невероятно, что Хината время от времени может заниматься с другими людьми чем-то ещё, помимо волейбола. – Твои друзья часто тебе пишут. Он не хотел, чтобы его комментарий прозвучал едко, но что-то в его тоне заставляет Хинату резко перевести на него взгляд. Оглядев его, он бросает свой телефон на кровать, а затем садится рядом. – Да, – наконец отвечает Хината. – Наверное. Кагеяма чувствует себя странно, стоя посреди комнаты под изучающим взглядом полураздетого Хинаты, поэтому тоже садится на край кровати как можно дальше от него. – Ты не ладишь со своими товарищами по команде, да? Теперь настаёт очередь Кагеямы быстро поднять глаза. – Я— он начинает в повышенном тоне, чувствуя горячую вспышку гнева, но, как только встречается взглядом с Хинатой, она стихает. Он снова отворачивается. Хината, возможно, чувствует, что этот разговор сродни прогулке по минному полю, поэтому немного выжидает, прежде чем спросить: – Ты поэтому не играешь в волейбол этим летом? Просто уйди, думает Кагеяма. Его плечи напрягаются. Просто скажи ему, чтобы он заткнулся, и уйди. Он понятия не имеет, сколько времени проходит, прежде чем он наконец открывает рот и выдавливает из себя ответ, который неожиданно оказывается абсолютно честным. – Они думают о том, чтобы исключить меня из основного состава. – Когда он говорит это вслух, слова причиняют ему физическую боль, как будто они наполнены ядом, обжигающим его горло. Он чувствует, как Хината напрягается рядом с ним. – Они—кто? – Капитан. Тренер. Все. – Теперь, когда он признался, продолжить почему-то стало проще. Кагеяма почти чувствует облегчение от того, что выплеснул всё наружу. Он даже толком не говорил об этом со своими родителями, хотя знает, что они говорили с его тренером. – Они думают, что я не подхожу команде. – Но… – Хината позволяет этому слову повиснуть в воздухе настолько долго, что Кагеяма косится на него. Из-за отсутствия футболки становится очевидно, что его верхняя часть тела всё ещё слишком худая для волейболиста, а волосы частично прилипли ко лбу из-за полотенца и дождевой воды. Его щёки и нос немного шелушатся от загара, а лоб сильно нахмурен, как будто он решает сложную математическую задачу. – Но ты, типа, идеальный. Кагеяма чувствует резкий толчок в солнечное сплетение, настолько неожиданный, что на мгновение задумывается, не заболевает ли он. Но затем это ощущение проходит, или, по крайней мере, смягчается, и он вынужден сосредоточиться на том, как сформулировать ответ. – Я имею в виду, – продолжает Хината, избавляя Кагеяму от необходимости говорить по крайней мере ещё на пару минут, – ты, типа, супер-высокий, и хорошо пасуешь и принимаешь, и вообще— и твои пасы такие… ! – Он размахивает руками в воздухе, рисуя ими несколько кругов, как будто это должно прекрасно проиллюстрировать его слова. – Какая команда не захочет тебя взять? – Я— начинает Кагеяма, делая паузу, чтобы прочистить горло. – Я не очень хорош в командной работе. Немыслимо, но Хината всё ещё пялится на него с недоверием. – Мы прекрасно сыгрались вместе, – говорит он. Он очень близок к тому, чтобы сказать, ты другой. – Это другое, – говорит он вместо этого. Они оба замолкают. Кагеяма смотрит на свои ноги в серых разводах от воды и песка и думает о своей команде. Он понятия не имеет, как будет проходить практика, когда он вернётся; тренер назвал это испытательным периодом, проверкой, было ли длительного перерыва достаточно, чтобы улучшить его навык командной игры, и, если нет, сможет ли команда продолжить без него. Впервые с момента своего прибытия на Окинаву Кагеяма испытывает укол страха при мысли о возвращении. Если бы только— – Я бы хотел, чтобы мы были в одной команде, – говорит Хината. Кагеяма вздрагивает. Его шок, должно быть, отразился на его лице, потому что при взгляде на него Хината начинает запинаться. – То есть— это просто— ну, у нас хорошо получается, да? У них хорошо получается. Кагеяма кивает. – И— я не знаю— у меня крутая команда, – спешно говорит Хината, слегка проглатывая слова, — и я им нравлюсь и всё такое, но на самом деле я не особо им нужен. Для них я что-то вроде талисмана, наверное. Кагеяма вспоминает тот первый раз, когда они играли вечером и Хината пробил его пас, даже толком не увидев мяча. Пустая трата времени, снова думает он. – Мне просто кажется, что мы могли бы хорошо играть вместе по-настоящему, – заканчивает Хината и замолкает, теперь явно смущённый. – Да, – говорит Кагеяма. – Наверное. – Он хочет сказать больше, но даже это маленькое признание кажется утомительным. У него кружится голова. И всё же Хината улыбается. – Хорошо, – говорит он, вскакивая с кровати с удвоенной энергией. – Это всего лишь значит, что мы должны очень усердно тренироваться, пока мы здесь. Так что, когда мы вернемся, им придётся взять нас в основной состав. И тогда мы наконец сможем встретиться на национальных! Кагеяма ничего не может с собой поделать; он тоже начинает улыбаться. – Очевидно, – говорит он. – Но тебе всё равно придется на некоторое время отказаться от атак. Лицо Хинаты вытягивается. – Ты хуже всех. Пока Кагеяма решает, оскорбиться на это или нет, его телефон начинает звонить. Он встаёт, немного удивлённый, и нервно сглатывает, когда видит, что на экране высвечивается номер его тети. – Да, – говорит Кагеяма, открывая свой телефон в тот самый момент, когда Хината вскрикивает: – Из-за твоих шорт у меня кровать промокла! – Замолчи, – шипит Кагеяма. Он поворачивается спиной к Хинате и прикрывает трубку телефона рукой. – Э— э… алло? Тётя Мэй? – Тобио, – раздается голос Мэй, и он не может определить, каким тоном она это говорит, – Где ты? – Извини, – быстро говорит Кагеяма. – Я собирался позвонить— начался дождь, так что мы, э— э… я— я в доме моего друга. Он скорее чувствует, чем видит, как Хината оживляется при этом слове. На том конце линии Мэй делает паузу, которая длится на миг дольше, чем хотелось бы Кагеяме. Затем она говорит: – У Шоё? Теперь Хината встаёт на цыпочки, пытаясь прижать голову к плечу Кагеямы, чтобы подслушать их разговор. Кагеяма пихает его в бок локтем. – Да, – говорит он. – Хорошо, – говорит Мэй. – Я могу поговорить с его мамой? – Конечно! – это ответ Хинаты. Кагеяма бросает на него свирепый взгляд. – Пойдем. – Хината открывает дверь и идет вниз, в гостиную, и у Кагеямы не остается иного выбора, кроме как проследовать за ним и передать свой телефон матери Хинаты. Они с Мэй беседуют не больше минуты, но всё это время Кагеяма чувствует беспокойство, поэтому его особенно раздражает, что Хината по какой-то дурацкой причине продолжает ему улыбаться. Когда мать Хинаты наконец возвращает ему телефон, он заходит на кухню и прижимает его к уху. – Эм. Алло? – Да. – Голос Мэй теперь звучит намного теплее, и Кагеяма немного расслабляется. – Ну, я рада, что вы успели прибежать до того, как начался действительно сильный дождь. Похоже, они живут не слишком далеко. – Да. – Кагеяма не знает, должен ли он сказать что-то ещё. – Ты можешь остаться на ночь, если хочешь, – после паузы продолжает Мэй. – Хината-сан сказала, что она не против. То чувство в его животе снова возвращается, и ему приходится медленно выдохнуть, чтобы оно прошло. – Нет, я думаю, что скоро вернусь. – Хорошо. – Ещё одна пауза. – Я рада, что у тебя появился друг, Тобио. Голова Хинаты высовывается из-за угла, как будто в неё встроен радар, сигналящий, когда люди говорят о нём. – Да, хорошо, увидимся позже, спокойной ночи. – Кагеяма кладёт трубку, не дожидаясь ответа Мэй. – Ты останешься у меня? – спрашивает Хината в ту же самую секунду, когда Кагеяма складывает телефон. На нём всё ещё нет футболки. – Нет. – Он не может заставить себя посмотреть на Хинату, когда говорит это, что к лучшему, потому что тот, скорее всего, снова дуется. – Почему нет? – говорит Хината, определённо надувшись. – Потому что— все твои вещи будут мне малы. – По крайней мере, с этим Хината не сможет поспорить, и Кагеяма использует его озадаченное молчание как возможность сбежать в коридор. Он останавливается только для того, чтобы поблагодарить маму Хинаты перед выходом. – Шоё, дай ему зонтик, если он не остаётся! – кричит она им вслед. – Да, хорошо. – Хината отдаёт ему зонт в обмен на мокрое полотенце и стоит, наблюдая за тем, как он пытается влезть в неприятно холодные и мокрые носки и кроссовки. Кагеяма ожидает, что Хината продолжит дуться, но когда он поднимает голову, чтобы попрощаться, тот снова улыбается. – До завтра, – говорит он. Его голос непривычно тих. Кагеяма сжимает ручку зонта и неуверенно на него смотрит. – Будем плавать целый день! – выкрикивает Хината, сияя ещё больше. – Заткнись, – рычит Кагеяма, краснея и хватаясь за дверную ручку. Он бежит вниз по лестнице и через пляж к дощатому настилу, не оглядываясь. Спустя пять — а то и больше — минут бега под дождём он понимает, что забыл открыть зонт. Всю следующую неделю их тренировки проходят гладко. В первый день Хината тратит всего несколько минут, выпрашивая разрешение на неограниченную практику атак, прежде чем он вынужден смириться с тем, что Кагеяма ему не уступит, и после этого они продуктивны — более чем продуктивны. Даже отрабатывая другие техники, помимо пасов, Кагеяма чувствует себя невероятно сосредоточенным, когда работает с Хинатой. Как будто его восприятие возвращает свою прежнюю остроту, которая притупилась за последний год; как будто просто показывая, как правильно подавать и принимать мяч — Хината почти невыразимо плох и в том, и в другом — он изменяется в лучшую сторону. В пятницу он просыпается раньше обычного, полный энергии и решимости поскорее попасть на площадку. Он надевает чистые шорты и майку, достаёт из холодильника бутылку с водой и рассеянно прощается с Мэй, прежде чем направиться к двери. Ему кажется, что он слышит, как она кричит что-то ему вслед, но, скорее всего, она просто говорит ему взять ключи, про которые он на этот раз не забыл. Не теряя времени даром, он выходит на променад. Дойдя до лестницы, он видит Хинату, приближающегося к ней с другого конца дорожки. – О! – Хината хватается за перила, останавливается и смотрит. – Как ты рано! – Я рано проснулся, – говорит Кагеяма, пожимая плечами. Он вдруг задаётся вопросом, всегда ли Хината приходит сюда настолько раньше назначенного времени. – Хм. – Хината кивает, но не перестаёт пялиться на него. Он залезает рукой себе в волосы и в итоге собирает их в огромный вихор. – Что? – Кагеяма чувствует укол неловкости. – Почему ты так на меня смотришь? Хината медленно качает головой — вихор начинает разглаживаться — но не отводит взгляда. – Ты улыбался, – говорит он. – Что? – Когда ты шел сюда. Ты вроде как улыбался, как нормальный человек. – Что, чёрт возьми, это должно значить? – лицо Кагеямы искажается в самом злобном взгляде, на который он только способен, но Хината смеётся, совершенно не выглядя испуганным. – Ничего, – говорит он, ухмыляясь. – В любом случае можешь не волноваться, теперь ты выглядишь, как обычно. Хината принимается спускаться по лестнице, и Кагеяма, взволнованный, с горящими от досады щеками, неохотно следует за ним. Ни один из них не замечает звука бульдозера, пока они не доходят почти до самой площадки. Они огибают рощицу, и Хината внезапно останавливается; Кагеяма врезается в него сзади. – Смотри, куда— начинает Кагеяма, но слова застывают у него на губах. Бульдозер работает — так громко, что он понятия не имеет, как они не услышали его ещё наверху, — и вокруг него толпится кучка строителей; некоторые тащат несколько вырванных с корнями деревьев в кучу, остальные помогают машинисту с управлением. Столбы, поддерживающие волейбольную сетку, лежат рядом на песке, там, где ещё вчера была их площадка. – Воу-воу-воу! – Один из рабочих подбегает к ним, выставив вперед руки, как будто опасаясь, что они бросятся под бульдозер. – Что вы, ребята, здесь делаете? Рот Кагеямы беззвучно шевелится. К счастью для него, Хината, похоже, никогда не испытывает недостатка в словах. – Что вы делаете на нашей волейбольной площадке? – рассерженно спрашивает он. В рабочем, должно быть, не меньше 185 сантиметров роста, и Хината зашел за спину Кагеямы, но его голос звучит грозно, и он впивается пальцами в свой волейбольный мяч, словно готовясь к драке. Рабочий остается невозмутим. – Это не ваша волейбольная площадка, парень, а гостиницы, – говорит он, указывая большим пальцем себе за спину, в сторону одного из зданий по другую сторону от дощатого настила. – И никто ей больше не пользуется. Они будут строить здесь ресторан. Хината опускает волейбольный мяч, его плечи поникают. – Но— вы не можете! – протестует он, поднимая обеспокоенный взгляд на Кагеяму. Это заставляет того испытать странное чувство вины, хотя он ни в чём не виноват; грудь Кагеямы сжимается. – Пойдём, – говорит он тихим голосом, кладя руку на плечо Хинаты. Хината колеблется, затем сдаётся. Он отворачивается и плетётся к лестнице, а Кагеяма опускает руку и следует за ним. Они молча поднимаются по лестнице, но, как только они оказываются на дорожке, Хината снова поворачивается к нему. – Что мы будем делать? – требовательно спрашивает он. Его глаза очень серьёзны. – Я— я не знаю! – Кагеяма одновременно озадачен и немного обрадован верой Хинаты в то, что он сможет решить эту проблему. Он напрягает свою память, стараясь достать из неё все, что знает об окружающей местности. – Мои родители брали меня на частный пляж, где был корт, – наконец говорит он и прищуривается, пытаясь вспомнить детали, – но он был неблизко. Мы всегда ездили туда на машине. Глаза Хинаты по-прежнему неотрывно смотрят на него. Он не говорит ни слова. Кагеяма чувствует себя прикованным к месту этим взглядом. Он пытается снова. – Или, э-э… у моей тёти есть компьютер. Мы могли бы— посмотреть карту. Может быть, поблизости есть что-нибудь ещё. Хината, успокоившись, кивает. – Пойдём. Ему странно оттого, что Хината идет вместе с ним в дом его тёти, но Хината полон энтузиазма. Теперь, когда он снова обрёл надежду, какой бы далёкой она ни была, к нему вернулись весёлость и жизнерадостность, и он издаёт восхищённое «оох», когда они приближаются к дому Мэй. – Ух ты, он огромный! И вид отсюда действительно классный! Кагеяма хмыкает и роется в карманах в поисках ключа от задней двери. – Проверь, что стряхнул весь песок, перед тем— начинает он, вставляя ключ в замок, но его слова прерывает громкий вопль. – Кагеяма! Смотри! Кагеяма поворачивается к нему и видит, что Хината присел на корточки, чтобы погладить соседскую кошку. Он чешет её за ухом и смеётся, когда она издает громкое урчание. Слово милый приходит к Кагеяме на ум безо всякого предупреждения, и он хмурится; он видел эту кошку миллион раз и никогда не испытывал ничего, кроме раздражения. – Ты— просто— жди здесь, – бормочет он. Хината легко произносит «хорошо», и Кагеяма толкает дверь, снимает обувь и отряхивает песок со ступней и лодыжек, прежде чем войти внутрь. Он находит ноутбук своей тёти на кухонном столе и сразу же принимается искать карту, но голос Хинаты, воркующего с кошкой, доносится с улицы через открытое окно и мешает ему сосредоточиться. Кагеяма тяжело опускается на стул и трёт лоб тыльной стороной ладони. На первой карте, которую он проверяет, нет ничего, кроме ресторанов. Вторая карта содержит названия всех основных близлежащих пляжей, но не указывает, есть ли на них волейбольные площадки или нет. На гугл-картах есть фотографии всех пляжей, но ему потребуется вечность, чтобы просмотреть каждый из них на предмет волейбольной сетки. – Кагеяма! – зовёт через окно голос Хинаты. Кагеяма вздыхает, захлопывает ноутбук и встаёт со стула. – Ну что там? – он почти уверен, что Хинату поцарапала кошка и он истекает кровью, но, когда он выходит, то видит, что его глаза такие же ясные, как когда он оставил его ждать во дворе; он стоит у двери, вытянув руку. Кошка перебралась на заднее сиденье мопеда его тёти, вылизываясь и игнорируя их обоих. – Я уже видел кошку, Хината— – Нет, – выдыхает Хината с таким возбуждением, что у Кагеямы не остаётся другого выбора, кроме как замолчать. – Мопед. – Что? – Кагеяма снова следует взглядом за рукой Хинаты, уставившись на мопед и моргая. Кошка спрыгивает и уходит, как будто недовольная тем, что она больше не в центре их внимания. – Нет, – говорит Кагеяма, качая головой и хмуро глядя на облупившуюся белую краску и погнутое зеркало заднего вида. – Ни за что. – Почему нет? – Хината бросается вперёд и хватает Кагеяму за запястья. Кагеяма напрягается и пытается вырваться, но на этот раз хватка Хинаты оказывается сильнее. – Ты же сказал, что мы могли бы добраться до того пляжа, если бы поехали на машине, так? – Это не— я даже не знаю, там ли он еще! Это было давно! – Кагеяма пытается отдёрнуть руки во второй раз, но вместо этого просто притягивает Хинату к себе. Его обескураживает эта непосредственная близость, когда он может посчитать каждую веснушку на его лице; Кагеяма морщится от волны тепла, которая проходит через всё его тело, тяжело оседая в животе, совсем как в тот вечер в доме Хинаты. – И что? – Хината, похоже, не заметил ни того, как сократилось расстояние между ними, ни того, как скривилось лицо Кагеямы. Он прижимается ближе, встав на цыпочки и задрав подбородок. – Давай попробуем и узнаем! Кагеяма вынужден закрыть глаза. Он спрашивает себя, может ли это быть тепловой удар. – У меня нет прав, – выдавливает он, сдерживая кашель в пересохшем горле. – Но ты же водил его раньше, да? Хината отпускает его так внезапно, что Кагеяма отшатывается назад, ударяясь спиной о стену. Он открывает глаза, смущённый, но Хината уже не смотрит на него — вместо этого он трётся у мопеда, по очереди трогая заднее колесо, сиденье и руль. – Я ездил на нём, – говорит Кагеяма. В тот самый момент, когда эти слова слетают с его губ, к нему приходит понимание: он сделает то, о чём просит Хината. В этом нет никаких сомнений. – Тогда все будет хорошо! – Хината наконец-то оглядывается на него через плечо и улыбается. – Просто будь осторожен, и нас не остановят! Ему нужно несколько секунд, чтобы прийти в чувство. Когда его ноги вновь обретают способность ходить, Кагеяма делает шаг к Хинате и мопеду. – Мне придется поискать шлемы, – говорит он, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал как можно более неохотно. – Я помогу! Хината следует за Кагеямой внутрь, порхая вокруг него как колибри. Кагеяма отправляет его рыться в шкафу, пока снимает ключ от мопеда с крючка у входной двери, и, когда он оборачивается, Хината уже стоит в коридоре, держа в каждой руке по шлему. – Нашёл! – он с гордостью протягивает Кагеяме шлем побольше. Его щёки раскраснелись от волнения — а может быть, у него тоже тепловой удар. Кагеяма берет шлем и опускает взгляд вниз. – Давай возьмем с собой поесть. Десять минут спустя он выкатывает мопед на дорогу, отгоняя от себя Хинату, пока производит последний осмотр. Бензина должно хватить, чтобы довезти их до пляжа и обратно (что было его главной заботой), и уровень масла в порядке. Управление не выглядит сложнее, чем он помнит с прошлого раза, когда Мэй позволила ему сделать круг по окрестностям. – Всё в порядке, поехали, ну же, – торопит его Хината, одёргивая на плечах рюкзак с обедом, бутылками с водой и волейбольным мячом. – Успокойся, – рычит Кагеяма, однако сам он далёк от спокойствия, когда надевает шлем и садится за руль мопеда. Его сердце бешено колотится и он всё ещё чувствует головокружение и лёгкую тошноту; вероятно, вести эту штуку сейчас — не лучшая затея. Его сердцебиение учащается ещё сильнее, когда Хината забирается на мопед позади него. – Секундочку, – говорит Хината. Кагеяма слышит щелчок ремешка на подбородке его шлема, а затем Хината подаётся вперед, прижимаясь грудью к спине Кагеямы. Проходит пара мгновений — Кагеяма насчитывает пять неровных ударов сердца, — прежде чем руки Хинаты легко обхватывают его вокруг талии. – Так нормально? – спрашивает он. Его подбородок касается плеча Кагеямы, лишь слегка упираясь в него. – Тебе, наверное, нужно, – говорит Кагеяма, не узнавая звучания собственного голоса, – держаться крепче. Ладони Хинаты ложатся ему на живот, и он крепко сжимает Кагеяму обеими руками. Теперь его подбородку некуда деваться, кроме как устроиться на его плече. – Хорошо, – говорит он, и его теплое дыхание касается шеи Кагеямы. – Готов! Кагеяме требуется некоторое время, чтобы сориентироваться. Он пинает подножку, нажимает на газ, поворачивает ключ в замке, и, когда двигатель с рокотом оживает, Хината сжимает в кулаках ткань его футболки. Кагеяма делает глубокий вдох и поворачивает руль. Они ускоряются с небольшим рывком, который Хината выделяет небольшим «о!» прямо возле уха Кагеямы, а затем они уезжают вниз по улице, набирая скорость. – О, – снова говорит Хината, когда они разгоняются до сорока километров в час. Ветер громко свистит в ушах Кагеямы, и ему приходится щуриться, чтобы глаза не слезились; он уже забыл эти ощущения от езды. Руки Хинаты сжаты в замок на его талии. – Ты в порядке? – спрашивает Кагеяма, повысив голос, чтобы перекричать шум ветра. К его удивлению, Хината отвечает смехом. – Отлично! – кричит он громче, чем нужно. Его руки сжимаются еще сильнее. – Здесь так красиво! Кагеяма рискует оглянуться через плечо, впитывая вид океана, песка и пляжных домиков по левую сторону от них, а затем профиля Хинаты, его блестящих глаз и пряди волос, которую выбило из-под шлема ветром. Хината ловит его взгляд и улыбается в ответ. Осторожнее, думает Кагеяма. Он поворачивается вперёд, снова сосредоточившись на дороге. Чтобы добраться до пляжа, на котором он не был годы, требуется всё его внимание. Им приходится дважды останавливаться и разворачиваться, и в какой-то момент он чуть не въезжает в кювет, когда ему кажется, что он увидел полицейскую машину, которая оказывается такси. Но затем, когда его мышцы уже начинают напрягаться от разочарования, он замечает вывеску, которая выглядит знакомой. – Там было написано Кафе Очаг? – бросает он через плечо. – Мм? – рот Хинаты приближается к уху Кагеямы. – Э— э… возможно? Кагеяма дёргает плечом, и Хината отстраняется. Без предупреждения Кагеяма поворачивается — пожалуй, немного резко, судя по тому, как ногти Хинаты впиваются ему в живот, — и ведёт их по боковой улице налево. Они проезжают мимо отеля, который тоже выглядит знакомым, и Кагеяма инстинктивно управляет мопедом, сворачивая еще в несколько переулков, сбавляя скорость, когда они поднимаются на небольшой холм, который уходит направо. Кафе Очаг находится там, в конце квартала. Как только он его видит, Кагеяма понимает, что нашел нужное место. Они обычно приходили сюда за сандвичами с авокадо и креветками после плавания и волейбола. – Что, – говорит Хината, когда они сбавляют скорость ещё больше, – ты голодный или— но замолкает, когда замечает то, о чем Кагеяме уже известно — внизу и слева, у подножия крутой насыпи, которая ведет к пляжу. Волейбольные сетки блестят так же, как и вода, такие белые и нетронутые, в сто раз красивее, чем площадка, на которой они играли у дорожки. – Кагеяма! – Хината одной рукой сжимает плечо Кагеямы, а другой указывает вперёд. – Там, внизу! Их две! Единственный путь к кортам — вниз по насыпи и через песок. Кагеяма заезжает за припаркованный фургон и глушит двигатель. – Так, – говорит он, вытаскивая ключ из замка зажигания. – Я думаю, нам нужно— Хината спрыгивает с заднего сиденья мопеда, срывает с головы шлем и хватает Кагеяму за локоть. – Давай, бежим! – выкрикивает он и дёргает его с такой силой, что Кагеяме приходится схватиться за мопед, перекидывая ногу через сиденье, чтобы не упасть. – Эй! – кричит Кагеяма, но Хината отпускает его и бросается к ближайшей лестнице. Кагеяма бежит за ним, засовывая ключ в карман и изо всех сил пытаясь расстегнуть шлем на ходу. Ои несутся наперегонки всю дорогу до набережной, Хината смеётся, и Кагеяма сдерживается изо всех сил, чтобы не присоединиться к нему. Ни одна из площадок не занята, но, когда они приближаются к ним, появляется служащий курорта и сообщает, что вход на пляж платный. Бросив один взгляд на потрясённое лицо Хинаты, Кагеяма вздыхает и сует мятую купюру в руку служащего. – Спасибо, спасибо, прости, спасибо! – Хината прыгает на одной ноге, пытаясь снять свой левый кед, но всё ещё смотрит на Кагеяму с искренней благодарностью. – Забей. Ты мне должен, – говорит Кагеяма, хотя Мэй щедра на карманные деньги, и до сих пор ему было не на что их тратить. Наконец освободившись от кед, Хината вытаскивает из сумки волейбольный мяч и распрямляется. – Я тебе отплачу! – О, да? Как же? – Кагеяма наклоняется, чтобы снять свою собственную обувь, и это означает, что ему не придётся смотреть в лицо Хинате во время его ответа. – Я буду лучшим твоим нападающим, всегда, несмотря ни на что! Сразу после этих слов он убегает, слишком нетерпеливый, чтобы дождаться Кагеяму, и бросается на корт, высоко подняв мяч над головой. Кагеяма остается полусидеть, запутавшись в узлах шнурков, и пытается успокоить бешеный ритм своего сердца. Он хочет задать сотню уточняющих вопросов. Что это значит? Ты бы сказал это кому угодно? Зачем ты так говоришь, если знаешь, что это невозможно? И ещё один, совсем короткий, но не менее важный вопрос, как для него самого, так и для Хинаты: это возможно? – Кагеяма, скорее, – скулит Хината, посылая мяч ему в затылок. Кагеяма машинально поднимает руку, чтобы отбить его. – Не начинай практиковаться без растяжки, тупица, – рычит он гораздо злее, чем необходимо, потому что это помогает ему обрести хоть какое-то подобие самообладания. Но хорошее настроение Хинаты непробиваемо, и наконец Кагеяма сдаётся, берет мяч и присоединяется к нему на площадке. Ни один из них не уделяет растяжке столько времени, сколько следовало бы. Невозможно не начать тренировку с атак, даже несмотря на запястье Хинаты, когда перед ними раскинулся волейбольный оазис. Хината бросает мяч, не дожидаясь разрешения, и Кагеяма не думает отчитывать его, подстраивая свои движения под пас. Хината пробивает его с предельной точностью, один раз, а затем снова и снова, и Кагеяма ощущает безупречность каждой из их быстрых; как острая, словно бритва, точность их техники затачивается в лезвие клинка. Через некоторое время служащий, взявший у них деньги, покидает свой пост у стойки проката зонтиков, чтобы понаблюдать за их игрой. Несколько посетителей разложили свои пляжные полотенца прямо у края площадки, чтобы сделать то же самое, и группа подростков на надувных плотах время от времени кричит им что-то ободряющее из воды. – Вы побросаете для нас? – спрашивает Хината служащего, и Кагеяма поражается лёгкости, с которой тот соглашается, хотя сам он быстро выяснил, что суметь отклонить просьбу Хинаты — это немалый подвиг. Он понятия не имеет, как долго они играют. Кажется, что прошло каких-то двадцать минут, когда они останавливаются по крику дежурного, вот только Кагеяма вспотел, кажется, насквозь; его футболка прилипла к коже, а дыхание стало неглубоким и прерывистым. – Вам, ребята, придется сделать передышку на пару часов, – сообщает им дежурный. – Корты забронированы на игру. – Что? Но мы же заплатили! – голос Хинаты звучит возмущённо, но он такой же взмокший и запыхавшийся, как и Кагеяма, и у Кагеямы падает сердце, когда он замечает, как тот начинает рассеянно потирать запястье. – Вы заплатили за пользование пляжем, а не площадкой. – Хорошо, – говорит Кагеяма, игнорируя свирепый взгляд, которым Хината стреляет в него. Несколько их зрителей, поняв, что они уходят на перерыв, начинают хлопать, и возмущение Хинаты исчезает так же быстро, как и появилось. Кагеяма не может сдержать улыбки при виде Хинаты, тающего под пристальным вниманием: он поворачивается, потирая затылок, и машет, и его уши мгновенно краснеют, когда все плавающие подростки машут ему в ответ и одобрительно кричат. – Вы, ребята, довольно хороши. – Дежурный выглядит впечатлённым, когда отдаёт мяч Кагеяме. – Вы играете в одной команде? – Что-то в этом роде, – бормочет Кагеяма. Они устраиваются под пляжным зонтиком — «для будущих профессионалов бесплатно», — и едят обед из крошащихся онигири. Хината, всё ещё раскрасневшийся, смотрит в сторону воды. – Кагеяма, – говорит он, откусывая от второго онигири. На его щеке осталось рисовое зёрнышко, почти незаметное среди веснушек, и Кагеяма думает о том, чтобы смахнуть его. Что? – говорит Кагеяма. Хината молчит так долго, что Кагеяма перестает пялиться на рис, и его глаза нервно устремляются вверх. – Я играю лучше, когда я с тобой, – наконец говорит Хината без тени смущения, встречаясь серьёзным взглядом с Кагеямой. Тем временем вся кровь из тела Кагеямы приливает к его лицу так быстро, что у него начинает кружиться голова. Он открывает свой рот, но ещё до того, как попытаться что-нибудь сказать, понимает, что это бесполезно. Он не имеет ни малейшего понятия, почему Хината делает это с ним при каждом удобном случае, но его бесит, что он в очередной раз не может произнести ни слова, в то время как Хината с обезоруживающей лёгкостью ему улыбается. – Хорошо. – Хината говорит это решительно, как будто они пришли к какому-то соглашению, и вскакивает, запихивая в рот остатки своего обеда и вытирая руки о шорты. – Пойдем купаться! Голосовые связки Кагеямы наконец начинают работать. – Что? Хината указывает на корты позади них, которые заняли пенсионеры в солнцезащитных шляпах. – Что нам ещё делать? Пенсионеры, кажется, сделали в общей сложности пять розыгрышей с того момента, как Кагеяма и Хината освободили площадку. Похоже, их больше интересуют коктейли, чем волейбол. Тем не менее Кагеяма морщит нос от отвращения; он не очень любит плавать, и он всё ещё не пришел в себя после странного признания Хинаты. Но Хината не дожидается его согласия. Он снимает майку, бросает её на песок и направляется к воде. На полпути он останавливается, сообразив, что Кагеяма не идет за ним. – Ты не пойдёшь? – зовёт Хината, поворачиваясь к нему и прикрыв глаза от солнца. Кагеяма встаёт и медленно снимает свою футболку. Хината ждет, пока он догонит его. – У тебя рис на лице, – говорит Кагеяма, когда они заходят в океан. – Хм, – говорит Хината. – Значит, нужно его смыть. – С этими словами он быстро и с удивительной силой толкает Кагеяму в волны. День проходит быстро. После того, как Хината перестаёт дразнить Кагеяму за то, что тому не нравится мочить волосы, плавать оказывается даже немного весело, в основном потому, что рост Кагеямы позволяет ему с легкостью топить Хинату в отместку. Как только корты снова освобождаются, они возвращаются отрабатывать подачи и приёмы, а когда жара становится невыносимой, они берут мяч в воду и тренируют приёмы в ней. Наконец они больше не могут игнорировать усталость и обгоревшие лица и плечи. Они тащатся обратно на пляж, чтобы собрать свои вещи, и, помахав на прощание дежурному, направляются к дороге, где оставили мопед. – Мы должны вернуться до шести, – говорит Кагеяма, надевая шлем поверх мокрых, перепачканных песком волос. – Моя тётя убьет нас, если узнает, что мы взяли мопед. – Ммм. – Хинату, похоже, так разморило от солнца и усталости, что он потерял и дар речи, и силу мышц. Как только Кагеяма садится на мопед, Хината забирается позади него и ложится всем своим весом ему на спину, устраивая голову в шлеме между лопаток Кагеямы и вяло обнимая его за талию. – Эй, – слабым голосом говорит Кагеяма. – Я просто посплю на обратном пути, – едва слышно бормочет Хината, прижавшись ртом к футболке Кагеямы. – Ты упадешь и умрёшь, – говорит Кагеяма. – Мм. – Я серьезно. Сядь прямо и держись крепче. Хината издает последний протестующий стон, но делает что ему говорят, и Кагеяма заводит мопед, лишь на секунду покачнувшись, пока возится с подножкой. – Кагеяма, – говорит Хината своим нормальным голосом, достаточно громким, чтобы перекрыть шум двигателя. – Мы можем вернуться сюда в понедельник? Кагеяма останавливается, держа руку на рычаге ускорения. Пальцы Хинаты разжимаются и снова сжимаются у него на животе, оставляя тёплые следы прямо через ткань футболки. Обычно Кагеяма счёл бы это странным, но сейчас, может быть, оттого, что он тоже сильно устал, у него появляется какое-то нереальное чувство, будто Хината мнет его, как кошка лапами. – Да, – говорит Кагеяма. Хината наконец перестает перебирать пальцами и крепко хватает его за футболку, но снова кладет голову ему на спину, и это тоже создаёт ощущение сказочности происходящего. Кагеяма заставляет себя встряхнуться, поворачивает руль, и они наконец трогаются, но всю дорогу до дома Хината остается в таком положении, прижавшись теплой щекой между плеч Кагеямы, и к тому времени, когда они въезжают во двор перед домом Мэй, Кагеяма всё ещё не уверен, что не грезит наяву. – Хината, – говорит Кагеяма, поворачивая ключ в замке зажигания. Хината слабо шевелится и поднимает голову, так медленно, что Кагеяма задаётся вопросом, сумел ли тот и впрямь заснуть. Затем Хината отпускает его, соскальзывает с мопеда и неуверенно приземляется в стороне. Когда он снимает шлем, задумчиво сдвинув брови, его глаза устремляются на Кагеяму. Что-то в выражении его лица застает Кагеяму врасплох. Если он и дремал за рулем, то сейчас полностью проснулся. Он слезает с мопеда на ту же сторону, что и Хината, и быстро избавляется от своего шлема, который падает в траву у их ног. – Хината, – снова говорит Кагеяма, совершенно не представляя, что именно он хочет сказать. Но брови Хинаты выжидающе, обнадёживающе приподнимаются; он делает полшага вперед, и Кагеяма не отступает. Звук хлопнувшей входной двери заставляет их обоих подпрыгнуть. Мэй яростной поступью спускается к ним по ступенькам, сжимая телефон в кулаке. Реальность окатывает Кагеяму ведром ледяной воды. Он как можно быстрее отстраняется от Хинаты и не может не заметить, как тот при этом вздрагивает. – Так, – говорит Мэй, останавливаясь на опасно близком расстоянии от Кагеямы и потирая висок свободной рукой. – У вас двоих, гм, действительно большие неприятности.