Белая полоса

      Звуки последних заклинаний отгремели давно. Неритмичные стуки, периодические возгласы, вскрики — всё это прекратилось пять лет назад. Пять лет, как магическое сообщество стало дышать свободно, без гнёта Воландеморта, в воздухе больше не стояла удушающая гарь. Не ощущалось того липкого страха, преследующего каждого волшебника, заставляющего опасаться каждого слова, взгляда и действия.       Сейчас, только войдя в здание Министерства, Люциус услышал ритмичные звуки — играла музыка. Бал, посвящённый годовщине победы над Воландемортом, только начался, но гости, в большинстве своём, уже были в зале. Люциус, как и последние годы до этого, предпочёл слегка опоздать, чтобы избавить себя от шепотков за спиной. И всё же его по-прежнему коробило от того, что он не может войти в зал с гордо поднятой головой, с твёрдой уверенностью, присущей носителю фамилии Малфой. Нет, сейчас он старался держаться если не в последних, то и не в первых рядах.       Он много делал для того, чтобы реабилитировать своё имя, но этого по-прежнему не хватало. Ни должность в Министерстве, ни огромные пожертвования жертвам войны, ни фонды — ничего не помогало перекрыть ту чёрную полосу его жизни, выкрасившую в такой же цвет его репутацию и фамилию. Конечно, его планам не способствовал и развод с Нарциссой, который случился по её инициативе сразу после войны. И, хотя сын поддерживал его, как мог, этого было мало. Люциус просто чувствовал, что ему не хватает какого-то толчка, ещё одного шага, чтобы окончательно всплыть, а пока он лишь барахтался в мутной воде, не способный взять ситуацию под контроль.       Великолепно украшенный зал не заставил его ахнуть, а музыка — застыть в блаженстве. Он умело контролировал свои эмоции, держась ровно.       Заметив проходящего мимо официанта, Люциус сдержался от того, чтобы поморщиться. За последние два года, стараниями одной известной маглорождённой, кабинет которой расположен аккурат напротив его, из Министерства убрали практически всех домовых эльфов, оставив лишь тех, кто был согласен работать за деньги. Малфою не хотелось признавать, но работу девчонка проделала огромную, потому что помимо правовых вопросов ей пришлось решать ещё и психологические — для эльфов стало страшным ударом, что они могут быть свободны и сами выбирать себе занятие.       И, наверное, только он знал, чего это упорство стоило Грейнджер. Она приходила раньше него, а уходила позже, не выходила на обед. Он подозревал до определённого момента, что она и ночует в кабинете, пока не стал свидетелем её скандала с женихом — Уизли. Справедливости ради, стоит отметить, бывшим женихом. И по мнению Люциуса, это был отличный факт.       Он пропустил тот момент, когда заиграла танцевальная музыка. Пары выходили в центр зала и возвращались, сменяя партнёров. Люциуса завораживала красивая картинка: перетекающие плавные движения танца, пастельные тона платьев, строгие костюмы, изысканные напитки. Волшебная обстановка так и притягивала его.       Пять лет он отказывал себе в желании пригласить кого-нибудь на танец, сдерживал себя. Но сейчас просто не смог. Ему хотелось вновь ворваться в эту атмосферу, ощутить кожей эту магию, прочувствовать, окунуться.       Кто бы мог его за это винить? Он с раннего детства посещал балы, он любил это, это была его стихия.       Люциус направился вдоль края площадки, приподняв уголки губ в подобии улыбки, прикидывая, кого можно пригласить на танец. И, чем дальше он проходил, тем труднее ему было удерживать отстранённо-вежливую маску на лице. Гринграссы, Паркинсоны, Флинты — все, стоило ему подойти, делали вид, что его не заметили, мгновенно находя интереснейшую тему для обсуждения, или вовсе отходя в сторону.       — Миссис Забини, — он склонил голову в приветствии.       — Люциус, — улыбнулась женщина.       — Могу ли я пригласить вас на танец?       Он подал ей руку.       Забини перевела взгляд от протянутой ладони к серым глазам, и едва заметно качнула головой.       — Прости, я сегодня не танцую, — откровенно плохо солгала она.       Малфой, расправив плечи ещё сильнее, кивнул и пошёл по проходу дальше.       Не успел он обдумать отказ Забини как следует, как слева мелькнула вспышка белых волос, привлекая к себе внимание. Люциус резко повернул голову, мгновенно натыкаясь взглядом на Нарциссу, танцующую в объятиях Паркинсона, который, по мнению Малфоя, чересчур близко прижимал её к себе. Что ж, это довольно откровенно говорило о его положении в этом обществе — они принимали Нарциссу, готовы были принять Драко, но его — Люциуса — нет.       Он не сказал бы даже под пытками, что чувствует по этому поводу, потому что его с детства учили не показывать свою боль. Не говорить о ней.       И тем не менее, в груди что-то отвратительно закололо, пуская по всему телу шипы, выпускающие чёрные, как самые тёмные чернила, яд. И та боль, которую с детства вытравливали из него, оплела сердце огненными верёвками.       Нервно передёрнув плечами и стряхивая наваждение, Малфой повернулся в обратную сторону, продвигаясь к выходу.       Он был слишком горд, чтобы пережить ещё один отказ, который он, несомненно, получил бы, пригласив на танец Нарциссу. Отказ Забини, которую к своему неудовольствию заметил в центре танцевальной площадки, ударил по его самолюбию сильнее, чем он ожидал. Это было ужасно возмутительное, жалкое чувство.       Он уже почти дошёл до выхода, как перед ним появилась девчонка из кабинета напротив. Взгляд у неё был решительный. Люциус заподозрил, что она точно опрокинула в себя не один бокал шампанского. Он остановился, правдоподобно изображая терпение, хотя сердце в груди забилось чаще. Девчонка нахмурилась. Люциус приподнял бровь.       — Пригласите меня на танец, — проговорила она так, что услышал только он.       Малфой не сумел удержать маску на месте, демонстрируя явное удивление.       — Что? — переспросил он.       — Я видела, как все вам отказывали, — пояснила она, — пригласите меня на танец, — чуть настойчивее попросила Грейнджер.       Люциус скрестил руки на груди.       — Тоже хотите мне отказать? — скептично проговорил он.       — Не узнаете, пока не попробуете, — парировала она.       Люциус почувствовал, как его сердце забилось ещё чаще, хотя казалось, что дальше — некуда.       Он думал со скоростью снитча, пытаясь понять, играет она или нет. Хочет ли она, чтобы он опозорился, получив отказ грязнокровки? Или наоборот…       А что если она…       Нет.       Что если она тоже…       Не веря, что он это делает, Малфой отстранённо наблюдал, как его рука тянется вперёд. Прошло всего мгновение, и лицо девчонки просияло, а он, скорее почувствовал, чем увидел, касание её теплой ладошки. Он увереннее её сжал, словно стараясь поверить, что это не сон, что ему не кажется.       Он гордо вышел в центр площадки. Положил одну руку на талию партнёрши и, крепче сжав её ладонь, Малфой повёл в танце. Только практически сразу он понял, что не обращает внимания ни на кого в этом зале, не замечая, что их пару обсуждают. Потому что стоило ему опустить взгляд, как он утонул в её глазах. Медово-карамельные, как и чувства, которые она в нём вызывала и о которых он тоже не признался бы под пытками. О которых она, несомненно, догадывалась.       Потому что не могла не понять, кто приносит ей обеды, кто поддерживает её многочисленные фонды и кто делает самые большие пожертвования на её вечерах.       И плевать, что она знает. Если за это она подарила ему танец и этот взгляд… оно того стоило.       Он ощущал кончиками пальцев её горячее тело. Они медленно кружили в танце, завороженно глядя друг на друга. Между ними не было пространства.       Люциус не понял, кто сократил расстояние между ними. И не считал, сколько песен закончилось, сколько танцев сменилось.       Но навсегда запомнил, как её взгляд соскользнул к его губам. А потом вернулся к глазам.       — Не хотите…       — Вы…       Они заговорили одновременно. Грейнджер судорожно вздохнула.       — Выйдем на воздух? — предложила она.       Малфой кивнул, одновременно желая этого и не желая выпускать её из объятий.       Однако стоило им выйти на балкон, все его сожаления мгновенно растворились, потому что он тут же почувствовал, как её губы впиваются в его. А он с энтузиазмом ей отвечает, не желая признавать, что из них двоих она — более решительная.       Грейнджер творила с ним что-то невообразимое, поднимала в его груди ту страсть, о которой он даже не подозревал. Мог ли он поверить когда-нибудь, что будет целовать на балконе маглорождённую волшебницу? Нет! Но он делал это. И это чертовски ему нравилось.       — Мисс Грейнджер, — отстранившись, проговорил он, ощущая, как его кожа плавится под её взглядом, — вы не против переместиться в мэнор?       — Я только «за», — проговорила она, прижимаясь к нему всем телом, а в следующий миг они уже оказались в Малфой-мэноре, в его спальне.       Не отрываясь от поцелуя, Люциус осторожно посадил девушку на постель и щёлкнул пальцами, зажигая многочисленные свечи в комнате, нависая над ней.       Малфой почувствовал, как пальчики Грейнджер быстро и умело расстёгивают пуговицы на его рубашке, в то время как он занимался шнуровкой платья. Она потянулась руками к его брюкам, но Люциус перехватил её кисти.       — Не торопись, — хрипло прошептал Люциус. — Я хочу насладиться тобой.       Он расстегнул застёжку на её черном кружевном лифе и снял его, не отрывая внимательного взгляда от её чарующих глаз, покрытых поволокой возбуждения.       Люциус прикоснулся губами к твёрдому соску, срывая стон с её губ. Гермиона обхватила его крепкие плечи руками и закинула голову назад, прогибаясь в пояснице. Люциус нежно провел ладонью по внутренней стороне её бедра и растянул губы в улыбке, когда наткнулся на влажную ткань её трусиков. Он сдвинул их в сторону. Грейнджер вздрогнула, когда Малфой коснулся её клитора и сладко застонала. Люциус оперся на свободную руку, нависая над Грейнджер так, чтобы видеть её лицо. Он несколько раз провел пальцами по её нежным складочкам, распределяя смазку. Грудь Гермионы тяжело вздымалась, пальцы сминали постель. Он вошел в неё пальцем, и Грейнджер громко застонала, а потом повернула голову к мужчине. Она густо покраснела, когда поняла, что Малфой всё это время смотрел на неё, однако он не дал ей об этом подумать. Он добавил второй палец и ощутимо толкнулся в неё. Большим пальцем он ласкал её клитор. Грейнджер извивалась, закатывая глаза и закусывая губу, ощущая, как внизу живота собирается тугой комок, который взорвался теплом, когда Люциус ускорил движения. Грейнджер скинула трусики и прижалась к Малфою. Её тело было на сотню градусов горячее его. Она опустила свои горячие губы на его, вовлекая Люциуса в новый страстный поцелуй, сжигая его своим желанием. Её губы мягкие, пылающие, как огонь и мёд. Гермиона скользнула руками к его брюкам и расстегнула застёжку. Малфой почувствовал, как её губы растянулись в ухмылке. — Я хочу тебя, — прошептала она. И облегченно выдохнула, когда он одним движением сбросил брюки и боксеры. Она опустила свою ладошку на его член и, обхватив его, провела по всей длине. Её губы сложились в удивлённую «о». Малфой самодовольно усмехнулся. Он обхватил шею Грейнджер рукой и притянул её к себе. Он нежно целовал и прикусывал кожу, оставляя влажную дорожку вдоль сонной артерии, пока Гермиона ласкала его член.       Малфой призвал свою палочку и направил её на себя. Он быстро что-то прошептал и отбросил древко. Одним движением он подмял Грейнджер под себя. Она обвила ногами его торс и прикусила нижнюю губу, предвкушая его в себе.       — Пожалуйста, — простонала она. — Я хочу тебя, Люциус, пожалуйста.       Малфой несколько раз провел головкой по её складочкам, Гермиона замирала каждый раз, когда он оказывался у входа во влагалище и каждый раз издавала недовольный стон, когда он вновь начинал двигаться вверх. В очередной раз она зашипела и двинула бёдрами вперёд, насаживаясь на него.       Малфой гортанно застонал. Он резко толкнулся на всю длину и склонился к Грейнджер, вжимая её в постель. Жар её тела сводил с ума. Он уверенно двигался в ней, срывая стон за стоном. Малфой медленно провёл языком линию от её подбородка до мочки уха и прикусил её. Грейнджер закатила глаза от блаженства, извиваясь под ним.       Она обнимала его одной рукой за шею, а второй гладила его влажное тело, мечтая почувствовать его полностью, ещё больше. Ей было мало.       Резкие движения Люциуса ускорились. Он чувствовал, что Грейнджер вот-вот закончит и сам приближался к окончанию. Малфой с силой сжал простынь, вдавливая её в матрас, капли пота стекали по его мускулам. Он почувствовал, как всё вспыхнуло в его груди и морозно-огненной лавой растеклось по всему телу.       Он не сразу понял, что Грейнджер что-то ему говорит, в ушах шумело, глаза были крепко закрыты. Распахнув их, он наткнулся на нежный взгляд женщины. Она гладила его торс, что-то тихонько нашептывая. Люциус поймал её ладошку и поднял к своим губам, запечатлев на ней свой поцелуй.        Кажется, только что, в его жизни появилась та самая белая полоса.