Под рукавами

Я ничего не видел... Всё плыло от слёз, вызванных ударом линейки, которая не щадила ни миллиметра целой кожи, превращая её в глубокие алые прорезы. Он приказал мне, унижал, а эти шрамы засели словно гвоздь в пятке, неосторожного ребенка, который лазиет по помойкам. Моя рука ныла от каждого прикосновения, кровь текла быстрыми струйками прямо на пол в ванной, промываясь горячей водой и вылитым мылом на маленькие, менее глубокие порезы для промывания, однако всё воспалилось намного сильнее и я присел на корточки, зажимая, вскрытую от одного из самых сильных ударов, вену. Тихонько и кусая губы давя на несколько сантиметров выше, чтобы остановить кровотечение. Я оторвал от моей рубашки кусок и наложил жгут, затягивая зубами и оттягивая ткань, чтобы сделать долгожданный узел. Вот когда это было сделано, я быстро одел пижамные штаны и мягкую ночную рубаху, а затем обувая тапочки, пошёл в одну из комнат. Я быстро прикусывая губу, направился к старинному комоду, находящийся в центральном зале. На ощуп, дабы светом никого не разбудить, я пошарил руками в маминой пряжи и достал в маленьком футляре нитку и иголку, а затем тихонько закрывая ящик, направился в свою комнату, слабо пытаясь сдержать слезы от боли и унять дрожь в ногах. Я медленно закрыл дверь и аккуратно, дабы не было больно, пытался вдеть нитку в иголку. А затем снимая жгут, прикусил нижнюю губу и со вздохом, прислонил иголку к ране, но рука дрожжала, а духа не хватило. - Себастьян... В комнату постучались и я моментально замер, напряжённо застыв в той же позе, что и был до этого. В комнату зашла Мэри и с беспокойством посмотрела на меня, держащего в порыве слёз иглу и тихо всхлипывая. - Прости его, дорогой, я не смогла его остановить... Я в ответ лишь отвёл взгляд, стыдливо пряча слёзы, а потом теплые руки мамы, легли на мои и взяли иголку. - Может хоть так я смогу загладить вину... - Ты могла бросить его... - Он бы забрал тебя, он хочет чтобы ты был его копией... Я не могу потерять сына. - Но этим ты делаешь только хуже! Из-за меня страдают все... - Нет милый, я страдаю сама, мои вмешательства, подливают масло в огонь. Она приобнела его и легонько поцеловала в лобик, грустно смотря на трясущуюся руку, из которой опять полилась горячая струйка крови. А затем мама, тихо продела нитку сквозь кожу и я прикусил кисть руки и тихо заныл от боли, а Мэри пыталась успокоить, тихо шепча, что это всё закончится. Когда процедура закончилась, она быстро ушла, боясь попасть под горячую руку мужа. Я тихо постанывая от боли, посмотрел на зашитую рану и тихо провалился в сон. На утро я проснулся от ведра воды, вылитой на меня во сне, впереди меня возвышался отец, мама щемилась взади. - Доброе утро... Себастьян... Он нагнулся на до мной и его лоб пролёгся морщинами. Я слабо затрясся, чувствуя лихорадку, после потери крови и холодной воды. Я вдавился спиной в спинку кровати и закрылся руками, чувствуя его тяжёлый взгляд. - Где игла и нитка, Себастьян? - Мне откуда знать, - тихо выдавил я и вздрогнул, когда меня потянули за воротник. - Я попросил нашу портную, пришить мне пуговицу к пиджаку, а нитку и иголку нужного цвета и размера не нашли, - а затем он швырнул мне в лицо рубашку, от которой клок послужил жгутом,- а тут ещё это... - Папа, смотри на руку, вот и нитки. Густав сердито схватил меня за руку и вытащил откуда-то, откуда заметить я не смог, линейку, а затем замахнулся, поглядывая мне в глаза. - Не делай из дорогих ниток, хирургические вещи. А затем раздался громкий шлепок, который открыл старые раны.