Эвсебий и Флорестан

В ванной капал кран. Этот ритм ненавязчиво вписывался в мелодию квартиры: тихий дождь, разбивающийся об окна, негромко вещающее что-то бессмысленное - радио, неразборчивые разговоры соседей, закипающий чайник. Со стола упал лист бумаги с какими то набросками. Не имея никакую ценность, он лежал на холодном кафеле, удостоенный лишь рассредоточенным взглядом хозяйки квартиры. Перед молодой женщиной стоял мольберт. Какое- то время назад натянутый холст и подготовленные краски лежали нетронутыми. Смотря перед собой художница пыталась увидеть что -то помимо бесконечных разноцветных точек. В слепую вытянула руку. Ладонью наткнулась на открытую банку масла. Сухой кожей почувствовала вязкую краску. «Цвет…какой это цвет?» В этот момент ей казалось, что эта, именно эта деталь всё ей объяснит: откуда эти странные помехи перед глазами? Отчего так нестерпимо жарко и в висках словно разбиваются и царапаются осколками вены? Женщина подняла руку к лицу, но едва различила очертания за надоедливыми мушками помех. Поднесла так близко, что уже чувствовала едкий запах масла. Мазнула по носу и губам. Зазвонил телефон. Заворожено повернув голову на звук, художница хихикнула. Глупо так, по детски, и, словно устыдившись, прикрыла рот ладонью. Звук рингтона не прекращался, начиная порядком раздражать. В глазах прояснилось и женщина быстро разблокировала телефон. - Алло? -Алло, привет, Прима, как жизнь? – в динамике был голос весёлый и близкий, неожиданно раздражающий. Героиня окинула мольберт быстрым взглядом. Посмотрела на выпачканные в краске пальцы. Красный. На свету яркой лампы это был открытый, ничем не цепляющий цвет. Девушка подняла руку выше, ближе к свету, ловя блики и отсветы. -Алло? Ты меня слышишь? Художница посмотрела на дисплей. Секунда, давний друг, галерист и престижный искусствовед. -Да, слышу. Ты что-то хотел? Сейчас занята, не могу говорить. -Чем? Одиннадцать вечера, неужели ты не одна? – парень на другом конце рассмеялся довольный остротой. - У меня чайник кипит. Чайник и правда кипел. Босыми ногами женщина прошла по холодному полу к кухне. «Где они..? Я уверена, что заходила в мастрескую в обуви…» -Секунда, где тапочки? -Что? Художница нервно провела по волосам ладонью, пачкая волосы едким маслом. -Ничего. Так, что ты хотел? Динамик недолго помолчал. - Эй, всё точно в порядке? Может, мы перенесём твою завтрашнюю выставку? – голос звучал неуверенно и, по настоящему, взволнованно. Героиню скрутило от резкого чувства брезгливости. Взглядом, граничащим с отвращением, она посмотрела на телефон. На чашку в руках, чайный пакетик на столе, глупо хохотнула. И тут же сама испугалась этого. -Я не уверена, что всё хорошо, но не волнуйся, сегодня много работала, просто устала. А по поводу выставки, она состоится, завтра, нечего тянуть. Но у меня остались ещё вопросы по поводу аренды зала… Спустя недолгое время разговора женщина сбросила вызов. Квартира снова утонула в шорохах, приглушённых голосах за стенкой и ритмичного капанья крана. Было неимоверно душно. Со вздохом Прима прошлась по кухне. Кинула неиспользованный чай на стол и ушла одеваться для выхода на улицу. Осень – холодная, с обжигающими, колючими ветрами, пряным запахом прелой листвы и этого особенного, исключительно осеннего ощущения спокойствия. С таким спокойствием смертельно больной человек нажимает на курок у виска. Вроде и смирение, и принятие неизбежности, а всё равно язвительная, непонятная злость скручивается внизу живота и разносит по телу холодные мурашки. Осень всегда казалась героине странным временем года. Оно было будто призвано наводить тоску. Под рассеянным надзором Солнца эта атмосфера пряталась, затаивалась, ждала и копила силы, что бы, как только тёплое светило покидало свой пост, накинуться на души людей, с остервенением и, в то же время, смешливым интересом запутать клубки мыслей. И снова спрятаться с первыми лучами Солнца. Улицы были безлюдны, ярко горящие фонари придавали всему, даже тёплым деревцам, отделявших проезжую часть и тротуар, голубоватый оттенок. Женщине казалось, что она спит: было тепло, первый раз тепло и сыро за всё время. Машины почти не ездили. Туман, мягкий, по -своему уютный, лёгкий шорох листьев и свежий воздух успокаивали раздражённые нервы героини. Головная боль медленно отступала, казалось, ветер гладил по волосам, лицу, шее, лишь бы убаюкать, утешить напуганную художницу. Засыпала молодая женщина с чувством умиротворения, долго и с наслаждением представляя завтрашнюю выставку…