Липучка

Из-под задёрнутых перед сном тяжёлых штор ползёт холодный сквозняк, морозит босые стопы. Чонгук тяжело вздыхает — насколько позволяет удушающий вес объятий — и немигающе пялится в темноту комнаты. Чужое размеренное дыхание путается в волосах. Ноги давно уже окоченели на контрасте с жаром оплётшего его всеми конечностями альфы, вызывая температурный диссонанс. Здесь жарко, там холодно. Что ж это за жизнь такая? Чонгук снова тяжело вздыхает, а Тэхён неожиданно убирает с него руку, откидываясь на спину. «Свобода!» — неверяще лопочет в мыслях Чон. Теперь аккуратно. Очень аккуратно. С ювелирной, мать её, точностью, чтобы не навлечь новый приступ убийственных обнимашек, Чонгук медленно вытаскивает свою ногу из-под альфьей лодыжки. О да! Он счастливо вытягивается во весь рост на спине. Улыбается в темноту и, кажется, даже мелко елозит по простыням, с наслаждением расслабляет затекшее тело. Вообще-то Чон не любитель спать в таком положении, но после нескольких часов пребывания в любящих, но неподвижных тисках эта поза ощущается восхитительно комфортной. Обычно Тэхён не особо мешает спать. Да, Чонгук любит объятия и всё такое, но они как-то не очень сошлись любимыми позами для сна – Ким предпочитает сворачиваться в позу эмбриона, а Чонгук дрыхнет на животе, обязательно моськой в подушку. И даже так недостатка обнимашек нет, ведь никто не мешает понежиться утром или перед сном, а затем умоститься как кому удобней. Вот и сейчас Чонгук подтягивает край одеяла, чтобы не остаться голышом, когда перевернётся на живот, и... Не успевает. Потревоженный дёрганием одеяла старший со вздохом и без объявления войны снова обрушивает на него свою тяжёлую руку. Этого оказывается недостаточно, и спящий Тэхён подминает его под себя, придавливает немалым весом так, что Чон аж невольно крякает, выпустив воздух из лёгких. Пытается столкнуть с себя наглую тушу, но заведомо терпит поражение. Тормошить и выворачиваться бессмысленно – тот и в ус не дует, лишь удобнее бескомпромиссно укладывает голову на чонгукову подушку, чтобы носом обязательно в изгиб шеи, к ароматной коже. Ну что ж. Чонгук снова вздыхает – теперь хоть не холодно. — Тэхён-а... — зовёт тихо через какое-то время, особо не надеясь на успех. Попытки уснуть безрезультатно провалились, ещё и в туалет теперь припекло. Старший ожидаемо не реагирует, и парень поднимает руку, которая не зажата Тэхёном, чтобы погладить того по плечу. — Тэ, — мажет губами по виску, едва повернув голову. Чужие вьющиеся пряди щекочут нос и лезут в глаза, вынуждая моргнуть и отвернуться. Кончиками пальцев омега сильнее ведёт по плечу, лопатке и к щекотному месту между. Тэхён что-то мычит, Чонгук чувствует, как мышцы над ним приходят в движение, и сильнее бороздит пальцами по коже, медленно, но верно вырывая того из царства Морфея. Просыпающийся Ким выдыхает тепло в шею и просовывает свою ладонь под лопатку младшему, чтобы притянуть к себе ещё ближе — хотя куда уж больше. — Тэ, — зовёт снова, продолжая гладить голую кожу. Скребёт ноготками по задней стороне шеи, чтобы тут же зарыться в волосы на затылке. Тэхен удовлетворённо урчит и трется кончиком носа о чувствительную кожу за ушком. — Тэхён-а, — более настойчиво. — М-м.. — мычит сонно, хрипит, словно старый радиоприёмник. — Что случилось? — Тэ, мне нужно встать. — Зачем? — альфа звучит недоумевающе. — В туалет. — Ты уверен? — мягкий сухой чмок остаётся тлеть в изгибе шеи. — Конечно я уверен. — Звучит не очень убедительно, — бормочет эта туша, снова слепо тыкаясь губами в чужую кожу. — Может, ты не пойдёшь? — ноет, сонно моргая, щекочет ресницами омежью щеку. — Дай мне встать. Тэхён! — Ты такой злой... — с абсолютно несчастным видом Тэхён скатывается на свою, уже остывшую половину кровати. Чонгук неуклюже сползает с кровати и, запнувшись о тапочки, несётся в коридор, откуда до расстроенного альфы долетает щелчок выключателя света и хлопок двери. — Такой вредный... — бормочет, снова переворачиваясь к чонгуковой половине, чтобы уткнуться носом в чужую подушку, вдохнуть еще тёплый яркий запах омеги. А младший тем временем хмуро подсчитывает дни, жмурясь от слишком яркого после темноты света в уборной. По предварительным прогнозам, до гона Кима чуть больше недели, а это значит... — Еб твою! — орёт, хватаясь за сердце с перепугу. — Хён! Сонный альфа, не размыкая глаз, подпирал стену у двери в туалет, как в каком-нибудь хорроре, ей-богу. И, похоже, крики младшего его ни капли не разворошили. — Какого хрена, Тэ?! Чонгук обиженно дует губы, огибая парня, чтобы зайти в ванную. Он ненавидит то, насколько пугающими ощущаются бесшумные передвижения старшего по дому в кромешной темноте ночи. Разве так сложно включить свет? Или хотя бы топать? — Тебя слишком долго не было, — бормочет, прижимаясь щекой к задней стороне плеча, обвивает руками за талию, пока Чон, хмурясь, моет руки. — Не больше минуты, Тэ. Двигаться с приклеившимся со спины альфой не очень удобно. — Это долго, — Тэхёна, кажется, не волнует то, что спать, повиснув на своем парне, не очень удобно. Он прикрывает глаза и умиротворенно вдыхает чужой природный аромат, поглаживая кончиками пальцев расслабленные мышцы живота младшего. — Ты такой худенький... Нужно тебя больше кормить. Пазл в сонной голове Чонгука окончательно складывается. — Тэхён-а, у тебя скоро гон? — скорее утверждает, чем спрашивает. Старший поднимает голову и задумчиво глядит через зеркало, похоже, совершенно не размышляя об ответе, просто залипает на то, насколько уютно Чонгук выглядит в его руках. — Думаешь? — Ты назвал меня худеньким. И ты снова липучка, — мягко улыбается через зеркало, показывая, что все в порядке, – хён очень переживает, что доставляет неудобства своим предгонным состоянием, – прежде чем выступить за порог ванной походкой пингвинчика, ведь вместе со старшим, навалившимся со спины, по-другому не получается. — Я пить хочу, пойдём на кухню? Выворачивается из замка рук, но сразу же подхватывает альфью ладонь, утягивая на кухню. В предгон Тэхен становится до ужаса тактильным, за что младший шутливо называет его липучкой. Милой, мягкой и очень сентиментальной липучкой-коалой. В такие дни ему для внутреннего спокойствия нужен постоянный контакт, даже просто касаться ногами под столом во время еды. И чем ближе становится гон, тем сильнее Киму требуются прикосновения. Чонгук не возражает, ему даже нравится, когда дурашливый хён превращается в большого обнимательного мишку. Похоже, в этот раз предгон начался немного раньше, что объясняет те несколько часов аномально удушающих тисков, из-за которых Чон не мог уснуть. Винить Тэхена, а тем более дуться на него он ни в коем случае не собирается, ведь это естественный гормональный всплеск; поэтому омега сам облокачивается спиной на чужую грудь, когда приходится забрать руку, чтобы налить себе воды. — Хочешь пить? — спрашивает, когда Ким замирает, прижавшись губами к его плечу. Тот отрицательно мычит, моргая невпопад. — А что-нибудь ещё хочешь? — Спа-ать, — зевает посреди слова. — Тогда пойдем. Чонгук снова выпутывается из объятий, перехватывая кисть пальцами, чтобы не обрывать тактильный контакт, бредёт в спальню, попутно щёлкнув выключателем света в ванную. Ждёт, пока мягкий сонный альфа ляжет на кровать, и только потом укладывается сверху, накрывая обоих одеялом. Тэхён довольно урчит, обвивая руками и одной ногой, а Чонгук мгновенно проваливается в сон, наконец приняв привычную позу на животе. Пусть старший тискает его теперь сколько влезет – Чон лишь умиротворенно посапывает, удобно развалившись на своем альфе.