Жизнь не по правилам

      Знаете это ощущение, когда у вас болит зуб. Совсем чуть-чуть, терпеть можно, просто слегка ноет, иногда резко реагируя на холодное или горячее. И вы привыкаете со временем к этой боли, она становится частью вас и как будто даже не ощущается.       А потом, в один прекрасный день, вы попадаете к врачу и он вылечивает ваш больной зуб. И этой постоянной, ноющей, незаметно отнимающей силы, боли больше нет. И вы совершенно не понимаете, как могли столько времени её терпеть? И насколько легче стало жить теперь, без неё.       То же самое я ощутила, когда ушла от Джона. Оказывается, я два года жила словно с постоянной зубной болью, которая медленно отравляла меня своим незаметным ядом. Джон всё время транслировал мне, какой я могла бы быть, если бы не мои недостатки. Ежедневно втыкал в мою самооценку тонкие булавки критики одну за одной.       Я не слишком-то умна, раз не интересуюсь тем, чем интересуется он. Во мне недостаточно характера. Я не так уж и красива, а мой вкус оставляет желать лучшего. Я совершенно не понимаю его. И самое главное — Джон всё время сомневался в моей к нему любви. И я бесконечно доказывала ему, что действительно люблю. Слушала очередные нравоучения полночи, борясь со сном. Соглашалась на секс без желания. Отказывалась от своих планов. Ведь всё это было в глазах Джона несомненным доказательством любви. И это продолжалось изо дня в день, сначала почти неощутимо, потом чаще и сильнее. Больной зуб всё ныл и ныл, не давая мне продохнуть.       Первую неделю после нашего разрыва я ложилась в кровать с таким наслаждением — боже, я одна, никто не потревожит меня среди ночи, не докопается с очередными придирками. Мне не нужно изображать африканскую страсть. Или думать о том, достаточно ли я привлекательна во сне. Я могу просто выспаться. Правда, со сном не очень-то срослось. Но жизнь без постоянной боли постепенно снова обретала яркие краски.       Конечно, я часто думала, в чем же моя вина? Могла ли я сделать что-то не то, заслужить как-то такое к себе отношение? Но тот памятный ночной разговор по душам с Ником дал мне новое видение ситуации. Всё дело в том, что у меня практически не было опыта в любовных отношениях. Джон был моим первым и единственным мужчиной за всю мою жизнь. Мне просто не с чем было сравнить, и я многое считала нормальным и правильным. И очень многое принимала на веру, мнение Джона было для меня истиной в последней инстанции. Конечно, сейчас я начинала понимать свою наивность и глупость. Но разве я была виновата в том, что любила слишком сильно?       Я уютно устроилась на плече Генри, а его рука легонько поглаживала мою спину. Впервые в жизни мне было, с чем сравнить. Разница оказалась настолько сильной, что ошеломила меня. В целом, мне нравился секс, я любила флирт и получала от того и другого массу удовольствия. Но сейчас, лежа в постели с Генри, я поняла, насколько униженно себя всё время чувствовала во время секса с Джоном. Меня просто затопило острое чувство благодарности к Генри и я поцеловала его в плечо. Генри полусонно хмыкнул и прижал меня к себе.       — Спи, — пробормотал он, целуя меня в висок.       Я прикрыла глаза, но голова продолжала гудеть от мыслей.       — Мне кажется, я слышу, как ты думаешь, — прошептал мне на ухо Генри, — что случилось? Что-то тебя тревожит?       Я вздохнула.       — Прости, я не нарочно. Но правда не могу перестать думать.       Генри приподнял голову и подложил под нее руку.       — О чём ты думаешь? — спросил он.       Я смутилась.       — В основном о всяких глупостях, — пробормотала я.       Генри спокойно смотрел на меня, своим молчанием побуждая к откровенности. Я перевернулась на спину и пару минут смотрела в потолок.       — Я думаю о тебе. И о своем бывшем женихе.       Генри чуть приподнял брови. А я, тяжело выдохнув, продолжала.       — Помнишь, ты как-то сказал про меня, что я пережила личную драму?       — Помню, — ответил он.       — Ты оказался прав. Около месяца назад я ушла от парня, с которым мы были в отношениях два года и собирались пожениться. Я очень сильно его любила, а он… Он, кажется, совсем меня не любил.       — Мне жаль, — тихо сказал Генри.       Я покачала головой.       — Знаешь, после того, как познакомилась с тобой, я в полной мере смогла оценить, насколько плохо мой бывший со мной обращался. Прости, — сказала я с раскаянием, — я не должна вываливать это всё на твою голову.       Генри сильнее приподнялся на локте и заглянул в моё лицо. Взгляд его синих глаз был очень серьезным.       — Нет, должна, — заявил он, — это касается тебя и это важно. Уверяю тебя, я не считаю то, что ты мне рассказываешь, глупостями. Все, что ты захочешь мне рассказать, я всегда выслушаю. И помогу, чем смогу. Обещаю.       У меня навернулись слезы на глаза.       — Ладно, — тихо сказала я, — теперь ты знаешь немного о моём прошлом. На первый раз достаточно. Попробуем всё-таки поспать.       — Хорошо, — Генри опять устроился на подушке и притянул меня к себе. — Когда я был маленьким, — начал он негромким мечтательным голосом, — моя мама каждый вечер, укладывая меня спать, целовала меня в закрытые веки. Чтобы мне снились волшебные сны. И знаешь, это работало.       Он наклонился к моему лицу и легонько поцеловал мои закрытые глаза. Я, не удержавшись, улыбнулась.       — Надеюсь, это поможет, — сказала я. — Со сном у меня проблемы.       — Это я заметил, — усмехнулся Генри.       — Всё, умолкаю, — я устроилась поуютнее и удовлетворённо вздохнула.       Вихрь мыслей в голове наконец-то унялся и я довольно быстро задремала.              — Полли! — негромкий голос вырвал меня из объятий Морфея.       Я почувствовала, как матрас рядом со мной прогнулся под тяжестью чужого тела и открыла глаза. Генри, полностью одетый, присел на край кровати и смотрел на меня с лёгкой улыбкой.       — Доброе утро, — сказал он.       — Доброе, — я сладко потянулась. — Ты уходишь?       — К сожалению, да. Сегодня есть несколько важных дел. А ты сегодня ещё отдыхаешь? Когда тебе на работу?       — На работу завтра, — я снова потянулась, — сегодня устрою максимально расслабленный день.       Генри вздохнул.       — Завидую черной завистью, — сказал он, — но ничего поделать не могу.       — А сколько времени? — спохватилась я. Окна были закрыты плотными шторами и было не понятно, что сейчас за окном — утро, день, вечер?       — Восемь утра, — ответил Генри.       — О, поэтому у тебя такие тени под глазами? — я коснулась его щеки рукой. — Наверное, ты ужасно хочешь спать?       — Ерунда, — сказал он, — выпью кофе — взбодрюсь.       Он наклонился ко мне, опираясь на локоть и нежно коснулся моих губ. Я подалась вперёд, сильнее притягивая его к себе за лацканы пиджака, наслаждаясь лаской его губ. Потом со вздохом прервала поцелуй и отпустила его пиджак. Генри поднялся с лёгким разочарованием в глазах.       — Ещё секунда и я никуда бы не пошел, — сказал он хрипловатым голосом.       — Я решила не пользоваться своим тайным оружием, — усмехнулась я, — ты должен идти.       — Да, — Генри встрепенулся, — ты права. Хотя мне ужасно хочется остаться. Может, поужинаем сегодня вечером?       — С удовольствием, — ответила я.       — Хорошо, тогда часов в семь? Я позвоню за полчаса.       Я кивнула.       — Интересно, — сказала я задумчиво, — ты всегда звонишь, а не отправляешь сообщения.       Генри засмеялся.       — Я ленивый. Мне проще сказать по телефону, чем набирать текст. Для меня это быстрее и удобнее.       Я улыбнулась.       — Тогда я такая же ленивая, как и ты. Не люблю сообщения. Кажется, я просто лучше воспринимаю информацию на слух. Поэтому сообщения писала только по работе и то использовала голосовой набор текста. Чтобы я написала кому-то текстом — это я не знаю, что должно случиться.       — Удивительное совпадение, — Генри взял мою руку и погладил большим пальцем тыльную сторону ладони.       — Иди, — я тихонько оттолкнула его от себя, — а то ещё немного, и я тебя никуда не отпущу.       Генри шутливо поцеловал меня в нос и встал с кровати.       — Провожать не буду, — я натянула одеяло повыше, собираясь снова завалиться спать, — замок защелкивается. Просто захлопни за собой дверь.       — До вечера, — и Генри пошел к выходу.       — До вечера, — ответила я, снова уютно укладываясь в кровать, намереваясь поспать ещё пару часов.       Глухо хлопнула входная дверь, и я закрыла глаза, тут же проваливаясь в сон.       Проснулась я от звонка телефона. Вслепую нащупала трубку на тумбочке, чуть не уронив на пол, открыла глаза и посмотрела на экран. Никак не могла спросонья понять, что на нем написано. Телефон продолжал звонить, и я взяла трубку.       — Наконец-то, — раздался недовольный голос моей младшей сестры Милы, — что так долго?       — И тебе привет, Мила, — сказала я, — что случилось?       Мы с Милой не общались почти совсем. Она была маминой любимицей, о чем мне мама никогда не позволяла забыть, всё время ставя Милу мне в пример. И учиться она пошла куда надо, и работает как престижно, и маму слушается беспрекословно, не то что некоторые. А Мила за маминой спиной иногда вытворяла такое, что волосы дыбом становились! А уж как она порой отзывалась о матери, пока та её не слышала… Но вдвоем эти две гарпии клевали мне мозг при каждом удобном случае. Мама начинала, а Мила радостно подхватывала.       При этом Мила никогда не звонила мне просто так. Либо по поручению матери, либо чтобы попросить помощи, как правило, материальной. И нигде ей не жало.       — Она ещё спрашивает, — притворно ужаснулась Мила, — мать в истерике, отец в шоке, вся семья офигевает. А она спрашивает, что случилось.       — Он мне не отец, — привычно огрызнулась я, но Милу несло дальше, меня она не слушала.       — Родители в долгах, как в шелках из-за её свадьбы, а ей и дела нет. А тут ещё и это! Довела мужика своими выкрутасами.       Я потеряла терпение.       — Или говори толком, что случилось, или я вешаю трубку, — зло сказала я.       Кажется, Мила поняла, что я не шучу, потому что заторопилась, затараторила, проглатывая окончания и перескакивая с фразы на фразу.       — Мама в шоке… От твоего благоверного… Написал ей… Такой кошмар, мама весь вечер…       — Мила! — я попыталась остановить этот непонятный поток информации. — О чём ты говоришь?       — А то ты не знаешь? — огрызнулась сестра. — Вечно строишь из себя невинную овечку. Довела своего женишка до самоубийства…       У меня оборвалось сердце. Я соскочила с кровати и закричала в трубку, до боли вжимая её в ухо:       — Что? Джон… Что с ним?       — Прислал маме письмо, в котором просил у нее прощения и велел не поминать его лихом.       — И… что? — я боялась вздохнуть, чтобы не пропустить ответ.       — Конечно, мама ему позвонила. Они долго разговаривали, она его успокоила. Сказала, что всё это недоразумение скоро закончится.       — Какое недоразумение? — я задохнулась от облегчения: всё-таки с Джоном ничего не случилось.       — Ну понятно, какое. Чего прикидываешься дурой? Твои выкрутасы скоро тебе наскучат, и ты вернёшься к Джону. Это же ясно, как божий день.       — Дааа? — протянула я, не веря своим ушам.       — Даааа! — передразнила меня Мила противным голосом. — Мы всё так считаем. Джон успокоился и сказал, что он тебя прощает. И ты можешь спокойно возвращаться. И не придется переносить день свадьбы.       Голос у нее был такой безапелляционный и довольный, что у меня перехватило дух от возмущения. Он меня прощает, а они уверены, вы поглядите только!       — А что насчёт меня? — спросила я подчеркнуто невинным тоном.       Мила будто споткнулась на всём скаку.       — Что насчёт тебя? — глупо повторила она.       — Ну вы там обо всём между собой договорились, не спрося моего мнения.       — Ой, да какое там у тебя мнение, — я прямо представила, как Мила машет пренебрежительно рукой, — глупости одни.       Я устало вздохнула. Этот короткий разговор словно лишил меня всех сил.       — Мила, зачем ты позвонила? Насколько я поняла, все живы-здоровы, ничего не случилось. Что ты от меня хочешь?       Было слышно, как Мила обиженно сопит в трубку. Потом она заговорила осуждающим тоном:       — Всегда знала, что ты неблагодарная сволочь. О матери подумай, о её здоровье побеспокойся, хоть раз в жизни. Эгоистка чертова.       Раздражённо фыркнув, сестра бросила трубку. Я обессиленно села на кровать, уронив руки на колени. Потом обхватила себя за плечи и сделала несколько глубоких вдохов.       Надо успокоиться. И позвонить Нику. Он единственный, кто может меня сейчас выслушать. И поддержать.       Я снова взяла телефон и набрала знакомый номер.       — Алло, Ник! Привет. Ты не занят? Очень надо поговорить.       — Привет, сестра, — я услышала, как Ник выдыхает сигаретный дым, — для тебя я всегда свободен. Рассказывай…