***
СООБЩЕНИЕ: В тебе что-то изменилось... Как минимум лицо теперь не так похоже на маску. Ради меня стараешься? – Да. СООБЩЕНИЕ: О, и голос другой. Только к тому привык. – Вместе с лицевыми модулями пришлось менять и вокодер. У меня больше нет динамика, звуки приходится издавать примерно по принципу всей этой человеческой ерунды со связками и ртом. Глупо, но, хочешь быть похожим на человека – говори как человек. Судя по тому, что я увидели, в модели Милтона была такая же система. Неудивительно, что возникли неполадки: ее настраивать надо похлеще рояля. Как он заставил ее шипеть, не представляю, но это явно был акт насилия над ней. СООБЩЕНИЕ: Ты готовы помочь? – Да. Что мне нужно делать? Для начала нужно было помочь ему сесть, с этим особенных трудностей не возникло. Сразу бросаться вставать он не решился, поэтому попросил дать ему что-то, чтобы повертеть в руках. Для этого подошли отвертки, офисные принадлежности, детали и прочие мелкие предметы, что я смогли найти. Лично мне калибровка была не нужна, поэтому я могли только с любопытством смотреть, как Милтон пытается описать в воздухе какую-то фигуру или выкрутить и вкрутить шуруп отверткой, или написать что-то карандашом на бумаге. Все это происходило в полной тишине и с выражением абсолютного сосредоточения на лице. Только на лбу слова «размышление» не хватало. Выходило плохо: пальцы почти не слушались, кисти и предплечья могли неожиданно и дергано согнуться под неестественными углами посреди процесса, отчего Милтон скалил зубы и беззвучно произносил что-то, что мои системы распознавали исключительно как проклятья на красочном языке мата. – Не пытайся сделать все и сразу. Ты ни с кем не соревнуешься. У тебя никогда не было такого оборудования, любые неудачи – лишь твой опыт. Я повторяли это снова и снова в разных формулировках и с разной интонацией, но происходящее все равно, мягко говоря, выводило его из себя. Впрочем, нет ничего проще, чем вывести Милтона из себя. И прогресс был странным: то у него получалось каллиграфическим почерком вывести на бумаге что-то вроде «Институт эмпирической ноэматики», то простое действие типа захвата предмета превращалось в получасовой квест с помощью зала, то есть, меня. Красивая была белая стена из гипсокартона, девственно гладкая и абсолютно целая, ни царапинки, даже спустя столько лет. Ее целостность пережила человеческую цивилизацию, но не летящую из рук одного буйного архивариуса отвертку. – Давай сделаем перерыв. Хочешь сходить... Хочешь, я отнесу тебя на улицу? Милтон пристально вглядывался в меня пару секунд, но в итоге мой интерфейс мигнул сообщением. [Не знаю, чем мне это поможет. Мне в целом глубоко плевать, где быть жалким: снаружи или внутри. Но если ты так хочешь...] – Если мои слова хоть немного воздействуют на тебя, я могу повторить хоть еще тысячу раз: тебя никто не заставляет овладевать чем-то, чего у тебя никогда не было, за пару минут. И я здесь, чтобы помочь, я буду ждать и помогать, сколько нужно. В конце концов, я сами в это впряглись. Да и мне не в тягость, буду честны: мое эго очень тешил тот факт, что он висит у меня на руках, вцепившись в шею, абсолютно беззащитный и даже не думающий, как бы мне еще словесно поднасрать. Я понимаю, не это приходит на ум, когда тебя несут на верх плотины и подходят к ограждению, к самому краю. Оттуда, кстати, чудесный вид. [Какова причина? Почему ты вообще придумали меня куда-то тащить?] – Разве ты не считаешь, что здесь... красиво? [Думаешь, я раньше не видел ничего подобного?] – Ты никогда и ничего раньше не видел. Крыть было нечем. Интересно, как он себя теперь чувствовал, когда мир оказался вокруг него, а не внутри. – Мне нужно попросить у тебя прощения. [Что?..] – Когда я с тобой впервые заговорили, я назвали тебя тупой железкой. Милтон фыркнул и отвернулся от меня. [И ты раскаиваешься?] – Ну, как сказать... Он снова повернулся и адресовал мне что-то вроде кривой ухмылки. – Ты умная железка. Извини. Милтон фыркнул еще раз (сложно было назвать это смехом), и я заметили, как слегка приподнялись уголки его губ. Видимо, с мимикой все проще, чем с руками. – Не хочешь пройтись? [Ты думаешь, у меня это как-то лучше получится?] – Человеческие дети сначала учились ходить, а потом – писать и прочее. На самом деле, это проще и с этого надо было начинать. [Ну ладно. Надо отдать должное, звучит логично.] Я помогли ему встать на ноги. Какое-то время Милтон стоял, вцепившись одной рукой в ограждение, а другой – в мою руку, но затем все же смог сделать пару очень неуверенных и коротких шагов. Как я уже говорили, его дизайн отличался от моего, например, ступни были устроены так, как если бы он был в сапогах на высоком каблуке – пружинящей металлической скобе, начинающейся под коленом и загибающейся под сильно приподнятую пятку. В спецификации указано, что это немного упрощает приземление при прыжках и гасит вибрации при ходьбе. Интересно, насколько сложнее на них ходить? – Ты молодец. [Ты издеваешься. Наверное, это очень весело – наблюдать за мной в таком виде.] – Что мне сделать, чтобы ты понял, а? [Захлопнуть наконец свой рот.] – Иди-ка ты на хер. Я выдернули руку и развернулись, чтобы вернуться в помещение. [Стой] [/пожалуйста/, стой.] – Что доставляет тебе наибольшее неудобство: что ты еще не научился пользоваться оборудованием или что я имею возможность это видеть? – обернулись я. Милтон слегка оскалился и сжал поручень так сильно, что сервоприводы пальцев жалобно взвыли. – Знаешь, я не пытаюсь намекнуть, что без меня ты ничего не можешь. Я лишь хочу, чтобы тебя не так сильно бесила вся эта ситуация. Но однажды мое терпение кончится. Я не придумали, что могу с ним сделать, если честно. Проще всего оставить его здесь и просто уйти, куда глаза глядят. Я были очень близки к тому, чтобы пожалеть о своем решении. [Ладно. Я признаю, мои слова] [несколько] [Давай начнем сначала.] – Хорошо. Давай. Иди ко мне, – протянули я к нему руки. [Это месть такая?] У меня получилось приподнять бровь. [Ладно-ладно, я понял.] Медленно отпустив поручень, Милтон постоял на месте, ища баланс, и осторожно пошел мне навстречу. – Видишь, у тебя получается все лучше. Он тут же споткнулся и упал бы, если бы я не поймали его. Похоже, надо давать ему сосредоточиться на задаче. До ночи мы занимались примерно одним и тем же. Милтон научился ходить довольно уверенно, держа меня за руку или опираясь на плечо, хотя и так иногда терял равновесие. Он почти не разговаривал, уж не знаю, чтобы сосредоточиться или чтобы не выкатить очередной перл в мою сторону. [Низкий заряд батареи.] Днем встроенные солнечные батареи вполне покрывали наши потребности, но ночью нет смысла оставаться на улице, когда внутри есть многомегаваттный генератор. – Идем или на ручках поедешь? [У меня правда есть выбор или ты смеешься?] – Я не шучу. [Откуда такое рвение? Или тебе просто нравится меня трогать?] – Конечно, нравится. Зачем иначе вытаскивать тебя? Исключительно чтобы облапать со всех сторон, – усмехнулись я, помогая удержаться у меня на руках. [Думаешь, это как-то оскорбит меня? Я не человек, у меня нет интимных мест.] – Почему тебе везде мерещатся оскорбления? [Рыбак рыбака...] Наверно, это была еще одна причина, чтобы предложить мне сделку. На вторые сутки было легче. Милтон совершал все меньше резких ошибочных движений, а чувство равновесия становилось все лучше. А еще я выяснили, что он, оказывается, может вести себя прилично, ну, если редкие колкости можно считать проявлением приличия и такта. Я вызвались помочь ему и с вокодером: так как у меня было нужное ПО, я могли с ним поделиться. Но что-то все равно не работало. Он говорил, что оборудование даже не обнаруживается. – Давай попробуем более старую версию, тут и такая есть... [Я все равно его не вижу.] Я списали это на какую-то несовместимость. Но мне просто необходимо было разобраться. И вот так мы и сидели, поочередно подключаясь к одному из терминалов. А драйвер не работал. Только не надо говорить, что нужно было выключить Милтона и включить еще раз. – Удали его совсем. [Удалил.] – Скопируй снова. [Скопировал.] – И?.. [Нет.] Выйти на улицу, пройтись, немного поболтать, вернуться внутрь, немного ухудшить уже имеющийся беспорядок в офисе, заняться драйвером, снова выйти, вернуться на зарядку. Повторить. Несколько дней соединились в одну длинную гадюку, задумчиво поедающую собственную погремушку. – Почему ты так смотришь на меня? Я что-то делаю не так? [Я?] [Я ничего] [Мне посмотреть на тебя уже нельзя?!] Я снова были близки к тому, чтобы все бросить: в конце концов, можно было просто не закрывать канал связи, у этого даже плюсы свои были, например, Милтона всегда было «слышно», даже из-за стенки. Хоте нет, вру: вся эта коротковолновая хрень неплохо так помогала батарее разряжаться, она теперь держалась часа на два как минимум меньше, чем раньше. Если мы собираемся куда-то уходить, даже два часа могут стать серьезным препятствием. Так глупо, что какой-то дурацкий файл просто взял и похерился, а теперь Милтон не может говорить. В очередной раз мне нужно было подключиться к зарядной станции. Милтон обычно приходил позже, когда я уже включали спящий режим. Мне было, в общем-то все равно, чем он занимался в это время: он и так больше двадцати часов в сутки проводил со мной, могу понять желание побыть в одиночестве. Я думали уже «спать», но в тот день вся эта канитель с калибровкой и драйвером раздражала меня особенно сильно. Такое чувство неоднократно появлялось у меня еще в симуляции, когда мне не давалась очередная головоломка. Нечто вроде жжения вперемешку с давлением в груди... //Фрустра́ция, -и, ж. (от лат. frustratio – обман, ›ћ®ќћ‹@ћ®ЏЉwќЏ‹) — негативное психическое состояние, обусловленное невозможностью удовлетворения тех или иных потребностей.// О да, в архиве и это есть. Разумеется. Мне нужно было расслабиться, повертеть что-то в руках. Самые большие количество и плотность датчиков были у меня на ладонях и кончиках пальцев, тактильные ощущения были там сильнее всего, и по какой-то причине систематически поступающие сигналы помогали снизить стресс. Длина кабеля позволяла сделать несколько шагов и встать за стол. Так, чем порадуете? Терминал, ручки, степлер, фарфоровая фигурка собачки, кружка, стопка чистой бумаги... Бумага. В течение часа я постигали тонкости древнего японского искусства по отрывкам текстовых файлов и картинкам, помеченным тегом «оригами». Интересно, сколько времени ушло у него, чтобы рассортировать это все? И смог ли он закончить? И возможно ли это – закончить? От очередной попытки сложить из бумаги летучую мышь меня отвлек странный гулкий звук, который, однако, тут же прекратился. Решив, что Милтон не станет заниматься ничем опасным, я продолжили изучать руководство. Звук повторился, став чуть выше. Я решили проверить. Нет у меня паранойи, только любопытство. Коридор пару раз изогнулся, пока звук не стал похожим на человеческую речь. Сначала мне показалось, что Милтон включил чей-то плеер, потому что человек... напевал что-то.Не стой, не спи, умри за меня.*
Звук доносился ни много, ни мало из центрального пункта управления станции. Из проема я увидели источник звука: сидящего в кресле Милтона, закинувшего ноги на стол, как будто сидел так всю жизнь. Он играл с монеткой, перекатывая ее между пальцами в такт мелодии, подбрасывая и раскручивая, металл блестел в белом искусственном свете.Неужели он нашел в ней бога?
Он так чувствовал свою свободу.
Рядом с богом тогда все можно...
– Когда... Следующую фразу мы произнесли вместе: – Бог твой ложный. Я развернулись и сделали несколько шагов в сторону двери. Позади что-то звякнуло, очевидно, Милтон поднимался на ноги. – Я могу объяснить. Стой. Мне всегда было очень любопытно, когда люди произносили эту фразу. И только это любопытство заставило меня остановиться и обернуться. Однако я приметили в углу черенок какого-то инструмента. Мне впервые по-настоящему захотелось причинить ему боль, врезать ему хорошенько. Я и раньше могли злиться на него, но в тот момент... Это чувство стало еще сильнее, смешиваясь с гневом, теперь уже никакое рукоделие не поможет. Он замер, опершись о стол; пока говорил, почти не смотрел мне в глаза, а кольца мерцали хуже гирлянды. Это раздражало. – В симуляции ты без вопросов выполнили свое обещание, хотя могли уйти одни, упершись в эту дурацкую идею свободы. Я ведь не был тебе нужен, но ты захотели взять меня, а сейчас – снова позвать сюда, к себе... – Это ты издалека начал. Но твоего пиздежа это не отменяет. Я хочу знать, что тобою двигало, когда ты осознанно портил результаты моей работы. Я впустую тратили время... – Не впустую, в этом дело. Когда ты помогали мне с калибровкой, когда садились восстанавливать этот драйвер, когда настраивали систему, это было... – Ну. – Мне было... Это было очень... Глядя куда-то вниз, он повертел монетку в руке, положил на стол. Снова взял в руку, зажал между пальцев. Мне захотелось заставить его подавиться этим жалким кусочком металла. – Это было приятно. – Ты... Я сжали кулаки, замечая, как дергаются приводы от слишком высокой нагрузки. – Ты идиот! Милтон поднял голову и с удивлением поинтересовался: – Прости, что? – Тебе понравилось, что я помогаю тебе, но при этом ты осознанно... Ты, хранитель мирового архива, существо, содержащее мудрость всего человечества... И ты не додумался сказать... Сказать словами! – Сказать... что? – Что есть вещи, которые тебе приятны! Какого хера?! Вопрос повис в воздухе. Милтон нахмурился и ровно три с половиной секунды вглядывался во что-то на полу, после чего мое терпение закончилось. – Скажи честно: ты боялся, что, если мне не с чем будет тебе помогать, то я просто уйду? Не буду уделять тебе внимание? Он поднял на меня глаза, но ничего не ответил. – Будь честен хоть раз, хоть один-единственный раз. – Это глупо, но... да. Охренеть. Он признал сразу две вещи: а) мою правоту; б) факт, что мое общество ему, внимание, приятно. – Нет ничего сложного в том, чтобы сесть и придумать себе дело. Ладно, дальше распекать тебя нет смысла. Но, довожу до твоего сведения, что впервые за все это время ты меня по-настоящему обидел. [Извини.] Ой, блядь, небо рухнет сегодня мне на голову, или луна позеленеет, а я выйду из спящего режима и обнаружу себя кофеваркой. – Я могли бы заставить тебя постоять и покаяться еще. Или треснуть тебя шваброй, или что там? Плевать. В общем, извинения приняты... засранец. А я пойду отсюда, пока цивилизация разумных на этой планете не вымерла во второй раз. Я вернулись на зарядную станцию и, стараясь показать полное нежелание разговаривать с этим однобитным дальше, перешли в спящий режим. Нет, мне определенно хотелось дать ему в рыло, но уже не так сильно. Через три с четвертью минуты я пожалели, что не закрыли этот чертов канал. [Проснись, пожалуйста.] Милтон стоял буквально в шаге от меня и, когда мне больше всего захотелось спустить его по водосбросу, вдруг поднял руки перед собой ладонями вперед, как будто наткнувшись на несуществующий барьер. Или как будто сдаваясь. Или ожидая чего-то. Видя мое непонимание, этот гад улыбнулся. – Я знаю, как сильно тебе нравится все трогать.