Лед, освещенный полуденным солнцем

      Джейн просыпается от того, что её настойчиво трясут за плечи — Клинт сидит рядом с ней на корточках.       — Что случилось? — она зевает. — Я долго спала? Ты давно проснулся?       Обычно она спит очень чутко, и потому для неё большая загадка, как ему удалось опустить её на рюкзаки и не разбудить.       — Нет. Буря стихает, нам пора выбираться отсюда.       Новость сгоняет с неё остатки сна, и Джейн вмиг вскакивает, застёгивает парку и аккуратно складывает в рюкзак термоодеяло. Клинт надевает аляску и подтаскивает рюкзаки ближе к выходу из пещеры.       — Выбираться будем тем же путём? — перспектива снова перелезать через скалу резко снижает уровень энтузиазма в организме.       — Ага. По крайней мере, попробуем.       Джейн выглядывает за край пещеры. Снег всё ещё идёт, но уже не такой сильный, да и ветер утих: буря и впрямь уходила в сторону. Сама Джейн дождалась бы солнца и ясного неба, но Клинту в таких вопроса она доверяет больше. Она вспоминает свой первый день в горах Ветреной Реки: тогда бушующая много часов буря развеялась минут за двадцать.       Всё происходит быстро. Так быстро, что она ничего не успевает понять. Клинт успевает, а она — нет. Как в сменяющихся кадрах фильма: вот что-то гулко хрустит, надламывается, проседает, а вот она недоумённо смотрит себе под ноги и тут же падает, но не вниз — назад. Больно ударяется спиной и видит Клинта там, где только что стояла она, и пытается подняться. Мгновение — и плотный снежный намёт обрушивается вниз вместе с куском скалы. Мгновение — и Клинт летит в пропасть.       Ужас парализует, и кровь стынет в жилах. Сердце будто обрывается и падает в бездну следом за Бартоном. В глазах вспыхивает алым. Джейн падает на холодный каменный пол и кричит, но не слышит собственного крика.       Это происходит — то, чего она больше всего боялась, — боже, это снова происходит! Только не Клинт, только не он!       — Ванда…       Самый родной голос зовёт её. Голос, который она всегда узнает из миллиарда других голосов. Её поднимают с колен и расцеловывают мокрое от слёз лицо. Она почти забытым жестом ерошит серебряные волосы.       — Эй, сестрёнка! Ты что же это делаешь?       — Пьетро!..       Ноги будто ватные, не держат совсем, и она тряпичной куклой обмякает на руках брата.       — Пьетро! Я виновата во всём, только я! — её трясёт, словно в лихорадке, и взгляд отчаянно мечется по его лицу. — Клинт погиб из-за меня!       — Ты же знаешь, что это не так, — улыбается брат. — Он сделал выбор точно так же, как когда-то свой выбор сделал я.       — Но ты спас его, а я — нет!       — Кто тебе сказал? Ты ведь такая сильная, — Пьетро гладит её по голове.       — Я больше ничего не могу… — глотает слёзы она. — Ничего!       — Ванда…       Её мягко отнимают из объятий брата. Взгляд урывками скользит по серой металлической ткани, медным пряжкам на плечах, красной коже, обжигается золотым светом камня и тонет в ясных голубых глазах. Вижен нежно касается её губ.       — Ты не должна винить себя, любимая, — тихо говорит он.       — Но все, кого я люблю, умирают! — губы дрожат, слёзы капают на руки. — Из-за меня!       — Это не так, — мягко улыбается он. — Всё ещё можно исправить.       — Как? Ты сделаешь это, правда? — она цепляется за его плечи, как за последнюю надежду. — Спаси его, Вижен, я прошу тебя! Пьетро! — она бросается к брату. — Спасите его!       — Нас ведь здесь нет, сестрёнка, — Пьетро легко сжимает её руку.       — Мы лишь часть твоей памяти, — добавляет Вижен. Она оборачивается. — И ты ошибаешься, считая себя слабой.       — Как же вы не понимаете? Я отказалась от магии! — всхлипывает она.       — Разве это имеет значение? — камень разума во лбу Вижена сияет всё ярче, и Ванда впитывает свет, чувствует, как он растекается внутри, заполняет её до кончиков пальцев. — Только то, насколько сильно ты его любишь. Только это.       Голос Вижена становится тише, его и Пьетро силуэты растворяются в алом свете.       — Нет, не уходите! — кричит она, теряя опору и падая. — Вижен!       — Я люблю тебя…       Голоса стихают окончательно, и в наступившей тишине её спутанные мысли вдруг становятся как никогда ясными, и решение приходит само собой. Всё ведь предельно просто: если имеет значение только то, насколько сильно она его любит, то старое обещание, данное однажды Клинту, больше не значит ничего? И жизнь её не имеет значения тоже, потому что жизнь без Клинта ей не нужна.       Она так и не успела сказать ему…       Ванда поднимается и медленно делает шаг, не видя перед собой ничего, кроме кровавого тумана. Цепляясь за каменные стены и спотыкаясь, она приближается к краю обрыва, к самой бездне.       Не успела сказать…       «Ванда!»       Голос Клинта буквально взрывается в голове, колотится в висках. Но нет, нет. Он лишь в её мыслях, а значит — такое же воспоминание, каким были Пьетро и Вижен! Ванда зажимает уши, потому что слышать его невыносимо больно.       Последний шаг — и всё закончится.       «Остановись! Ванда!»       Она уже близко к пропасти, почти у самого края, когда голос Бартона вдруг разражается такой отборной, лихой бранью, что она изумлённо замирает: это точно не видение.       Это секундное замешательство разгоняет застилающий глаза туман и прочищает разум: рядом нет ни Вижена, ни Пьетро, а всё вокруг полыхает алой магией. Её магией. Снаружи, в нескольких метрах от входа в пещеру, тонкие нити хаоса сплетаются в шар, в самом его центре — Клинт. Живой и здоровый, он отчаянно колотит кулаками в преграду, пытаясь привлечь её внимание.       — Господи!       Она захлёбывается вздохом, отступает от края и шевелит пальцами, подманивая шар. Тот послушно влетает внутрь, мягко опускает Клинта на землю и рассыпается миллионами искр.       — Эй, ты в порядке? – он делает шаг ей навстречу, взволнованно хмурясь.       Ванда не дыша смотрит на него. Протягивает руку, касается щеки — только проверить, что он не сон и не призрак её памяти.       — Клинт… — выдыхает она и прижимается к его губам.       Она целует его, едва ли соображая, что делает, и уж точно не понимая, отвечает ли Клинт на поцелуй. Она просто не может в одиночку справиться с бушующим в душе ураганом и нуждается в его помощи. Только когда пальцы Клинта касаются её щеки, она, опомнившись, в ужасе отскакивает от него.       — Что я натворила?! Прости! Я не должна была!..       — Ванда, послушай, — он пытается взять её за руку, но она вырывается.       — Боже мой! Зачем я только… — сбивчиво бормочет она и мечется от одной стены к другой. — Клинт, прости, я сама не понимаю, как…       Кори зажмуривается, потирает лоб над переносицей, а потом ловит её за плечи и решительно встряхивает.       — Ванда! Эй-эй! Всё хорошо, всё в порядке. Посмотри на меня и послушай!       Она тотчас замолкает и смотрит на него с таким ужасом, будто он восставший из могилы мертвец или чего похуже.       — Всё закончилось, понимаешь? Всё уже закончилось! — он обнимает ладонями её лицо, лишая возможности отвернуться и отвести взгляд. Где-то в глубине зелёных глаз всё ещё вспыхивает алое пламя — это одновременно и пугает, и завораживает.       — Ты едва не погиб из-за меня, — шепчет Ванда.       — Я выжил благодаря тебе! — возражает он.       — Но я…       — Это сейчас неважно, — останавливает он. — Поговорим потом, хорошо? Я обещаю. Сейчас нам нужно выбираться отсюда.       — Как? — Ванда выдыхает облачко пара.       Он показывает на край скалы.       — Видишь, эта часть обвалилась, мы не сможем выбраться тем же путём, каким пришли. Так что у нас остаётся два варианта. Первый: мы свяжемся со спасателями Ривертона, за нами прилетит вертолёт.       Ванда быстро кивает, сразу соглашаясь с этим планом — таким простым и логичным.       — Но неизвестно, сколько часов это ещё займёт. Пока они доберутся, пока найдут среди скал, может снова начаться буря.       — А второй? — тихо спрашивает она.       — Ты вытащишь нас отсюда.       — Я? — она испуганно пятится. — Нет! Я не могу! Я разучилась контролировать эту силу!       Её руки сильно дрожат, и Ламберт понимает: паника ещё не улеглась. А паникующая Ванда, да ещё и с магией хаоса — сочетание мощнее и опасней ядерного взрыва. Он крепко обнимает её, а потом говорит тихо и твёрдо, чтобы она ни на секунду не усомнилась в его словах и в том, что он верит в неё.       — Ты сможешь, Ванда, потому что уже делала это раньше. Ты долго, так долго училась держать магию под контролем, и для тебя не будет проблемой сделать это снова, — он немного отстраняется, но лишь для того, чтобы взять Ванду за руки. Она обронила перчатки, пальцы покраснели от холода, и Кори греет их в своих ладонях. — Я знаю, как тебе страшно, и поэтому обещаю: тебе нужно только поднять нас наверх, и до снегохода мы пойдём пешком.       — Но ты же говорил, что буря может вернуться, — задумчиво говорит Ванда. — Просто подняться наверх будет недостаточно.       Ламберт едва заметно улыбается: ну вот, она уже начала соображать и делать правильные выводы, ей осталось только окончательно успокоиться и взять себя в руки.       — Я не буду тебя заставлять, — говорит он и касается лбом её лба. — Подумай, прислушайся к себе, и если решишь, что не сможешь, то будем вызывать спасателей. Я же верю, что ты справишься, как справлялась и раньше. Как справлялась в Соковии, в Лейпциге и в битве с Таносом.       — Потому что ты был рядом, — Ванда опускает голову.       — Конечно, не поэтому, — возражает он. — Ты справлялась, потому что сильная, и поэтому хаос повиновался тебе. Ты намного сильнее своей магии, Ванда, и всегда была такой. Жаль, что не всегда верила в себя, — он с улыбкой гладит её по щеке, и Ванда прикрывает глаза, отзываясь на прикосновение.       — Я попробую, — она кивает и просит немного времени, чтобы сосредоточиться.       Кори отходит в сторону. Он хмуро наблюдает, как она, закрыв глаза, заглядывает внутрь себя, ищет утраченный баланс, собирается с силами. Её поцелуй — горький и солёный — всё ещё жжёт губы, и это тревожит сильнее, чем ему казалось сначала.       Между ними что-то происходит, а он упустил момент, когда это началось.       Он хорошо относился к Ванде с тех пор, как она и Пьетро присоединились к Мстителям и сделали всё, чтобы остановить Альтрона, — это стоило уважения, как минимум. И для него уже тогда не имело значения, были ли они виновны в том, что произошло в Соковии.       Он помог ей прийти в себя и встать на ноги после пяти лет небытия, потому что всё ещё чувствовал себя должником из-за Пьетро. По крайней мере, так он объяснял это сам себе много лет назад. Тогда Ванда была в состоянии, когда человек способен совершать самые страшные поступки, и, в конце концов, он помог ей просто потому, что мог помочь. Потому что незадолго до неё и сам был в таком же состоянии и знал, каково это. Они сблизились за тот год сильнее, чем прежде, но ни на какие иные чувства, кроме тёплой привязанности и дружбы, не было даже намёка.       Сейчас же… Кори не видел ничего странного в том, что Ванда решила остаться в Вайоминге, что часто искала объятий, брала его за руку, прикасалась будто бы случайно: она же столько лет считала его погибшим! Если бы вдруг он встретил Нат, живую и невредимую, то вёл бы себя точно так же и ни на секунду не выпускал её из поля зрения. И прикасался бы к Наташе, чтобы просто убедиться в её реальности.       С другой стороны, Кори вынужден признаться самому себе, что обнимал Ванду первым и брал за руку намного чаще, чем она — он соскучился и был чертовски рад видеть её снова. Но они и прежде постоянно обнимались и держались за руки, даже спали на одной постели, когда Ванде снились кошмары — он и предположить не мог, что сейчас она воспримет это совсем по-другому.       Он никогда не смотрел на неё, как смотрит мужчина на женщину.        Ему нравилось заботиться о ней. Сжимать её ладонь, как он сжимал ладонь Купера, когда старшему сыну нужна была поддержка отца, целовать в лоб и гладить по волосам, как он всегда целовал Лайлу. Обнимать и оберегать от всего на свете, как поклялся беречь Кейси. Как не смог сберечь Лайлу и Купера. Вот только Ванда не была его ребёнком, а он, кажется, не всегда об этом помнил.       Она уже давно не ребёнок.       И потому её поцелуй не просто удивил — шокировал, сбил с толку. Он должен был остановить её, отстранить, поступить правильно, а вместо этого, от неожиданности, ответил. Чем дольше Кори прокручивает в голове эти мысли, тем сильнее мрачнеет. «Ох… Ну и идиот же ты, Ламберт», — думает он, не замечая, как губы Ванды дрогнули в усмешке.       Она поворачивается к нему. Между пальцами струятся алые нити магии, послушные и всемогущие, а от отчаянного страха в глазах нет и следа. От такой Ванды — решительной, уверенной, готовой… нет, способной движением руки развеять горы в пыль и воздвигнуть вновь, — захватывает дух. Даже в тёплой длинной парке и смешной шапке она впечатляет. А Кори вспоминает битву с Таносом: у титана не было бы шансов, встреться он сейчас с Вандой.       — Ты готов?       Кори кивает, но Ванда отчего-то медлит.       — Скажи, ты видел их? — вдруг спрашивает она и смотрит куда-то вглубь пещеры. — Когда был снаружи?       Кори следит за её взглядом, но не видит ничего, кроме голых скальных сводов.       — Кого?       — Пьетро и Вижена.       — Я видел только тебя, — недоуменно хмурится он. — Ты упала на землю, а потом поднялась и пошла к краю пещеры.       Ванда как-то понимающе кивает сама себе:       — Конечно. Это же были только воспоминания, — тихо и печально говорит она.       — Ванда?.. — зовёт он, и от осознания того, о чём собирается спросить, холодеют руки.       Она поднимает взгляд.       — Ты собиралась прыгнуть?       В её глазах мелькает отчаяние, но уже через мгновение она снова выглядит спокойной — настолько, что Кори совершенно не верит в её спокойствие.       — Я… не помню, Клинт. Всё было, как в тумане. Помню, как ты сорвался, а потом сразу увидела тебя снаружи, внутри шара — и всё, — она отворачивается и решительно добавляет: — Давай уже выбираться отсюда!       В мгновение ока магия окутывает его с головы до ног и материализует вверх тормашками неподалёку от снегохода, но в метре над сугробами.       — Воу! — от неожиданности Кори бестолково машет руками, едва успевает сгруппироваться, и падает, взметая облако снега. Сверху по очереди падают два рюкзака.       — Ох, прости, пожалуйста, — Ванда мягко опускается рядом, ни на сантиметр не примяв снег, и протягивает руку. Её насмешливый взгляд, кажется, впервые не сквозит раскаянием за проделанную шутку.       Кори молча поднимается, закидывает рюкзаки на снегоход, внезапно обнаруживает в футляре аккуратно убранную винтовку и с опозданием осознаёт, что, кажется, разбудил Ведьму.       И за шесть лет она так и не научилась врать.