Эта мелодия... Дождь.

      Мы пройдём с тобой сквозь все стихии этого призрачного прозрачного мира. Мы создадим на его обломках свой собственный мир. Мы наполним наш мир красками. Красками нежности, любви, надежды. Красками новой жизни.

***

      За приоткрытым, самую малость, всего на треть дюйма, окном нашего авто — безлунная, беззвёздная ночь. Она проносится мимо старенького потёртого седана со скоростью, наверное, света. Хотя, конечно же, это смешно. В наше время непоймикаких технологий скорость света никто ещё не умудрился применить на практике — многочисленные учёные, прежде, чем раствориться в небытие, как, впрочем, и все остальные, успели лишь констатировать факт её наличия. За окном тишина. За окном лишь всё нарастающий шелест дождя. Неугомонные, невидимые в ночном мраке мельчайшие частицы аш-два-о сплошной стеной отгораживают нас от возможного постороннего взгляда, укрывают, оберегают, убаюкивают...       Наше авто с неимоверной скоростью летит по ночному, затянутому пеленой дождя, шоссе. Свет фар вырывает из густой, тягучей тьмы куски мокрого, утопающего, будто растворяющегося и тающего в дожде асфальта, иногда дорожные знаки и ограждения, стыдливо убегающие во мглу позади проносящегося мимо них старенького авто. Почему приходит чувство полёта? Да потому, что нет ощущения даже шелеста колёс — настолько сильно разбушевалась стихия, настолько яростно глумится над слухом дождь, забивая, полностью поглощая, укрывая собой, подминая под себя обострившиеся в абсолютной темноте рецепторы, словно хочет украсть последние остатки нашей реальности и погрузить нас на самое дно самого глубокого океана, где нет места ни чувствам, ни ощущениям… Там, на дне бесчувственного океана нас ждёт бесценный дар. Дар, что был получен абсолютно всеми, кроме нас двоих, так бессовестно опоздавших на раздачу. Этот дар — быстрая и безболезненная смерть. Каким-то образом эта выматывающая атмосфера умудряется вызвать чувство вины за своё, такое нелепое, опоздание.       Ты на секунду отвлекаешься от воспалённого созерцания мелькающих в свете фар кусочков прежней жизни. Жизни… Твои глаза отражают свет огоньков приборной панели и влажно блестят в темноте. Твой взгляд адресован мне — недоверчиво-счастливый и безумно печальный одновременно. Виноватый… Понимаю… В этом рушащемся в тартарары мире есть лишь мы — двое, каким-то чудом задержавшихся на краю.       Старый, как и само авто, динамик вдруг неожиданно оживает и выдаёт на редкость чистый звук, растворяя его в воздухе тёплого салона.       Эта музыка… Она словно льётся не из динамика, а медленно и плавно окружает, обтекает со всех сторон, затопляя, поглощая и унося с собой в мир пустоты и отсутствия… Отсутствия всего — чувств, ощущений , восприятия, жизни. Погружаясь в тягучую, вязкую мелодию, нежный, печальный, будто обречённый на небытие, голос вступая в симбиоз с этой мелодией, на уровне подсознания переплетается со струями ледяного… смертельно ледяного дождя, вливаясь в его сущность, вплетаясь в струны его промокшей и отсыревшей души, унося далеко за пределы маленькой мчащейся по ночному дождливому шоссе коробки на колёсах, по странному стечению обстоятельств всё ещё хранящей человеческое тепло — наше тепло.        Все, кто когда-то окружал нас, кто что-то значил для нас и для кого мы тоже что-то значили — они оставили нас. Забредшему однажды сюда, в этот мёртвый мир, случайному путнику, если вдруг таковой отыщется, некому будет рассказать о населявшем этот забавный зелёный шарик разно-мастном сброде, о наивной и глупой, существовавшей ещё совсем недавно и бурлившей вокруг жизни. Всё преходяще — говорили нам многие и многие годы. Но я в данный момент могу интерпретировать эту мысль по-своему: всё уходит, растворяется в бессмыслице и пустоте ночного дождя.       ...Тихая ненавязчивая мелодия заставляет меня хотеть завернуться в старенький клетчатый шерстяной плед и сидеть так на пассажирском месте нашей старенькой машины вечно; прислонившись к холодному окну, внимать, ощущать, пропускать через себя попутный ветер, мёртвые ледяные брызги, наблюдая за проносящимися мимо деревьями, полями, деревнями и городами. Мёртвыми деревнями и городами. Я так и делаю — набрасываю на озябшие плечи плед, сворачиваюсь калачиком и утыкаюсь лбом в холодное стекло. Окно закрывать не собираюсь — озноб и ледяные капли, заставляющие то и дело вздрагивать глупое тело, приносят мазохистское ощущение своего собственного существования, наличия на этом свете.       Ты снова смотришь на меня, вновь на секунду отвлекаясь от дороги, и я вижу глупую нежность в твоих глазах. Ты протягиваешь руку и поправляешь скатившийся с плеча уголок пледа, и я с едва слышным вздохом закрываю глаза. Страшно и одновременно до боли, до дрожи приятно осознавать, что, возможно, во всём мире остались в живых только двое — я и ты.       Нас не остановит идущая по пятам и капающая ядовитой слюной смерть. Нам выпал один шанс из тысячи… возродить этот хрупкий мир.       Наше старое авто со скоростью, наверное, света уносит нас в промокшую, промозглую ночь...