Потребление

Адам перепутал. Снова. Он всю жизнь путал. Путал гордость и силу. Дружбу и принадлежность. Любовь и обязательство. Постоянно ошибался. Его тошнило от этой мысли, тошнило от себя, но даже Ронан не стал исключением. Очередная ошибка в расчётах. За восемнадцать лет Адам настолько изголодался по эмоциям, что не мог думать о чем-то другом кроме острых взглядов, бросаемых Линчем, случайных касаний его кожаных ремешков о свою руку и оставленной им в машине мази для царапин Пэрриша. Он не мог не думать о том, что Ронан делал для него. Не мог не думать о том, что Ронан чувствовал к нему. Не мог не думать, что Ронан был готов сделать с ним же и для него же. Невидимый всю жизнь Адам не мог поверить, что его заметил кто-то, подобный Ронану Линчу. Божество. На этот счёт он никогда не ошибался. Ронан и правда был богоподобен: грозный, созерцающий, создающий. Многие бы не согласились с Адамом, ведь для большинства Линч представал скорее вестником дьявола, чем богом. Чумой, оставляющей горькое послевкусие на языке. Войной, заставляющей скорбеть. Голодом, отдающимся болью в животе. Смертью. Конечно, у Линча было много отрицательных черт, но даже в совокупности они не имели веса против всех грехов Адама — грехов, что он посвятил Ронану и самому себе. Пэрриш принимал поцелуи. В отличие от всего остального в Ронане они не были острыми или опасными. В отличие от всего остального в Ронане они давали понять, какой Линч на самом деле. А он был полон любви. Её было настолько много, что Адам счёл бы преступлением отказываться от неё. Тем более, что сам так сильно голодал. Адам любил, что Ронан обращает на него внимание. Любил, что тот превозносит его, как он сам превозносил Линча. Любил поцелуи, секс, объятия, любил совместные завтраки и Амбары. Не любил он только Ронана. Ни сейчас, ни в самом начале. Когда Адам осознал это, ему стало противно от себя. Но то, что он не любит Ронана, ещё не означает, что он, в принципе, не способен на любовь. Не означает, что он жестокий. Не означает, что он превращается в отца... Ведь так? Нет. То, что он продолжает им пользоваться, означает. Адам даже на секунду не задумался о том, чтобы рассказать все Линчу. Он не мог. Частично из-за слов Гэнси о ранимости Ронана, но в большей степени из-за собственного тщеславия. Адам не хотел лишать себя всего. Он не был уверен, способен ли сам на любовь, но, казалось, знал, что его полюбить будет невозможно. Его отец твердил об этом всю жизнь, мать соглашалась, а Блу... Блу окончательно подтвердила все то, что так боялся осознать Пэрриш. Единственный, кто правда любил Адама, был Ронан. Темный, грубый, нелюдимый Ронан, полный страсти и желания подарить свою любовь. Линч являл собой сторожевого пса, что ластится только к хозяйской ноге. И он выбрал Адама. Пэрриш не мог поступить иначе. Адам принимал заботу. Не потому что хотел ее конкретно от Ронана, а скорее от осознания, что ни от кого другого ее ждать не стоит. Да и самому Линчу этого хотелось. Он не любил Ронана, но любил то, что Ронан давал. Дом, спокойствие, себя. Адам принимал это. Теперь он не считал себя принадлежащим кому-то, как если бы это были подарки Гэнси или жизнь в трейлере с отцом. Адам пользовался телом и душой Ронана, а в ответ позволял ему делать то, что было необходимо самому Линчу — любить. Любовь была не совсем правильным словом для их отношений, для Ронана, но другого подобного просто не существовало. Линч не любил Адама, как любят в романах или сопливых голливудских фильмах. Его странная любовь распространялась на все: на деревья, на оленей, на ирландский фолк — и точно такая же она была и для Адама, безукоризненная и восхищенная. И Адам принимал ее. Потому что это было честно: услуга за услугу. Он старался делать, что требовалось, но ночью, когда они лежали на грязных простынях, утром, когда Ронан готовил ему завтрак, вечером, когда Линч целовал его — в такие моменты Адам напоминал себе Кавински — брал, что хотел, и уходил. Отвратительное, пользовательское отношение. Ронан не заслуживал такого. Но Адам не мог дать ему иного. И притворялся дальше. Он уверял себя, что это лучшее, что он может сделать, ведь Ронану не было больно. Адам не оставлял его в одиночестве с разбитым сердцем, как предрекал Гэнси, не относился к нему снисходительно, не требовал больше, чем тот готов был отдать. Он просто... не любил его. Врал. Сущность Линча одновременно усугубляла восприятие ситуации со стороны Адама и облегчала ему задачу. Ронан всегда жил правдой и, хотя совершенно точно не ожидал ее от других, никогда не сомневался в Пэррише. Это помогало им обоим, но заставляло Адама ненавидеть себя чуточку сильнее. Он уверял себя, что поступает правильно. Когда Ронан опускался вниз. Когда клал пальцы Адама себе на язык. Когда проводил рукой по его ребрам. Он уверял себя, но каждый раз перед тем как заснуть, думал о Кавински и своем отце. Адаму было плевать. Он всегда был целеустремленным, всегда получал, что хотел. И когда руки Ронана сжимали его плечи, а дыхание учащалось, когда Линч рычал и протягивал имя Адама — ему было плевать. Адам не любил Ронана. Адам ненавидел себя за то, что не любил Ронана.