Хорошего вечера, мистер президент

К своему удивлению, Валентайн, считавший, что хорошо разбирается в людях, до сих пор не мог решить, уважает он Диего Брандо или все-таки презирает. Человек, вопреки всему прошедший путь с самого низа социальной лестницы к ее вершине, был, разумеется, достоин уважения, но в словах Диего порой звучали отголоски злости на весь мир из-за детства, проведенного в нищете и грязи, что вместе с его нескрываемой меркантильностью вынуждало Валентайна прийти к выводу о том, что взрослый мужчина таким быть не должен. — Мне нравится, как ты снисходительно смотришь на меня, а потом просишь тебя трахать, — сказал ему однажды Брандо. Это было правдой. Валентайн поражался причудливости судьбы, чьей волей кто-то вроде него, человека с высокими жизненными принципами и непоколебимыми идеалами, оказался в таком положении. Президент Соединенных Штатов Америки раздвигал ноги и открывал рот для члена мальчишки из английских трущоб, который совсем недавно был в этой стране никем. Валентайн находил в этом какое-то необъяснимое даже для самого себя удовольствие, и ему нравилось вести двойную жизнь, о которой никто не догадывался. Несмотря на то, что в основном они трахались, они также много разговаривали. Диего ничего не смыслил в политике или дипломатии, но он был далеко не дураком. Они говорили обо всем, но даже тогда, когда их точки зрения совпадали, чаще всего это происходило по абсолютно разным причинам. — Тебе надо жену. Такую, как Скарлет, — как-то сказал Валентайн, когда они лежали в его постели, еще пахнущей недавним сексом. — Я лучше сдохну, — лениво сказал Диего, не отрывая взгляд от свежего выпуска «Нью-Йорк таймс». — С таким же успехом можно жениться на подкове. — Рано или поздно ты все равно женишься. — Я уже был женат, — ухмыльнулся Диего. — Между прочим, трагически овдовел. Убит горем до сих пор. — Да, я слышал. Брандо слегка нахмурился, как и всякий раз, когда ему напоминали о том, что за его спиной о нем ходит вереница самых грязных слухов. Это удивляло Валентайна, которому наглый англичанин поначалу казался куда менее чувствительным, чем он был на самом деле. — В любом случае однажды ты захочешь завести семью, — продолжал Валентайн. — Мы же не будем вечно вот так?.. — Не будем, — согласился Диего. — И что ты планируешь делать? — А почему тебя это волнует? — Диего наконец отвлекся от газеты и взглянул в озабоченное лицо Валентайна. — Разве для тебя все это не просто развлечение? Не все ли равно, когда оно закончится? — Мне уже не двадцать, знаешь ли. Я хочу знать все наперед, насколько это возможно. Неожиданности мне не нужны, как и связанные с ними проблемы. — Скучно, — зевнул Брандо. — Если ты пытаешься спросить, не планирую ли я внезапно прервать сеансы нашего замечательного совместного времяпрепровождения, то можешь не волноваться. Пока таких мыслей у меня нет. Валентайн вздохнул. — Ты мог бы быть серьезнее. Ради тебя я рискую своей репутацией каждый день. — О, а у меня, значит, репутации нет? Диего Брандо могут завтра найти с пятью немытыми членами в заднице, и никто не удивится. Так, что ли? — Не драматизируй, ставки у нас разные. Ты же понял, о чем я говорю. Диего ненавидел вот эти вот его «серьезные разговоры», потому что в них не было никакого смысла. Зачем лишний раз все усложнять? Он отложил газету в сторону и встал с постели с намерением одеться и уйти. Валентайн молча сопровождал его взглядом. — Я все понял. Хорошего вечера, мистер президент. — Диего. Парень обернулся у двери. Валентайн хотел что-то сказать, но добавил только: — Я позвоню. Диего молча вышел. Хуже всего, когда в отношениях, основанных на взаимном эгоизме, кто-то начинает привязываться.