Что же выходит — и пробовать нечего, Перед туманом ничто человек? Но от тепла, от тепла человечьего Даже туман поднимается вверх!
Выучи, вызубри, не забывай И повторяй как заклинание: «Не потеряй веру в тумане, Да и себя не потеряй!»
В. Высоцкий
Неслышно притворив за собой дверь, Натка устало опустилась на мягкий диван. Большой, веселой, но не кричащей расцветки, уютный и надежный — совсем как… Стоп! Никаких сегодня КамАЗов, пожалуйста! Ведь завтра она, молодая и роскошная наследница миллионов, желанная невеста для многих, станет женой. Женой самого красивого, умного, восхитительного, потрясающего, невероятного… И пусть верный отцовский «цепной пес» Костя жужжит о его корысти, пусть перешептываются напыщенные деловые партнеры — им-то она не досталась — и лопаются от зависти пустые крашеные куклы! Для Стасика она и только она — наиболее очаровательная, вожделенная и при этом мудрая. Да, мудрая и взрослая, способная понять и дать дельный совет. Владелица серьезного бизнеса, студентка престижного ВУЗа, хозяйка целого штата прислуги. А не глупый ребенок, как для… Ну, хватит! Она же не собиралась больше вспоминать, отчаянно злясь и отчаянно скучая. Всматриваться вдаль из окна дорогой иномарки, вслушиваться в надрывную тишину охраняемого коттеджного поселка, простаивать за воротами, вдыхая вместо ароматов экзотических цветов бензиновые пары. И уж точно — терпеть Костины подколки о «разбойниках с большой дороги» или, неизвестно, что хуже, «рыцарях монтировки и баранки». Именно поэтому девушка порхает сегодня по просторному особняку, в длинном платье из последней коллекции, на высоченных каблуках, с эксклюзивными украшениями и сверкающей улыбкой. «Разумеется! Именно поэтому ты и впорхнула — словно вор, на цыпочках, — в вечно безлюдную маленькую гостиную и сидишь одна в разгар шумного веселья. Твоей помолвке посвященного, между прочим. Прижимаешь к разгоряченному лицу прохладное стекло стакана с соком (больше не любишь джин — как же!). Нервно теребишь в руках дорогую ювелирку, ощущая под пальцами гирлянду колечек-заклепок да моток фенечек. В очередной раз разглаживаешь подол шелкового платья, словно пытаясь привести в божеский вид пыльные, потрепанные брюки. Машинально скользишь ладонью по волосам ультрамодного оттенка и укладки — будто желая нащупать нелепо торчащие короткие прядки. И по той же самой причине тебе сейчас чудится призывный гудок большегрузного трейлера!» Отругав себя, Ната зажала руками уши, энергично затрясла головой. Помогло: наваждение исчезло, пронзительный звук более не нарушал спокойствия ее укромного уголка и достигнутого с таким трудом покоя на сердце. «С чего бы им приезжать сейчас? — последнее, наконец, стало понемногу уступать место разуму. — Не появились же они в тот далекий вторник, в шесть часов, в офисе отца». Перед глазами снова возникла некрасивая сцена в богато обставленном кабинете. «Что и требовалось доказать!» — ухмыльнулся тогда папа и добавил, что, осмелься эти чумазые водилы явиться, они бы, конечно, удостоились его рукопожатия да рюмки настоящего, даже не нюханного ими коньяка. Конверты с приятной — в понимании работяг — суммой тоже, вероятно, легли бы в карманы мятой, замызганной одежды. Вот только затем благородным спасителям доходчиво бы объяснили: дальнейшее их общение с девушкой из высшего света невозможно и ненужно. Юная Натка после этих слов разревелась, хотя прежде редко доставляла кому-либо удовольствие лицезреть свои слезы. Правда, быстро остановила поток, понимая: сейчас, вдобавок ко всему, отец обвинит в истерике дочери все тех же дальнобойщиков. Неумение, а скорее — нежелание родителя различать «плохо из-за» и «плохо без» и было одной из причин Наташиного бегства. Знал бы папа, что обязан двоим шоферам не просто благополучным ее возвращением, а прекращением попыток бежать! Не потому, что напарники внушили бунтарке некие правильные мысли. Нет, Ната попросту осознала: куда бы она ни сорвалась, ей больше не встретить таких друзей. Друзей, которые найдут и спасут ее везде: из рук озабоченных подростков у края леса, из мрачного притона наркоманов-клиентов Ашота, из номера-люкс — от навязчивой заботы Кости. Бессильны они оказались лишь перед одним: пустотой, возникшей тогда, когда спасать Натку стало больше не от чего… Хотелось бы думать, что не приехали дальнобойщики только по этой причине. Видимо, смысл их жизни в помощи ближнему — любому, кому она требуется. Натуся же в день последней встречи, стоя наверху мраморной лестницы, в роскошном одеянии и в кольце охраны, явно не тянула на несчастную. Дура! Нацепила все самое дорогое и модное в надежде показаться красивой и взрослой. Вот и показалась: не знающей нужды ни в чем, а значит, и в них! Или дело в другом?.. Вдруг она нравилась именно такой — маленькой и смешной, без роду, племени и штанов на смену? Но чего ради сейчас гадать, вновь раздирая до крови затянувшуюся рану? Ответ один: они не приехали. Ни тогда и ни потом. Ни для того, чтобы снова помочь, ни даже чтобы просто сказать… … — Здорóво, Натка! — голос, который узнаешь из тысячи, теплый, как солнце, но пронзающий иголочками острых лучиков-смешинок, заполнил пространство. От этого небольшое помещение словно сжалось до размеров взметнувшегося вверх Наташиного сердца. Или наоборот: сердечко, что свернулось калачиком и уснуло много лет назад, вдруг пробудилось и заняло собой целую комнату. Наверное, для того, кто сомневался в его способности вместить все. Кто боялся, такой огромный и с широкой душой, тесноты маленького, хотя и любящего, местечка. Чуть не обвалив хлипкий журнальный столик, Ната вскочила с места. Этого не может быть! Время, год за годом безжалостно отдалявшее ее от тех дней, стиравшее из памяти черты милых лиц и детали событий, двинулось вспять и утратило свое значение. А может, она просто видит сон? В первый год после разлуки девушка постоянно мечтала хотя бы в ночных грезах повстречать дорогих людей. Но они так ни разу и не приснились, словно не желали встречи. Нет, сном были как раз несколько пустых лет до сегодняшнего вечера — он же реален! Как реальны и… — Федор Иваныч! — бросилась Наталья на шею пожилому, однако крепкому мужчине с добрыми глазами. Слезящимися не то от бессонной ночи за рулем, не то — невероятно — от радости при виде старой знакомой. — Привет! — пробасил бывалый шофер, обнимая названую дочь, которая доставила им с напарником столько проблем, но и поводов для улыбок. Господи, совсем взрослая, совсем другая — а вот надо же, не забыла старика, по наивности собравшегося удочерять ребенка крутого банкира. Олигарха, как говорила она сама. С тех пор Иваныч понял значение не только этого, но и прочих «заморских» словечек. Не понял лишь одного: как всесильный папаша не замечает мучений дочери в «золотой клетке», нехватки общения с обыкновенными людьми? Теперь, правда, его нет и Натуся, похоже, сама себе хозяйка. Знать бы, что за хлыщ вокруг нее вьется, по делу беспокоится охранник или опять заботой девчонку душит… Убедившись, что, по крайней мере, один гость — не плод ее измученного воображения, Натка несмело перевела взгляд правее. Туда, где возвышался коротко стриженный улыбчивый здоровяк, чей голос веселыми, но колкими пузырьками шампанского и пронзил тишину. Чей голос, глаза, заливистый смех, грубоватые, однако неподдельно искренние речь и манеры разделили жизнь Наты на «до» и «после». «До» она никогда не видала подобных, «после» — долго не могла видеть других… — Саш!.. — простонала Наташка, прижимая ко рту ладонь, словно не веря внезапному счастью и боясь спугнуть его громкими звуками. Спугнула ведь однажды — то ли своим затянувшимся детством, то ли ранней взрослостью. Что же теперь делать, куда бежать и за что хвататься, чтобы на сей раз вышло иначе? Непонятно, откуда свалился к ее ногам в дурацких шпильках этот второй шанс, зато ясно: третьего уж точно не будет. Испугавшись последней мысли, Натка пошатнулась на упомянутых каблуках — дело, конечно, вовсе не в них! — и на миг лишилась чувств. В себя она пришла в больших, твердых и при этом нежных руках, нашатырем же послужил до мурашек знакомый запах. Смесь солярки, пота, дорожной пыли, дыма шашлычков и свежести встречного ветра. Заглушить его не сумела даже дорогая, похожая на Костину, туалетная вода. Вместе с сознанием возник и ответ на все вопросы. Теперь не нужно никуда бежать, все, она дома! Ведь дом — не там, где ты живешь, а где прекращаются поиски такового. Забавно, однако в объятиях Сашка Наталья ощутила, будто не напарники, а она сама, наконец, приехала. Словно корабль вошел в родную гавань и больше не должен ни пробираться сквозь рифы, ни мучительно ожидать рассвета в чужом порту. — Боже мой! Откуда вы? Как вы меня нашли? — плотина тоски, неверия глазам и ушам, тревоги прорвалась и водопад вопросов хлынул из Наткиных уст. Дальнобойщики тут же узнали прежнюю Нату — маленький пылающий сгусток энергии, способный находиться одновременно в трех местах и общаться с пятью собеседниками на десять тем. Наташа же, вновь обретя зрение, принялась активно кусать губы, чтобы не расхохотаться. Мужчины были одеты в одинаковые и ужасно деловые костюмы, кипенно-белые рубашки и галстуки-бабочки. Федор Иванович, помнилось Натке, одевался добротно, но просто, однако менял облачение по мере необходимости. А вот Саня признавал только два наряда: комбинезон чистый и комбинезон грязный. И сейчас молодой водитель, скованный непривычной одеждой или заразившийся Натиным удивлением, смущенно бормотал: — Это мы… ну… на свадьбу к тебе приехали! Свадьба?! Господи, она окончательно сошла с ума! Спящее сердце, пустые годы, последний шанс — на что? Меньше чем через сутки Наталья выходит замуж за любимого и, что еще важнее, любящего человека. Его не пугает ни возраст, ни капиталы невесты, которая умудрилась внезапно забыть о существовании парня. Стас никогда бы так с ней не поступил! И уж точно бы не нарушил договоренности, не сбежал поджав хвост, как Александр. Но ведь Сашок приехал, пусть и через столько лет, но он здесь, и их души слились на мгновение воедино где-то на седьмом небе. Как же теперь быть?.. Сквозь пелену раздумий Натка едва улавливала обрывки слов Федора: «документы», «внимательно», «разорен»… Вдруг в ее руки ткнулся острый край пластиковой папки, холодной и неприятной наощупь. Не отрывая взгляда от дорогого гостя, с каждой минутой обретавшего плоть и не казавшегося уже нереальным, девушка машинально приняла бумаги. Быстрые тонкие пальцы зашелестели страницами, снова воцарилась тревожная тишина. Пара минут, подобных вечности, разом стерли выражение неподдельного счастья с лица Наты. Они же положили конец сомнениям и… прекрасной сказке, слишком красивой для правды. — Значит, это Костя вас подослал? — водители знавали и такую Наташу, однако возвращение ее не предвещало ничего хорошего. Ледяной тон, молнии из глаз, в бессилье сжимающиеся маленькие кулачки… Но тогда она была совсем ребенком и фейерверк эмоций даже забавлял. Сегодня же Санек и Иваныч видели перед собой взрослую, познавшую горечь утраты и бремя новых забот женщину — и внезапные перемены в таковой пугали. — Так вот, — провозгласила Ната, шумно захлопывая и отталкивая в сторону папку, — никаким бумагам я не верю. Я люблю его, понимаете? Люб-лю! — Натка! — предостерегающе воскликнул Александр. Последнее было уже чересчур. «Кто собрался меня учить — он?! Человек, который на слова любви из юных, непорочных уст сумел лишь пробормотать о приближении поезда? Не нашедший в душе смелости поговорить с моим отцом — вот уж странность — оказавшимся именно тем, кем я им сразу его и описала? Кому для того, чтобы приехать, понадобились годы и крайне веская причина, а скорее — весомая сумма?!» — взорвалось в голове Натальи озарение и изверглось наружу криком: — И мне наплевать, что в них написано! Вы слышите?! — слышно, пожалуй, было и на другом конце гигантского участка. — Наплевать!!! — Но как… — Федор Иванович болезненно поморщился. Он не любил шума — недаром Сашок вечно потешался над «ватой в ушах» — берушами напарника — и ненавидел, при всей своей горячности, домашние ссоры. Однако сейчас дело даже не в том. Перед глазами на вид сурового, но мягкосердечного дальнобойщика возникла давняя сцена. «Может, я сама хотела! Может, я люблю его!» — кричала шестнадцатилетняя Натка сквозь слезы. Санек, не меньше товарища обескураженный подобным признанием в свой адрес, пытался что-то объяснить. Но Федор, на чьи седины внезапно свалился не один Шнурок, а двое безголовых юнцов, решил занять место строгого папаши… Кто знает: вдруг, не отчитай он тогда обоих, Санина улыбка до ушей не стала бы столь редкой гостьей теперь, после женитьбы. Иваныч обожал свою племянницу Веронику, радовался тому, что через нее породнился с коллегой и лучшим другом. А сколько испытаний преодолела эта пара, чтобы быть вместе! Вот только нечто неуловимое изменилось в Александре — можно списать на взросление, возросшую ответственность, но… Поэтому сейчас желание давить на девушку быстро иссякло. Федор Иваныч с теплом посмотрел на Натку. Сашок без грамма насмешки в усталом голосе проговорил: — Поздравляем. Пусть все получится, все хорошо… будет. В который уже раз за сегодня Ната вздрогнула и резко очнулась. С ней определенно что-то происходит! Будь Наталья вероломно покинутой им девушкой или счастливой невестой другого, это же Сашок! Санька, Санек, Шнурок, как именовал его ласковый старший товарищ, а взрывной Александр почему-то не протестовал. Ее первая настоящая любовь и вообще первый настоящий человек рядом. Сумевший избавить не только от насильников и доброжелателей-охраны, но и от ее собственных демонов. И Натка не может ругать его, не может ненавидеть и винить ни в чем. Особенно в такой вечер: последний накануне чудесного дня свадьбы. Последний накануне их прощания навсегда… А потому Ната сделает все, чтобы для обоих гостей он стал незабываем, даже если забудется вскоре она сама. — Вы знаете, какой он? — в привычной манере застрекотала Натуся, и дальнобойщики незаметно, однако синхронно вздохнули с облегчением. — Знаете, он какой?! Он… — девушка запнулась, ощутив нехватку воздуха и эпитетов. И вправду, какой же он, ее Стас? Все определения, которые приходили в голову обычно, начали отчего-то раздражать, казаться глупыми и детскими. Отчаявшись подобрать новые, самые лучшие и правильные слова, Наташа хлопнула ладонью по столу и сама же подскочила. — Да что я рассказываю?! Пойдемте, я вас познакомлю! — будто малышка обоих, одинаково любимых родителей, потянула Натка за руки сразу двоих друзей. — Он вам понравится, вот увидите! — Ну пойдем, пойдем, — примирительно усмехнулся Санек, подхваченный, словно пушинка, этим мощным порывом ветра. Маленькая такая, под два метра и девяносто килограмм, пушинка, увлекаемая почти бесплотной, но настойчивой силой. На широкую, шумную, освещенную сотнями огней террасу? Нет, в укромный и тихий уголок памяти…***
Лето. Долгий жаркий день начал, наконец, клониться к вечеру. Их прежний любимый КамАЗ, устав от духоты не меньше водителей, с радостью вырулил на дорогу вдоль леса. Настроение Сашка тоже улучшалось с приближением вечерней прохлады. Не то что бы оно было плохим: Саня, похоже, вообще не умел ни грустить, ни злиться дольше пяти минут. За рулем же, в кабине, полной солнечного света и громкой музыки, это и вовсе казалось невозможным. Просто случился один из тех дней, когда, вроде бы, все хорошо, но и чего-то как будто не хватает, что-то зовет и тянет в неизвестном направлении. И ты рвешься мысленно и туда, и сюда, а в итоге так и остаешься сидеть на месте. «Да уж, на месте! — ухмыльнулся внутри себя Александр, отмечая километраж. — Как в анекдоте: думаешь, если ты ходишь взад-вперед по тюремной камере, значит, не сидишь?» О нет, даже многодневные тяжелые рейсы Санек никогда не считал обузой, заточением. Вот только сегодня с утра не оставляло чувство, словно он стоит на пороге очень важного, которое никак не может проклюнуться. И лишь ближе к закату мысли сменились более характерными и земными. Гораздо сильнее теперь манил порог гостиницы, горячий ужин и мягкая, никуда не мчащаяся постель. Обрадованный снова воцарившимся в голове порядком, Сашок занялся своей основной работой — поддержанием необходимого градуса веселья в машине. «Все в норме. Все как всегда и никакой мистики уже не предвидится!» — успел подумать Саня, пока Федор заливался хохотом после очередного его анекдота. Успел ровно до того, как в окно кабины ворвался истошный девичий крик… «Чуду без перьев» — зато с сотней сережек, колечек, браслетиков и прочих, по мнению Александра, бесполезных вещиц — было, кажется, неважно, куда ехать. Представив себя Наткой, а из родных упомянув только отца-олигарха (Иваныч не понял, Санек же прыснул в кулак), девица без стеснения устроилась в серединке. Впрочем, девицей назвать «это» удалось бы с большой натяжкой. Короткие, будто обрубленные, неопределенного цвета волосы, почти плоская грудь, мальчишеские бедра, драные армейские брюки и ботинки на тракторной подошве. А уж характер! О происшествии в лесочке девчонка, похоже, успешно позабыла и принялась бойко парировать Санины остроты. Не смущали ее при этом ни общество едва знакомых мужчин, ни по обыкновению суровый вид старшего из них. Усмирить трепыхающееся пламя сумела лишь подкравшаяся дрема — и то ненадолго. Поэтому Сашок был вдвойне рад спешиться у двери мотеля, куда напарники не рискнули заявиться с дамой. Нечасто кому-либо удавалось переболтать признанного балагура подмосковной автобазы! Еще реже представительницы прекрасного пола вместо того, чтобы млеть от его шуток, достойно отвечали, сбивая остряка с толку. Так что Саня оставлял нежданную попутчицу ночевать в КамАЗе с облегчением. С одной стороны, надо оправиться после нелегкой словесной дуэли, с другой — нормально поспать. Ведь — поймал вдруг себя на мысли Александр — беседовать с неординарной юной леди он способен ночь напролет! Судьба в лице Федора распорядилась иначе. Внезапно запаниковав, мол, сбежит, машину не закроет, груз растащат, Афанасьев ринулся на улицу. Санек и сам не понял, почему так счастлив был обнаружить Наталью на прежнем месте. И почему их безликий спартанский номер с появлением третьей постоялицы заиграл новыми красками. Частенько после утомительного перегона Саня подолгу ворочался в постели. Сегодня же он провалился в сон мгновенно, со странным, но приятным ощущением дома, достигнутой конечной точки. Утро принесло с собой иные чувства. Упоительную свежесть, немое восхищение и благодарность — когда прямо в кровать Коровина шлепнулся его выстиранный комбинезон. — Фуру вымыла? — не удержался от ехидства Александр, за что и поплатился. Столь же стремительно одежда была выхвачена из рук и утянута обозленной помощницей в другой конец комнаты. Придя в себя от подобной наглости, Сашок вскочил и бросился за нахалкой. Однако Ната, более мелкая и проворная, без труда уворачивалась от массивного, слегка медлительного преследователя. Федор Иванович, оставив надежду вразумить молодняк, ретировался в ванную. Наконец, хулиганка выдохлась и, метнув в Саню многострадальный комбинезон, плюхнулась на смятую постель. Взбешенный Санек, тяжело дыша, обрушился сверху. Пару секунд они так и лежали, переводя дух и, словно коты, шипя друг на друга. Затем Натка опомнилась и принялась извиваться в попытках выползти из-под тяжелого жаркого тела. Александр понимал: надо вставать — но почему-то это лишь сильнее прижимало его к месту. В какой-то момент их взмокшие лица оказались на расстоянии нескольких сантиметров, взгляды встретились в упор. Блестящие капельки пота Сашка оросили щеки Натуси с трогательными детскими ямочками. Ставшие еще больше и круглее глаза ее глядели уже не с вызовом, а с растерянной нежностью. Маленький вздернутый носик забавно морщился, навевая мысли о новорожденном щенке. Таком крошечном, беззащитном, но с любопытством и напором исследующем все вокруг. Ребенок, совсем ребенок в почти созревшем и полном какой-то животной энергии теле. Почему же Санины рано вымахавшее тело и утратившая наивность душа требуют задержаться, замереть на пороге этого детского мирка? «Хм-м, на пороге? — поразился собственным мыслям Александр. — Не потому ли, что там, за гранью, прячется совсем иной, взрослый и опасный, мир? Который и манит к себе и который, йохайды, я совершенно не готов сейчас увидеть!» Будто желая удержаться перед чертой и удержать ее ускользающее хрупкое детство, Сашок схватил с кровати одеяло. Миг — и Ната, спеленатая, словно младенец, верещит под дружный хохот двоих шоферов. «Вот так-то лучше!» — пронеслось в голове Санька, однако что и почему лучше, он бы ответить не смог. — Я за тобой больше бегать не буду! — припечатал Саня. Надеялся, что тем самым поставит точку и в глупой игре, и в странном сумбуре в мыслях. — Больно надо! — приглушенно донеслось из-под одеяла. «Детский сад!» — довольно заключил Александр, закрывая за собой дверь. Предстояло идти получать груз. Но не прошло и получаса, как умиротворение вновь покинуло лицо и душу Сашка. Табличка, косо намалеванная рукой неведомого «великого художника», гласила: погрузка производится по четным числам. Стоит ли уточнять, какое на календаре сегодня?! Вскоре расстроенный водитель изучал скудный ассортимент закуски при обширном — выпивки в заводском кафетерии. К данному богатству прилагалась буфетчица — выкрашенная «под натуральную блондинку» дамочка с внушительным бюстом и хищным взглядом из-под густо-фиолетовых век. — Что, груза не дали? — томно проворковала она, вертясь за прилавком, словно в поисках наиболее выгодного ракурса. — Да что у вас за порядки такие?! — слащавый тон красотки лишь подбросил дров в костер внутри Санька. — Грузиться только по четным! А по нечетным что — забор красить? — Ну, начальству виднее… — протянула буфетчица, как можно медленнее наполняя стакан мутноватой жидкостью. — Зачем же забор? Оставайтесь, не спешите — найдется такому юноше и что покрасить, и что поклеить! — загоготала над собственной шуткой мадам. Сашок отодвинул в сторону надкушенный твердокаменный бутерброд. Да это его беззастенчиво пытаются склеить! Любимец женщин, Александр, на удивление, не ставил интим во главу угла. В девушках он ценил простоту, искренность и надежность. Фальшивые кудри и фальшивые речи начали утомлять, казалось, что от них никуда не скрыться. Хотя почему же?! Провожаемый возмущенными взглядами недослушанной собеседницы, Саня направился в мотель. Его обшарпанный уют привлекал больше, чем лживый блеск полупустой витрины. Залегшие под глазами тени от многодневных скитаний выглядели приятнее жирно подведенных очей. Взъерошенные всеми дорожными ветрами волосенки — живее выбеленных и накрученных локонов. Язвительные же подколки могли утешить гораздо лучше, нежели тягуче-сладкая похвала… Сперва Сашок решил, будто он от воодушевления проскочил свой номер. Затем — что выпитое, наконец, ударило в буйную головушку. Ибо «Чудо без перьев» в ожидании двоих шоферов вдруг оперилось и теперь переливалось разными цветами у порога. Обрушившись в кресло, со стаканом джина, невесть где раздобытого Наткой, Санек словно созерцал странный фильм. Копна белокурых волос, пылающий косметический румянец, мерцающие веки и яркие губы, что заняли, казалось, все маленькое личико. Следы дорожной жизни, такой созвучной Саниному сердцу, были полностью стерты и присыпаны чуждыми ей блестками. Белый кружевной пеньюар заставил Наталью слиться не то со стеной номера, не то с навязчивым образом царицы кафетерия. «Ничего-ничего. Еще чуть-чуть — и невидимый режиссер включит звук. Дурацкие пышные декорации упадут, все станет как прежде!» — убеждал себя Александр. — Я тебя люблю! Саш, поцелуй меня… Звукорежиссер, наверное, тоже был пьян. Кино, от которого Сашок сбежал в гостиницу, продолжилось для него и там. Декорации и впрямь свалились: в буквальном смысле — практически к ногам оторопелого Сани. С ними рухнула и надежда, что здесь все иначе, чем у прилавка. Иначе, чем встречается Саньку раз за разом, почти за каждым поворотом его пути. К ужасу и счастью, в безумном кинозале вспыхнул свет. То ли сверкающие праведным гневом глаза Иваныча, то ли алеющее нарядное платьице в его руках сделали образ буквальным. Хотя Федору, похоже, происходящее совсем не казалось фильмом. — Ты что это, Шнурок, к ребенку пристаешь? Тебе что, «плечевых» на дороге мало?! Александр покорно внимал незаслуженным обвинениям. Пускай лучше старший напарник, как всегда, ворчит и учит жизни, пусть девчонка орет и швыряется в них одеждой, как утром. Ему не хотелось быть участником спектакля — Сашок предпочитал оставаться собой и среди тех, кто стремится к тому же. Однако Натка, выкрикивая вовсе не колкости, а сердечные признания, бросилась прочь из мотеля. Федор Иванович с «принцессовым» платьем наперевес рванул вдогонку, но вскоре вернулся один. Саня так и не поднялся из своего кресла: пожалуй, именно сейчас наилучший момент для неизбежного расставания. Вряд ли они сумеют отныне смотреть друг другу в глаза… Вот только глаза эти, полночи безжалостным фонарем в окне не дававшие Саньку уснуть, оказались первым, что разглядел он, заспанный, поутру. Задремав ближе к рассвету, Александр выбрался из номера лишь тогда, когда Федор уже вовсю суетился у груженой фуры. В больших и ярких без дурацкой подводки очах снова прыгали чертята, от дешевой драмы не осталось и следа. Когда девица резво вскочила с огромного камазовского колеса и уверенно зашагала к кабине, Сашок почувствовал две вещи. Кажется, он проспал не одну погрузку, а половину вчерашнего дня, где все было лишь сном. А еще ему теперь, кажется, известно, как это гора падает с плеч. Следующий пункт маршрута также не порадовал гостеприимностью. Директор завода — хозяин своего слова — легко забрал его обратно, когда Саня пожаловал за обещанным грузом. Понурив голову, Александр нога за ногу поплелся обратно к КамАЗу. «Ведь хочешь же работать — и не дают!» — сокрушался он. При всей беспечности и любви к развлечениям трудиться много и качественно было для Сашка делом чести. «Ну просто дни сурка какие-то! Сейчас из-за угла выскочит буфетчица, запоет про мудрое начальство, которое милых мальчиков для нее задерживает». — Что, груза не дали? — подалась навстречу молодому водителю Ната. «Начинается… — мысленно простонал Санек. — На кой мне сейчас ваше сладко-сиропное сочувствие?! Не знаю я, что ли, для чего оно нужно вам самим?» — Ну, я его, кажется, так нагружу! — вдруг выпалила Натуся. Сладость из голоса испарилась, словно капелька росы в лучах солнца. Глаза потемнели, преисполненные не жалости пополам с кокетством, а здоровой злости. Не успел Саня и рта раскрыть, как Натка, шарахнув дверью, исчезла в здании администрации. — А где мелкая? — удивился вернувшийся из магазина Иваныч. — Там… Груз добывает! — отмер его напарник. Придя в себя после очередной выходки попутчицы, Саня испытал прилив гордости и восхищения. Это тебе не искусственными лохмами трясти да напомаженные губки дуть! Шагнуть в клетку с диким зверем, вожаком стаи себе подобных хищников, не каждому дано. Взять и сделать. Пойти и помочь. После вчерашнего поступка, точнее, бездействия Александра… — Ты что! — схватился за голову Федор. — Вы хоть понимаете, кто у того начальничка за спиной? О Боже, он идиот! Отпустил девчонку одну к этому мрачному скользкому типу, возомнившему себя хозяином области и жизни. А она ведь такая маленькая и беззащитная, такая… своя! Санек приготовился было штурмом взять директорский кабинет, однако не доходя крыльца остолбенел. Из двери прямо на него выкатилась хихикающая парочка. Куда только подевалась угрюмость с лица большого начальника?! Да и Ната теперь не пылала негодованием! — Милости прошу грузиться, я распорядился. Что ж вы сразу не сказали, что у вас подружка такая славная? — растекался медом директор. Вскоре довольный Иваныч устраивался за баранкой КамАЗа. Груз на месте, оба члена дружного экипажа тоже — можно ехать. Вот только Сашок отчего-то не спешил занять свое место с краю, возле улыбающейся Натки. — Дай порулить! Ага, соскучился, аж до тошноты, — неожиданно потеснил он напарника. Но и за рулем, отделенный от сияющей как медный таз спутницы мощной фигурой Федора, Саня не сумел успокоиться. «Маленькая, беззащитная, своя!..» Как она могла — с этим потным дядькой с маслеными глазками и подлой душонкой?! «Взять и помочь» — неужели привыкла так? Что если спектаклем было как раз-таки все остальное и лишь события наедине в номере да вот сейчас — правдой?.. Не подозревая о мыслях водителя, Натуся беспечно щебетала об удачном исходе дела. Александру до боли захотелось стереть, словно вчера помаду, глупую улыбочку с ее лица. Отодрать от нее, будто кружева и перья, липкие чужие руки. Вернуть ту Натку, с которой не то что заводской сластолюбец — сам черт не уживется. А вот он, Сашок… Но теперь… — Губы вытри! — с усилием выплюнул Санек. Как же по-бабьи Ната ухватилась за зеркальце — предмет, которого вообще не могло быть в ее черном, облезлом, утыканном значками и булавками рюкзаке! Не сразу — ага, конечно! — сообразив, в чем ее подозревают, Наталья потребовала остановить машину. Вне себя от разочарования, одновременно закипая гневом и замерзая душой, Саня дал по тормозам. Лишь на обочине, размахивая тем самым рюкзачком, как пращой, в такт извергаемым проклятиям, девчонка напомнила прежнюю Натку. Однако это уже не имело никакого значения… «Вернется, перебесится и вернется!» — убеждал себя Александр, пристыженный Федором Иванычем, пока разворачивал фуру и мчался обратно. — «Пришла ведь наутро после своего нелепого маскарада и явления такого же платьица на закуску». Но с каждым шагом, с каждой новой картиной мрачного криминального пригорода надежды таяли. «Пришла, потому что мне решили дать еще один шанс — а я упустил его, и больше попыток не будет!» И все-таки Сашок с напарником увидели Нату снова, причем в трех амплуа. Съежившаяся, несчастная, одурманенная зельем, скорее, кукла, чем живая девушка… Бесстрашная авантюристка, летящая из окна гостиницы на крышу их брезентового прицепа… «Примерная школьница» в платье от Иваныча, отправляемая поездом к жене последнего, — правда, так и не доехавшая до места… В четвертый же раз, по общему мнению дальнобойщиков, перед ними предстал совершенно иной человек. В скромном, закрытом, однако явно недешевом наряде до пят, с покрытой головой, словно резвая лошадка, взятая, наконец, под уздцы. Под стать был и взгляд: не испуг, не затишье перед очередной бурей, а какая-то привычная покорность читалась в нем. «Укротитель» обнаружился рядом: затянутый в шикарный костюм, пахнущий отборным парфюмом, сортовым табаком и очень большими деньгами. Беглая дочь олигарха, за короткий срок сменив столько образов, позабыла лишь об одном: реальном. Хотя ее ли?.. Каково девчонке жить подобной жизнью? И не она ли привела Наталью на лесную дорогу? Увы, теперь это, похоже, точно не его Саньково дело. Или к счастью не его? — Как понимаю, я обязан вам за дочь, — прогудел олигарх, когда дурацкие формальности со знакомством и давно прощенным Натке долгом завершились. Чего стóят эти пустые зеленые бумажки в такой момент?! — Жду вас в моем офисе, в восемнадцать ноль-ноль. «Восемнадцать ноль-ноль, ишь ты! — раздраженно подумал Саня. — Не в шесть часов, не в районе шести-семи и, разумеется, никакого «вечерком», а четко и ясно. Интересно, как же мы грузы безо всяких «ноль-ноль» вовремя доставлять ухитряемся?» — Ну что, будем ждать? — голос Федора выдернул Сашка из пучины одних мыслей, тут же ввергнув в новую, еще глубже. Ведь в первую Александр вогнал себя лишь затем, чтобы подольше не возвращаться к главному. К вопросу, можно ли и как это самое Главное вернуть, в последний раз. Что собирается предложить всесильный папаша? Во сколько он оценит родную дочь, ведь подобные люди всему знают цену? Пускай только вытащит деньги — Санек швырнет их ему в лицо! Ни в какой валюте не измерить пережитых Саней тревог, обид, сомнений, но и радостей, воодушевления, веселья, нежности. Сколько, например, стóит дружный хохот над ступором Иваныча от «чудовищного, птичьего» молодежного языка, равно понятного Сашку и Натусе? А шок Александра, впервые побежденного — и кем? — девушкой! — в поедании булочек или выпускании колец дыма из носа? Пожалуй, тогда следует вычесть из вознаграждения стоимость договора о погрузке, который, осознал Сашок, Ната заполучила не телом, а умом и любовью к друзьям-шоферам. Быть может, банкир рассчитает цену боли и страха пути из ненавистного подвала с бездыханной Натальей на руках? Или сделки с совестью, на которую не смог пойти Саня и ринулся назад, за высаженной по глупости спутницей? Или олигарх желает отделаться малой кровью — накрыть для шоферюг стол? Заодно продемонстрировать разницу между собой и ними, не знающими ни всяких их этикетов, ни толка в экзотических блюдах. Да разве сравнятся последние с котелком обжигающего супа, который глотали они с Наткой наперебой во тьме стоянки? Две ложки на троих и одно звездное небо на всех. Ну а вдруг папашка надумает предложить водителям работу? Возить его царскую особу на бронированном мерсе, или что там у него? Либо сопровождать безбашенную «наследницу престола», чтобы опять не удрала? Просто быть рядом… Ага, перекрывать девчонке последний кислород, стать одним из тех, кого она ненавидит и от кого бежит! Зато рядом!.. Господи, чего же ждать от этой встречи?! — Чего ждать-то?.. — проговорил Александр, не глядя на собеседника, будто себе. — Тогда поехали! — решительно воскликнул Иваныч, не любящий задержек в пути, официальных мероприятий и личностей вроде Натусиного отца. Одна случайная фраза не удержалась во рту — и вот уже решена судьба человека! Нескольких человек… Да нет, решилась она не здесь, а намного выше и раньше. Ната еще ребенок, а он, Санек, не олигарх. Поэтому неважно, что сделает или не сделает папа-банкир. Важнее, что кое-чего никогда не сумеет сделать для Натальи сам Сашок…***
… Туман, плотный и густой, навис над дорогой, всего пару часов назад озаренной солнцем. Казалось, он давит свинцовой плитой на крышу кабины, протягивает свои щупальца, норовя забраться внутрь. Саня ворочается с боку на бок в пассажирском кресле, не в силах вырваться из тяжких объятий дремы. Дальнобойщики, как известно, спят одним глазом — и сегодня этот глаз почему-то упорно не желает открываться. Федор, измученный борьбой со слабой видимостью, просит напарника сменить его, однако, слыша в ответ невразумительное мычание, оставляет затею. Проснувшаяся-таки совесть будит своего хозяина, и Александр с фонариком отправляется на разведку. Маленький, но яркий источник света сражается из последних сил и все же проигрывает в схватке с туманом. — Вот чувствовал: не надо было брать этот рейс! — в сердцах выпаливает Федор Иванович. — Странный он какой-то, с самого начала не по сердцу, что ли. — Да ладно тебе причитать, денег зато получим! — бодрится Санек, но в душе, как водится, соглашается со старшим товарищем. Что-то еще, кроме финансов, играет роль при выборе заказа — жаль, не всем дано понять. Однако на сей раз Санино «что-то» не кричало, как у друга, об отмене поездки, а, напротив, слишком настойчиво звало туда… Доверяя опытному напарнику больше, чем себе, Сашок медленно двинулся пешком перед КамАЗом, указывая путь. Эх, знать бы его самому! За пять лет изменилось многое. Женитьба на с боем завоеванной девушке — должно же быть так, а не наоборот? Новый современный тягач взамен отжившего «54115» — это ведь просто железо, правда? Но сейчас сплошной туман, словно дым забвения из сказки, окутывал с ног до головы, стирая разумные доводы. За пять лет не изменилось ничего. По-прежнему в разъездах, по-прежнему не олигарх, все так же в вечном поиске чего-то и все так же его не находит. Что говорить, если не может отыскать даже… На этой мысли руки Александра уперлись в резные, кованые, столь подробно описанные заказчиком ворота…***
… Ната повела мужчин сквозь гомонящую, разряженную в пух и прах толпу к маленькому столику на троих. То и дело чуткий слух Санька улавливал быстрый шепоток: «Крутые какие-то. Наверное, партнеры ее отца». Не оборачиваясь, Сашок лишь одергивал пиджак, который явно отвечал временному хозяину взаимной неприязнью. Но, похоже, навязанные им с Федором Наткиным охранником костюмы справлялись со своей миссией. В отличие от самих напарников: поравнявшись с Костей, Натуся шлепнула телохранителя злосчастной папкой по голове. Звероподобный громила посмотрел на водителей будто обиженный, лишенный конфетки ребенок. Иваныч и Саня синхронно развели руками: «А мы тебя сразу предупреждали!» За столом все волнения нынешнего вечера быстро забылись. Словно прежде, Наташка с Сашком хохотали над Федором Ивановичем, не оценившим «буржуйского» виски. В перерывах между приступами безудержного смеха Ната замирала, вновь и вновь оглядывая Санька. Так смотрит не странник в пустыне, боясь, что и этот оазис — мираж, а путник, переступивший, наконец, порог родного дома. Внезапно теплый и счастливый взгляд ее застыл, наткнувшись на неожиданную преграду. Кольцо, тоненький золотой ободок, казалось инородным телом на крепкой рабочей ладони. Толстой шипящей змеей, обвившей руку Сани целиком и готовой ужалить. Широким металлическим обручем, сжимающим не палец Сашка — виски Натальи. — Женился? — Боже, удалось ли ей выдержать хотя бы подобие равнодушного тона?! А взгляда, а сердца?.. — Да. — Господи, помог ли ему такой лаконичный ответ хоть немного подорвать равнодушие спросившей?! К счастью, развивать неудобную тему не пришлось. Натуся восторженно захлопала в ладоши, публика радостно взвыла. Ибо на импровизированный боксерский ринг в центре двора выкатилось Нечто в белых штанах и черной бандитской маске. — Твой жених? — пораженно осведомился Санек. Иваныч же одним махом проглотил остатки забракованного виски. Натка лишь гордо кивнула. «Думаешь, тебе одному позволено? Гляди теперь и завидуй!» Ой, нет: в такой прекрасный день никто не должен злиться, завидовать — только любоваться. А полюбоваться действительно есть на что, уж она-то знает! Смотрит не впервой, но эмоций не меньше. Издав серию пронзительных звуков — что-то среднее между рычанием тигра и кукареканьем петуха — женишок замолотил в воздухе руками и ногами. Видимо, хотел изгнать нечистую силу: себе подобное невесть что, только в черных штанах. «Нечисть» подхватила игру, задергала конечностями, противник с прыжками и ужимками подбирался ближе. Взвизгнув пуще прежнего, он вскинул ногу над головой «Человека в черном». Тот всхлипнул и шлепнулся на спину, словно жук, шевеля лапками. Швырнув маску оземь, победитель исполнил некий ритуальный танец над лежащим соперником и забил себя в грудь, требуя одобрения толпы. Зрители не подвели, принялись нарочито громко восхищаться. Ната послала избраннику воздушный поцелуй, глаза девушки лучились искренним обожанием. Лишь Федор ошарашенно допытывался у Натальи о смысле этого «живодерства», не понимая, что она его просто не слышит, да Сашок задумчиво молчал. Промолчать ведь можно в двух случаях. Либо тебе нечего сказать, либо же сказать надо слишком много. Прошедший курс боевого единоборства и суровую школу родных дорожных просторов, Александр точно знал одно. Настоящая драка — это совсем не красиво. Она длится считанные секунды, зато следы — не только на теле — оставляет порой навсегда. Искусство боя создавалось не на потеху — на смерть. Вот почему истинные его мастера — добрейшие люди: они знают, что причинить боль — раз плюнуть. Хотя злодей из Стасика, или как там его, с обезьяньими подскоками и петушиным криком, слабоват. Что лучше: изображать из себя монстра или, наоборот, прикидываться добряком?.. — Пойдемте, скорей, познакомлю вас! — вплелся в размышления восторженный голосок. Натуся, раскрасневшаяся, будто сама провела несколько поединков, снова куда-то тянула водителей. На миг Саньку захотелось развернуться, сесть в их новенький уютный КамАЗ и рвануть домой. Ничего хорошего из знакомства с петухом — простите, с женихом — явно не выйдет. — Ты чего, испугался, никак, этого? — Иваныч запрыгал на месте и замахал руками. Годы бок о бок в кабине сделали свое дело: напарники без слов понимали друг друга, считывали настроение. Вот только сегодня впервые такая способность не радовала. — Я? — нервно хихикнул Саня. — Ну что ты! Просто у нас с ним разные взгляды на, как его… правый задний прямой удар! И на стиль архитектурный, — Сашок попытался принять позу мраморной обнаженной девицы, выросшей у них на пути. Натка, не видя замешательства Александра, без умолку описывала все, что попадалось на глаза. Бесцеремонно обогнув белокаменную красотку, Наталья распахнула очередную дверь. На миг Санек невольно зажмурился. Ему почудилось, будто обиженная таким неуважением статуя в отместку заявилась в хозяйские покои и вольготно устроилась на кровати. Быть может, это двери, раскрытые Натусей, как всегда, рывком и без тени сомнения, ударили его по мозгам? Или сияние неэкономной — а зачем? — роскошной люстры ослепило, словно наглый водитель встречки? Однако писклявый вскрик живой «скульптуры» и выскочивший из-под нее потрепанный Стасик расставили все на места. Все решилось само собой: нежелательное знакомство, Костины бумажки против женишка, ждущие дома жены — можно ехать… Господи, он точно где-то треснулся головой и ослеп! Натка!.. Все его проблемы замечательно решились — и Саня опять подумал о чем угодно, кроме нее… Так уже было — и будет повторяться, пока он не изменится. А как же теперь она?! Сейчас замерла у порога в ступоре, но через секунду… Встрепенувшись, Ната ринулась к выходу. Сашок рванулся в надежде удержать девушку, но тщетно. Стоявший ближе к двери Федор Иванович не успел даже коснуться ее руки. И так тоже было, с одной лишь разницей. В прошлый раз Александр, повинный в Наташином срыве, не ощутил вины. В этот же он, никак не причастный к подлой измене, винил отчего-то себя. Не за минутную радость увиденному: просьба охранника, считай, выполнена и путь домой открыт. Но тогда за что?.. — Что делать будем? — хмуро спросил Иваныч, увлекая напарника вниз по лестнице. Тот редкий случай, когда у Санька не нашлось ответа. Разыскать, обнять, утешить? Сказать, что петух — он и в Африке козел и глупо здесь убиваться? Чтó, кроме слов, он в состоянии дать Натке — сейчас и вообще?! И о каком «вообще» может идти речь, если он, Сашок, однажды сделал выбор?.. А тут снова «что делать?»! Федор — просто мастер спрашивать тогда, когда все давно ясно. Когда не ясно ровным счетом ничего… — Поехали. Свадьба же расстроилась, — до сих пор в данной истории это становилось лучшим выходом. Единственным выходом. Чем-то, слегка напоминающим выход… Но сегодня, похоже, ни одно «как обычно» не работало. У КамАЗа шоферов нагнал бледный охранник. — Ребята, беда: Натка пропала! Как можно пропасть в практически собственном доме? Сияющем всеми окнами, грохочущем музыкой, гомонящем сотней голосов? Да ведь она здесь всегда одна, несмотря на толпы гостей, во мрачной тиши ночи — посреди моря огней и звуков! Словно тогда, в мерзком наркопритоне, в приспущенных драных штанах с золотой кредиткой в кармане… Поиски увенчались успехом и… веревкой, накрепко связавшей запястья Александра. В неприметном подвальном бильярдном зале готовилась решающая партия грязной игры. Сашок, чье сознание уносилось прочь под действием неизвестного спрея, отчего-то припомнил свое бракосочетание. Побег из «обезьянника», взятый чуть ли не штурмом ЗАГС, похищенная из-под венца возлюбленная, кольцо от соперника, лихо просвистевшее в окне фуры. Все так красиво и романтично — а что же дальше? Нина Ивановна — жена Федора и единственная родственница Саниной невесты — долго не могла простить дальнобойщикам сорванной свадьбы с профессором ботаники. Санек, боясь, что любящая, однако не в меру активная и категоричная тетушка найдет способ им помешать, поспешил с регистрацией. Итог — тихая роспись без гостей, Вероника — в платье «от ботаника», Саня — в костюме, переночевавшем вместе с хозяином на нарах. Ровным, бесстрастным своим тоном любимая повторяла: «Это не главное», забывая, правда, добавить о том, что важнее… Наталья, также связанная и одурманенная, очнулась первой. «Что произошло? Помолвка… Сашок… Ой нет — Стас! Стас… Массажистка… Сашок… Сашок!!!» Кое-как извернувшись в кресле, Ната принялась пинать бездыханного парня остроносой туфелькой. Ненавистная, неудобная, однако положенная по статусу обувь сработала на ура. С пола донеслось кряхтение, знакомое Саньково «аййй!» и совершенно незнакомое и ранящее: — Ты чего, Верка?! Не сердись: еще капельку полежу и встану! Верка, значит. Вероничка, Веруша, Верочка — это для первого, воздушно-розового периода отношений. Если «Верка», то давно и надолго. Вéронек осыпают комплиментами — с Верками заводят детей и домик в деревне. Вероник катают с ветерком в КамАЗе — Верки собирают туда бутерброды и встречают из рейса. Не потому ли она, Наташа, при знакомстве представилась Сане и Федору Наткой? Имя с тех пор прочно вошло в ее жизнь, а вот связанного с ним отношения так и не возникло. Верка же, как ее ни назови, — то, с чем на устах и в мыслях просыпается Александр. Но Ната спасет его, пожертвует коварному обманщику-Стасу деньги и даже себя! Только чтобы Санек вернулся домой: с их с Натальей встречи, к навеки своей Верке. Только чтобы живым! В бильярдную влетел взмыленный Костя. Глаза его в безумном ритме обшаривали стены, могучие руки предательски дрожали. Натку обдала горячая волна стыда. Сколько же нервов она попортила этому суровому, но добродушному великану с детских лет и доныне! А ведь он предупреждал ее о планах Стаса! Не поверила, не дослушала — потому что так уже было. Годами было: «благородные разбойники», «рыцари педальные» или что там похлеще. Костя же просто хотел защитить Наташку: от таких аферистов-Стасиков или… от кристально честных спасителей, которые, завершив миссию, растворяются в тумане. Туман… Как же он надоел Натусе в Лондоне, куда еще отец, по моде высшего общества, отправил дочь учиться. Получать серьезную, престижную, однако до оскомины скучную специальность. Участвовать в светских (читай — фальшиво-красивых) мероприятиях и заявлять о себе. Ната была так благодарна Стасу, деловому человеку — по его словам — из России, который пытался прорваться на одну из подобных тусовок. Наталья хитростью помогла ему — Стас помог ей. Решиться, бросить занятие не своим делом и город, не желающий открыться навстречу, приспустить завесу тумана. Помог и найти лучшее применение деньгам за учебу: его новый проект. Видимо, столь же «успешный», как и предыдущие, но Натка не задумывалась об этом. Родина встретила ее замечательно, и лишь сегодня, накануне свадьбы, старый приятель-туман явился из ниоткуда и упорно лез в окна и в душу. Каких-то полчаса назад Ната верила: он — словно последние весенние заморозки. Такие приходят, отлично зная: борьба с солнцем проиграна. Однако теперь стало ясно: страшен не тот, лондонский, туман, а свой собственный. Не прячущий от глаз все вокруг, а поселившийся в твоих глазах. — Наконец-то я вас нашел! — Костя выдохнул с огромным облегчением, еще сильнее устыдившим Натку. — Потерпите немного, сейчас развяжу, — заботливо проговорил он и… сам оказался в отключке на ковре. Стас лично наведался в комнату, дабы проверить готовность к свадебной церемонии. Самой нелепой и тягостной, на которой невеста принудительно подпишет документы. Либо… подпишет смертный приговор дорогим друзьям. Словно в дурном кино, где злодей перед расправой долго читает мораль главному герою, женишок не спеша разглагольствовал: — Так это те самые легендарные дальнобойщики? Натуля мне все уши о вас прожужжала! Говорит, смелые такие ребята. Сашок, полулежащий на полу, со связанными руками и гудящей головой, расплылся в улыбке. Смелые! Она помнит. Каждый миг, каждое слово, каждый взгляд. Есть особняки, драгоценности и женихи, а есть смелые ребята — из далекой Балашихи, из давних дней, но прочно живущие в сердце. Смелые такие!.. Вдруг появилась уверенность: теперь все будет хорошо! На сцене возникли новые действующие лица: сотрудник ЗАГСа и нотариус. Интересно, сколько же заплатил им этот подонок за приезд на дом и среди ночи? Наткиных денег, кстати! А по его вшивым бумажкам, в карман мерзавца скоро лягут и остальные. «Я верну тебе их, Ната. Все до копеечки. Я верну тебе всё, что забрал и сам: оставшись сидеть в номере, высадив из машины, запихнув в поезд. Всё, что увез тогда, в старом КамАЗе, торопясь прочь не от твоего отца — от тебя. От себя самого!» — мысленно твердил Александр, пока Наталья ставила подписи. Увы, не в ее духе Веркин трюк с непишущей ручкой… — Молодец, дорогая, — будто кот, наевшийся сметаны, облизнулся Стас. — Господа, свободны, я вами доволен. — Двое госслужащих, словно близнецы, синхронно подхватили свои портфели и удалились. — А их, — кивнул новоиспеченный супруг на Саню и Иваныча, — уберите, да поживее! — Ты же обещал!!! — вскричала Натка, бросаясь на предателя с кулаками. Легко, как тряпичную куклу, муженек отшвырнул Натусю в кресло и продолжил верным телохранителям: — Посадите в фуру, довезите до обрыва и… Выйдет славно: проникли в мой дом, украли большую сумму — кто сказал, что я разорен, ха-ха! — но увезти не смогли, разбились в тумане. Машина взорвалась, вот и денежки тю-тю, а до того я был богат! Под утробный вой Наты, хохот Стаса, вопли Федора «недоумок, нас искать будут, мы же по документам проходим!» конвоиры потянули шоферов наружу. Санек молча удивлялся себе. Ни страха, ни сожалений, ни мыслей в голове по дороге в его последний рейс. Лишь туман, извечный недруг водителей, сжимал уставший бороться мозг. Туман в голове, смешно. Вот только завелся он там отнюдь не сегодня… Да и, похоже, остался единственным: природный вдруг начал стремительно таять. Таять на глазах — или лишь в Саниных глазах? Впрочем, теперь это уже не имело значения. Втолкнув Федора Ивановича вместе с Костей в кузов, цепной пес Стаса подтащил Сашка к кабине. Еще бы: водить трейлер не каждому дано, трусит, гаденыш. Чудесно: Александру предстоит собственноручно увезти товарищей и себя в туман! А может… вывести из него?! Но каким образом: шваркнуть по своей головушке дверью в стиле Натки? О, это идея! Дверь КамАЗа, открывшись, изо всех сил ударила противника. Тот оказался на земле, его винтовка — в руках Сашка. Федор, подкравшись сзади, обрушился на второго и последнего бодигарда. — Эх, вспомним былое! — гаркнул пожилой шофер, повергая врага на лопатки и стягивая ремнем руки. Уложить молодого, вышколенного бойца, провести громоздкую фуру сквозь туман, почти удочерить незнакомое «Чудо без перьев»… Таких людей в наши времена не делают. Наталья, уже не сомневаясь, что отныне одна на белом свете, глотала слезы. Что бы ни было, это чудовище не увидит ни одной! — Итак, женушка, иди сюда! Порезвимся на законных основаниях? — промурлыкал «обожравшийся кот». Нет, нет и нет! Пускай он ее сейчас убьет, но Ната умрет чистой. Она не позволит монстру себя коснуться. В память о том, кто до конца остался равнодушным к данной возможности. Изловчившись, несчастная врезала Стасу в пах и бросилась наутек. В памяти оживала прекрасная картина, одна из тех, которым больше никогда не суждено повториться. Их с дальнобойщиками лето, солнечная лужайка, стоянка. Федор Иваныч возился с обедом, шутливо отогнав молодняк подальше: «Только мешаете, трещите да продукты переводите!» Деланно надувшись, Санек принялся разминаться, отоваривая кулаками и ногами кого-то невидимого. — Это чего? Научи! Хочу! — заканючила Натуся, вставая между Сашком и его воображаемым соперником. — Отдыхай, ребенок! — бросил Александр, не прерывая занятия. — Я не ребенок! — воскликнула Натка и попыталась атаковать вредину. Однако тут же распласталась на травке. — Вот тебе и первый урок, — припечатал «наставник». — Нечестно! Да ты сам не умеешь, — заверещала Ната. — Я фильм смотрела — там все красиво: и так, и сяк, и растак!.. — Чепуха. Ничего красивого, — спокойно ответил Александр, помолчал, глядя сквозь девушку, и нехотя добавил: — Запомни: если уж что — ногой в пах и беги. Ему хватит. Тебе — тоже, — на последней фразе Саня резко развернулся и зашагал обратно, к Федору… То ли одного урока было недостаточно, то ли Наташка оказалась плохой ученицей. Стас быстро очухался и рванул за ней, в глазах афериста читались бешенство и незавидная судьба Натки. Во дворе незаметно погасли огни, захлебнувшись, умолкла музыка. Вместо ярких шатров и нарядной сцены лишь каркасы обнаженными скелетами выступали из темноты. «Как после новогодних праздников, — мысли замедлили бег Наты. — Осыпавшаяся елка, обрывки серпантина, заветренные остатки блюд, приготовленных будто на роту солдат… И пустота, щемящая пустота там, где совсем недавно теснились мечты и надежды». В детстве Натуся обожала Новый год, однако чувство опустошения вслед за ним перевесило любовь. Что ж, больше ей не грозит встреча праздника — даже встреча рассвета. Или надо бежать! Один предмет все же поблескивал средь мрачной пустыни двора. Толстая цепь, отгораживающая площадку для поединков — арену самолюбия Стаса — от зрителей. Как же Наталья восхищалась женихом, когда он играючи — казалось — перекидывал через нее противников. Дура! Теперь именно эта цепь перекрыла Натке путь на волю, к спасению. Убийца же ее почти дышит в затылок! Оглянуться назад, на преследователя, стоило девушке дорого, точно жене Лота. Споткнувшись о проклятую цепь, Ната рухнула прямо к его ногам. Собственная нога немилосердно болела — но это явно было мелочью на фоне того, что ждало дальше. Оседлав трясущуюся супругу и вывернув ей руку, Стас прорычал: — Ну, Солнышко, сейчас ты мне за все ответишь! Первая брачная ночь, она же последняя, а потом я стану богатым вдовцом. Жаль, шоферюг своих долго искать будешь: они предыдущим рейсом в рай уехали. Упоминание погибших друзей окончательно сломило Наталью. С ней случилась форменная истерика, тело задергалось в судорогах под ненавистной душной плотью, вдавившей его в землю. Воздух, рывками толкаемый в легкие, терзал их в клочья. Вообще не дышать, не видеть, не слышать — вот что поможет. Ведь уже никогда не вдохнуть запаха, не разглядеть мудрости и глубины в глазах балагура-донжуана, не услышать… — Отпусти ее, — спокойный певучий голос не хуже грома разорвал пространство. Что-то взорвалось и в груди Наты. Сердце, на предельной скорости отбивавшее прощальные удары, внезапно выровняло — в тон голосу — ритм. — Живо-о-ой! — нехорошо ухмыляясь, протянул Стас, лениво слезая с Натки и двигаясь на Сашка. Да, это был он, целый и невредимый, с насмешливым выражением лица, отчего-то лишающим негодяев желания шутить. Жалкие остатки тумана, словно нимб, парили над Саниной головой. В руке покачивалась резиновая дубинка. Боже, та самая, что однажды спасла Наташке жизнь: лесной массив, стайка похотливых парней, зажатый рот… Спасла для того, чтобы вот так бесславно с ней расстаться?! Злость на себя придала энергии, и Натка отползла в дальний угол ринга. Чудесное воскресение дорогого человека вознесло до небес, но затем пережитый ужас вновь опрокинул наземь. Свернувшись в клубок на пыльном асфальте, в немом ступоре Наталья смотрела на происходящее. — Как видишь! — скромно улыбнулся Александр, будто извиняясь за причиненное неудобство. — Сейчас мы это исправим! — рявкнул Стас. На слабаков-охранников никакой надежды, надо было сразу действовать самому! — Ого! И до скольки очков спарринг? — дурашливо поинтересовался Санек. — До конца! — любитель зрелищных боев подпрыгнул и начертил ладонями в воздухе некий секретный знак. — Впечатляет, — зевнул Сашок. С наслаждением вылез из строгого пиджака, швырнул его, как Стасик конкурентов, на цепь… Настоящая драка — это совсем не красиво. Длится считанные секунды и едва ли вызовет щенячий восторг у свидетелей. Красиво лишь умение ее избежать, но зная: в случае невозможности ты сделаешь максимум. Стасу хватило минимума. Согнувшись напополам, он безо всякого изящества шлепнулся на площадку. Туда, где ложились под него преданные телохранители и прочие подставные лица. Куда летели букеты и рвались восторженные девчонки — при живой-то невесте. Выплевывая ошметки брачного договора, которыми, не сдержавшись, угостил его Саня, мерзавец нечленораздельно стонал. Не по-петушиному, как прежде, в показушных схватках, а почти по-людски. Прямо уважение — на полсекундочки — вызвало столь быстрое превращение. Натка!.. Пока он, Санек, тут философствует, она, словно провинившийся ребенок, стоит в углу на коленях, из левого сочится кровь. «Да это меня нужно поставить в угол — за все, что и привело ее в него! За туман…» — беззвучно выкрикнул Александр в сторону светлеющего предрассветного неба. С трудом сумев подняться, Наташка мертвой хваткой вцепилась в Сашка. Не чтобы идти, а чтобы он больше никогда и никуда не ушел. Неожиданно ее взгляд упал на поверженного Стаса. Вся кровь, что стыла в жилах до сих пор, горячей волной ударила в голову. — Гад! Га-а-ад!!! — не своим голосом орала Ната, пытаясь вонзить острый каблук в сердце чудовища. Злодею в последний раз повезло: сердца у него не имелось. Попытка отняла у девушки те немногие силы, которые держали ее до сих пор. Или же единственное желание — спасти Саню — осуществилось и теперь не было повода цепляться за жизнь. Жизнь, где у каждого своя дорога, у ее любимого же их тысячи и любая из них — скоростное шоссе без остановок… Санек подхватил Наталью на руки и направился к дому. Натка затихла, открытые глаза не моргали, пульс еле-еле прощупывался. Только тепло, давно позабытое Александром тепло, ощущалось сквозь тонкий шелк ее платья, сквозь пелену боли и тумана, который, кажется… Нет и еще раз нет! Так уже было, опять чертово «было»! Один раз Сашок чуть не потерял ее по собственной дурости — и больше этого не допустит. Он уже нес Натку на руках, по ступеням, из затхлого, пропахшего горем подвала, проклиная свой длинный язык. Теперь же, напротив, виной слова несказанные, зато остальное — точь-в-точь. По-прежнему маленькая, невесомая, до слез незнакомая в своем безмолвии и до слез родная! Так уже было — однако вовсе не обязано повториться. Обязано не повториться! Саня распахнул первую попавшуюся дверь — гигантский коттедж так и остался для него загадкой. Надо же: комната, куда и провел их с Федором Костя, где состоялась радостная встреча с Натусей. Ах, если бы вернуть время назад! Санек убедил бы Нату в намерениях Стаса, отсутствии у того чувств. А еще Александр, наконец, сказал бы… — Я тебя люблю! — вдруг едва слышно донеслось с дивана. — Саш, поцелуй меня… Время и вправду повернулось вспять, однако не хотелось в сотый раз твердить бессмысленное «так уже было». Сашок дал слово, что плохое больше не повторится — но как же быть с хорошим? Не начнется ли вновь череда испытаний, если сейчас на миг поддаться прошлому теплу? Нет — ведь не оно, а бегство от этого тепла породило проблемы. Не сегодняшние у Наты, а давние — в жизни Александра. Осторожно, дабы не потревожить больную ногу и израненную душу девушки, Санек устроился на краешке дивана. Наклонившись, легонько поцеловал Наталью в висок. «Помни: она, по сравнению с тобой, ребенок, а ты все так же не олигарх», — назойливо вертелось у него в голове. Виски снова как будто сдавило плотным туманом. «Разве это очень важно, если от нее — тепло?» — возражал другой, незнакомый Сашку внутренний голос. «Ей важно, — не успокаивался первый. — Сейчас Натка говорит как сквозь туман — но что она скажет потом, очнувшись?» Ната не сказала ничего — просто крепко, будто и не пострадала сегодня, обвила руками шею Сани и приникла к его губам. Поцелуй — долгий и страстный — словно стирал все прошедшие годы, всю ненужную позолоту, все незалеченные шрамы — с их лиц и душ. Он растворял окружающую обстановку, и вскоре не осталось ни богатой мебели, ни экзотических фруктов в вазе, ни цветастого мягкого пледа. Просторный диван превратился в тесную кабину старого КамАЗа, где Санек и Натка сидели как птички на жердочке, прижавшись друг к другу. Лишь одна деталь упрямо выбивалась из светлой картины. Красное роскошное платье, вконец измятое, было сорвано Александром и запущено в сторону двери. Та же участь вот-вот ожидала рубашку и брюки Сани. Пиджак, к счастью, он позабыл на площадке… — А вот и я! — возникший на пороге Иваныч по-баскетбольному поймал платье, готовое занавесить ему глаза. Э нет: от глаз опытного водителя не укроется ничто. И глупо вновь повторять «так уже было» — хотя было до мельчайших подробностей. С платьем и с «а вот и я»… — Федь, я тебе сейчас все объясню! — очередные слова из дурацкого фильма — как, видимо, и изображение. — Саня, можно тебя на минутку? Извини, Наташа, — пробормотал Федор Иванович. «Господи, Вероника!.. Я не вспоминал о ней весь вечер и ночь! Не считать же бред под газом из баллончика. Но бред ли — или горькая правда? В любом случае, Иваныч меня убьет — и правильно сделает…» — Федор, пойми, я не… — начал Александр, но напарник перебил: — Саш, я тебя не виню. Поступай так, как подсказывает сердце. Вера мне как дочь, и я хочу, чтобы она была счастлива. Но и ты чтобы тоже. И Натка! Иванычу в очередной раз вспомнилась Лебедянь. Точнее, он никогда не забывал о ней. Крошечный городок, придорожное кафе, официантка Зина — небесное создание, полное, однако, простых земных желаний. Только Федор не сразу это осознал, ходил с ней в кино, копал огород, позабыв о срочном грузе, жене и троих детишках. Что бы было, если бы не верный друг Сашок, страшно подумать. Саня не просто спас семью товарища по баранке — он, известный балабол и шутник, никому даже не намекнул на эту историю. А ведь Федор Иваныч готов был порвать его на части, узнав, как именно тот доказал распутную Зинкину натуру. Еще и нафотографировал!.. В итоге Зинаида — как внушил себе Иваныч, с Сашкиной подачи — собралась замуж в Новую Зеландию. Залив горе спиртным, Федор прогнал Санька из машины и впервые сел нетрезвым за руль… Уцелел, слава Богу, но КамАЗу досталось изрядно. Кто же чинил авто, кто тянул домой самого Иваныча и отмазывал перед Нинкой? Саня. Разумеется, Федор простил Александра, простит, если что, и сейчас — вот только себя простить так и не смог… Дальнобойщики молча вернулись в гостиную. Наталья, совсем оклемавшаяся после Стаса, но пораженная дальнейшими событиями, тоже молчала. Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, Федор Иванович хмыкнул: — Диванчик-то у тебя веселенький. Желтый-желтый, прямо как наш КамАЗ! — Что Вы, Федор Иваныч! — Натуся, наконец, улыбнулась. Да, годы не щадят и самых несгибаемых: вот и старший экипажа заговариваться начал. — У вас ведь белый, а фура синяя. Первый, нетронутый снег и ясное небо… — Ты же не в курсе! Пойдем, теперь мы тебя кое с кем познакомим. Надеюсь, веревками и дракой на сей раз не закончится, — рассмеялся Сашок. Закончилось шмыганьем носа. Ну какой все-таки ребенок — при всех ее миллионах и охотниках за ними! — Желтый! — словно заведенная, повторяла Ната. Совсем другой, новый, желтый КамАЗ!.. Но ведь с тем, прежним, столько связано. Он, вместе с шоферами, выручал Натусю из беды. На его прицеп беглянка триумфально летела из окна. В его видавших виды, но таких уютных креслах они с Саней сидели так близко — просто тесновата для троих кабина, ага! Именно его гудок чудился Натке все пять лет разлуки: в отцовском особняке, в Лондоне, в объятиях жениха и на идиотском желтом диване в уединении. Цвета — как и новая машина — измены, и Стас здесь абсолютно ни при чем… Неужели Сашку это ни капельки не важно?! — Да ладно тебе! — неловко утешал Александр, смущенный ее реакцией. — Знала бы ты, как он бегает. И не ломался практически ни разу. А тот, старый, просто конструктор для взрослых! — убеждал Санек девушку. Или себя?.. — Так то для взрослых! — не преминул подколоть Иваныч, который тоже с трудом распрощался с прежней «ласточкой». Вот оно. Ребенок — не Натка, а он, Саня. Так считал Федор, называл, чуть что, дитем малым и Шнурком. Так выходило и по всему. В конце концов, Александр решил повзрослеть. Женился на Веронике — старше него на пять лет, кандидат наук, серьезная барышня — и постарался забыть малышку-Натку. Вот только это как с поездками: куда бы ты ни подался, везде берешь с собой… себя, а потому ничего не меняется. Повзрослел, да: разучился улыбаться и радовать других, забыл, что такое тепло — холодность, увы, шла у Верки в комплекте с серьезностью — и каково говорить с человеком на одном языке. Взамен выучил половину формулировки некой химической теории. На второй — уснул, а Вера, не замечая, продолжала репетировать перед ним свой доклад… Или не повзрослел: сейчас снова не знает лучшего выхода, кроме как уехать. К КамАЗу подошли Костя и пара его помощников. — Федор Иванович, вашу одежду сложили в машину, — объявил один из них. «Сложили… — сердце Наты упало. — Это означает лишь одно: уезжают. А чего ж ты хотела?! У него Верка и бесконечная свобода дорог. У тебя — золотая клетка особняка и туманное будущее. Вероятно, опять в Лондоне, в скучном, но «правильном» ВУЗе. Там хотя бы туман не исчезает внезапно, не дает ложной надежды на ясные, оттенка старой фуры, небеса». — А это куда? — Иваныч застенчиво обвел рукой элегантный костюм. Федор умел носить подобные — просто костюм не умел сидеть на таких мужчинах. — А то я пиджак где-то посеял, — растерянно проговорил Сашок. — Пиджак тоже в машине. Костюмы оставьте себе, вдруг пригодятся, — со странной хитринкой в голосе подмигнул Костя. — Не дай Бог! — шутливо перекрестился Саня. «Не дай Бог для него сохранить хоть что-то на память обо мне!.. — с горечью подумала Наталья. — Что сказать, что же сказать на прощание, чтобы это осталось с ним навсегда, хочет того Санек или нет?..» — Туман рассеялся, — как обычно, из уст Натуси вырвалось первое попавшееся. И другого шанса не будет… — Ты о чем? — Александр уставился ей прямо в глаза. — Жене привет передавай. Я ей завидую, — проигнорировала вопрос Наташка. Начав молоть чепуху, трудно остановиться. — О как, — отстраненно выдал Сашок и умолк. Промолчать ведь можно в двух случаях… Желтый КамАЗ совсем не злобно заурчал и плавно тронулся с места. Натка, казалось, вновь впала в прострацию. «Теперь узнала, как он бегает. Легко и быстро, а главное, только вперед!..»Так дорога длинна, впрочем, ты ни при чем, Что так долго и только вперед и вперед. Где вчера по прямой был проезд запрещен, Там сегодня уже запрещен разворот,
— вдруг раздалось из кабины. Ната вздрогнула и кинулась за трейлером. Однако машина набирала скорость, перекричать шум мотора и приемник не представлялось возможным. Еще немного — и яркое пятно растаяло вдали. Напоследок до слуха, нет, до сердца девушки донеслось:Так дорога длинна, на спидометре сто, И шкала говорит, что еще не предел. Фура катит и катит, и кажется, что Чуть рассеялся мрак и туман поредел…
Тяжелые шаги сзади заставили Наталью дернуться. Не может быть!.. Ах, это Костя, всего лишь Костя… — Думаешь, я вызвал их потому, что они имеют на тебя влияние? — тихо произнес охранник. — Естественно, иначе зачем бы? — ощетинилась Натуся и напомнила себя прежнюю. — Глупенькая моя. — Константин снял пиджак и набросил его Натке на плечи. Шикарное красное платье, похоже, вообще мало на что годилось. — Я же знаю, что ты его любишь. А я — тебя, маленькая моя. — Что-то уже не такая маленькая! — только и смогла ответить Ната от шока и затопившей ее благодарности. — Раньше твой пиджак на мне больше висел. Раньше… Когда она часами торчала за воротами в ожидании белого КамАЗа. Каждый такой раз заканчивался одинаково: вместо фуры появлялся Костя, набрасывал на Наталью свой пиджак и молча уводил ее в дом. Однако она и впрямь замерзла, особенно почему-то руки. Ладони Натки скользнули в широкие карманы. — Опять конфеты горстями трескаешь и фантики прячешь? — поддела Ната не в меру крупного охранника. Пальцы нащупали непонятную скомканную бумажку. Хотя, пожалуй, слишком большую и мягкую для конфетной обертки… Салфетка — из тех, что использовались сегодня, точнее, уже вчера, на банкете. И почерк — из тех, которые, увидев однажды, не забываешь…Так дорога длинна — и на этом пути Много странных, случайных, но радостных встреч. Если б ты в самом деле хотела уйти, Я не смог бы тебя от беды уберечь. Так дорога длинна, но приводит опять В ту же точку, где ты не туда повернул. Для того и длинна, чтобы нам осознать: Слышим голос души или общества гул? Так дорога длинна — и туман на пути, Затмевая глаза, раскрывает сердца. Я б сквозь этот туман не прошел до конца, Если б ты в самом деле хотела уйти. Я решать не умею — давно так решил. Только кто же все это изменит тогда? Ты поймешь: я бы точно сейчас не спешил, Если б вправду уехать хотел навсегда…
— Что это?! — беспомощно воззрилась на Константина Натка. И, оглядывая его, все лучше понимала ответ сама. — Могу сказать лишь, что в песне никогда не было таких слов. Как и у меня этого маленького, тесного пиджака!