My mistake

      Тишина в комнате была очень гнетущей. Я находился в состоянии алкогольного опьянения, но казалось, что поцелуй отрезвил меня, как будто я не усердствовал набросаться в стельку. Стоило только отстраниться, и взору предстали круглые, ошеломлённые глаза, которые теперь тоже казались трезвыми. Удивление и страх — вот, что в них было.       Я осмелился поцеловать тебя, но сейчас от этой храбрости не было и тени. Было страшно. Очень, я боялся, что ты ударишь, или что похуже, молча выйдешь, оставив меня одного в этой давящей тёмной комнате. Но ты не двигался. В точности как и я. Видимо, ты тоже ждал моей реакции.       Проходили секунды и минуты, но никто не спешил нарушать тишину. У меня в ушах эхом отдавались приглушенные дверью басы музыки, которая неистово гремела на первом этаже, в горле стоял ком. Ладони были влажными, а сердце трепыхалось, как пойманная птица. Слышал ли ты его?       Если бы мог издать хоть звук, я бы спросил: «Ты тоже чувствуешь себя так? Тебе тоже страшно?» Но мои слова были бы излишни, ведь твоё лицо говорило само за себя. Говорило, что ты напуган, что ты в ужасной растерянности.       Казалось, прошла целая жизнь, прежде чем ты решился подать голос. Стараясь не пропустить ни одного твоего слова, я отодвинул лишние звуки на второй план, а всё внимание обратил на тебя одного. Твои, как оказалось, мягкие губы разлепились, но опустить на них взгляд я не решился — боялся, что ты заметишь это и передумаешь сказать то, что хотел. Однако и в глаза твои глядеть было тяжело, потому мой взгляд блуждал по всей комнате, только время от времени решаясь поглядеть на тебя.       — Гарри, — тихо позвал меня ты. Голос был еле уловимым и слегка хриплым, всё из-за трёх или пятиминутного молчания. Но всё же ты нашёл в себе силы нарушить эту неловкую тишину, тем самым спасая меня от убийственного смущения, который я сам наволок на себя.       Моё имя из твоих губ всегда мне казалось таким мягким и прекрасным, почти особенным. Только ты имел эту неведомую силу, лишь назвав по имени, возвести меня на седьмое небо от счастья.       — Гарри, я…       Видя как тебе было трудно подобрать слова, я хотел помочь, но понимал, что больше позорного писка выдавить из себя вряд ли получится. Ты опустил голову и прошёлся пятерней по своим густым волосам. Кофейные глаза тоже опустились, отказываясь больше пытаться уловить контакт с моими.        И тогда я решился.       — Прости, — единственное слово, на которое меня хватило. Тихо, почти шёпотом, но всё же слышно.       Я больше не смог посмотреть на тебя — быстро встал и кое-как побрёл к выходу, плотно закрыв за собой дверь. Не знаю, о чем ты думал, глядя на мою позорно удаляющуюся спину, какие мысли терзали твою голову, но в моей творился полный хаос. Мысли метались от «мы оба были пьяны, завтра ни о чем даже не вспомним» до «по дороге кинусь под машину».       Я покидал это проклятое место с уверенностью, что нашей дружбе конец. Как бы я ни пытался обмануть себя, списать всё на алкоголь, ничего не получалось — в моей голове рисовались только самые ужасные последствия этого недопоцелуя.       Не знаю, хотел ли я, чтобы ты бросился следом, схватил за руку и дал этому поцелую второй шанс, но я точно не хотел ничего портить.