Береги себя

Когда в ожесточённом бою меч настигает цель, рассекая чьи-то безликие головы, скрытые шлемами с пиками, когда кровь марает руки, забрызгивает лицо смачными каплями, когда безнадёжные вопли мольбы оглушают, он представляет его. Его прозрачные от ненависти глаза, что раньше были полные любви. И нанося удары всё разъярённей, печаль, что душит, ослабевает, отпуская в бесконечное пространство воспоминаний былых времён. Когда-то не было дум о войне, они мчались в полях горноцветов, заливаясь смехом, грезили о странствиях вместе, седлали первых кобыл, сражались и в ничьей расходились. Было так много времени на долгие разговоры и чувственные объятия, они учились ерунде, представляя себя великим целям, считали, что родились странниками. Как же они ошибались. Так долго дуря друг-друга считали звёзды тех несбыточных желаний, что хранить в тайне не устояли. И потонули вместе в омуте своих сдержанных, немых мечт. Не могли налюбиться, один другого ладони сжимая, подолгу рассматривая молочные созвездия, наслаждались единением. — Когда я смотрю в небо, вспоминаю о тебе. — И что ты чувствуешь? — Тепло. — Выходит, я твоё солнце? — Наверное да. — Тогда ты мой Меркурий. Вскоре, война расколола их, и теперь, сколько бы они не жалели, время не обернуть вспять, вынув из рук клинки, вынудив безудержно отдаваться юношеству. Смиренно восседая на троне ярл уже принял своё поражение, хладнокровие рвало в клочья. При виде его, содрогаясь, Меркурий молил богов, ещё хоть раз почувствовать на себе его зачарованный взгляд. Не отрывая глаз от Ульфрика, готов был бросить всё, предать империю, Скайрим, лишиться дара, лишь бы увидеть ту мягкую, солнечную улыбку, что вмиг превращала все заботы в пыль, ощутить вновь те нескончаемые, целебные объятия, что ныне недосягаемые. Словно под гипнозом он шагает к нему, уже отчаявшись нырнуть в ту особенную теплоту, согревающую изнутри. — Я хочу, чтобы меня убил довакин, песнь получится красивая. - он сдался. Разрушив надежды, всё так же холоден. Что же они натворили, раз Ульфрик обрекает его на такие мучения, чем заслужил презрение, когда дыхание перекрывает и недозволенная слабость обжигает, когда конечности немеют и весь его мир крошится в ладонях. — Раз таково твоё последнее желание. - Генерал пинает Ульфрика и тот падает на колени пред оцепеневшим Меркурием. — Береги себя. - наконец поднял взгляд. Расплывшийся в горящих слезах. Их миры столкнулись в неизбежном осознании отчего всё так. Они отдали свои жизни войне так легко, пытались доказать пустое, оттягивая время до последнего, до точки невозврата. До момента, когда владелец меча бросил бы оружие под ноги и склонился к костлявым рукам смерти вместе с ярлом. — Ещё не поздно. - было, пока Ульфрик, лишь заслышав безрассудное, слёзное шептание, сам не насадил свою глотку на остриё.