Госпожа Рагнвиндр

***

      Иногда я думаю, в чём вообще была причина произошедшего. Какой-нибудь, не знаю, высший замысел? Божественное провидение? Судьба? А потом понимаю, что раздумывать над данными материями — в этом мире уж точно, да и в любом ином, — это лишь зарабатывать себе головную боль.       В конце концов, всё сложилось не так уж и плохо.              Контракты в Лиюэ — те же догмы. Исполняться должны неукоснительно, и ведь дело не только в возможных денежных штрафах. Особенности менталитета — особенности нации, чей бог ежегодно спускается на землю в обличье дракона. И, разумеется, это касается всех типов контрактов, в том числе и брачных.       Будущую госпожу Рагнвиндр привезли в Мондштадт, следуя давней договоренности двух семей, и у неё, верной, послушной дочери своего отца, выбора не было. Лишь долг. Выбор был у второй стороны — вот только будущему супругу было плевать, а контракт, да, необходимо исполнить.       И потому бракосочетание произошло, едва невесте исполнилось семнадцать лет. Счастья это никому не принесло, но наследник успешно родился год спустя. Господин Рагнвиндр обрадовался сыну гораздо сильнее, чем собственной свадьбе, а юная госпожа Рагнвиндр была просто рада освободиться наконец от гнета долга.       Об этом всём я узнала позже, в тишине и полумраке комнаты перебирая шкатулку, полную неотправленных писем. Ключ от неё висел на шее девушки — госпожи Рагнвиндр — теперь моей шее, и поиски нужного замка действительно заняли какое-то время, пусть и только лишь из любопытства. В голове была блаженная пустота, которая в скором времени обязательно сменится на истерику, но тогда - тогда я тихо сидела в дальней комнате поместья и перебирала бумаги, смутно удивляясь, что способна все написанные символы понять.       За окном цвел май месяц, гудение пчел с ближайшей пасеки было слышно даже за толстыми стенами, а этому телу — а значит, и мне вместе с ним — исполнилось девятнадцать. И, по-хорошему, я была старше на пять лет, но кого это теперь волнует. Разве не мечтают девушки вновь стать юными и прекрасными? Я — нет, но и поделать с этим ничего нельзя.              Праздничный обед проходил в молчании, сопровождаемый лишь стуком столовых приборов о тарелки. Гнетущая атмосфера. Пугающая. Не удивительно, что юная девушка предпочла сбежать прочь отсюда, едва выполнив все свои обязательства. Встретив меня в холе, высокий, огненно-рыжий мужчина лишь скупо поздравил в самом начале, даже не пытаясь казаться заинтересованным в ответной — и столь же формальной — благодарности. Вежливо отодвинул стул, помог присесть, и с того момента никто не произнес ни слова.       Ситуация была бы смешной, если б не была такой печальной. Сидит семья в гробовом молчании, на столе — пышный обед, на лицах — угрюмость; у семьи праздник.       На господина Рагнвиндера я посматривала исподтишка, больше уткнувшись в свою тарелку. Серьёзный такой. Суровый. И совсем мне чужой: я даже имя его узнала из разговоров прислуги. Крепус Рагнвиндр. Сколько ему, лет под тридцать, меньше? Моей предшественнице казалось, что стена меж ними непреодолима, но нет, дорогая, непреодолимой она стала лишь в тот миг, когда наивность и воспитание на заветах Архонта Камня сменились менталитетом человека из другого мира.       Я ничего не знала не только об этом мужчине, но и обо всём Тейвате. Неуместная, неприспособленная. Я не знала даже о принятых в мире правилах приличия, что уж говорить об образовании. Если я решилась бы поднять тему развода, если бы он согласился, то что же после? Идти мне некуда. А жить на что и как? Судя по отсутствию гостей, за эти два года девушка не завела даже близких знакомых в новой для себя стране, чтобы можно было обратиться за помощью на первое время, что уж говорить о друзьях. Возвратиться в Лиюэ? Связать себя по рукам и ногам новым контрактом ради блага людей, которых не знаю я, но которые знают ту, что была до меня? Нет. Определенно нет.       Распрощались мы также формально: господин Рагнвиндр вежливо сообщил, что на неделю уедет по работе, со всеми вопросами посоветовал обращаться к Аделинде — и уже за дверьми мы разошлись в разные стороны.       Не семья, а соседи. Для меня, впрочем, так даже лучше.              Почти ничего не изменилось с моим появлением. Госпожа Рагнвиндр и ранее вела себя тихо, добровольно запираясь в четырех стенах своей комнаты, а теперь разве что выходила наружу, чтобы посидеть с книгой среди виноградных лоз и кристальных бабочек. Разумеется, можно было попытаться стать настоящей госпожой Рагнвиндр, не только на словах. Закопаться в документацию, поспрашивать работников, проявить инициативу — но меня вполне устраивала сложившаяся ситуация. Не я сюда бежала — меня привели, и, чувствую, вышедшие на уровень семейных деловые отношения мондштадских виноделов и купцов из Лиюэ только выиграли бы без вмешательств со стороны.       Так что, внезапно приобретённого супруга я успешно избегала, и, в общем-то, была этим вполне довольна. Меня не беспокоили, лишний раз стараясь не упоминать, господин Рагнвиндр находился в вечных разъездах, природа была прекрасна, а книг из библиотеки хватило б ещё надолго. Не жизнь, а сладкий сон.       А потом в один день из-за угла внезапно выбежал не мальчишка даже — мальчонок. Врезался со всего маха, упал и разревелся, а я застыла как столб, широко распахнув глаза, и не могла пошевелиться.       — Мастер Дилюк! Мастер Дилюк! — послышались женские голоса словно издалека, и уже вскоре ребёнка подхватили испуганные служанки и унесли его, несколько раз извинившись.       Книга выпала из ослабших пальцев, и я ощутила, как зашумело в ушах.       Я ведь почти забыла о нём. Просто не собиралась думать. Надеялась, не пересечёмся — не сейчас. Делала вид, что не слышу перешёптываний слуг, мол, молодой господин — почти сирота при живой-то матери.       Я никогда не хотела детей. Это жутко — иметь кого-то настолько зависимого от тебя. Да и мать — та самая госпожа Рагнвиндр — действительно мертва, о чём бы там окружающие люди ни думали. Было чертовски страшно знать, что вот этот ребёнок — порождение именно моего (теперь моего) тела.       Я не хотела его видеть. Но уже вскоре после происшествия стала замечать.       Он выглядывал из-за угла, не отводил взгляда от моих окон во время прогулок, а однажды набрался храбрости и залез на край скамейки, где я сидела с книгой. Дилюк каждый раз словно пытался что-то сказать, но почему-то молчал. И даже так игнорировать его уже не получалось, но никто из нас не спешил разбивать хрупкую тишину.       Это словно бы была детская игра в молчанку, в которой проиграет тот, кто первым произнесет хоть слово.       Глупость. Какая же глупость.              А потом Дилюку исполнилось пять лет, и стало необходимо представить его обществу.       Званый вечер, приглашение для всей семьи, и вновь знакомый незнакомец господин Рагнвиндр, отстранённо держащий мою руку при входе в зал. Я была уверена, что у него в Мондштадте любовница, и, возможно, не одна, — он был уверен, что я об этом догадываюсь, и, наверное, долго ещё ждал претензий. Мне же так было легче. Понятия не имею, как бы я среагировала, обратись он ко мне с желанием провести ночь в одной постели.       Со временем стало казаться, что он понимает: мне некуда больше идти, — и потому благородно продолжает участвовать в этой странной постановке, пародии на криво склеенную семью. И, возможно, я даже была ему благодарна.       Аристократия этого мира тоже казалась пародией: они выпячивали свои отличия от плебса так рьяно, что получалось почти смешно, — и жутко утомляло. Репутация у меня сложилась болезненной, хрупкой девушки, чему немало способствовали худая фигура, низкий рост, бледный цвет кожи и редко посещаемые светские мероприятия. Никто и не удивился, что госпожа Рагнвиндр с наследником, сопровождающей их служанкой и частью охраны уезжали со званого вечера одними из первых. Крепус оставался: такие встречи были весьма полезны для укрепления деловых связей, потому он лишь проводил нас до кареты.       Ехать нужно было часа три-четыре, тем более по ночной дороге, и все мы достаточно устали за вечер, чтобы задремать. Тем страшнее было пробуждение.       Я очнулась резко. Грохот. Вспышки. Крики. Напротив распахнулась пара столь же шокированных шумом глаз, и я отстранённо удивилась, что ребёнок еще не разревелся. Лицо служанки побелело от страха.       Были слышны звуки битвы, но охраны у нас почти не было, и потому результат сражения предсказывался легко. Взгляд беспорядочно метался по обстановке вокруг в тщетных попытках найти какое-то решение. Я замерла, встретившись взглядом с испуганными красными глазами мальчишки. Ребёнок ведь... Он ни в чём не виноват. Неизвестно, что будет, как только напавшие пробьются сюда. Но вряд ли заберут с собой карету: слишком много следов, невозможность скрыться в лесу… Крепус с охраной скоро поедет этой же дорогой; вспышки были яркими, шума — много. Звучали злые, насмешливые требования отдать пассажиров.       Стоило попытаться защитить хотя бы ребёнка.       — Дилюк, — я крепко схватила его за руки, — послушай меня. Сейчас ты спрячешься, и будешь сидеть тихо-тихо, что бы ни происходило. Отец скоро приедет, вылезай только тогда, когда услышишь его, понял? Обязательно дождись его.       — Д-да, хорошо, — согласно прошептал мальчишка.       Я взяла ребёнка на руки и подняла повыше, помогая залезть на узкую багажную полку под самым потолком, где хранились в основном подушки и покрывала на случай долгой дороги. Взрослый человек бы не смог поместиться, но пятилетнему ребёнку места как раз хватило. Дрожащими руками мы со служанкой прикрыли мальчишку пледами, едва успев сесть обратно до того, как распахнулась дверь.       — Что происходит? — тут же постаралась как можно более противным тоном воскликнуть я, вспомнив поведение Лоуренсов на званом вечере. — Кто Вы?! Как Вы посмели напасть на нас! Мой супруг это так не оставит!       — Супруг Ваш сейчас далеко, мадам, — хрипло прозвучал ответ, и меня резко за руку выдернули наружу, так, что я чуть не свалилась со ступенек в грязь и всё равно подвернула ногу. Я старалась не смотреть вокруг, но тошнота подкатила к горлу. Пахло кровью.       Второй мужчина разворошил карету, даже откинув сиденья, и я невольно порадовалась, что не решилась спрятать Дилюка там, слишком очевидным казалось решение.       — Мальчишки нет! — раздраженно прозвучал крик.       — И где же Ваш сын, мадам? — мою руку сжали так сильно, что на глаза невольно выступили слезы.       — Разумеется, с отцом! Он же наследник!       — Вот же сука, — зло сплюнул мужчина. — Плевать. Сворачиваемся, парни! С этой добычей тоже можно работать.       Мне под нос сунули какую-то вонючую тряпку, из-за чего мир пред глазами поблек, а ноги подкосились. Последнее, что запомнилось, — испуганный вскрик служанки.              Нас, разумеется, спасли. Во многом благодаря Дилюку. Умный мальчик подслушал имена, подсмотрел направление, куда уходили нападавшие. Он дождался отца и всё ему рассказал.       Очнулась я уже в своей комнате. Вымотавшийся ребёнок лежал рядом со мной на постели, крепко вцепившись в прядь чёрных волос. Тревожный, нахмуренный, он выглядел болезненно, и это казалось чем-то очень неправильным. Он был таким бледным… Я невольно подумала, что эту бледность кожи мальчик, копия отца, взял именно от меня. Сердце отчего-то сжалось.       — Дилюк, — тихо позвала, накрыв его ладонь своей. Буквально через секунду яркие глаза распахнулись. Он судорожно вздохнул, кинулся ко мне, неумело обхватывая руками шею, неловко ткнув в бок острой коленкой, и я лишь крепче обняла этого мальчишку в ответ.       — Мама, — произнёс он так, что моё горло сдавил спазм. — Всё х-хорошо? Я спрятался, ждал папу, и он пришёл.       — Конечно, милый, — сипло выдохнула ему в волосы, бережно погладив по спине. — Ты молодец, ты справился. Мой храбрый рыцарь. Всё хорошо. Ты такой молодец…       И тут Дилюк заплакал. Бедный, храбрый мальчик, сколько же он держал это всё в себе! Сколько же он пережил, оставшись совсем один на несколько долгих часов! О чём я только думала!       Я чувствовала себя так, будто очнулась от долгого, страшного сна. Зубы сжались от бессильной злости на свою же глупость, на саму ситуацию, на похитителей и даже на не вовремя мазнувший по щеке солнечный луч. Но мальчик, всхлипнув, прижался ещё ближе, и меня невольно настигло облегчение.       Он плачет.       Всё закончилось.       Он плачет, потому что всё закончилось.       Мы… дома.       Набежали слёзы, из груди вырвался всхлип, а я подняла глаза от огненной макушки ребёнка и внезапно встретилась с шокированным взглядом господина Рагнвиндера. Он выглядел таким испуганным и растерянным, что следующий же всхлип сменился смешком. Не сумев сдержаться, я просто заливисто рассмеялась, уткнувшись носом в волосы сына, который от удивления даже перестал плакать и завозился в моих руках, пытаясь понять, что же изменилось.       Изменилось всё. И в то же время — осталось прежним.       Мужчина неловко прокашлялся, машинальным жестом потерев затылок.       — Да, кхм… С возвращением, Нюйин.       — Спасибо, Крепус.       И я улыбнулась.