Господин горных дорог

Чонгук жил на вершине самой высокой горы, окруженной стаей вихрастых облаков. Чонгук жил на перевале каменной реки, бежавшей вдоль бескрайних лесов, раскинувшихся изумрудным простором до самого горизонта. Чонгук жил в холодных пещерах и продуваемых всеми ветрами долинах. В лозах грязно-красного плюща, змеящегося по горным склонам, и в снежных шапках, укрывавших устремленные к солнцу острые пики. И сам он был словно те горы: глаза карие, взгляд твердый, лицо строгое, а волосы – курчавые и жесткие, как лоза, с таким трудом проросшая на бесплодной земле. Чонгук уже не помнил, кем был раньше и как очутился здесь. Казалось, вся его жизнь – это грозные, постоянные в своей нерушимости горы и редкие путники-смертники, плутавшие в каменных лабиринтах. Смельчаки, ведомые кто любопытством, кто бравадой, шедшие на поиски таинственного господина, внушавшего сказочные видения всякому забредшему в его владения и умудрившемуся потеряться среди горных дорог. И все, как один, они погибали, окропляя своей кровью обласканные ветром тропинки. Чонгук и правда любил забавляться с путниками, насылая во снах всякие глупости про спрятанные в альковах сокровища и про кудрявых ведьм, поджидающих за углом, чтобы подарить согревающий поцелуй. Иногда он сам спускался к тем, кто, минуя все препятствия, встретившиеся на пути, почти добирался до самой вершины. Чонгук приходил, растянув последние мгновения в вечность. Показывал звезды, сиявшие днём ярче солнца, улыбался сдержанно и оттого, наверное, очень загадочно. Держал закоченевшие ладони в своих руках, согревал дыханием побледневшие щеки и губы. Рассказывал истории о далеких краях, в которых сам никогда не был и о которых слышал лишь от пробегавших мимо ветров. А потом путники умирали. Всегда умирали. И Чонгук был тем, кто, волей небес заточенный среди гор, старался облегчить их боль перед уходом. Смерти Тэхёна Чонгук, по ощущениям, ждал целую вечность. Юноша, смуглый, краснощекий и крепкий, словно молодое деревце, выстоявшее зимнюю бурю, был одним из тех немногих, кого вело чистое любопытство. Он с малых лет был влюблен в истории про Господина горных дорог, что умел, поговаривали, двигать кивком головы горы и изменять русло широкой реки одним взмахом своего расшитого серебром рукава. В душе Тэхёна не оставалось места страху – его выкурили восторг и бесстрашие, что, Чонгук долго не мог понять, стали юноше неизменными спутниками то ли по глупости, то ли из-за излишней самоуверенности. Тэхён днями бродил по горным цепям, блуждая в похожих как две капли воды переходах, но не терял трепета при виде лоз цвета киновари, стелящихся по ведущим на верную смерть дорогам, каменных коридоров, столь одинаковых и неизменно красивых в своей незаметной неповторимости. И потому Чонгук, сам себе не отдавая в том отчета, испытывал к юноше некую благосклонность. Немногие путники могли оценить очарование скалистых стен и безжизненных троп, где всегда гуляли промозглые ветра, а плечи обнимали густые туманы. Тэхён все брел и брел вверх по горе, и его неуемное любопытство заставляло Чонгука испытывать несвойственное ему и уже давно позабытое нетерпение. Юноша шел медленнее других путников, редко глядя под ноги и не отрывая глаз от высокого солнца, купавшегося в пушистых волнах облаков, казавшихся как никогда близкими. Ладони его, как сказали горные склоны, которых Тэхён касался кончиками длинных пальцев, оставались горячими, словно пламя, а сердце билось ровно и сильно, все никак не желая замолкать. А еще Тэхён говорил. Он говорил редко и очень мало, но глубокий низкий голос эхом отражался от склонов, заставляя Чонгука вслушиваться в каждое, даже самое незначительное слово, произнесенное им. Особенно когда Тэхён упоминал его, Господина горных дорог. Признаться честно, Чонгуку никогда не нравилось это глупое имя, придуманное людьми. Может быть потому, что оно вытеснило из памяти настоящее имя, бывшее единственным напоминанием о той жизни, которая осталась далеко позади. Но из уст Тэхёна даже нелюбимое прозвище звучало подобно музыке. Чонгук, уставший от долгого ожидания, спустился к Тэхёну, когда тот наконец впервые позвал его. - Господин. Эй, Господин! Ну где же вы? Я столько лет ждал нашей встречи. Неужели вы уже давно покинули эти места? – растирая руками в стылых перчатках замерзшие конечности, он оглядывался по сторонам, пока не дернулся, краем глаза заметив фигуру, внезапно очутившуюся за спиной. А потом, сам того не осознавая, распахнул рот от удивления. Его глаза, темные, как у самого Чонгука, казались огромными в тени густых ресниц. И поблескивали, словно бусины из стекла. Хотелось смотреть без перерыва. - Ох, ну зачем же так пугать? – как-то облегченно и вместе с тем немного обиженно выдохнул Тэхён, обернувшись. Замер на мгновение, пристальнее вглядываясь в лицо незнакомца, и перевел взгляд ниже, пораженно выдохнув. Подумал, наверное, что тонкий ханбок, плотно сидевший на широких плечах, наверняка не защищал ни от снегов, ни от пронизывающих ветров, царящих на горной вершине. - И не холодно же вам, господин, - пробормотал себе под нос Тэхён. Но Чонгук услышал. - Ничуть не холодно. Мне не страшны ни лютые морозы, ни знойная жара. Да и одежда мне, в общем-то, ни к чему, - ответил он, мягко склонив голову на бок. -Да как же, - недоверчиво фыркнул Тэхён. - Еще скажите, что и с голодом не знакомы. Не человек вы, что ли? Чонгук в ответ лишь дернул уголком губ. Когда же лицо Тэхёна задумчиво скривилось, постепенно озаряясь пониманием, улыбка его стала лишь шире и хитрее. - Так вы… Вы и есть тот самый, - пораженно прошептал юноша, - Господин Горных Дорог? - Полагаю, что так. - Не шутите? - Я не умею шутить. И Тэхён весь медленно надулся, словно парус у корабля, едва сдерживая рвущийся из груди восторженный вскрик. Ярко улыбнувшись в ответ, он глубоко поклонился, отрапортовав своим низким и звучным голосом: - Встреча с вами – честь для меня, Господин. Я желал этого долгие годы и уже было почти потерял надежду. Спасибо, что явились передо мной. - Не стоит, - прикрыв глаза, тихо произнес Чонгук, однако слова его прозвучали четко и ясно, как-будто в пустой тихой комнате, а не посреди продуваемой всеми ветрами долины. – Как можно устоять перед любопытством встретиться с путником, проделавшим столь долгий и сложный путь. - И вовсе он был не сложным, - взмахнув руками, возразил Тэхён, не столько бахвалясь своею выносливостью, сколько смущаясь неожиданной похвалы. Чонгук тихо хмыкнул, ослабляя хватку ладоней, сцепленных в рукавах ханбока. - Однако же вам точно не повредит небольшой отдых, прежде чем вновь отправитесь в дорогу. Для меня было бы настоящим счастьем принять у себя такого гостя, как вы. Он мягко повел плечами, глядя на Тэхёна сквозь тёмные ресницы, и почувствовал, как внутри разлилось теплотой удовлетворение, когда в глазах юноши мелькнуло нечто похожее на восхищение. - Я не посмею, что вы, - ахнул Тэхён, отпрянув. – Как же так… Я – и гость самого Господина. Вы, верно, шутите. - Сказал ведь, что не умею. К тому же, - Чонгук склонил голову к плечу. – Разве не встреча со мной была целью вашего нелегкого путешествия? Так позвольте мне провести немного времени со смельчаком, решившимся отправиться на мои поиски. - Вам не стоит тратить на меня свое время! – возразил Тэхён, но, заметив, как аккуратные алые губы, несмотря на в остальном неизменное выражение лица, чуть надулись в обиде, тут же вновь поклонился. – Но, если вы того желаете, я не могу вам отказать! - В таком случае… Чонгук сделал шаг, и еще один, и еще, пока промерзшее тело не оказалось в его обернутых серебрящимися на солнце тканями руках. Он жарко выдохнул куда-то в раскрасневшуюся щеку, коснувшись её самым кончиком носа. - Извините за фамильярность, но, боюсь, по-другому дорога до моего жилища займет слишком много времени. Держитесь крепче, - сильная спина под ладонями напряглась от неожиданной близости, ледяные пальцы вцепились в чужие бока. А потом мир вокруг вдруг накрыло снежной пеленой, и они взметнулся вверх стремительным вихрем, оставляя твердую почву далеко позади. - Святые небеса! Мы летим! Мы действительно летим! – расхохотался Тэхён, взбудоражено оглядываясь по сторонам. Они шли по невесомым облакам, глядя на то, как под ногами мелькают долины и горные вершины. Они шли, и небо над ними теряло солнце и луну. Их сменяли звезды, сиявшие так ярко, что ночь, опустившаяся на землю, казалась днем. Они шли, и головы Тэхёна не покидала мысль о том, каким же странным, слишком быстрым и таким необычным казалось происходившее вокруг. Как сказочный сон – череда оборванных картинок, местами перемешавшихся между собой. Вот он шел, потирая заледеневшие из-за гулявших на перевале ветров ладони, и размышлял о тех детских легендах, сподвигнувших его на столь отчаянное путешествие. А уже в следующее мгновение перед ним откуда ни возьмись появилась мечта всей его жизни, главный герой мальчишеских грёз, полных отчаянных приключений, и предложил пойти с ним. А кто такой Тэхён, чтобы суметь отказаться? Чонгуку не нужен был дом. Его постелью были русла щебечущих горных рек, а крышей над головой – высокие горные своды. Однако там, на самом высоком пике, все равно стояла маленькая скудно обставленная избушка, в которой путники могли ненадолго остановиться, чтобы передохнуть после долгой дороги. Чонгук не помнил, каково это – когда дом по-настоящему ощущается домом. Но для промерзших смельчаков даже крыша самой неприглядной хибарки казалась уютнее неба, бескрайним простором раскинувшегося над головой. - Это ваш дом? – спросил Тэхён, отойдя от неожиданного полета. Глаза его жадно исследовали каждую трещинку на стенах избушки, а пальцы нежно поглаживали лепестки персиковых цветов, чудесным образом растущих во время вечной зимы, стоявшей на горной вершине. - Теперь и ваш тоже. До тех пор, пока не захотите меня покинуть, - Чонгук сложил за спиной руки, рассматривая пролетавших внизу птиц. Он мягко взглянул на Тэхёна и заметил, как его уши раскраснелись сильнее, чем от кусающего кожу мороза. - Это правда огромная честь для меня, Господин. Я понятия не имею, как отблагодарить вас за ваше великодушие. - Пожалуйста, не нужно. Просто чувствуйте себя как дома. Отдохните и наберитесь сил. А если что-то понадобится, обязательно сообщите мне, - вновь переводя взгляд на танцующих в полете птиц, сказал Чонгук. – Я для вас хоть звезду с неба достану, если захотите. Он ничего не помнил о том странном времени, когда был человеком. Но где-то там, в глубине души, знал, что последние его слова были чем-то большем, чем просто… Слова. Чонгук понял по удивленному вздоху, сорвавшему с губ Тэхёна, и по тому, как густые ресницы взволнованно затрепетали над глазами-бусинами. Понял – и про себя довольно ухмыльнулся. Этот путник почему-то казался интереснее всех остальных. А интереса своего Чонгук привык не утаивать. Тэхён же промолчал, но взгляд его на мгновение стал каким-то серьезным и слишком осознанным. Солнце, совсем недавно сиявшее посреди звезд, начинало клониться к горизонту. - Вы не голодны? – разорвал повисшую между ними тишину Чонгук. - Ох, еще… Как.. – Тэхён, было воодушевленно закивавший, озадаченно коснулся своего живота. – Знаете, нет. Вовсе не голоден. Странно даже, утром казалось, что готов завалить целого оленя. - Наверное, дорога сюда взбудоражила вас слишком сильно и перебила весь аппетит. В таком случае, - Чонгук протянул ему руку, глядя из-под нависших над глазами кудрей, — не хотите ли посмотреть на окрестности? Уверен, вам должно понравиться. Тэхён, на мгновение засомневавшись, лишь улыбнулся, обхватывая пальцами его сухую и горячую ладонь. - Что ж, тогда ведите. Облака на небе были пушистыми и нежно-розовыми, словно спелые персики. Тэхён сидел на краю обрыва, качая ногами над пропастью, и восхищенно вглядывался в их нечеткие очертания. Костяшки щекотали листья растущей неподалеку лозы, алой, словно последние солнечные лучи перед закатом. Сквозь мягкую дымку просматривались блики текущей далеко внизу, за несколько миль от горной гряды, реки. Тэхён не представлял, что пейзаж здесь, на вершине самого высокого пика, может быть таким безмятежным. Он сидел, любуясь природой, и не знал даже, часы прошли, месяцы или годы, пока высоко над головой капли звезд сияли так ярко, словно мириады маленьких солнц. Ему-таки довелось встретить Господина горных дорог. Подумать только, самого Господина! И оказался он куда лучше, чем в самых смелых мечтах Тэхёна. Сильный, как скала, быстрый и невесомый, как ветер, и безумно, невероятно… Красивый. Такой красивый, что - мужчине про мужчину подобных мыслей иметь наверняка не пристало – хотелось смотреть не отрываясь. Он притягивал и завораживал. И, если честно, в глубине души немного пугал. Было в нем что-то такое, совершенно неземное. Потустороннее. Ох, ну, очевидно, Чонгук ведь божество. - Восхитительный пейзаж, не правда ли? Тэхён не услышал, когда Чонгук успел подобраться к нему так близко, почти вплотную, отчего тихий глубокий голос звучал словно бы прямо у него под ухом. - Не знал, что с высоты открываются такие чудесные виды, - он широко улыбнулся, чувствуя, как уши заливаются краской уже совсем не от холода, когда замечает ответную улыбку. - Вы не голодны? - Да какое там, только ведь отобедали, - отмахнулся Тэхён, осматривая горизонт. - И правда, - лицо Чонгука на мгновение посуровело, но тут же вновь осветилось усмешкой. - Совсем недавно это было. Перемены эти остались никем не замеченными. В доме Горного Господина оказалось неожиданно хорошо. Ветра и снега словно бы обходили его стороной, солнце светило нежарко и очень деликатно. Всюду росли невиданные цветы и деревья, которыми так приятно было любоваться на закате, а облака, пронизанные светом звезд, что так странно привлекательно смотрелось посреди белого дня, выглядели такими же курчавыми, как волосы Чонгука. Чонгука, к которому, по правде говоря, влекло куда сильнее, чем к самым завораживающим пейзажам. Тэхён всегда восхищался им, даже тогда, когда еще не ведал настоящего (настоящего ли?) имени. Однако теперь, спустя дни (А может месяцы? Или даже годы? Он немного запамятовал…), восхищение это окрепло, переменилось и вдруг стало граничить с чем-то незнакомым и очень-очень горячим. От того чувства щеки не переставая заливались краской, глаза следили за чернявыми кудрями, так красиво спадающими на высокие скулы, и хотелось протянуть руку, коснуться, приласкать, а может даже… Поцеловать? «Ох, нет, - подумал Тэхён, сглатывая, - совершенно точно, нет». Ему не хотелось нарваться на гнев любимого божества. Чем бы ни были те чувства, так внезапно прокравшиеся в его разгоряченное сердце, в них было что-то неправильное. Что-то чужое. - Все в порядке? - раздалось из-за спины. - Лучше некуда! – воскликнул Тэхён, чуть отклонившись назад, чтобы лучше разглядеть собеседника. И в этот момент рука, опиравшаяся на землю, вдруг соскользнула, тут же испуганно прижавшись к груди, тело начало скатываться куда-то по вниз горному склону, навстречу эху, что донесло стук сорвавшихся с горы каменных осколков. Он хватался пальцами за выступы в попытке удержаться, краем сознания отметив, как щеки, пальцы, как самое его сердце медленно, но верно, начали терять скопившийся в них жар. Ему стало так страшно. Наверное, так и наступит его бесславная смерть. - Тэхён? – послышалось словно сквозь толщу льда. – Тэхён! Тэхён, посмотри на меня! Ну же, посмотри на меня… Касание к плечу, длинные пальцы, крепко сжимающие его, впивающиеся всё сильнее, и сильнее, и сильнее. А потом – слишком отчетливо во внезапно размытом мире – два черных глаза с плескавшимися в них отблесками пламени. «Но как же так, - подумалось невольно. - Мы ведь не разводили костра». И… - Всё в порядке? – раздалось из-за спины. - Лучше некуда! – воскликнул Тэхён, чуть отклонившись назад, чтобы лучше видеть собеседника. Рука, опиравшаяся на землю, соскользнула, тут же испуганно прижавшись к груди, отправляя в полет осколки, сорвавшиеся с горы. Но прежде, чем страх успел сковать его ледяными цепями, Чонгук подскочил ближе, оттаскивая от края, разворачивая лицом и прижимая к груди так нежно и крепко, что мысли про было поселившуюся в сознании тревогу в то же мгновение покинули голову Тэхёна. Хотелось только прижаться сильнее, укутывая в ответных объятиях, как можно глубже вдыхая освежающий аромат. Чонгук, закаменев лицом, выдохнул. Еще рано. Он ничего не должен узнать. *** - Часто ли вам встречаются заплутавшие в горах путники? – спросил однажды Тэхён, впиваясь зубами в сочную мякоть румяного персика. - Почему спрашиваете? – Чонгук бросил на него взгляд из-за плеча и развернулся, протягивая к чужому румяному лицу ладонь в попытке утереть стекающую по подбородку капельку персикового сока, заставляя замереть на месте, вновь во всю пылая щеками и кончиками ушей. Что-то странное творилось между ними, но Тэхён предпочитал этого не замечать. Или делать вид, что не замечает. - Наверняка вы можете рассказать так много интересных историй! Позвольте послушать. Мне до жути любопытно узнать о том, что с ними сталось. Лицо Чонгука застыло на мгновение, утратив всю свою мягкость. И Тэхён застыл вместе с ним, задумавшись. Господин был старее любого из ныне живущих людей. Он за свой век повидал становления и падения целых империй, он был свидетелем того, как двигались горы и постепенно меняли свое течение русла рек. Он сам был тому причиной. Сколько же путников побывало в его владениях? Скольких из них не удалось спасти от почти неминуемой гибели? Вспоминать о подобном должно быть очень сложно. Говорить – еще труднее. Тэхён уже собирался извиниться, искреннее сожалея о своем необдуманном вопросе, но Чонгук вдруг отмер, переводя горящий затаенным холодом взгляд прямо на него. Растянув губы в ласковой улыбке, от которой почему-то бежали табуном мурашки вдоль спины, он заговорил: - Часто мне встречаются путники. Так часто, что иногда даже становится жаль их. Зимой – больше. Зимой морозы лютые и ветра холодные – самое настоящее испытание на пути к несметным богатствам, что так любят описывать в своих легендах люди. А какое богатство без испытаний? Вот и идут, храбрецы. Летом с осенью тоже ходят, но меньше. Какие там богатства, когда поле непаханое да урожай не собранный стоит. Но некоторые все равно умудряются, идут упрямо, несмотря на непогоду. Кто песни горланит, кто тихонько потягивает из фляжки, чтобы согреться. Все почти одной дорогой идут, одни истории оставляют за спиной. И желают все одного и того же… - И неужто никого интересного не повстречалось? – Чонгук, наконец, взглянул на Тэхёна, едва уловимо потеплев взглядом, и кивнул головой. - Повстречалось, конечно. Трудно всех упомнить, но, думаю, найдется парочка. Вот, например, был один ученый. Забрел сюда словно бы по чистой случайности, вечно бормотал что-то самому себе под нос, породы горные разглядывал и пальцами потрескавшимися без рукавиц оглаживал, всё что-то записывая в свою маленькую кожаную книжицу. Он иногда так засматривался на проросшие на склонах травинки, что спотыкался об выступы и падал, обдирая колени. Но все равно продолжал идти. А во время привалов забирался повыше, ставил палатку, разводил костер и до самого утра лежал рядом, глядя на звёзды и вдохновенно щебеча что-то про небесные тела. Чонгук замолчал на мгновение, вдруг запустив пальцы в широкие узорчатые рукава ханбока, и вытянул оттуда потрепанную маленькую книжку в чёрном переплёте. - Вот, - он протянул её Тэхёну, осторожно огладившему истертый корешок, - учёный тот оставил, прежде, чем… Ушел. - Невероятно, - протянул юноша, всматриваясь в непонятные рисунки и цифры, как-то очень по-умному расположенные на пожелтевших от времени страницах. – А еще? Кого еще вы встречали в горах? - Был один чудак. Кто он? Откуда? Непонятно. Просто шел себе вперед, беспрестанно рассматривая небо, глупости рассказывал громко и сам же над ними смеялся. Короче всех путь проделал, потому что чаще, чем шел, себе привал устраивал, вырисовывая что-то на песке и напевая тихонько. - А почему чудак? - Потому что у пути его не было цели. Люди стремятся сюда в поисках богатств, или признания с уважением, или знаний. Он же, кажется, ни к чему не стремился, брел себе по тропинке вверх и шутки шутил. - Понимаю, - знающе закивал головой Тэхён, не отрывая жадного взгляда от Чонгука. – Он всего лишь хотел насладиться дорогой. Не идти к чему-то, пробираясь сквозь преграды, а идти в никуда, оставаясь наедине с собою. - Вот оно как. Странные вы, всё же, существа - люди, - хмыкнул Чонгук, тряхнув кудрями. Сам ведь уже совсем позабыл, каково оно – быть человеком. - Вы, божества, куда страннее*. Тэхён бережно отложил книжку, что до сих пор вертел в руках, на стол и подкинул в печь дров, разжигая огонь сильнее. В том не было надобности, в доме, как и за его пределами, порой стояла самая настоящая жара без всякой на то помощи живого пламени. Однако так привычнее и спокойнее. Чонгук сидел на широкой постели в облаке пышных цветастых подушек, и в свете огня вышивка на его одеждах красиво переливалась золотом и серебром. Пальцы его перебирали рассыпанные веером ниточки трав, из которых он плел забавные косы. В окно, прямо напротив стоящего в центре стола, бились увешанные персиками ветви деревьев. Тэхён успел так привыкнуть к этому звуку, что понятия не имел, как будет засыпать без него, когда вернется домой. Если вернется. А возвращаться хотелось всё меньше. Здесь дни светлы от света звёзд, здесь посреди снежных сугробов цветут деревья, здесь уютный маленький дом, принявший его с распростертыми объятиями, здесь невиданные виды и пейзажи. В конце концов, здесь Чонгук. Чонгук, что, пусть и редко рассказывал что-то о себе, всегда внимательно слушал глупую болтовню Тэхёна. Чонгук, что кормил сладкими фруктами и печёными овощами, словно по волшебству появлявшимися на столе по утрам, и улыбался так нежно, что сердце в груди пропускало удары. Чонгук, что осторожно касался тёплыми сухими пальцами локтя, заставляя всё внутри сжиматься от смущения, и смотрел так жарко, что в сердце в груди заходилось от предвкушения неизвестного. Чонгук, в которого Тэхён, кажется, умудрился влюбиться. В самого Господина Горных Дорог! В настоящее божество! Какой позор! И какое, на самом деле, счастье. Его чувства, такие неправильные и безнадежные, пусть и были еще едва пустившими корни ростками, согревали изнутри лучше любого костра. Как приятно было ловить на себе чужие взгляды с трепетом! Как сладко было желать пододвинуться ближе, чтобы касаться бедром бедра и сталкиваться коленями! Как восхитительно было впервые в жизни испытать это неизведанное чувство, зная, что оно не безответно. Замечая руку, дольше положенного задержавшуюся на плече, и горячее дыхание, словно бы случайно дрожью пробежавшееся по щеке. Тэхён выдохнул, украдкой бросив взгляд на Чонгука, такого невозможно красивого с его густыми бровями - тёмными росчерками на медовой коже - и заалевшими от покусываний губами. - А что становится с теми путниками, что заплутали в горах? – спросил он внезапно хриплым голосом. Чонгук задумчиво склонил голову к плечу, поднимая пучок травинок с постели и поднося его к глазам, рассматривая поближе. - Они погибают, - голос его звучал глухо и немного растерянно. - Замерзают насмерть, не выдерживая ветров и метелей, или падают от истощения, когда кончаются запасы еды и воды. Не имеет значения, от чего. Каждый, слишком далеко взобравшийся по горному склону, однажды погибает. - И что же вы? - Я? – Чонгук наконец взглянул на него, печально улыбнувшись. – Я помогаю им уйти на покой. Вдруг похолодало. Порыв ветра ударил в окна, и засвистело в печной трубе, заставляя склониться едва не потухшее пламя. Тэхёну стало страшно. В груди неприятно сдавило, перекрывая дыхание, глаза заслезились, а ноги, и руки, и уши с носом, даже, казалось, волосы на голове – всё будто бы заледенело, занемело, не позволяя сдвинуться с места. - Рано, - шепнул над его ухом Чонгук, в один прыжок соскочивший с кровати и оказавшийся рядом с ним. Он утянул Тэхёна в крепкие объятия, потирая спину и плечи, прижимая к себе изо всех сил, и зло выдохнул ему куда-то в шею. – Еще слишком рано! И… Всё прекратилось. Так же резко, как началось. Чонгук метнул разгневанный взгляд в сторону окна, за которым намечающиеся сумерки внезапно сменились дневным светом. Он усадил Тэхёна на обратно на стул, растер хорошенько со всех сторон, движением, полным нехарактерной для него ласки, провел кончиками пальцев по лишенной румянца щеке и, напоследок осмотрев раскинувшуюся в неловкой позе фигуру с ног до головы, махнул ладонью, потоком воздуха распаляя пламя в камине. Когда Тэхён очнулся, Чонгук вновь сидел на постели, окруженный косами, заплетенными из трав, и мягко улыбался. - Вы ненадолго уснули. Я не стал будить. В конце концов, вы пришли сюда, чтобы отдохнуть. Чонгук понял, что время пришло, когда почувствовал, как пальцы Тэхёна, холодные и тонкие, несмело переплелись с его собственными, сцепляя руки в крепкий, надежный замок. Они сидели на берегу небольшого горного озера, находившегося неподалеку от избушки. Мир вокруг оставался всё таким же иллюзорно-прекрасным: цвели деревья, укрытые снегами, свет звёзд проклевывался рядом с солнцем сквозь бугрящиеся облака и вдоль покрытых изморозью склонов змеились алые лозы, издалека похожие на запутавшиеся в клубок зимнего заката лучи. Они сидели рядом, прижимаясь плечами, обмениваясь взглядами украдкой. Тэхён, странно осмелевший в последнее время, широко улыбался, жмуря чудесные карие глаза, такие живые на смуглом лице, и садился слишком близко, посматривая из-под густых стрелок ресниц. Он, видимо, растерял последние крохи страха и непринятия, околдованный и свободный здесь, где не было никого, кроме них с Чонгуком. Случайно задевал его щеки кончиком ледяного носа, когда склонялся, чтобы заглянуть через плечо в лежащую на коленях книгу. Не прятал больше взгляда, когда понимал, что был пойман за бесстыдным рассматриванием чужого лица. И так часто облизывал свои прекрасные розовые губы, что Чонгуку ничего не оставалось, как наконец отпустить его. Здесь, на озере, среди красоты этого искусно выдуманного мира, позволяя водной глади запечатлеть их отражение, Чонгук должен был отправить Тэхёна в последний путь. - Скажите, - начал он. - Да? - Скажите, только честно: вы сейчас счастливы? - Счастливее не бывает. Ответ без раздумий. И вновь эта улыбка, и полумесяцы зажмурившихся глаз, и пальцы, что так нежно переплетаются с его собственными. - А… Есть ли что-то, способное сделать вас еще счастливее? Возможно даже самым счастливым человеком на свете? Тэхён вдруг посмотрел на него пристально, словно выискивая что-то, затаившееся в знакомых до последнего изгиба чертах. Вторая его рука, до того бездумно перебиравшая укрывший траву, на которой они сидели, снег, потянулась вверх, к лицу Чонгука. Легко очертила подбородок, задевая мочку уха, провела по шее и медленно, до бесконечности медленно и нежно запуталась в кудрявых волосах, чуть притягивая к себе. - Если позволите… Чонгук первым врезался в его губы своими. Прижался крепко, задевая зубы зубами, лаская пухлую верхнюю губу, обдавая горячим дыханием и чувствуя, как неумело, но страстно отвечает на поцелуй Тэхён. Тэхён, которому было жарко и немного неловко, но безумно, невероятно хорошо. В этом касании губ, в танце языков, что был, наверное, таким же древним, как огонь, иногда плескавшийся в глазах древнего божества, он чувствовал, он грустил и радовался, он любил и был любимым. В этом поцелуе Тэхён жил. Его сердце плавилось в груди от льющегося через края счастья, и мир вокруг таял и рушился, рассыпаясь на тысячи белоснежных осколков. А потом, в самый последний раз, всё закончилось. Чонгук оторвался от ледяных губ, испустивших последнее дыхание, и всмотрелся в побледневшее, немного отдающее синевой лицо. Глаза Тэхёна остекленевшими янтарями глядели в серое небо. Самое обычное небо, с самым обычным солнцем, в дневное время лишенное всяких звезд. На мгновение даже стало немного тоскливо. За ним было интересно наблюдать в горах, ожидая неминуемой смерти от холода или от падения с особенно крутого склона. С ним было интересно проживать целую жизнь в том сне, что длился жалкие секунды, прежде чем замерзшее сердце навсегда перестало биться. Но Чонгук исполнил самое заветное желание Тэхёна, он сделал его самым счастливым человеком на планете - пусть и всего на несколько мгновений. Значит, пришло время отпустить. Позволить ветрам замести снегом красивое лицо, все еще заставлявшее что-то теплеть в груди по привычке, выработавшейся за их такую короткую долгую жизнь, и вновь затаиться, выжидая. Следующего путника ли, воли богов, конца света – не важно. Господин Горных Дорог ушел, обернувшись ветром, и забрал за собой память о погибших в горах путниках. Учёный. Чудак. И, вот, теперь Тэхён. Влюбленный. Кто станет следующим? Ему теперь было так любопытно узнать.