Пепельный свет Луны

Когда Бомгю был маленьким, они с папой были намного ближе. Отец не очень сентиментальный, свои чувства никогда не проявлял открыто — только маленькими жестами. Придерживал перед мамой дверь, помогал ей снять пальто. Малыша-сына брал на руки, когда впереди была огромная лужа, которую он не смог бы перейти самостоятельно. Их обоих целовал перед сном. Бомгю был окружён любовью, на самом деле. Маминой хватало с головой — прогулки в парк, новые игрушки, похвала за успехи в уроках музыки. Папину он научился ценить со временем. Даже если мужчина таким тактильным не был, за него всё говорили глаза — с добрыми морщинками в уголках, самый тёплый взгляд. Папа и мама любили друг друга. Когда мама ушла, Бомгю не смог найти на это причины. Она просто оставила их. Не оставив записки и номера телефона. Ни разу больше не появилась. Отец стал холодным, морщинки в уголках превратились в хмурый прищур. Они больше не разговаривали. Не делились друг с другом мечтами, простыми бытовыми рассказами. Закрылись в себе, решив пережить эту травму самостоятельно. Бомгю не решал, у него выбора не оставалось. Отец решил за них обоих, выходит так. Теперь, когда он видит его в палате, бледного, сухого и такого же хмурого, становится страшно. Иногда Бомгю специально отводил взгляд, дома, чтобы лишний раз не смотреть на отца. В голове сложился его образ — большой, крепкий и строгий. Совсем отличался от того, кто лежал на больничной койке. Бомгю приходит к нему каждый день вот уже неделю, отец постепенно приходит в себя — открывает глаза, смотрит на сына. — У тебя слишком длинные волосы, — было первым, что он сказал ему, как только смог говорить. Сын следил, чтобы отец хорошо питался. Больничная еда была приемлема, но он всё равно таскал фрукты, йогурты и другую полезную пищу. Сегодня вот, им дали возможность прогуляться по внутреннему дворику. У папы вывих коленного сустава, множественные растяжения — ещё легко отделался. Внутренние органы не задело. Это первый раз за долгое время, когда Бомгю касается своего отца, помогает ему идти, поддерживая за руку. Они садятся на скамейку, чтобы он смог передохнуть. Папа сидит важно, с ровной спиной, серьёзным взглядом. Бомгю просто на него смотрит. — Йогурт, который ты принёс вчера, я уже выпил, — говорит вдруг отец. Голос у него хриплый, но ровный, как всегда. — Понравился? — спрашивает Бомгю, — Ещё принести? — Принеси, — кивает папа. На следующий день их разговор заходит ещё дальше. Обсуждают погоду. Через два дня говорят о новостях, о выборах и аварии на пригородной ТЭС. В пятницу папа спрашивает, как дела с учёбой. Без малейшего укора. А в воскресенье они выходят во двор, чтобы покидать мяч, немного размяться. — Я в твои годы играл в бейсбол, — гордо говорит папа, — Мог стать звездой спорта! — А почему не стал? — улыбается Бомгю. — Влюбился в твою маму. И уехал за ней в маленький город. После игры они снова были в палате, пили чай. — Я не помню, чтобы ты рассказывал, как вы познакомились, — сказал вдруг Бомгю, — С мамой. Отец сделал глоток чая. Он сидел на койке, на носу были очки, на коленях лежала газета. Слова сына заставили его улыбнуться, так тепло, как Бомгю давно не видел. — Она приехала в мой университет, в Сеуле. На олимпиаду по физике, — он грел руки о чашку, — Я сразу влюбился, как увидел её. Но мы в первый же день поругались. — Почему? — спросил Бомгю. Сосед отца по палате громко храпел в это время. — Потому что я сказал ей, что она слишком красивая, чтобы заниматься физикой. Бомгю закатил глаза на ответ отца. Это было в духе большинства мужчин. — Я не хотел её обидеть, — отмахивается папа, — Мне нужно было что-то сказать, а в голову пришло только это. Ему оставалась одна неделя до выписки. Бомгю ходил в школу, исправно сдавал промежуточные тесты, дома готовил себе поесть сам, делал уборку в каждой комнате — даже отцовской. Делал домашние задания, когда не забывал, а потом сразу ехал в больницу — каждый день. У него никогда не было такой потребности заботиться о своём отце. Потому что он никогда не показывал, что нуждается в заботе. Но сейчас, он принял её молча и с благодарностью. — Как ты думаешь, почему она ушла? — спросил Бомгю как-то, когда они сидели в кафетерии на первом этаже больницы. Папа ел с большим аппетитом, к нему возвращались силы. Он снова входил в привычный ритм жизни. Семья Чхве Субина выплатила ему крупную денежную компенсацию за то, что он не будет иметь никаких претензий и не обратится в суд. Отец искал потихоньку новую работу, общался по телефону со знакомыми. Сейчас он был не в лучшей форме, чтобы снова водить транспорт, но мог бы работать на дому временно. — За едой непринято говорить о таком, — пожурил его отец, — Да и ответа на твой вопрос у меня нет. Бомгю вяло ковырялся палочками в своей тарелке. — У неё был любовник? Другая семья? Долги по кредитам? — угадывал Бомгю, — Хоть что-то она могла сказать, в конце концов. Намекнуть. Отец доел свою порцию и выпил огромный стакан молока. Он чуть набрал веса и выглядел теперь не так плохо. Раны на лице и теле заживали. — У неё было биполярное расстройство, — негромко сказал он, — Так что я с самого начала знал, что ожидать от неё можно чего угодно… Но мы любили друг друга, Бомгю. Мы создали семью и хотели дать тебе всё. Ты этого не помнишь, но задолго до своего ухода у неё началась депрессивная фаза. Твоя мама часто плакала по ночам и билась в истерике, говоря, что это — не та жизнь, которой она хочет. Бомгю почувствовал ком в горле, самую настоящую обиду. — Потому что она не хотела ребёнка? — спросил Бомгю робко и неуверенно. Он вдруг почувствовал, как большая тёплая ладонь отца, грубая и мозолистая, ложится поверх его руки в успокаивающем жесте. И глаза Бомгю чуть-чуть наполнились слезами, которым он не дал пролиться. — Проблема никогда не была в тебе, — сказал отец настойчиво, — И во мне проблемы не было тоже. Это был только её выбор. Я понял это слишком поздно, дав своему сердцу стать чёрствым, пряча внутри всю злость и обиду. — Пап, — грустно позвал его Бомгю, — Я её почти не помню, но всё равно скучаю. — Я тоже, — ответили ему, — Но жизнь ведь продолжается? Жизнь продолжается. Одни люди уходят из твоей жизни, другие в неё приходят. Мы не можем повлиять на решения других людей, не можем изменить и их самих. Но если ты не хочешь кого-то потерять — поговори с ним. Скажи ему о своих чувствах, тревогах и переживаниях. Будь честен и откровенен. Бомгю не разговаривал с Ёнджуном уже больше двух недель. Он чувствовал себя виноватым, когда сбрасывал звонки парня. Когда на его сообщения отвечал, что ему сейчас некогда, нужно быть с отцом, нужно прийти в себя. Он не хотел перекладывать на Ёнджуна свои негативные эмоции, он не хотел, чтобы старший думал, будто Бомгю постоянно нужно утешать и спасать. Но ведь Ёнджун об этом не знал. Перед сном, лёжа в кровати, Бомгю представлял, что Ёнджун проводит время с Субином, а о нём даже не думает. Ему было легко представить, что любимый человек снова его оставит, потому что Бомгю недостаточно. Недостаточно хорош, недостаточно богат, умён или красив. Собственные комплексы и страхи не позволяли ему полностью обнажить свои чувства, свою душу. И лишь спустя время, когда они с отцом вместе вернулись домой, Бомгю решился позвонить Ёнджуну. А лучше — прийти к нему домой и с порога начать извиняться. Ведь, если он будет достаточно искренен — парень примет его обратно? Бомгю стоял перед его дверью в квартиру, чтобы постучать. Но дверь открылась раньше. Ёнджун стоял на пороге квартиры, с растрёпанными волосами, мешками под глазами, в рабочей форме. — Я на работу, — пробормотал Ёнджун, ничего перед собой не видя, — Или с работы… Бомгю только цокнул. Потащил парня вовнутрь, усадил на диван. У Ёнджуна взгляд невнятный, наверное, много работал — точнее, загонял себя до потери пульса. Вот такой у него способ справляться со стрессом и своими страхами. Работать, чтобы убрать все тревожные мысли из головы. Вот только сколько не бегай, от себя не убежишь. — Почему ты так много работаешь? — спросил у него как-то давно Бомгю, — Ведь вам с тётей хватает денег. Ты мог бы брать меньше смен, чтобы отдыхать. — Мне нужны деньги на вышку, — ответил ему тогда Ёнджун, — Чтобы стать человеком, а не жить, как мои родители. Ёнджун много о родителях не рассказывал, но Бомгю знал, что Джихё забрала племянника у своей сестры довольно давно. Ёнджун рос в неблагополучной, очень бедной семье. О нём никто не заботился, его растили самостоятельным с самого детства — и готовил сам, и по дому всё делал. И, уже живя с тётей, отчаянно пытался избежать для себя такой жизни, как будто она преследовала его по ночам. И в нём, несмотря на все проблемы, детские травмы, было так много любви и сострадания. Много сочувствия. Ко всем. Всех он стремился защитить, спасти. Потому что его самого спасти было некому, пока не пришла Джихё — маленький Ёнджун выживал, как мог сам. Бомгю дал ему отоспаться прямо на диване. Парень проспал шесть часов к ряду. Пришлось звонить отцу, чтобы спросить — справиться ли он сам сегодня, всё ли в порядке, может ли он задержаться у друга… Отец, на удивление, против не был. Джихё, когда пришла с работы, только сказала, что рада наконец снова увидеть «милую мордашку» Бомгю. Они вместе поужинали, и женщина ушла к себе спать. — У меня галлюцинации, — сказал Ёнджун, открыв наконец глаза, — Или я всё ещё сплю? Бомгю сидел перед теликом, поедая печенье с чаем. Спать ему не хотелось, мысли в голове не давали покоя. — Джуни, — сказал Бомгю, повернувшись лицом к парню, — Прости меня, пожалуйста… — Стой, подожди, — Ёнджун сел на диване, освобождая место младшему, тот тут же устроился рядышком, — Это же я должен извиняться? Бомгю хлопал глазами в непонятке. — Почему ты? — спросил он, — Это же я тебя игнорировал. — Потому что я лоханулся, — сказал Ёнджун, смотря в любимые глаза напротив, по которым он так соскучился, — Я скрывал от тебя Субина… Специально. Я просто боялся того, как ты отреагируешь на него. Субин очень любит внимание, понимаешь? — Ёнджун взял Бомгю за ладошки, — Он как ребёнок, постоянно хочет быть рядом. У него очень сложные отношения с родителями. Поэтому он такой капризный, я боялся, что вы будете друг к другу ревновать. Бомгю молча слушал рассказ. Это было так в духе Ёнджуна, переживать за других людей больше, чем за себя. — Я не считаю, что ты должен был скрывать нас друг от друга, — спокойно сказал Бомгю, — Субин… Ему было неприятно произносить это имя после происшествия с отцом. Он всё ещё злился в глубине души и винил Субина в случившемся. — Мы бы придумали что-нибудь, — говорит Бомгю, — Могли бы гулять все вместе, ещё с Тэхёном и Хюнинкаем, с Рюджин. Это ведь не проблема? Ёнджун замотал головой. — Нет, прости меня за то, что раньше не рассказал, — старший искренне раскаивался. И хотя им многое ещё предстояло обсудить, касаемо это странной дружбы между Субином и Ёнджуном, где один зависит от другого, а второй позволяет и воспринимает друга, как жертву, которой нужен защитник… Сейчас было самое время помириться, пойти друг другу навстречу. — Я не злюсь на тебя, — сказал Бомгю, — Я могу это принять. И надеюсь, ты простишь меня за то, что я так нагло выкинул тебя из своей жизни. — Страшные слова, мишка, — нахмурился Ёнджун, — Без тебя мгновения были, как вечность… — Фу, как слащаво, — отмахнулся Бомгю, — Просто скажи, что не злишься. И не в обиде. Ёнджун прижал его к себе, поцеловав в макушку. — Как я могу? Один взгляд на тебя и я вспоминаю, как сильно влюблён, — сказал старший, — Я готов тебе всё простить, пока мы рядом друг с другом. И больше без всяких секретов. Честно и без секретов. — Честно и без секретов, — пообещал Бомгю, — Я люблю тебя. Они улеглись вдвоём на узком диване, Ёнджун гладил парня по волосам, шепча ему самые нежные слова. И вскоре младшего сразил сон, он громко засопел и наконец, без всяких тревог, уснул в родных объятиях.