Как справиться с математикой?

***

      Рука старательно выводила на исписанном листе какие-то каракули, чертила различные линии в свободных местах. Бумага, что служила черновиком, была почти полностью заполнена примерами, что неоднократно перечеркивались и перерешивались, будучи зачёркнуты вновь. И сейчас в свободном пространстве, что осталось между примерами, появлялись всевозможные узоры и почеркушки. Саске уже около получаса назад утратил надежду покончить с последним домашним заданием, которое он оставил напоследок как самое сложное. Слово «интегралы» пугало многих учащихся последний год в академии. И младший Учиха, пусть и знался гением, пусть и не таким гениальным, как сам Учиха Итачи, относился к ряду тех, кто данную тему не понимал. Сейчас оставалось лишь дождаться, когда Учиха-старший закончит читать свою книгу и поможет младшему с его небольшой проблемой. Итачи безумно любил книги. У него в комнате даже имелась собственная библиотека, которую он постоянно пополнял. Кажется, Саске ни разу не видел его в свободное время без литературных произведений. И, насколько мальчишка знал, то старший уже по несколько раз прочёл всю свою библиотеку…       А вот и долгожданный звук открывающейся двери.       — Нии-сан! — позвал брюнет, отрываясь от ничегонеделания. Он обернулся в сторону брата, что как раз вышел из своей комнаты в гостиную, где мальчишка делал уроки.       — Что такое, отото? — взгляд тёмных глаз устремился на младшего брата, внимательно осмотрел его слегка уставшую, но вместе с тем радостную физиономию. Затем ониксовые глаза столкнулись с совсем чёрными, и оба Учихи замерли каждый в своей позе на несколько долгих мгновений.       — Я… У меня опять не получается сделать домашку, — признался брюнет, первым разрывая визуальный контакт. Итачи на это лишь тихо хмыкнул, уже и сам прекрасно понимая, с чем именно у брата возникли проблемы. И подойдя к столу, лишь убедился в этом.       — Значит, математика? — уточнил парень, взяв учебник и бегло изучая его на открытых страницах.       — Интегралы, — подтвердил Саске, несколько грустно вздыхая, что не укрылось от внимания старшего, но тот благоразумно промолчал.       — Какой номер?       — Триста пятнадцатый, — всё также тихо отозвался мальчишка, ожидая указаний, которые должны были вот-вот поступить.       — Встань, — достаточно холодно, приказным тоном отозвался голос старшего Учихи, от которого мальчишку пробила лёгкая дрожь, но он не сказал ни слова, лишь послушно выполнил приказ. Итачи этого только и дожидался. В его глазах блеснул опасный огонёк, а сам Учиха тут же сел на освободившееся нагретое местечко младшего братишки и похлопал себя по коленям, приглашая присесть. Юноша сделал и это, с удобством располагаясь на чужих коленях, что были однозначно приятнее твёрдого стула, как вдруг горячие ладони старшего легли на его талию, притягивая поближе к себе.       — Итак, что именно тебе не понятно, отото? — неожиданно сменил тон Итачи, теперь тихо промурлыкав на ухо своему брату, перемещая руки на подтянутый живот брюнета и слегка его поглаживая сквозь тёмную футболку, чем несколько отвлекал мальчишку от собственных мыслей, концентрируя всё его внимание на пока что ненавязчивых прикосновениях.       — Как… решается, — выдохнул мальчишка, ненадолго прикрывая глаза и расплываясь в улыбке, которую старший видеть не мог. — Седьмой и восьмой примеры. Остальные, вроде бы, решил.       — Хорошо, — тем же тоном проурчал Учиха-старший. Его ладонь поднялась с живота юноши, скользнула по деревянному столу, на котором устроились руки его отото, и накрыла одну из них, слегка сжала, "заставляя ту подчиниться" и взять кисть, которую отложили на некоторое время. Итачи же с удобством устроил голову на плече мальчишки, чтобы всё хорошо видеть.       — Та-а-ак, они решаются по одному принципу. Один я объясню, второй решишь сам. Договорились? — уточнил мужчина, слегка прикусив ушко своего брата и заставляя того вздрогнуть от столь незамудренного действия.       — Да, — одними губами прошептал мальчишка, но старший его услышал, расплываясь в довольной улыбке.       — Тогда приступим. Записывай пример на черновик, — отпустил руку своего отото, давая ему больше пространства для манёвра. Ладонь вновь спустилась на талию, сплелась со второй в замок, прижимая юное тело к своему — более крупному, сильному. Мальчишка лишь кивнул, отложил исписанный листок, взял из стопки новый и положил перед собой, поспешно переписывая сложный пример на белоснежную бумагу.       — Молодец. Что делаем теперь? — мягко спросил Учиха-старший. Его длинные пальцы забрались под футболку с вышитым на спине гербом Учих, заставляя кожу покрыться мурашками от прохлады старшего.       — А родители? — вместо ответа задал встречный вопрос Саске, сглотнув подступивший к горлу ком.       — Вернутся с миссии только утром, — успокоил своим баритоном мужчина, поластившись слегка шероховатой после бритвы щекой о нежную щеку младшего. — Так как решаем, м?       — Не знаю, — выдохнул брюнет, наслаждаясь приятной лаской и игнорируя некоторую колкость щетины.       — Раскрываем скобки и раскладываем на слагаемые, — пояснил Учиха, в то время как его руки медленно проскользнули по плоскому животу, поднялись к груди, нежно проводя по ней, заставляя соски затвердеть. Саске глухо вздохнул, резко опуская голову, когда набухшие бусины плоти зажали между пальцами, слегка пощипывая, потирая и прокручивая их до лёгкой приятной боли, от чего перед взором все мутнело, а внизу образовывался клубок желания. Мальчишка любил ощущения на грани удовольствия и боли, и Итачи это прекрасно знал и пользовался. Его зубы сомкнулись на молочной коже шеи, которая зазывающе оголилась, стоило парню чуть откинуть голову вперёд. Послышался болезненный стон, который тут же сменился на стон удовольствия — старший зализал место укуса, что немного покраснело от механического воздействия.       — Аники… — выдохнул младший, тая в ласках своего брата и не в силах что-либо сделать с собою.       — Диктуй, что пишешь, — приказал Итачи, и Саске его послушал, как делал это всегда, ни разу не смея оспорить его слова. Потому что это был его старший брат. Его нии-сан. Кончик кисти запачкался в чернилах и, поднесённый к свежему листу, заскользил по едва шершавой поверхности.       — Интеграл… икс в третьей степени в скобках дэ икс… плюс пять икс дэ икс…       — Где интеграл у второй части? — строгий голос аники заставил вздрогнуть, тут же исправляясь и дописывая нужную закорючку после знака сложения. В награду младший получил жаркий поцелуй в шею, что перешёл в засос, вызывая новый стон. Братья не беспокоились о том, что следы их любви можно заметить. Благо, все Учихи носили футболки со стоячими воротниками, что хорошо это дело скрывало, а сзади, сбоку благодаря густым растрёпанным волосам их и вовсе нельзя было различить. Потерявшись в ощущениях, ладонь слегка дрогнула, на мгновение ослабляя хватку. Этого хватило, чтобы кисть выскользнула из руки, падая на листок с характерным звуком и оставляя на светлой поверхности несколько жирных пятен — клякс.       — Перепиши, — потребовал старший, перекатывая розовые сосочки брата между пальцами, сжимая их посильнее, дожидаясь, чтобы подростковое тело пробила сладкая дрожь, а после отпустил, спускаясь к рёбрам и с нажимом проходясь по ним, словно хотел те пересчитать. — Недопустимо, чтобы в работе были кляксы.       — Но `тачи! — проскулил юноша, извиваясь в горячей хватке Учихи, что его крепко удерживал на своих коленях. Сдерживаться становилось сложнее, особенно когда последние остатки контроля уже ушли целиком и полностью во владения старшего брата, что его мучил. — Это же ч-чернови-и-ик! — он почти что захныкал в руках брюнета, что свою игру только начал. Старший Учиха был самым настоящим садистом, которому доставляло дикое удовольствие мучительно долго ласкать своего младшего брата, чтобы тот скулил, стонал, просил его продолжить, подчиняясь его животному желанию, его похоти и жажде этого детского тела. Как же это неправильно, аморально. Оба будут плавиться в котле в аду, но будут там вдвоём, наслаждаясь безумной похотью. Да и не важно это сейчас, когда оба хотят одного, когда время между ними вновь остановилось, уступая место чувствам, которые они так долго скрывают ото всех.       — Перепиши, — голос стал твёрже, не терпя возражений, и Саске повиновался, чуть скульнув, стоило ладоням выскользнуть из-под футболки, оставляя лёгкие розовые полосы от ногтей, и переместиться на бёдра. Мужчина сходил с ума от нежной бархатистой кожи своего отото, наслаждался её бледностью. Но ещё больше его заводило, когда он оставлял на юном теле свои цветы любви, лепестки которых окрашивались в розовые краски, заставляя плоть буквально цвести под горячими прикосновениями. Цвести только для него, только когда он рядом и дарит ему свою любовь.       — Ах! — сдерживать свои стоны так сложно, когда объект твоей любви столь близко, когда его ладони касаются твоего тела, заставляя сгорать везде, где только побывают эти проворные пальцы. Это сумасшествие. Одно на двоих, неразделимое, бесконечное, как и их любовь, в которой они позволили себе утонуть, игнорируя родственную связь. Они оба сошли с ума, когда разрешили себе влюбиться, когда позволили чувствам только распуститься, впуская себя в этот круг безумия. Такой же замкнутый, как и влюблённые.       — Не отвлекайся, — ха, это же так легко сделать! Знал бы старший, как трудно сдерживаться под этими ласками и не начать умолять. А Итачи знал, сам с последних сил сдерживаясь, чтобы не накинуться на мальчишку, что слишком соблазнительно извивался, заставляя возбуждение в штанах старшего ныть, упираясь в обтянутые шортами ягодицы брюнета. Рука Саске, дрожа, все же заскользила по бумаге, переписывая пример ниже, где не было пятен, пачкающих лист. Итачи же в это время позволил ладоням заскользить выше с некоторым нажимом, заставляя мягкую ткань серых шорт задраться, сильнее оголяя бёдра. Максимально те приподняв, ладони прошлись по бархатистой коже внутренней части бёдер, сжимая их и вырывая новый тихий стон.       — Дальше?.. — слегка прикусил мочку уха, посасывая её с пошлым причмокиванием, и Саске вновь пробила дрожь, которую он был не в силах сдержать.       — Не… не знаю, — слова давались сложно, голос предательски дрожал.       — Бери таблицу. Она же есть? — Итачи явно не был доволен, что ему пришлось оторваться от интересного занятия, к которому он всё же вернулся, дождавшись слабого кивка. Дрожащие ладони взяли тетрадь по математике, быстро пролистали, открывая нужную страницу, и пододвинули поближе, чтобы старший смог всё хорошо рассмотреть.       — И какие тебе нужны? — протянул мужчина, а ладони сжались чуть сильнее на сладкой коже, впиваясь в неё пальцами и оставляя отметины-полукольца от ногтей. Итачи себя уже почти не контролировал. Близость брата, его нежный запах спелых томатов совсем сносили крышу, не оставляя и шанса на спасение.       — Этот и… этот, — палец тыкнул в нужные формулы, на что старший Учиха согласно угукнул, целуя брата в скулу.       — Пиши. Только числа нужные подставляй.       — Икс в четвёртой степени, делённый на четыре… Мх, плюс пять… умноженное на икс во второй и делённый на два… плюс це. Итачи лишь потёрся носом о шею братишки, вороша его волосы и немного щекоча.       — Дальше…       — Ставим под один знаменатель… — выдохнул младший, ощутив кожей согласный кивок и опаляющее дыхание, — икс в четвёртой плюс десять икс во второй… и всё это делится на… Мхххх! Мужчина, дождавшись, когда Саске отвлечётся на пример, немного его приподнял, резким быстрым движением срывая с того все элементы одежды ниже пояса и сразу же протолкнул внутрь один палец, разрабатывая податливое колечко мышц. Поза была не самой удобной, но Итачи начхать с высокой колокольни на эту небольшую деталь. Затем добавился ещё один, раздвигая мягкие рельефные стеночки толстой кишки и находя ту заветную точку, которую и начал массировать, доставляя удовольствие. Вторая же ладонь легла на небольшой аккуратный член брюнета, скользя по чувствительной плоти в такт движениям, но не обхватывая сильно, а лишь дразня. Ме-е-едленно, тягуче.       — Плюс?..       — Плюс… це, — задыхаясь от переизбытка чувств, промолвил мальчишка, ненадолго прикрыв глаза. Он больше не мог терпеть это насилие над собой. Хотелось ещё сильнее, ещё больше, ещё жарче. Так, чтобы брат вытрахал все остатки мыслей, чтобы довёл до исступления. Саске уже готов был умолять Итачи взять его, перестать издеваться. Готов был просить, кричать имя старшего, лишь бы он сделал что-нибудь с этим возбуждением, которое с каждой тягучей минутой становилось всё сильнее, а горячие руки вырывали тихие жалостные стоны и почти скулёж.       — Хорошо. Какой получился ответ? — горячий шёпот выбивает из груди воздух, и юноша хрипит, откинувшись на своего аники, на губах которого от подобной картины сияла пошлая остервенелая улыбка. Саске был слишком прекрасен в таком виде: взмокший лоб, к которому липли вороные пряди длинной чёлки, футболка, что прилипла к влажному телу, прикрытые глаза и приоткрытые губы, пылающие огнём щеки… На это было невозможно смотреть спокойно. Добавился третий палец.       — Нии-сан, нии-сан, нии-сан… — проскулил мальчишка вместо ответа, сгорая в жарких объятиях, сердце бешено стучало, отзываясь где-то в висках. И Итачи не выдержал этого безумия. Его ладони отпустили изнеженное заласканное тело, в пару мгновений, не отпуская брюнета со своих коленей, приспустили штаны вместе с трусами, высвобождая влажный от предэякулята член. Парень лишь вздрогнул, ощущая сзади упирающееся в него возбуждение, но послушно дождался того момента, когда старший брат приподнимет его бёдра, а после о-о-очень медленно опустит его на эрегированный член, заставляя обоих тяжело вздохнуть, ощущая желаемое.       — Какой ответ? — повторил свой вопрос мужчина, целуя шею брата и оставляя на ней красные цветы своей искренней любви, что в свете комнаты выглядели слишком прекрасно и завораживающе, заставляя желать касаться их языком и вылизывать, что он и делал. Засосы под прикосновениями горели, слегка саднили, когда Учиха-старший слегка прикусывал кожу, а парень тихо стонал, сдерживая слишком громкие звуки в себе. Итачи не любил крики. Наоборот, он обожал едва слышимый голос своего братишки, что его звал, просил, скулил; наслаждался его детской манерой речи и мягким баритоном, что был таковым только когда звучал совсем тихо. Всё же у него уже прорезался голос, становясь совсем взрослым, а старший желал максимально сохранить эту детскость. И Саске подчинялся, совсем не возражая, ведь ему самому нравились эти игры до помутнения перед взором.       — Интеграл икс в третьей плюс пять икс, всё в скобках, дэ икс равен… Ох! Икс в четвёртой… плюс десять икс во второй, всё… делённое на четыре, плюс це, — всё же смог, пусть и с запинками, ответить брюнет. Итачи медленно насаживал и снимал его со своего члена, двигая его вперёд-назад, а не вверх-вниз. Так было удобнее обоим и тратилось меньше сил, что позволяло наслаждаться процессом очень долго. Итачи никогда не спешил, не желая навредить своему отото, а потому двигался слишком медленно, доводя обоих до изнеможения и даже лёгкой болезненности от возбуждения. А Саске всегда хотел быстрее, сильнее, но прекрасно знал, что старший себе подобной вольности не позволит. И он принимал то, что даёт ему аники. Принимал всё и без остатка. Принимал всё и отдавал ещё больше. Он упивался каждым размеренным движением своего брата, в то время как второй сходил с ума от его томных вздохов и сбившегося дыхания, дрожащего тела. Оба любили то, чем занимались. Это больше, чем секс; это больше, чем слияние душами.       — Молодец… Второе сам, — мужчина лизнул мочку уха, вызывая новый стон своего партнёра, после чего тот собрался с остатками сил, склоняясь над черновиком. Он знал, прекрасно знал, что аники ни за что не отстанет от него, пока он не сделает всё в процессе их занятия любовью. Учиха Итачи будет бесконечно оттягивать оргазм, до боли сжимая покрасневшую головку его члена, и будет двигаться ещё медленнее, насилуя его сознание сладкой пыткой, пока Саске не закончит. Пока не сделает правильно. И младший это прекрасно знал, уже заучил это правило наизусть. И всё равно, зная о том, что ему предстоит новая пытка, дожидался своего брата и просил помочь со сложными заданиями, что не хотели получаться. Кажется, он мазохист, раз с таким упорством терпит подобное, каждый раз получая невыносимое удовольствие на грани боли. Сумасшествие. Но они оба погрязли в нём, испытывая от этого дикий кайф, непонятный больше никому, кроме них. Эти размеренные толчки так и продолжатся, пока парень, собрав остатки своего самоконтроля, будет пытаться решить очередной пример, путаясь в формулах и числах, туго соображая и сильно кусая кончик ручки кисти, пытаясь сосредоточиться. Но он сам будет подмахивать навстречу плавным толчкам, что каждый раз проходятся по простате, заставляя отвлекаться, теряясь в чувствах, и тихо скулить. Ещё… Он хочет ещё, но не смеет просить, прекрасно зная, что это бесполезно.       — Как успехи? — мурчит Итачи на ухо, наслаждаясь состоянием братишки и его потерянным взглядом, раскрасневшимся лицом. Он знает, что мальчишка уже ничего не понимает, погруженный лишь в ощущения, из последних сил, на автомате пишет что-то, чего сам не понимает, делает одну ошибку за другой. Один исписанный лист черновика уходит за другим, после каждой кляксы старший заставляет его переписывать… Нет, Саске переписывает сам, не дожидаясь, когда это скажет аники. Он и так знает, что тот полностью проследит ситуацию, ведь младший Учиха полностью под его контролем, в его власти. Саске знает это с самого детства и не возражает, занимая пассивную роль в их отношениях, позволяя собой руководить. Ведь он — младший в семье и в отношениях.       — Нии-сан, — почти без сил, слишком жалобно зовёт мальчишка, чем Итачи упивается, больно кусает плечо через одежду, тут же зализывая и зацеловывая пострадавшее место. А его младший братик уже сошёл с ума, не сумев вынести этой пытки. Сколько раз старший Учиха уже отсрочивал оргазм? Два? Три? Десять? Сосчитать невозможно, поскольку мысли забиты другим. А ведь Итачи остановил его лишь единожды, когда парень только начал переписывать второй пример с учебника.       — Диктуй, — потребовал он, поглаживая ладонью напряженную плоть, на которой выступили вены. Член отото слишком хорошо лежал в его руке, словно был сделан специально под него, под Итачи. Настолько маленький, что спокойно помещался в ладонь, отчего его было удобно ласкать, а большой палец как раз мог с удобством пройтись по головке, растирая предсеменную жидкость и надавливая на уретру, чем вызывал новые всхлипы и скулёж братишки, который изнемогал от обилия этих ласк, буквально захлёбываясь в них. И то, как он медленно толкался в податливую дырочку Саске, что так сильно сжималась вокруг собственного органа, лишь подливало масла в огонь. Двигался слишком медленно — так, чтобы посильнее раздразнить юношу и вывести их ощущения за предел. Такое может только Итачи, и получить подобное наслаждение суждено только его младшему брату — Учихе Саске.       — Четыре дэ икс…       — Интеграл забыл, и четверка в скобках, — всё также спокойно поправляет старший, хотя ему уже невыносимо смотреть на своего брата, что был слишком сексуальным. Хотелось видеть его в другой обстановке: распластанным на кровати, чтобы волосы были раскиданы по мрачным тканям, прекрасно оттеняющим бледное тело с алыми отметинами, а в глазах читалась усталость и крайняя степень изнеможения. Губы были бы приоткрыты и шептали его имя, а пустой взгляд смотрел бы куда-то в стену, пока Итачи всё также медленно и неторопливо продолжил бы входить в него, пока обоих не настигнет оргазм: первый для старшего и нет — для младшего.       — Мххх… равно… икс, делённое на пять… — парень всхлипнул, дрожащей рукой неровно выписывая пример, пока вторая ладонь до побелевших костяшек сжимала край стола. Сосредоточиться не получалось, а ведь требовалось ещё переписать в чистовик. И вот, новая клякса, из-за которой пришлось всё переделывать. Хотелось уже просто опустить свою ладонь поверх братской, заставить её двигаться в своём темпе. Но её оттолкнут и сделают темп ещё медленнее. Он уже пробовал однажды…       — Только икс в пятой степени.       — У…угу-м… Плюс…       — Какой знак стоит в примере? — пальцы чуть сильнее сжали бёдра, пододвигая подростковое тело поближе к себе с новым толчком.       — Плюс, — упрямо твердит Учиха-младший. А перед глазами всё плывет, в сознании мелькают звёздочки от ставшего болезненным возбуждения.       — Минус, — поправляет мужчина и мягко целует в щёку, желая отвлечь партнёра от ощущений, в которых тот погряз, но это не выходит.       — Ми…нус, — повторяет брюнет и всхлипывает. Он не понимает. Не понимает, что именно пишет, знаки путаются в одну огромную кашу. Он ведь даже списать не может нормально! И вот как ему переписывать всё в чистовик?       — Дальше, — звучит несколько нетерпеливо.       — Икс три, палочка, три… `тачи…       — Только икс в третьей степени, делённое на три, — на этот раз Учиха поправляет только произношение.       — Плю…с четыре… икс, — не услышав правок, мальчишка продолжает, вновь ощущая, как большая ладонь сжимает его член, но сейчас это выглядит как-то… немного иначе, — плюс… икс…       — Цэ, — выдыхает Учиха на ушко младшему, слегка зарывается носом в волосы, вдыхая сладкий аромат. — Ответ.       — Интеграл икс… в ч-четвёртой… минус икс во второй плю… Мххх! четыре… всё в скобках, дэ икс… равен икс в пятой… делённый на пять… минус икс в третьей, де…делённый на три, плюс… четыре икс, плюс цэ… АХХХХ! — Саске громко вскрикивает, выгибаясь в спине и падая на брата. Оргазм накрыл его резко, неожиданно, сперма вылетела струей, пачкая край стола, черновик, одежду, руку брата. Итачи кончил одновременно с младшим, изливаясь в его поджавшуюся дырочку, наполняя собственным семенем, прижимая ослабшее тельце посильнее, чтобы Саске случаем ничего себе не повредил. Губы коснулись щеки, перешли на скулу, ушко, одаривая их нежными поцелуями, желая привести мальчишку в себя после бурного оргазма… Его тело всё ещё дрожит в руках Итачи, а тот его крепко держит и поглаживает, давая время очнуться и привести мысли хоть немного в порядок. И в это время мужчина позволяет себе вновь насладиться близостью с братом, интимностью момента, что является таким не из-за секса, а огромных, преисполняющих обоих чувств.       — Аники, — шепчет Саске едва слышно, откидывая голову на плечо своего брата, что лишь улыбается и проводит не испачканной в сперме ладонью по лбу, убирая прилипшие пряди назад. Дыхание брюнета постепенно приходило в норму, как и сердцебиение, но одно оставалось неизменным — чувства, которые с каждым днём только усиливались.       — Ты опять черновики замарал, — так же тихо отозвался Учиха, слабо улыбнувшись. Он немного отодвинулся от младшего, снимая его с члена, после чего вновь прижал к себе, ощущая, как на штаны и опавшую плоть медленно стекает собственная сперма.       — И тебя, — лениво отшучивается брюнет, закрывая глаза.       — Перепишешь, а после отработаешь, — мужчина получает лишь согласный кивок, после чего на некоторе время повисает тишина. Спустя некоторое время он, пусть и с огромным нежеланием, заставляет себя подняться, усаживая младшего обратно на стул, а сам натягивает штаны вместе с боксёрами на бедра. Наклоняется вперёд, нежно и почти целомудренно касаясь губ Саске, почти сразу отстраняясь. — Люблю тебя, отото.       — А я тебя, нии-сан…       — Переписывай всё без ошибок, приводи себя в порядок и приходи. Я буду тебя ждать.       — Я постараюсь побыстрее, — мальчишка улыбнулся, но наткнувшись на неодобрительный взгляд, поспешил себя поправить. — Но качественно… На губах Итачи застыла мягкая любящая улыбка.