прошлое.

Это был последний раз. Говоришь ты себе. И ей. И таксисту, что как идиот возит твое пьяное тело от дома к дому всю ночь. Что как дурак дает тебе советы больше не приезжать, раз она не открывает дверь. Но ты забиваешь на его слова. Запиваешь. Водой, так как стоит начать похмеляться. Все так же называешь ее адрес, всматриваясь в свое отражение в стекле. Ненавидишь себя и готова разбить его, но водителю это не понравится. Сделай вид, что это тебя волнует больше, чем поездка в неизвестность. В прошлое. Больное такое. Кровоточащее. Ненужное. Заебавшее. Как и она сама. Или твоя любовь к ней. В принципе тебя уже обе заебали. Он останавливается прямо перед подъездом, не ища место для парковки, как делал это в первый и второй раз. Теперь думает, что вы уедете обратно, но ты кидаешь деньги на левое, быстро покидая салон. Убегая от его осуждающего взгляда. И новой лекции. Да и просто тебя укачало. Набираешь знакомый код. И смелости в свое нетрезвое тело. Открываешь дверь. Здороваешься с охраной, быстро кидая слова о том, что теперь точно домой. В таком виде. И в такое время. Понимаешь, что она не ждет тебя, ведь ждать — это не про нее. Понимаешь, что ваши совместные — тоже не про нее. Поднимаешься на тринадцатый по ошибке. Или это знак, в которые ты веришь с перебоями. Сегодня — не веришь. Спускаешься вниз. Стучишь два раза. Делаешь вывод, что если не услышит, то это точно знак. Сегодня — веришь. Забудьте о вышенаписанном. Считаешь до трех. Тысяч. А потом уходишь. Тактика хорошая, главное ее придерживаться. Кровь в венах не бурлит, как в тех красивых романах, где гг очень сильно волнуются в такие моменты. Ты просто пытаешься не сбиться, щелкая пальцами, когда свет потухает. Пятнадцать. — Ожидаемое чудо, — ухмыляется. Без привета. Здрасьте. Удивления. И тупого вопроса, что делаешь здесь в такое время. Ведь она спала. Посмотри на грудь. Не смотри, идиотка. Ты могла и без этого заметить, что она в пижаме. — Неожиданно ожидаемое, — делаешь вид, что смешно пошутила, упираясь рукой в железную дверь ее (?) квартиры. — Со мной что-то случилось, но не знаю, будет ли тебе интересно. Она с беспокойством оглядывает тебя, запахивает халат и пропускает вовнутрь, сжимая твой локоть в своей ладони. Видимо, хочет понять, не иллюзия ли ты. Или просто понять, какого фига забыла у нее (!) в ночи. Теперь это только ее квартира. Не ваша. Ты давно просрочила выплату арендодателю. — Расскажешь? — уточняет, будто в этом есть смысл. Ей, конечно, интересно, и ты это знаешь. Но лишь интересно. Переживать за тебя она перестала еще в прошлом году. — Есть желание промолчать и сходить в душ. Ты была права, пить с его компанией было плохой идеей. Ты раздеваешься. Демонстрируешь ей свои синяки, которые уже начали появляться. Не ревешь. И даже не собираешься. Показаться слабой сейчас, значит, унизить себя в ее глазах. Ты давно это сделала, но все равно что-то тебя останавливает. — Сначала выпей… чаю. Ты дрожишь как осиновый листик. — Это не от холода. После молча прешься за ней. Садишься на этот дурацкий барный стул, который так никто и не починил. Смотришь на нее, но сквозь нее, осмысливая свое нахождение в ее квартире. Она наливает кипяток. Больше на кричащее о помощи сердце, чем в кружку, но не думай об этом. Ты приехала к ней сразу же, но тебе не открыли. Ты готова была рыдать возле ее двери, чтобы она сжалилась хотя бы над соседями. Но сдержалась. Ты хотела все рассказать, чтобы она не придумывала много другого. Но слово в прошедшем времени. — Говори, — она ставит перед тобой кружку. — Нечего говорить, — улыбаешься, будто бы тебе хочется сейчас именно этого. — Покурим? — Закончились. По ее глазам видишь, что ей не нравится такой расклад, ведь она встретила тебя утром в магазине, где ты покупала две новые пачки. Но вы обе молчите. Она покидает кухню на пару минут, возвращаясь с твоей курткой, сигаретами и зажигалкой. Ведет на балкон. Уже не касаясь тебя. И вашего прошлого. В общем, просто молча курит первую, сбрасывая с балкона пепел. А потом вторую, накидывая тебе на плечи куртку, что улетает так же, как дым в окно соседей. — В больницу? — Нет. Он почти ничего не сделал. Смеешься с ее заботы, вспоминая, когда она была в последний раз. Вспомнить не можешь, поэтому смеешься дальше. Она тушит сигарету, мягко касаясь губами твоих покрасневших костяшек. — Не нужно этих милостей. Ты не такая, — вырываешь руку, пряча ее в карман куртки. Смотришь на свое отражение в балконном окне. Хочешь разбить и его тоже. Себя ведь ты разбила давно. — Из-за людей другие люди меняются, — шепчет в пустоту, ежась от холода. — Из-за людей другие люди убиваются, — смотришь вниз, считая, сколько раз до хотела спрыгнуть, когда была на грани. Когда была как сейчас. Вы молча пьете чай. Смотрите друг на друга. Хотите сказать все то, что давно крутится на языке, но обжигаете эти слова горячим турецким гранатом. С каких пор она пьет турецкий чай — ты понятия не имеешь. Предпочитаешь не думать о том, насколько сильно она изменилась. — Мне нужен душ, пожалуйста. Я не доеду до дома. Вырвет от этих ощущений его рук быстрее, чем опохмелюсь. А я уже не ощущаю на языке ничего, кроме твоего чая. — Твое полотенце в шкафчике. Вещи там же. Хочется сказать что-то язвительное, но понимаешь, что не время и не место, молча допивая чай. Тщательно оттираешь кровь с груди и шеи. Не знаешь даже, его или твоя. Все-таки роняешь слезы, закрывая рот рукой. Молча сушишь волосы. Смотришь на ее образ на балконе. Не досушиваешь волосы, предпочитая побег. — Мне утром на работу, я хочу поспать, — говорит тебе, смотря куда-то позади. Копирует тебя и от этого забавно. — Никаких проблем, я ухожу. — Ты можешь не уходить, если есть, что сказать. Но мы обе понимаем, что ты приехала ко мне просто по глупости. — По пьяной глупости у нас много всего случалось, — обиженно кидаешь ты, понимая, что глупость здесь ни при чем. — Тебе и правда пора. И ты уходишь. По крайней мере, из квартиры.