Между явью и сном

Ему не нужно ни счастья, ни любви, ни прежней жизни без Чукура. Ноги Ямача сами ведут его обессиленное тело, как будто в него вселился демон. Он перечисляет в голове имена. Заряжает пистолет. Эфсун он видел один-единственный раз — на фотографии, но ненависть к ней уже пустила корни в его венах и жилах. Он держится на ногах только благодаря мысли, что найдёт её и... убьёт? Убивать женщин не в его правилах, но в последнее время слишком много правил было нарушено. Не убивать отца, например. Не терять одного близкого человека за другим, как в какой-то кровавой бойне. Ямач знает, что найдёт Эфсун и сделает всё необходимое. Вычеркнет её имя из списка. Он смертельно хочет спать. Это желание стало настолько сильным, что перестало быть потребностью и превратилось в зверя, вытесняющего Ямача из собственного тела. Порой ему кажется, что он призрак и видит себя со стороны. Что его конечности потеряли чувствительность. Что он идёт вперёд, как живой мертвец. Таким он и приходит к порогу особняка — дворца! — за золотыми стенами которого живёт и дышит его новая жертва. Враг, с которым он никогда не встречался лицом к лицу. Но этот враг уже ненавидит Ямача достаточно, чтобы раскрошить его жизнь в труху. Теперь он ответит тем же, это естественный процесс. Женщина, которую он видит у бассейна, не Эфсун. Пожилая, она притворяется слабой и напуганной, молит о пощаде, а потом вонзает в него нож, и всё тело Ямача прошивает боль. Оказывается, он ещё способен ощущать её. Боль завладевает измученным телом моментально, и вот Ямач уже бежит прочь, как дичь на охоте. Голова раскалывается. В глазах — ослепительно белый свет. Он спотыкается, поднимается, снова бежит. Сзади кто-то кричит, но ему всё равно — и только звук выстрела заставляет его остановиться. Скорее по привычке, а не потому, что Ямач испугался. В таком состоянии ему, кажется, уже наплевать, будет он жить или будет пристрелен. Он падает лицом вперёд, и боль из плеча течёт по его шее к голове, впивается в неё стальным обручем. Земля, на которую он упал, холодная и жёсткая. Ямач знает, что не один, что опасность рядом, но тело больше его не слушается. Его переворачивают, как мешок с песком. Перед глазами оказывается серебристое дуло пистолета, а за ним белеет чьё-то лицо, но сфокусироваться на нём так трудно... И всё же в последний момент перед темнотой Ямач видит это лицо так чётко, будто на экране в кино. Она красива, как вселенная, и в её напуганных глазах-галактиках он находит свой финал. Или ему так кажется. Когда Ямач приходит в себя в погружённом в полумрак номере отеля, случившееся выглядит сном. Мгновение он плавает в небытии, пытаясь поймать ускользающее от него сознание, когда призрак старой боли укалывает плечо. Маленькие, но сильные руки тянут его сесть на кровати, и он подчиняется. Ничего не видя, не зная, не желая больше. Спустя долгие минуты он понимает, что женщина позади зашивает его рану. Он даже знает, кто эта женщина. Эфсун. Дочь Байкала. Его враг. Да какая разница? Ямач снова теряется где-то в своей голове, засыпая и одновременно бодрствуя. Реальность, как якорь, держит его, не давая забыться сном, и от этой муки хочется плакать. Он чувствует себя безумным, сошедшим с ума, помешавшимся — и всё вокруг, включая тёплые ладони Эфсун, касающиеся его плеча, кажется выдумкой. Если он ещё не убит своим врагом, значит, так и есть? У неё ведь нет причин щадить и лечить его. Он почти падает вперёд, обуреваемый этой странной лихорадкой, и Эфсун ловит его. Мягко скользит пальцами по лбу, касается влажных от пота волос. Она спрашивает, зачем он всё это сделал, и её тихий, вкрадчивый голос не вызывает у него очередной вспышки головной боли. Только за это одно Ямач готов ей ответить — и отвечает. «Чтобы поспать». Через некоторое время она утягивает его назад и кладёт на свои колени. Сквозь прикрытые веки Ямач снова видит это красивое, задумчивое лицо и на этот раз не находит в её глазах страха. В них грусть, тишина и звёзды, но большего он разглядеть не может: его отвлекает её голос. Ещё тише, медленнее, осторожнее она начинает говорить, ни к кому конкретно не обращаясь, и вскоре Ямач понимает, что это сказка. Отец и сын, долг одного перед другим и груз, превративший человека в забывшее о самом себе существо. Ямач улетает куда-то вниз, краем глаза видя перед собой картины из сказки Эфсун, и её голос помогает ему спускаться. Он опускается всё глубже в тёмный, тёплый и уютный колодец сна. Боль отступает. И перед тем как уснуть, Ямач наконец возвращается в своё тело, как хозяин, и вздыхает спокойно. Он не хочет счастья, не хочет любви и не хочет жить без Чукура, как раньше. Ему нужна только сказка, чтобы держаться за неё, как за путеводную нить, и тихий голос в ночи.