Перезаряжай

— Кто вы, мистер Паркер? — названый почесал подбородок своими обгрызенными ногтями. Слишком часто в последнее время он нервничал – пару раз брал в руки сигарету, и каждый раз выбрасывал ее, не переставая кашлять. Для такого вопроса действительно нужно было время, чтобы вспомнить и не сказать лишнего. Он не хотел упасть лицом перед ним. Питер тонет. В его голове тысячи образов, чужих мыслей. Они априори не принадлежат ему – они никому не принадлежат. Или отчаянно хочется думать именно так. Питер только раскрывает рот, как сразу же и закрывает. Он словно попал в немое кино. Или стал комнатной рыбкой в аквариуме, которую кормят по расписанию, а она все равно плавает пузом кверху. Мысли – это нити в большом клубке, который намертво облили стойким клеем и забыли где-то на жаре. Хочешь – не хочешь, никто ничего не узнает. Представь, что ты бабочка, которая полжизни провела гусеницей, а потом полтора дня летала. Тут и конечная мысль не нужна. — Я не знаю, — ответил оный и спрятал свои ужасные руки под стол, немного прищурившись. Спрятался за отросшей челкой и оправой очков. Он заметил это нервное движение, и ухмыльнулся. Читал Питера, как открытую книгу. Словно у мойры в его руках покоилась нить Питера, который распоряжался, как ему было удобно. Давно пора привыкнуть, но каждый раз неосознанно старался спрятаться от проницательного взгляда голубых глаз. Доктор не хотел находиться здесь. Он хотел быть где угодно, но точно не сидеть над очередным больным, выслушивая его бредни. Может, у него дома собака не кормлена, – Тони не любит собак, он предпочел бы завести даже пиранью или ядовитую змею – так хотел думать о нем Питер. Думал, тот сделает что угодно, лишь бы не попадать под клише среднестатистического человека, – жена снова кричала за не выкинутый мусор или ребенок снова подрался в школе. Ипотека, алкоголизм, надоедливая жена пилит ему мозг каждый день. Нет, у него явно дома нет животных, а с женой он в разводе. Все еще любит ее… Она мертва. Питер потер переносицу концом ручки, глубоко вздохнул, явно что-то прикидывая в своей маленькой голове. Может то, что он будет кушать сегодня на ужин, или как убить всех и вся. Порой эти мысли пугали его похлеще разговоров с ним. Покайтесь, мысль убить ближнего своего приходит к вам если не каждый день, то через два. Лжецы всех проворнее – всех умнее. А Старк не был глупцом, даже язык не поворачивается его так назвать – он был слишком умен. Однажды именно этот человек бросит последний камень на могилу Питера, еще и притопчет сверху, чтобы уж точно – не вылез. — Мистер Паркер, вы учились на доктора, — язвительно заметил Старк, на что Питер немного скривился. Он содрал заусенец на безымянном пальце, вызывая некий дискомфорт. — Каково это, лечить психопатов? — сказал тот, едва слышно, но Питер ловил каждое его слово, — кем бы вы хотели стать, если не врачом? А может он хотел стать космонавтом, или лететь на башни-близнецы? Но, увы-увы, не время и не место. Или стать богом для кого-то, зная, что грешники разбивают колени, лишь бы ты простил их. Каждого бы пленила такая власть, ослепляя и приравнивая человека к его худшему воплощению. Или войти в мир киберпанка, создав пуленепробиваемую защиту? Увы, сейчас он сидел на скрипучем стуле и обдирал заусенец до крови. «Доктор, он будет жить? — хотелось в драму, но Питер промолчал». Читайте между строк или не вникайте. Пациент обречен. Нет. Время смерти одиннадцать часов пятьдесят восемь минут. Ровно сто секунд до зимы. Лучше, как и старые добрые времена. Очищение огнем. Только неважно кого и как, лишь бы только сжечь. Желательно всех. Питер помнит все, но это запутанно. Скрыто от его любопытного ума. Перенял привычки мастера – Тони гордится своим учеником. Вчера в постель, сегодня на эшафот. Передайте привет тете Мэй. Он не виноват, это все они – его заставили. — Возможно, инженером, я неплохо разбираюсь в физике, — также неплохо, как мистер Старк разбирается в насилии. Психологическом насилие. — Когда-то давно я разрабатывал биоскелеты для инвалидов, — потянул он немного спустя. — Правда многие из них были непригодны для прямого использования. Питера уже перестало напрягать то, что Старк постоянно уходит от прямого разговора на тему его прошлого содержания. Он мог говорить часами о чем угодно, но прямого ответа на твой вопрос он не даст. Разве что если ты нальешь ему виски в начищенный до блеска тумблер. Но это категорически запрещено в этих стенах, да и Питер не был барменом. На стенах импровизированной комнаты позади Старка висели вырезки из научных журналов. Даже пара рисунков были. По бокам от кровати лежала стопка листов, исписанных мелким почерком. Возможно, он разрабатывает схему атомной бомбы из кусков хлеба, которые ему приносят каждый раз на обед. Или даже что-то еще помощнее. — Что вы чувствуете по поводу вашего действия? — снова доктор, снова он. Не в лоб, а в глаз. Где-то за кадром писклявым голосом выше названный учитель пародирует его. Питер бы засмеялся, но боится, что его массово заколот тупыми вилами. — Устроили поджог, вследствие чего сгорело здание психбольницы, и сбежали опасные пациенты, — конечно же, он все понимает. Он же не глупец. — Многие из них серьезно пострадали, скончались. Он рассмеялся. Для него это все была шутка, пусть и не очень веселая. Из него бы вышел отличный комик: была бы взрывная шутка. — Зовите все своими именами, — хотел вякнуть пациент, которому явно светит место рядом с ними, — «Шизики», «психопаты» и все в этом духе. Пациенты только в нормальных больницах. Прошлая больница, в которой пребывал Тони, явно станет местной страшилкой, которую будет упоминать чуть ли не каждый школьник. Сгоревшее здание с множеством трупов, которое вскоре станет пристанищем для сталкеров. Жаль, что под обломками оказались не те, кому там самое место – Питер старается отогнать плохие мысли. Нужно было собрать в одной большой комнате всех убийц, маньяков, насильников и Питера, - Тони, - чтобы сжечь их в одночасье. Из этого, наверное, устроили бы праздник, который отмечали бы каждый год, как Рождество или День благодарения. Историю бы приукрасили и убрали всех лишних персонажей, чтобы та стала идеальной страшилкой детям от нуля до десяти лет, которые мешают родителям спать. А может, все это лишь иллюзия. Сейчас дяденька за кадром нажмет на кнопку и по-доброму скажет: «Мелкий, идем на перерыв», — свет погаснет, а актер пойдет в гримерку, чтобы съесть свое яблоко, запивая гранатовым соком. Ведь реальность – иллюзия. Вселенная – ничто, по сравнению с ними. Закупайтесь травкой и смотрите нас по первому каналу. А сейчас будет реклама, не переключайтесь. Зубная паста. У Питера уже не дрожат руки. Он не покрывается холодным потом после всего – привык. Ободранные заусенцы зудят, виски ломит, но Питер спокоен. Будто смотрит «Черное зеркало» и обдумывает, что там происходит. Лишь мы. Лишь в этом мире на одного психически больного стало больше. На несколько десятков больных меньше. Может никто не существует. Это карманная вселенная, которая схлопнется после их разговора. Мы лишь развлечение для Наблюдателя, который пьет чай с ромашкой, закинув ноги на кофейный столик, и истерично переключает каналы на стареньком Филко в поисках интересной судьбы. — Давайте прервемся на сегодня, — проговорил Питер будто не своим голосом и начал собирать свои документы. Тони усмехнулся и повернулся спиной к нему, давая тем самым понять, что разговор окончен. И снова он победил. *** В моем мире ты познал себя самого. Смотришь напротив, И зеркало трещит по кускам. *** Когда все это только начиналось, Питер как всегда опаздывал. Туда, где расскажут интересную историю или как лучше фаршировать печень. Человеческую. Ему это совсем не интересно, но издержки профессии обязывают сидеть внимательно и слушать. А потом написать отчет, сюжет которого Питеру часто будет видеться в кошмарах, после которых он будет просыпаться в холодном поту еще до конца жизни. Однажды он к этому привыкнет, но не сейчас – он еще совсем зеленый. Заходя в нужный кабинет, где только стул с цепями, к которым, словно бешеный пес, прицеплен любимый пациент. Эти встречи ужасны, но также и очень важны. Следовало перестать приходить на них после первого раза – слишком сильно они влияют и на самого Питера. Это как сигаретная зависимость, переходящая в психическое расстройство с наклоном в маниакальность. Ну а от сигарет только рак легких. У этого человек словно герой-любовник, который пришел к Питеру подарить букет цветов, где вместо них самих его расстройства. Это нужно читать, как список достижений человека: с листочка на всю округу. Он – маньяк. Он – психопат. Он – гений. Людей, похожих на него, нужно расстреливать сразу, но полицейские слишком добры. До зубного скрежета правильны, чтобы, по доброте душевной, пустить пулю ему в лоб, избавив многих от проблем. Но нет, пускай лучше до конца жизни сидит на седативных и гниет в заплесневелой комнате подвале ветхого здания. Идеально. Возможно, это лучше смерти для такого человека, как Тони Старк. Но не для налогоплательщиков, коим являлся Питер. Пациент попал сюда недавно. Ранее он содержался в другой психиатрической больнице. Его перевели сюда из-за непригодности прошлой – она сгорела, оставив после себя лишь пепелище и прах. По предварительной версии следствия – это был намеренный поджог, в котором учувствовало шестеро пациентов. Каким образом им удалось это совершить, может сказать только сам Старк, так как остальные либо мертвы, либо не могут говорить из-за полученных травм. Лишь только он вышел оттуда целым и невредимым, словно с обложки глянцевого журнала. Разве что немного борода отросла. Тони расслаблен. У него ладони измазаны чем-то черным. Лицо по-прежнему не выражает ничего. В соседней камере рядом с ним повесился позавчера его сосед. В день заселения. — Доктор Паркер, — потянул Старк первую гласную в фамилии врача. У Питера уже уши резало от этой фразы. Но Тони продолжал называть его доктором и не иначе. Будто собственный фетиш. — Вы опоздали на три минуты и двадцать четыре секунды. Когда впереди вся вечность, только и остается считать секунды от момента к моменту. Секунды, шаги, вздохи. Если доктор спросит, сколько за всю встречу Питер сделал вздохов, то услышит точное число. Но он не спросит. Старк разговаривал только с ним. Он послал множество квалифицированных врачей далеко и подальше, не желая даже удостоить их своим взглядом. По каким-то неведомым – Питеру – причинам он начал разговаривать с ним. Может, увидел в нем свою очередную жертву, или просто личная симпатия. Хотя из проводимых тестов над ним было четко выявлено, что он не испытывает сексуальное влечение кому бы то ни было. Единственное, что вводит его в восторг – очередное насилие. Как-то по неосторожности одна из медсестер в ходе одного обследования над Старком забыла вытащить из своего кармана карандаш. Все произошло настолько быстро, что для подробного изучения инцидента главному врачу пришлось пересмотреть видеозапись этого момента раз пятнадцать в слоу мо. Это случилось из-за некомпетентности рабочего персонала, которые ослабили свой контроль над опасным пациентом. Они привыкли видеть его спокойным и не буйным, что было ему на руку. Он был притаившимся хищником. Старк ослабил одну из веревок, которая связывала его. Буквально в доли секунды выхватил карандаш кармана медсестры и протолкнул в ее глаз. Удар пришелся настолько сильным, что карандаш едва не прошел насквозь черепной коробки медсестры. Старк рассказывал, на что был похож то звук. Будто мокрую тряпку кидаешь лужу. А когда карандаш прошел через кость, то звук напоминал хрустнувшую соломку. Ту, которая покрыта сахаром, и которую дают детям. После того разговора, Питер в тот же день купил соломку и сломал ее в труху. Воспоминания об этом покрывали все его тело мурашками. — А вы как всегда добры, — вдох, четыре секунды. — Расскажите мне о вашем дне. — Не сегодня, док. Все они однообразны и скучны для вас, — ответил тот чуть погодя. Либо выслушивать про его очередной день, как он рисовал чье-то лицо ложкой в манной каше на своей тарелке, либо очередная история с убийством. Он одновременно говорил все, но смысла в этом, как в «Телепузиках» – ни грамма. Вся жизнь это телесериал, а ты в ней рекламная пауза. Клей только вариться на огромном кострище, который позже склеит мысли в клубке. Безумие – это патока на зубах. Где сначала мысли об убийстве, а потом походы в церковь. Сладко-сладко, а потом болят воспаленные десны. Ведь Питер был редкостным болваном, посвятивший свою жизнь науке, а в воскресенье были походы в церковь, ставшие привычкой. Сначала он ходил туда с дядей, но и после его смерти тетя Мэй не перестала изменять своей привычке. Господь бы покарал его за такие мысли. Тетя Мэй схватила бы инсульт, если бы узнала. Питер не верил в бога. Его вера ушла так же быстро, как кровь дяди Бена на его руках. Тогда ее смыл проливной дождь, а вместе с ней и веру в лучшее. Питер вел дневник, где подробно описывал каждую встречу, позже он это использует для материала к научной работе. Ни слова о собственных чувствах, лишь сухие факты и разговоры. Все, что он замечал в его поведение, то непременно переносил на страницы дневника. Время шло как никогда быстро. Работа был на грани написания. Но все же чего-то не хватало для завершения этого пирога под названием «Старк». — Доктор, а вы знаете… конечно, знаете. Если очень сильно огреть человека чем-то тяжелым по затылку, то велика вероятность умереть сразу. Когда человек падает на землю, то в его глазах на несколько секунд можно увидеть панику, страх и умиротворение. В доли секунды. А потом их глаза не выражают ничего, — Питер не знал, что он должен был на это ответить. Эти сеансы сводили его с ума. — Но мясо лучше всего готовить в крови. Так сказать, в собственном соку. Вот так быстро скакать с темы на тему мог только он, никто более. Разве что мог потягаться с ним студент на экзамене, который тот совсем не учил. Если на секунду вспомнить свою прошлую жизнь, то можно… Питер уже не распознает, что можно, а что нельзя. Ему кажется, что сейчас он начал жить. Или осознал, что скоро умрет. Он – кот, который живет не живет в коробке. Глаза в глаза. Будто читает книгу. Он смотрит в самую душу, откусывая ее куски. Питер знает, что человеческое мясо по вкусу похоже на баранье. Только с собственными нотками послевкусия. Об этом он узнал от него – Тони. Когда пациент поделился фактом, Питер по случайному импульсу души в этот же день купил кусок бараньего мяса и приготовил его. Попробовать так и не осмелился. Целый кусок мяса отправился в мусорное ведро. Он осознавал, что стал марионеткой в связанных руках Старка. Только это знание не делало ему ни горячо, ни холодно. Оно будоражило его кровь, заставляла ее кипеть. Однажды Тони пожарит на ней яичницу и скормит ее ему же. Они встречались уже на протяжении полугода. После каждой встречи Паркер докладывал подробный рассказ их свиданий главному врачу доктору Стрэнджу. Тот каждый раз не смел его перебивать, подробно записывая каждое слово на диктофон. У него был животный интерес к этому пациенту, но сам Старк грубо отзывался о компетентности самого Стивена, продолжая вешать ему лапшу на уши, выставляя дураком. Будто с полуслова, будто так глубоко пробрался в разум, пустил свои корни, вступил в симбиоз. Словно буря поднималась при виде Тони. Хотелось спрятаться под стол от одного взгляда, уйти как можно дальше, убить его. Но Паркер исправно из раза в раз приходил на новые встречи, искал их. Словно тот был мышкой-альбиносом, над которой было бы интересно поставить эксперимент. Узнать историю жизни, а потом смолоть в мясорубке живьем. Ведь это не доктор изучал пациента, а пациент доктора. Под лупой на палящем солнце. *** Ты лежишь на не заправленной постели, Лишь часы идут, А ты молчишь. *** Питеру симпатизирует красотка медсестра из первого корпуса. Это видно даже слепому, но не ему самому. Пока ЭмДжей – так она представилась – не позвала его после работы выпить горячего шоколадка в местной кофейне или чего покрепче. В его голове всплыл образ своей тети, которая иронично похлопывает его по плечу и материнским театральным тоном говорит: «Вырос мой мальчик». Нужно было бы ей позвонить, но каждый раз Питер откладывал звонок. Он боялся, что она все узнает. Он боялся, что он все узнает. Девушка была красивой и явно не из этих мест. Ей не стоило работать медсестрой в психиатрической больнице где-то на отшибе земли. Ей нужно было идти в модели или в какую-нибудь рутинную работу. ЭмДжей была умна, обладала хорошим чувством юмора, она была красива. В ее красных волосах отражался закат, а глаза цвета голубого неба. У Старка глаза также были голубые, но если у ЭмДжей – это голубое небо, то у Тони – айсберги на Баренцевом море. Если бы Питер познакомился с ней год назад, то, вероятно, не устоял бы перед ее шармом. — Доктор Паркер, — поморщился названный, но не предпринял попытки что-то сказать на это, — что вы делаете сегодня вечером? — спросила ЭмДжей. Из ее причёски выглядывала прядь волос, и Питер аккуратно заправил ее девушке за ухо. Девушка покраснела и отвела взгляд. Питер сравнил ее с невинной индейкой, которая пасется среди своих собратьев на зеленом лугу. Ее мясо непременно бы было нежнейшим. Сегодня вечером Питер в очередной раз заполнял свои отчеты и старался не поехать головой в этот момент. Каждый раз нестерпимо хотелось пойти в ближайший бар и налакаться там до синьки. Раньше Питер пил редкий раз: по праздникам, и то немного. А сейчас с каждым разом все сложнее игнорировать эти позывы. «Вы просто никогда не пили вино десятилетней выдержки. Оно отдаёт ярким послевкусием и не сильно даёт в голову. Его нужно пить только в определённом месте с определённой закуской, не как с чипсами перед диваном», — явно укоризненный голос Старка отозвался в голове. — Доктор? — пощелкала перед глазами медсестра, глядя как Питер ненадолго провалился в свои мысли. Заусенцы на ногтях неприятно болели каждый раз, как пальцы что-либо задевали. «От вас пахнет сладкими духами, примесь ядреная. Это не в вашем стиле, доктор Паркер», — сказал он также сегодня. Он сидел на довольно приличном расстоянии от Питера. От этой фразы у него заломили виски, но он не спешил уходить, даже виду не показал. «А что для меня характерно?» — спросил оный. Будто Тони вручил ему лично в руки лопату и он, припрыгивая от радости, пошёл её себе копать, чтобы похоронить себя заживо. Он не хотел слышать ответ на свой вопрос. Но это вылетело из него быстрее, чем он сумел сообразить, что сказал. «Запах камина в твоём доме, которым пропахнут твои волосы после того, как я трахну тебя», — Питер промолчал. Наверное, он слишком глубоко ушел в свои мысли, на что девушка начала щелкать пальцами перед его глазами, стараясь дозваться его. — Сегодня я очень занят, может, в другой раз? — отмер Питер, дав себе напутствие хоть иногда смотреть в глаза собеседнику. Возможно сегодня он, наконец, доберется до бара и уйдет оттуда только с белочкой в обнимку. ЭмДжей нахмурилась. По ее лицу было видно, что ей никогда не отказывали. Она знала себе цену и знала, что безотказна. Все-таки быть медсестрой в психиатрической лечебнице совсем не то, чем бы ей следовало заниматься. Она слишком светлая для этого места. Питеру стало на секунду ее жалко. Но лишь на секунду. Питер представил её отрубленную голову на огромной тарелке в День благодарения, вместо традиционной индейки. Как вся семья собирается за обеденным столом. Как мать по кусочку отрезает от ЭмДжей части лица и раскладывает своим детям и любимому мужу вкусное лакомство. Как они беззаботно обсуждают соседку Грэйс, которая вчера угостили их очень вкусным пирогом. Вся семья бы сидела за одним столом и ничего подозрительного бы не замечала. Ничего не ответив и не став дожидаться ЭмДжей, Паркер просто развернулся и ушёл в сторону стационара. Сегодня было еще много дел, помимо его пациента. Голова ломила болью. Он был везде. Наполнял каждую клетку тела Питера, пробрался в мысли и не смел отпускать. *** Каждый ищет выгоду в деяние, Ты мне две тысячи баксов, Я тебе нож в спину. *** Питер стоял под теплыми струями душа в своем домике. Сегодня у него был выходной, и он решил в этот день не высовываться из дома. «Паркер, когда я выйду отсюда, я заберу тебя с собой, — если до этого момента Питер смотрел на пациента отстранённо, то брошенная фраза вмиг привлекла всецело его внимание. Он оторвался от краткого описания разговора в своем дневнике и смутился. — Ты как маленький ягненок. Я хочу думать, что твоя плоть будет на вкус такой же мягкой, как филейная часть ягнят. Их лучше всего готовить в молоке, чтобы ощутить полноту вкуса. Их мясо лучше не жарить, а тушить на пару». У Питера перехватило дыхание, рот наполнился слюной. Пытаясь совладать со своими чувствами, он намылил мочалку и начал тереть свое тело. Он словно старался отмыться от этих слов. Внизу разлилось тепло, но сам Питер предпочитал не обращать на это внимание. Он тер свою кожу до покраснения, словно в помешательстве. Он стоял под душем уже минут пятнадцать, все обдумывая вчерашний разговор. «Я накормлю тебя нежнейшим мясом ягненка. Интересно, будет ли это в твоем случае считаться каннибализмом? Да и не важно, — сказал Тони близко-близко, отчего Питер немного напрягся. Он находился за стеклянной стенкой, но сейчас казалось, будто это расстояние сократилось до двух миллиметров. Протяни тот руку и тот схватит его за шею». Рука Питера неосознанно опустилась на стоящий член. В мыслях он успокаивал себя тем, что это все от перенапряжения, что он всего лишь устал и старается унять свои нервы. Перед глазами было его лицо. Питер был уверен, что однажды именно он убьет его. Он все еще надеялся, что скоро проснется и окажется в доме своей тети. Соберется и пойдет в школу, где он снова станет изгоем, которого будут задирать одноклассники. Но морок не спадет, мальчик, это реальность и нужно принять ее такой. Питер отрицал бы даже на электрическом стуле до последнего, что у него подгибаются колени от хриплого голоса Старка. Он медленно провел по всей длине члена одной рукой, а другой оперся о запотевшую кафельную стенку. В голове вспыхнул пожар, а внизу разлилось тепло. «Я свяжу твои руки за спиной и прижму к краю столешницы. Ты будешь вырываться, кричать, царапаться. Возможно даже ранишь меня, — сказал он и облизнул нижнюю губу. — Медленно растяну на сухую, чтобы вы, доктор Паркер, почувствовали все в полной мере. Ты будешь умолять о пощаде, но и тогда я не остановлюсь, — его шепот выбивал из колеи. Питеру следовало уйти, но он будто приклеился к своему стулу, даже не смея отвести взгляд от ледяных глаз напротив. — Уверен, что твоя кровь будет по вкусу как дикий мед – один глоток, и я опьянею». Интересно, на что по вкусу будет похожа кровь Тони? Движения стали чаще, Питер простонал сквозь зубы. Он все еще стоял под душем, вода которого уже стала чуть ли не ледяной. Это был конец. Перед его глазами стояла описанная картина Старка. Голос разума давно бился в истерике головой об стену, а желание взяло верх. Он бы отдался ему без остатка. Питер был уже на пределе, его рука двигалась быстро. Возможно, именно этот момент стал безвозвратным для него. Возможно, именно в этом момент он понял, что пропал раз и навсегда. Есть в книгах момент, когда у главного героя настигает озарение. Так вот, это было оно. «Доктор Паркер, вы будете стонать от боли после моих укусов и резких движений, но даже тогда я не остановлюсь. Я не оставлю на вас и живого места». Питер кончил также быстро, как и начал. После секундного оргазма он испытал дикое отвращение к себе. *** Моя любовь когда-нибудь тебя убьет, Если бы ты знал раньше, Пятки бы сверкали чаще. *** — Ты пока заказывай, я отойду в уборную, — проговорил Питер своей даме на этот вечер. Он не хотел заводить отношения в этом городе. Но для самого себя решил, что все же стоит сходить на свидание с ЭмДжей. Это даже свиданием было трудно назвать. Они просто заглянули в местный паб, где собирались напиться. Питер осмотрел себя в грязном зеркале уборной. На нем были разводы, но он вполне мог видеть себя. За все время пребывания в этом городе, Питер заметно похудел и осунулся. Под его глазами залегли синяки – каждый раз, когда он закрывал глаза, тот видел голубые глаза. Ему бы и самому не помешал психиатр, но Питер в этом никому не признается, даже самому себе. Стоило поторопиться, ведь девушка ждет его. Когда Питер вышел, то увидел интересную картину. Рядом с ЭмДжей сидел какой-то парень, который что-то усердно ей рассказывал, а та слушала его, чуть дыша. Приближение Питера она даже не сразу заметила, а как заметила, то помахала. — Питееер, — потянула она гласную, что мгновенно резануло по его ушам, — познакомься, это мой друг Гарри, — тот протянул ему руку, на что Питер, поколебавшись, ответил. «Когда вы открываете глаза то, что первым делом видите? — прошептал в голове далекий голос Старка, — могу рассказать, что вижу я». — Приятно познакомиться, — ответили синхронно Питер и Гарри, на что оба рассмеялись. Возможно, с Питером еще не все потеряно. Или он просто так хочет думать. «Я вижу цитаты на потолке. Это последние слова моих жертв». Наверное, ему стоило идти в театральный. Тому, как быстро он меняет маски на своем лице, позавидовал бы любой актер. Питер старался отогнать морок как можно дальше от себя, закидывая в себя очередную стопку горячительного пойла. Больше виски - меньше мыслей. «Я хочу думать, что твоим последним словам будет мое имя», — в мыслях Тони, а в руках талия Гарри. Он пьет, первую, третью, пятую. Под плеядами звезд признался ему, что не вывозил эту жизнь. *** У твоего друга три яблока, А у тебя ничего, Совсем. *** Когда все это началось, Питер сидел в своем кабинете – это он так назвал каморку, которую ему выделил доктор Стрэндж. Он закончил свою научную работу и через два дня должен был закончить свою практику в этой больнице. На его столе дома уже лежали обратные билеты домой. Он намекнул об этом Старку дней пять назад. На что тот усмехнулся и предпочел закончить разговор. Столько же они и не виделись. Наверное, это было к лучшему. Питер испытывал невероятную тягу к саморазрушению. Он все еще отчаянно считал, что может просто сбежать. Только он позабыл, что нельзя убежать от самого себя. ЭмДжей предложила сегодня устроить прощальную вечеринку в местном баре. Под вечеринкой она понимала накидаться в слюни, на что Питер был только рад. Сегодня он заканчивал полностью свою работу, даже в какой-то степени сбегая. Он боялся своего желания, поэтому как маленький мальчик хотел спрятаться под огромную юбку своей тети на ближайший год. За все это время он мало с кем общался из рабочего персонала. Пару раз выпивали с Недом – местным санитаром, который в основном работал в ночные смены. Даже один раз сходил на свидание с Гарри — тем самым, с кем его познакомила ЭмДжей. Только это ничего хорошим не закончилось. Питеру нужна была разрядка, а Озборну глубокие отношения. В этом и были их расхождения. Возможно, если бы Питер узнал его раньше, то все закончилось бы иначе. Но сейчас он имел за собой разбитые планы и нервный тик. Где-то за дверью прогремел взрыв, отчего в комнатке посыпалась штукатурка с потолка. Питер в эту же секунду подскочил. Послышалась сирена, которая оглушала. Он представил себя героем какой-то игры в постапокалипстическом мире, где он должен был спасти себя. Мир вдруг показался сюрреальным, перестало хватать воздуха из-за паники. Сейчас ему не хватало схватить паническую атаку, которой у него не было так с первого курса. У Питера шок. Гипервентиляция. Он задыхается не от недостатка воздуха. Он схватился за голову и осел на колени прямо на грязный пол. Ему было все равно, что он испачкается. У него не было сил об этом думать. Воздуха не хватало катастрофически, он щупал, сжимал свое горло, заставляя работать. В его жизни слишком мало было подобных моментов, чтобы быть хоть как-то готовым. Вдох. Выдох. Сдох. Вдох. Нужно сконцентрироваться на чем-то одном. Приложить все силы к этому. Но он не мог не мог не мог. Он забыл, как дышать. Там за стенкой шум. Люди кричат. Питер не дышит. Возможно он даже отключился. *** Сбиваю руки в кровь о стены, А что же ты? Молчи! *** — Посмотри на мои руки. Не отрывай взгляда, — доктор был напуган, но все же послушался. Его запястья были изрезаны неровными линиями. На них не было живого места. Останутся шрамы. Некрасивые. Его голос обволакивал Питера. Он понимал, что сейчас отключится окончательно из-за панической атаки, поэтому его больной мозг выдавал галлюцинации. Доли секунды, и его целуют. Сминают обкусанные до крови губы, буквально заставляя прийти в себя. Это как резкий крик в фильмах ужаса. Только поцелуй. Это как будто ты качаешься на стуле и, позабывшись, в свободном падении летишь спиной назад. Только поцелуй. Он отстранился. Его глаза как Баренцево море, в котором растаяли все до единой льдины. На фоне был слышен шум, крики помощи. Сколько он тут просидел? Пять минут? Тридцать минут? Два часа? Большие ладони приблизились к лицу доктора, а тот и не думал отстраняться ни на миллиметр. Хотел приблизиться ближе, льнуть к этим манящим и ужасным рукам. Это всего лишь делирий, сейчас Питер успокоиться, и это все пропадет. Питер надышался пылью и смогом, который сочился из открытой двери напротив. Сейчас. Секунду. Но он не растворился. Все эта напускное спокойствие было лишь ширмой. Тони мог в любой момент схватить его за волосы и с силой ударить по столу. Чтобы голова упала, как тарелка из скользких рук и разбилась о пол с глухим звуком. Он бы присел на колени и подцепил пальцем лужицу крови. Попробовал, наконец, на вкус, точно убедившись, что она с привкусом железа. А, может, действительно, дикий мед. Сейчас в комнату ворвется отряд медбратьев со шприцем и электрошокером в руках. Но Тони явно не заботило это. Будто он был уверен, что сейчас все будет спокойно и тихо. Будто это все нормально, что особо опасный пациент сидит без наручников один на один в комнате с собственным лечащим врачом. Паркер думал, что если сейчас из него выйдет хоть звук, вздох, то весь этот морок рассеется, и Старк его все-таки убьет. Будто он вручил Тони нож в тот момент, когда в первый раз появился в этой лечебнице. Ключ от сердца, как бы иронично это и не звучало. Только не ключ, а нож. В спину. Прижал голову доктора к своему плечу, впитывая чужой страх и нервную дрожь. Питер еще боялся, как боятся мотыльки, летящие под палящим светом лампу, которая непременно рано или поздно испепелит их. Но они не понимают, как такое прекрасное сжигает их крылья. — Вы не боитесь меня? — сказал Старк с насмешкой. Провел израненной рукой по кудрявой шевелюре, пальцами путаясь в причудливых витках волос. Еще как боялся. Настольно сильно, что жался слепым котенком к теплой руке. А может и не существует всего этого. Не существует заговора, всей этой театральщины. Не существует Старка. Все это он, Паркер окончательно сошел с ума и придумал себе монстра. Который спасет и защитит, а в свободное время накормит вкусным ужином и погладит по голове. Больше не существует доктора Питера Паркера. Есть только симбиотическая живность, которая проникла в грудину, наполняя своим существом его лёгкие, заставляя биться сердце в такт своему - медленно, с оттяжкой. Питер был лишь куклой чревовещателя. — Маленький, маленький доктор Паркер, ты словно кролик, который угодил в логово страшного зверя, — он провел по скулам пальцам, оглаживая спелые щеки, прошёлся по ушам – они были особо чувствительны. Над вратами ада «Оставь надежду всяк сюда входящий», а в личном аду Питера блеск голубых глаз.