Луна сегодня красивая

      Реборн возвращается в магазинчик снова и снова, с перерывами на заказы и попойки в компании остальных Аркобалено. Есида (Тсу-на-е-ши) лишь вздыхает, завидев в двери знакомую фигуру и машет рукой в сторону теперь уже его кресла:       — Кофе, Реборн-сан?       — Для Вас — просто Реборн, прелестная донна, сколько мы уже знакомы? — девушка бурчит что-то похожее на «всего-то три месяца» и «какой же Вы невыносимый», закатывая глаза, но снова и снова приносит ему ароматный напиток и оставляет наслаждаться его горечью в уютной тени.       В магазинчике тихо и прохладно: приближается зима. В воздухе разливаются остатки Тумана и Облака — опять её подчинённые что-то не поделили друг с другом. Возможно, апельсиновые кантуччи, которыми сейчас закусывает мужчина. Аркобалено самодовольно хмыкает — да он здесь главный любимчик! — но тут же хмурится: он по-прежнему не чувствует Неба.       Ведь здесь же должно быть Небо, так?       Скрыть Пламя в принципе сложно, но можно, особенно когда дело требует определённой деликатности. Реборн и сам не раз такое проворачивал — достаточно хитрого амулета работы Талбота (вещь штучная, деликатная, стоит как однушка в центре Лондона) или созданной искуснейшими из Туманов личины. Такие умеет делать Мармон, правда, и дерёт он за них три шкуры, вредная жаднюга.       Проблема в том, что у каждого из вариантов есть свои сроки годности — со временем и личина, и артефакт истощат свой запас, затребовав подзарядки. Зависит это в первую очередь от силы носителя. Реборну хватало максимум на неделю, пока его Солнце не уничтожало чужое Пламя. Рано или поздно, но истинная суть всегда прорывалась наружу.       Верде — не иначе как в попытках отвязаться от обуянного жаждой интереса к теориям Пламени собрата-Аркобалено — поделился с Реборном интересной находкой. По словам Грозы, Джотто, первый дон Вонголы, владел так называемой техникой прорыва Точки Нуля, которая позволяла обращать всё, попавшее под его Пламя, в лёд. Впрочем, Солнце знал об этом и ранее, слышал как-то от Ноно, вскользь упомянувшего великого предка, как-то расправившегося с врагами подобным образом.       Однако Верде прошёл в своих изысканиях куда дальше: по его подсчётам выходило, что подобную методику можно было использовать для запечатывания Пламени внутри человека. Правда, поёжился Реборн, со всеми вытекающими: нарушение координации, снижение умственных способностей, отсутствие эмпатии, депрессия и прочие прелести пограничного расстройства личности. А ещё — сниженная температура тела. Всегда.       Вот только маленькие ручки Тсунаеши были всегда тёплыми: и когда она вытолкнула опешившего от такой наглости Аркобалено в его первый визит в магазин, и когда он касался их, принимая божественный кофе (ну что за женщина!), и когда шутливо целовал их — ладони ли, нежное запястье — и приглашал вновь и вновь на свидание, любуясь слегка краснеющими ушками и слыша твёрдое «нет» в ответ.       В донне Есида не было ни грана Пламени — не зря же Реборн здесь столько месяцев ошивается с проверками, падая, как первый снег на голову. Темно-карие, почти чёрные глаза смотрят устало и с укором, но в них нет ни капли, ни искры Небесного огня. В воздухе лавки витают остатки эманаций чужих Ураганов и Гроз, Дождей и Солнц — многие приходят в магазинчик Есида: почитать, приобрести информацию, нанять её сокланников…       Или же попытаться в очередной раз надавить на беспламенную девушку.       Отчасти Реборн понимал логику настырных идиотов: в Италии с этим всё было просто — во главе Семьи (клана, группировки) должен стоять Пламенник, и точка. В идеале, Небо, потому что именно Гармония этого атрибута позволяла стягивать вокруг себя, объединяя и подчиняя единой цели, столь непримиримые порой Элементы. Да на тех же Вонголу с Варией посмотрите, что ходить далеко за примерами.       Вот только европейцы зачастую забывали, что Пламя не имело географической привязки и проявлялось не только, скажем, на Сицилии. У тех же Триад и якудза были совершенно иные представления о прекрасном, как следовало из рассказов Аркобалено Урагана. По словам Фонга, в Первой Триаде королевским атрибутом Небеса, конечно, считались, но использовались больше как дипломаты, тогда как фактически кланами руководили Облака, жёсткой рукой наводившие свои порядки и муштровавшие окружающих в хвост и в гриву.       Или Дожди — те, правда, больше действовали пряником, чем кнутом, прибивая всех сочащимся умиротворением. Лидерами могли быть Солнца и Грозы, пожалуй, только Туманникам не давали такой воли, понимая, что столь нестабильным Элементам просто в какой-то момент наскучит упорядочивать всё вокруг себя и тогда мир полетит в тартарары. Поэтому с ними сотрудничали, их делали членами Семьи, но дать им в руки власть?       В конце концов, последний дон Эстранео вопреки традициям Сицилии тоже был Туманом, и все в Италии успели убедиться в катастрофических последствиях его руководства. А вот, скажем Реборн или Фонг, как носители Пламени Солнца и Урагана, могли бы с лёгкостью организовать свои кланы в Китае, и никто бы даже глазом не моргнул. Только отправили к ним дипломатов для завязывания отношений и возможной привязки Элементов, но не более. В конце концов, улыбался мастер боевых искусств, у сильных Небес могло быть куда больше атрибутов, чем привычная шестёрка.       Мирным путём подмять под себя перспективных Пламенников? Да кто же откажется!       Но то хитровымудренные китайцы, у японцев (а Реборн не собирался забывать о происхождении столь интересующей его пигалицы — хотя какая она пигалица в двадцать семь лет? Как шутила в таких случаях Лар, маленькая девочка — до старости щенок) оказалось — по словам всё того же Фонга, ради которого пришлось расщедриться на полноценную чайную церемонию — что Пламя не играло никакой роли.       Вообще.       Поэтому, кстати, туда в своё время и сбежал Джотто-Иэясу: да, в Стране восходящего солнца до сих пор подозрительно, если не презрительно, относились к гайдзинам и травили полукровок-хафу, но у бывшего Примо были знания и навыки, ради которых его приняли с распростёртыми объятиями. А в остальном — ну, есть у человека Пламя, мало ли у кого какие недостатки? Наличие Атрибута засчитывалось плюсиком к карме, но и только.       В Японии чтили кровь, предков и традиции — поэтому часто главенство в клане наследовалось по прямой линии, со своими казусами и прецедентами, как без них. Но оябуном могли — и были — зачастую самые обычные люди, без малейшего отголоска Пламени. Просто потому что они были рождены для власти, настоящие лидеры. Главным качеством главы была несокрушимая Воля — и перед такими склонялись даже самые строптивые Атрибуты: применение находилось каждому, были бы желающие.       Нынешний оябун Хибари, к примеру, был одним из таких беспламенных, что совершенно не мешало Золотому Дракону ни выколачивать пыль из Фонга, чья сестра вышла замуж за наследника клана, ни гонять в хвост и в гриву строптивых подчинённых, ни вправлять регулярно мозги внучке Кимико, унаследовавшей Облачное пламя и мерзкий характер своей бабки, потомка японской ветви Алауди.       — За настоящим вожаком пойдёт любой, и неважно, какой Атрибут, — усмехнулся Фонг, — если госпожа Есида вполовину похожа на Рю-сама, то ей хватит сил укоротить и Туман, и Облако, и прочие элементы.       Даже если она не Небо, так и читалось на привычно невыразительном, улыбчивом лице китайца. Вразумлять окружающих словами и тумаками у Тсунаеши выходило изумительно. Частенько засиживаясь в магазине за интересной книгой и кружечкой кофе, Реборн имел отличную возможность понаблюдать за хозяйкой заведения и её методиками вправления мозгов окружающим. В такие минуты элегантная тихая девушка превращалась в фурию, движением ресниц и взмахом кисти сметающую обидчиков на своём пути.       У Есиды Тсунаеши не было Пламени, но были как минимум два верных Атрибута, подросток на попечении и беспламенные бойцы — Реборн как-то случайно пересёкся с одним из них. У необычно высокого японца были невыразительные черты лица (на языке миндалем оседал тонкий, еле уловимый привкус Пламени сокланника-Тумана) и холодные глаза прирождённого убийцы. За спиной парень (Кеши-кун, ласково встретила его Тсуна, заставив Солнце нахмуриться) держал футляр с торчащей битой, но Аркобалено мог с той же лёгкостью представить в руках парня катану.       Истинный самурай, прямо как на картинках про средневековую Японию — с поправками на то, что на дворе стоял двадцать первый век. Такой человек вполне вписывался в рассказы Фонга о царящих в стране многовековых устоях. Левая рука своего избранного владыки, несущая его волю не из-за налагаемых на Хранителей уз, но исходя из собственных представлений о чести и достоинстве.       Реборн знал многое о многом, но открывавшийся ему с момента знакомства с Семьёй Есида мир будоражил воображение и заставлял по-новому смотреть на происходящее вокруг, не решая при этом главного для Реборна вопроса. Допустим, у Тсунаеши (Тсу-на-е-ши, Тсу-на, Е-ши) не было Пламени — это не редкость. Девушка возглавляла собственный клан? К половой принадлежности главы у сицилийцев вопросов не возникало — в мафии хватало донн, цепко держащих власть в хрупких ручках.       При определённом ракурсе и освещении японка до жути напоминала Первого дона Вонголы? Так, по статистике, у каждого человека на планете имелось около пяти-шести «двойников», так что здесь просто оставалось развести руками и посочувствовать информатору, благо пока ей везло и никто к ней пристально не приглядывался (или за это стоило поблагодарить невидимо ку-фу-фукающий порой в доме Туман?)       Вот только это всё, нахмурился Реборн, выпадая из своих размышлений и отставляя в сторону опустевшую фарфоровую чашечку, не объясняло гудящего тока в его собственной крови. Родное, привычно бьющееся под кожей Пламя сходило с ума при каждом прикосновении к девушке, словно пыталось пробиться, достучаться до пустоты. Возможно, догадываясь о чём-то, о чём не мог вообразить и сам Реборн.       В среде Пламенников эффект резонанса обсуждался нечасто, а зря, по мнению того же Верде. Это не было связью Атрибутов, узами Истинных или чем-то подобным. В резонанс чаще всего входили Пламенные — активные и латентные, но схожие эффекты, по словам гениального исследователя, могли наблюдаться и у простых людей. Вот только возникал подобный эффект при очень определённых обстоятельствах. В резонанс вступали с близкими по духу родственниками, с наставниками и учениками (подобное когда-то произошло у Лар с Колонелло)… и с возлюбленными.       Это была своего рода настройка: самыми удачными считались Семьи, где Элементы входили в резонанс со своим Небом, буквально спаиваясь в единый организм. В браках пламенников с резонансом рождались сильные наследники, а супруги понимали друг друга, казалось, с полувздоха. Однако то, что в романтической литературе возвышенно называли «соулмейтами» и «любовью с первого взгляда», не возникало на пустом месте.       У беспламенных резонанс возникал вследствие долгого и продолжительного взаимодействия. В мире мафии решение за своего обладателя принимал Атрибут, чаще всего одномоментно и бесповоротно. Вот только почему у Солнечного киллера Реборна мгновенно возник резонанс с беспламенной донной Есида, если они до той самой первой встречи не то что не общались — даже в глаза друг друга не видели?       Так много ответов — и всё больше вопросов.       — Реборн-сан? — и всё же есть в ней что-то такое, невидимые бесы, прячущиеся в бездне гречишно-медовых глаз. — Простите, мы закрываемся на сегодня.       — Так рано? — у мафии нет графиков и расписаний, тут каждый сам для себя определяет приёмные часы, но в лавку Есида, как и в любимый бар всех наёмников Палермо La Volta, посторонние заходят практически в любое время суток. И вот так в три часа дня уйти? — А как же Ваша несравненная Наги-чан?       В отсутствие Тсунаеши киллер пару раз встречался с её заместительницей — миловидной японкой с притороченным за спиной шестом. Тихая, скромная женщина подкармливала, по словам соседей, всех котов в округе и обожала сов. А ещё её постоянно окутывал чужой Туман, как ревнивец, стремящийся спрятать возлюбленную от малейшего намёка на чужие поползновения и даже не собирающийся скрывать своих чувств.       Ох уж эти влюблённые.       — У Наги-чан свидание с Куро-куном, — неожиданно ласково улыбается Есида, и Реборну хочется, чтобы только на него смотрели так. Чтобы улыбались нежно, касаясь лица тонкими пальцами. Чтобы всё это спрятанное от чужих глаз тепло принадлежало одному лишь Аркобалено, вместе с объятиями и поцелуями.       Чёртов резонанс, мысленно вздыхает Реборн, а Пламя в крови гудит жадно: «Мое, мое, наше, она наша, они наши, Тсу-на-е-ши, Е-ши, Тсу-на».       — А Вы?       — Что я? — смотрит ещё так непонимающе. Раз-дра-жа-ет. Намёков не понимает или лишь делает вид? А может, не понимает намёков только от самого Солнца? Поневоле хочется разозлиться, что в кои-то веки собственный прославленный статус не только не очаровывает интересную ему особу, но и, кажется, сводит всё к исключительно рабочим отношениям.       А Реборн хочет совсем не этого.       — Тоже на свидание? Неожиданно рано для подобного, — глаза в глаза, что ты скажешь на это, Тсу-на-е-ши? Маленькие ушки очаровательно краснеют, а их владелица, кажется, всё-таки смущается, но взгляда не отводит. Да, вот так, смотри только на меня, пичужка. Не отворачивайся.       — Всего лишь рабочая встреча со старыми знакомыми, впрочем, — непривычно робко улыбается ему донна Есида, и у Реборна словно в голове перещёлкивает. Вот ты какой, выстрел в голову навылет, — никто Вам не мешает сопроводить меня, Реборн-сан.       Значит, встреча с кем-то лояльным — если не Аркобалено, то Джильо Неро. Либо… Есть у Реборна еще одно предположение, которое ему не слишком нравится. Впрочем, всё неудовольствие от этого перекрывает удивлённый взгляд «Ледяной донны», когда он встаёт из кресла и берёт в руки маленькую тёплую ладошку.       — С удовольствием, госпожа, — и целует её, обжигая мягкую кожу руки тёплым Солнцем, прежде чем положить на сгиб предплечья. — Но после все же давайте заедем в Cerniglia — там подают удивительные канноли.       Кажется, Тсунаеши всё же умеет краснеть не только ушами — и это полностью искупает необходимость куда-то ехать.       Особенно, думает Реборн, слыша знакомый адрес, к этому надоедливому любителю зефирок Бьякурану Джессо.