Странный день

Идзаки смотрел в окно и пытался справиться с собой. Десять минут назад он увидел то, что не должен был видеть никогда. Просто потому, что теперь его гребаная жизнь окончательно разделилась на "до" и " после". Десять минут назад он увидел Гендзи Такия, снимающего футболку. Блядь... Хотелось скулить, тонко и протяжно. Осеннее солнце на оливкой коже... Острые ключицы... Ямочка между ними... Плоский живот в восемь кубиков пресса... И блядская дорожка из волос, протянувшаяся по животу и пропадающая в брюках с белым ремнем... А самое тяжёлое - взгляд, которого нет и не может быть у Гендзи Такия. Лёгкий, мягкий и теплый. И этот взгляд сломал Идзаки окончательно. Так можно смотреть на любимого человека, проводя пальцами по щеке после дикого оргазма. Можно смотреть на спящего младенца, пытаясь осознать, что это часть тебя спит и пускает во сне пузыри. Но увидеть такой взгляд у Гендзи... Из Идзаки словно вышибли весь воздух, а потом загнали под ребра крюк и выбили землю из-под ног. Даже если он вырвет себе глаза, то уже никогда не забудет эту картину. Подыхать будет, но и тогда будет помнить. Идзаки очнулся от лёгкого подзатыльника. Поднял глаза и увидел прямо перед собой того, о ком думал последние десять минут... Месяц... Полгода. Блядь. Сквозь туман в голове стали просачиваться обрывки слов. - Что? Прости, Гендзи, я не расслышал. Я... - Задумался? Шун криво ухмыльнулся. - Ну типа того. - Я спрашиваю могу я тебя поцеловать? Нет, похоже сегодня какой-то реально странный день. Сахара, Гоби, Калахари... Какие там ещё есть пустыни? Шуну казалось, что все они разом попытались засыпать свои пески ему в глотку. Он попытался оторвать язык от нёба, сглотнуть, но слюны не было как таковой. - Это новый вид стёба? Идзаки пытался собрать себя в кучу и осмыслить происходящее. Получалось плохо. - А Токио? - Нахуй Токио. Круто. Бровь непроизвольно дернулась. - А Серидзава? - Туда же. Пиздец. Идзаки боялся смотреть в глаза Гендзи. Он сейчас был, как книга без обложки, как моллюск без раковины - своими словами Такия сорвал защитную оболочку, в которую Шун прятал себя... От самого себя... - Так что? Я могу? Этот придурок серьёзен? Шун сполз с парты, на которой сидел, и хотел просочиться мимо Гендзи. Ага... Пять раз. - Гендзи, не шути так. Не шути так со мной. Но Такия уже схватил его шею в локтевой захват и прижал к себе. - Кто здесь шутит? Кожа Гендзи на шее Шуна. Там, где она прикасается, всё горит огнём. Надо освободиться, но Идзаки понимает, что не хочет. Наоборот, он хочет ещё. Быть ближе. Чувствовать спиной мышцы груди Такии. Шун закусил щеку изнутри. Во рту стало солоно. Рывок, но не тут-то было. Гендзи держал крепко. Провёл пальцами по руке Идзаки. Вроде нежно, но кожу обожгли миллионы искр. Взял за запястье и резко заломил руку назад. - Сука, ты что творишь? А губы Такии уже обжигали дыханием ушную раковину. Влажный язык прошёлся по контуру уха, зубы прикусили мочку. - Шшшшууууннннн. Почему ноги вдруг стали ватными? - Знаешь, на что похоже твоё имя? На шелест гальки в прибрежной волне. Шшшшууууннннн. - Гендзи, да ты поэт. Идзаки пытался скрыть за сарказмом свой страх. Вот сейчас он не выдержит, он повернет голову и будет, как в мечтах. Губы Гендзи накроют его. А что потом? - Пусти. - Нет. Я видел... - Что ты видел? Идзаки судорожно сглотнул. Кадык дернулся вверх и вниз. - Я видел, как ты смотрел на меня там. Из лёгких вышел воздух. Блядь. Ну за что ему всё это? Ну почему всё сразу сегодня? - Хорошо. Идзаки словно прыгнул с крыши. - Поцелуй меня. Он сдастся. Только один раз. Можно придумать, что его принудили. Такой самообман не был в правилах Идзаки, но сегодня почему-то хотелось. Захват на шее ослаб, и Шун повернул голову. Наткнулся глазами на красные губы и уже не мог отвести от них взгляд. Рука Гендзи сместилась. Теперь его ладонь лежала на шее Идзаки. Длинные пальцы сжимали горло, но Шун позволил бы и больше. Сегодня точно странный день. И вот уже губы Гендзи в миллиметре от губ Идзаки. Он что, дразнит его? Но руку уже отпустили, и Шун мог бы освободиться. Легко... Но теперь уже точно не хочется. Хочется чувствовать ладони Гендзи на своей шее... На затылке... Давление, которое заставляет не убегать... Ждать... Желать... Губы Такии теплые и сухие. И что поражает - они удивительно нежные сейчас, когда накрыли губы Шуна. И язык влажный и мягкий. Это, наверно, единственное, что есть мягкого в Гендзи. Но он поразительно нежен, Идзаки даже не представлял себе, что он может быть таким. И Шун уже сам зарывается пальцами в волосы Гендзи, тянет его на себя, открывает жадно рот, выпускает свой язык и перелетает его с языком Такии. Идзаки понимает, что его накрывает. Его подхватило волной, и всё, что он может сделать - отдаться этой волне, оседать её, как серфер, и плыть. Куда? Там видно будет. А Гендзи уже сидит на парте, лапает его за задницу и притягивает Идзаки к себе. И оторваться от него немыслимо, невозможно. Но можно позволить себе то, чего так дико хочется - забраться руками под футболку, подцепить ее за края и стащить с Гендзи. Увидеть снова это тело... Острые ключицы, которые теперь можно целовать и лизать, а не просто смотреть. И провести языком по шее, почувствовать пульс жилки и соль пота. Спуститься ниже и прикусить шоколадный сосок, втянуть его ртом... жадно... Потом второй. А Гендзи откидывает голову назад и смеётся. И это так на него не похоже... Но от его смеха напрягается пресс, и кожа натягивается сильнее. И руки Идзаки гладят и мнут это тело... И приходит мысль, что ему можно... Ему всё сегодня можно, даже то, о чём нельзя думать... Потому что сегодня странный день. И поэтому можно опрокинуть Гендзи спиной на парту, и расстегнуть ремень и брюки. И можно даже стащить их вместе с бельём. Солнце ласкает сквозь стекло тело Гендзи, а Идзаки ловит солнечные зайчики. Нахуй Токио. И Серидзаву туда же. В этом мире есть только Гендзи и Идзаки, Идзаки и Гендзи. Круг замкнулся. Член Идзаки стоит колом. Не понятно как и когда, но Шун уже успел освободить себя от такого ненужного сейчас предмета одежды, как трусы. И его головка уже блестит от выступившей смазки. - Гендзи... Можно я... - Трахнешь меня? - Грубо. Но верно. - Тогда поторопись, Шшшшууууннннн. И от этого "Шшшшууууннннн" улетают остатки самообладания. Идзаки вытаскивает из кармана презерватив и, разорвав зубами упаковку, раскатывает его по своему члену. Он прижимается к Гендзи и толкается внутрь. Пока только головка, но он подождёт пару мгновений и войдёт дальше, глубже. Черт, Гендзи, почему ты такой тесный? Но Рубикон перейден, и дальше легче. Потому что Такия расслабляется и пускает его, Идзаки Шуна, в себя. Целиком. До упора. Выйти немного и снова войти... Снова... И снова... Горячие стенки обхватывают член Идзаки, ласкают его, источают сок, вбирают в себя и не отпускают. И сам Идзаки не хочет уходить из этой горячей тесноты. Он хочет только вбиваться раз за разом, глубже, хотя кажется, что глубже уже не куда. - Гендзи!!! Он сошел с ума, кричит в полный голос. И... Просыпается. По животу течет сперма. Он кончил во сне. Во сне, в котором он был с Гендзи Такия. Целовался с ним. Любил его. Прямо на парте. Блядь... Блядь... Блядь! Это всего лишь сон...

***

Когда Идзаки приходит в школу, он чернее тучи. Те, кто видит его, уступают дорогу и жмутся к стенкам коридора. Ладони сжаты в кулаки и спрятаны в карманы брюк. Чтобы никто не видел, как дрожат пальцы. И не трогайте меня, ну пожалуйста, не говорите со мной! Но никто и не пытается - он излучает опасность, и каждый встречный чувствует это кожей, и никто не хочет попасть под раздачу. И весь день он сам не свой, молчит и кусает губы в кровь. А после уроков поднимается на крышу. Ему нужно противоядие для мозгов. У него явно интоксикация. Ему надо, физически надо, чтобы ветер прочистил мозги, иначе он захлебнется от своих мыслей. И там, стоя у края, он видит то, чего не должен видеть - как Гендзи Такия снимает футболку и солнце золотит его кожу. И, словно почувствовав на себе его взгляд, Гендзи поднимает глаза и смотрит прямо в душу Идзаки. Так ласково и нежно. Как этого просто не может быть. Сегодня точно странный день.