Кредо твое

      «Я не должен лгать».       Кровь потекла по предплечью, пропитывая рубиново-красной жидкостью белую рубашку. Пусть. Будем считать, это — моя жертва за клинок.       «Я не должен лгать».       Новая волна боли. Впрочем, она — ничто, по сравнению с болью в старом шраме на лбу, что вот уже несколько месяцев не дает мне жизни. Но я пока не сделал ничего, что навредило бы Братству. И не сделаю этого никогда.       «Я не должен лгать».       Самодовольная рожа профессора Амбридж, украшенная этой жуткой и глупой жабьей ухмылкой. Пусть ухмыляется. Я скрываюсь на виду у всех, как завещали мои далекие предки. И ты, профессор, никогда не догадаешься, кто я, пока не ощутишь холод клинка позади себя.       «Я не должен лгать».       — Что-то не так?       — Нет-нет. Все в порядке.       О, да. Все и в самом деле в порядке. Теперь в порядке. Ведь ты в этот вечер перешла границу. Кодекс запрещает мне убивать невинных людей. А на твоей совести, должно быть, не только этот вечер. Скольких еще ты пытала? А скольких прикопали по твоему приказу? Не знаю. Да это и не важно. Важно лишь одно — ты делаешь это лишь потому, что хочешь. И потому, что твоя мнимая власть позволяет тебе это. И потому, ты — моя жертва.       Твой срок уже на исходе. И расплата скоро придет. Мне кажется, я уже слышу дыхание смерти, что стоит за твоим плечом.

***

      Старинный замок сияет оранжевыми тонами. Свечи. Огни Светильников Джека. Лампады. В воздухе разлита дивная смесь запахов воска, печеной тыквы и меда. Удивительно, сколь хороший, сладкий и в меру пряный запах соответствует столь траурному дню. И не только для моей семьи.       — Вы не можете меня выгнать! Хогвартс — мой дом!       Во дворе разгорается настоящий скандал, туда собирается едва не вся школа. Кто в этой толпе будет следить за одним студентом, даже если он — местная знаменитость. По счастью, рукава мантии достаточно просторны, а наруч уж очень похож по форме на кобуру для волшебной палочки. Нужно лишь оказаться рядом. Только подойти поближе.       — Я не позволю вам выгонять людей из моей школы, Долорес.       — Дамблдор, — ох уж этот мерзкий слащавый тон… — Боюсь, вы не понимаете ситуации, — она вытащила из складок мантии свиток пергамента.        Вот она, вся иллюзорность ее власти. Тонкий свиток дешевого канцелярского пергамента, за который она держится, будто за Яблоко Эдема. Держится, и так слепо верит, как будто в этом пергаменте указана глубинная и непреклонная истина. Вот только ничто не истинно.       — Приказ об увольнении, подписанный мною и министром магии. Согласно Декрету об образовании номер двадцать три, генеральный инспектор Хогвартса обладает правом присутствовать на занятиях, назначать испытательные сроки, а также увольнять любого преподавателя, чьи методы работы она — то есть я — сочтёт не соответствующими нормам, установленным Министерством магии. Я решила, что профессор Трелони профессионально некомпетентна. Я освободила её от должности.       Сколь лицемерно. Как будто ты, заместитель министра, так уж сильна в должности преподавателя? Ты слепо следуешь закону. Вот только все дозволено. Впрочем, провидица и впрямь не лучший учитель. Но позора она не заслуживает. И я, укрываясь в тени для служения свету, гарантирую это.       — Локомотор, чемоданы! А вы все, — Дамблдор строго посмотрел на студентов, — марш на занятия.       Сейчас или никогда. Толпа хлынула к дверям. Многие почти что проходили впритирку к профессору Амбридж, что шокированным взглядом проводила процессию из Дамблдора, Макгонагалл и Трелони. Иные же старались держаться подальше. Пусть так. Даже такого потока людей достаточно. Клинок бесшумно вышел из корпуса, большей своей частью укрывшись под рукавом мантии.       Она даже не поняла, что произошло. Скрытый клинок пронзил мерзкое, насквозь прогнившее сердце. А спустя мгновение уже вновь ничто не могло меня выдать. Это пропащий человек. Совесть за нее никогда не будет терзать мою душу.       Уже падая, она ловит мой взгляд. Перед глазами привычно все поплыло. Мгновение — и мы вновь между миром смертных и миром духов. Ассассин склонился над жертвой. Амбридж, впрочем, лишь прохрипела:       — Я не жалею ни о чем, что сделала. А ты и подобные тебе… Все вы, мерзкие, зловредные…       — Умерь свои эмоции, Долорес, — прошептал я. — При переходе за грань ни властность, ни злоба, ни гнев, ни даже гордыня тебе не помогут. Груз твоей вины и без того слишком тяжкий. Но пусть проводник поможет тебе.       Я опустился на колено. Скрытый клинок пронзил душу, а вместе с ней — и угасающее сознание. Я ни о чем не сожалею, как и она. Пальцы правой руки закрыли душе глаза.       — Покойся с миром.