Моя любовь на пятом этаже

      Прошло 2 месяца с момента кровавого Хэллоуина. Все закончилось неоднозначно — все еще тут и там шныряла полиция, выискивая убийцу пятнадцатилетнего ребенка.        За это время Баджи похудел, осунулся. На впалые щеки падали как всегда немытые, нерасчесанные черные пряди. Жизнь парня стала одной единой цикличностью — как только он покинул Вальхаллу, дни проходили скучно и однообразно: с самого утра слегка пошатывающийся Кейске направлялся в школу, а после нее, кинув рюкзак в гостиной собственного дома, шел к строению напротив. Доставал старый, чуть проржавевший ключ, что открывал дверь с легким поскрипыванием, и на весь оставшийся день просто выключался из жизни.       Наблюдать за людьми было приятно. Наверное, это было единственным занятием, которое все еще доставляло Баджи удовольствие. Кажется, лишь из-за этого парень не сошел с ума. Каждую ночь Кейске видел кошмары, отчего просыпался в холодном поту. Но, стоя босыми ногами на прохладном кафеле и чуть облокотившись на деревянные перила, к нему возвращался разум. Тонкая сигарета напоминала о себе едким дымом, выдыхаемом каждую минуту. Баджи не курил, но иногда просто нуждался.       Рассматривать людей было интересно, и Кейске этого не отрицал. А возможно, он просто искал себе оправдание, выискивая в толпе, сменяющейся каждую секунду, знакомое лицо с широкой улыбкой.       Под вечер, когда холодало, Баджи заходил внутрь. Осторожно закрывал за собой шаткую дверь и садился на обшарпанный диван, накидывая на плечи теплый плед. По щекам непроизвольно катились слезы, когда перед глазами нещадно вставало лицо Чифую. Добрая, мягкая улыбка, блондинистые патлы и холодный нос, который приятно утыкался в шею каждой прохладной ночью. Сейчас Кейске жалел только об одной вещи в своей жизни: о том, что так и не нашел в себе сил сказать Чифую эти три слова. — Никогда не поздно — всплывали раз за разом фразочки улыбающегося Манджиро, похлопывающего Баджи по крепкому плечу.       Пожалуй, единственный совет, который парень принял к сведению за всю свою жизнь. Но разве изменится что-то от того, если Кейске, полностью укладываясь на оранжевую мебель и чуть поджимая ноги, будет тихо шептать заветные слова, а по щекам его будут катиться горькие слезы?       Но, как бы то ни было, Баджи упорно верил. Верил в то, что где-то там, далеко-далеко, на него глядят янтарно-зеленые глаза, а в них играют заветные искорки. — Чифую… Я люблю тебя. — вслух произносил Кейске, покидая квартиру парня и тихо закрывая за собой дверь.       А придя домой, забывался спасительным сном, где делая два шага, заключал улыбающегося Мацуно в теплые объятия. Гладил его по голове, путаясь длинными пальцами в крашеных прядях, брал его руки в свои, согревая, а затем, хватая парнишку за руку бежал так быстро, что тот едва поспевал за ним.       Новое утро всегда всплывало чем-то ужасным, отчего хотелось вернуться. Местами, Кейске приходилось прибегать к препаратам, нашедшим себе место за шаткой кроватью, для того, чтобы дать уставшему сознанию наконец вновь провалится и отдохнуть.       Когда пришло время посетить могилу он упирался до последнего, хватался руками за изнеможенные волосы и рыдал. Нет, Баджи не слаб. Баджи всего лишь устал, Баджи нуждается во внимании и заботе, которой так остро не хватает сейчас.       Уставившись на могильный камень, парень кричал так громко, как только мог. А когда услышал торопливые шаги, явно раздавшиеся в его сторону, побежал, и осев под ближайшим стволом дуба, прикрыл лицо руками.       И даже сейчас, спустя пять лет, Кейске совершенно не изменился. Все так же наблюдает из-под длинных ресниц с окна пятого этажа за пробегающими под окнами людишками, ничтожно спешившими по своим делам. Достает из кармана небольшое лезвие, небрежно проводит по левой руке, наблюдая за выступающими капельками крови. Хватая из-под ног старый, местами порванный плед, и слегка пачкая его очередными бурыми пятнами, подносит к лицу и неспешно вдыхает все еще сохранившийся родной и знакомый запах. Хочется рыдать, однако слез давно уже не осталось.       Нет, тогда, пять лет назад, ровно на Хэллоуин, погиб не только Чифую Мацуно. Баджи погиб вместе с ним, перехватывая ослабленное тело и поддерживая друга, горячий подбородок которого последний раз опускается на широкое плечо в белой униформе.