— Тебе надо поспать, — Донхёк обеспокоено заглядывает Ренджуну в глаза, пытаясь поймать его взгляд. Его глаза мягкие, буквально светятся изнутри. В любой другой момент Ренджун бы этим восхитился, но не сейчас. Сейчас Ренджун не знает, что его злит больше — озабоченный тон вечно беззаботного друга или эта заезженная, заслушанная и сотни раз игнорируемая фраза.
— Да что ты говоришь? — Парирует он, сдерживая раздражённый вздох. Его чёрные, как смоль, волосы уже прилично отросли — некоторые пряди отросшей чёлки стали доходить почти до подбородка. Это делает его ещё более усталым, мрачным и исхудалым, но у него нет возможности просто сходить и постричься: ни физической, ни моральной. Волосы одновременно кажутся олицетворением его внутреннего мира: такого же мрачного и тягостного, а оттого транслируют в мир его позицию к жизни, а с другой стороны, они не кажутся ему важной проблемой, которую нужно решать. С решением проблем у Ренджуна тяжело. И с принятием правильных решений тоже.
В ответ на почти что закатившиеся глаза друга, Донхёк громко цокает и выпрямляется. Он знает, что Ренджун слышит фразу о необходимости сна несколько раз в день от самых разных людей — начиняя от друзей и заканчивая сотрудниками забегаловки, в которой он подрабатывает, но, судя по всему, Донхёк вовсе не собирается прекращать быть для Ренджуна живой напоминалкой. Друзья сидят в кафетерии и пытаются пообедать перед последней на сегодня парой, после которой Ренджун, как и всегда, сядет на свой велосипед и помчится зарабатывать столичные деньги.
— Давай я возьму твою смену сегодня? — Предлагает Донхёк. Ренджун это чрезвычайно ценит, но оформить свою признательность в слова не может. Он не знает, когда стал таким чёрствым и жадным на чувства, что эти эмоции передались и на его способность излагать мысли, но сейчас озвучить любое своё ощущение кажется непосильным трудом. — Я ведь уже работал в доставке, разберусь. Никто не заметит. Ну?
Ренджун хмыкает и качает головой — нет уж, впутывать друзей в свои проблемы он не будет.
Ренджун плохо спит не только потому, что у него нет времени. В принципе, не каждый день пары начинаются с утра, и в среднем у него есть возможность спать около пяти часов в сутки. Основной причиной является его бесконечная бессонница, основой которой является его излишняя тревожность, перерастающая во что-то огромное, мешающее элементарно жить. Бывает, его кроет в тот момент, когда он находится на самой кромке между сном и реальностью, и эти моменты переживаются хуже всего — организм требует сон, но сознание терзается в тревожных муках. Его родители в Китае, разумеется, об этом не знают. Не знают они и того, что основной причиной бесконечных страхов и тревоги их сына является как раз таки их будущее. Ренджун знает, что не каждое принятое им решение поможет ему оправдать надежды родителей, не каждый предпринятый им шаг приведёт его к успеху. Каждый раз, думая о том, что он сделал, чтобы быть здесь, а что не сделал, чтобы продвинуться дальше, Ренджун вгоняет себя в клетку, окружённую липкой тьмой неизвестности. Но об этом, конечно, никто не знает.
— Давай попробуем разобраться в причинах твоей бессонницы? Я смотрю одну терапевтку, она очень чётко—
— Слушай, я правда, — Ренджун выдерживает взгляд больших обеспокоенных глаз напротив, — правда очень сильно тебе признателен. Но это не так работает. Я не могу просто поспать, ясно? Мне легче вовсе не спать, чем остаться наедине со своими мыслями. Я предпочту работать двадцать четыре часа в сутки, чем остаться одному хотя бы на час.
Донхёк заметно меркнет, даже его рыжеватые вечно растрёпанные волосы будто бы опускаются ниже. Он не отрывает внимательного взгляда от друга, ловя каждое его движение.
— Ты падаешь всё ниже и ниже. Это опасно. — Донхёк говорит совсем тихо, но Ренджун слышит его так, словно в этом душном, тесном университетском кафетерии нет больше ни души.
Он допивает газировку, встаёт с места и, согласно кивнув, покидает помещение.
***
Этим вечером заказов оказывается как на зло не так много, как того хотелось бы. Ренджун удручающе проверяет состояние своего счёта в приложении и разочарованно закусывает губу. Ему всего девятнадцать, а он уже думает о том, как бы ему дожить до завтра. Работа на полставки в его идеальном воображении должна была покрывать хотя бы часть его расходов, но в такие финансово неблагоприятные дни, Ренджун не видел особой разницы между безработностью и его подработкой.
Внезапно массивная, вырезанная из красного дерева дверь открывается и в этот самый миг Ренджуну хочется пролететь как минимум пару этажей вниз, лишь бы не находиться сейчас здесь. Из всех людей, которым захотелось перекусить в третьем часу ночи, ему попался заказ На Джемина — его сокурсника, появляющегося на занятиях пару раз в неделю.
— Здравствуйте, доставка, — механическим голосом сообщает Ренджун, неловко подтягивая тёплый ароматный пакет дрожащими исхудалыми пальцами.
***
— Ты можешь остаться здесь. Это ведь твоя последняя смена? — Джемин облокачивается об дверной косяк и едва заметно улыбается. Ему весело наблюдать, как Ренджун зашнуровывает свои ботинки, жалея, что вообще решил их с себя снять. У Джемина усталый взгляд, неторопливая речь и расслабленный, хрипловатый голос. Он выглядит невероятно мягко в этой своей домашней мятной худи и широких трико, с этими его растрёпанными волосами и мягкой полуулыбкой. Он выглядит как всё то, что Ренджун давным давно оставил в Китае. Он выглядит как родной дом.
Ренджун хочет сказать нет, он не может здесь оставаться, что ему не место в этом красивом, наполненном расписанной до мелочей беззаботной жизнью месте. Ренджуну нужно вернуться в свою холодную каморку и бороться за каждую минуту своего существования, кулаками выбивать возможность жить лучше. Джемин этого не поймёт, а Ренджун не знает, как жить иначе. Джемин из абсолютно другого мира и Ренджуну в него попасть никак нельзя.
Но вместо этого Ренджун говорит:
— Да.
И вновь стягивает с себя ботинки.
