здорова. не хочешь как-нибудь потусоваться вместе? я часто краду у тебя конспекты ;))
От увиденного плечи Бокуто опускаются вместе с головой вниз. Он шумно выдыхает. — Что ты наделал? — обреченно бубнит Котаро, оперевшись на подлокотники злосчастного кресла, в котором сидел самый настоящий усмехающийся черт, несущий стыд везде, куда можно и нельзя. — Я помогаю. — Я тебя ненавижу. — Ошибаешься, нужно сказать: «спасибо, Куроо, что бы я без тебя делал». Бокуто поднимает на него осуждающий взгляд исподлобья. Брови вопросительно ползут вверх, образуя морщины на лбу. — Он даже не ответит на эту хрень, — говорит Бокуто, забирая телефон из рук, возвращаясь на кровать, получая попутное: «вот посмотришь: еще заберешь свои слова обратно». Перечитывая дурацкое короткое сообщение, написанное Тецуро, Котаро обреченно и тревожно думает лишь об одном: назад пути нет. Ведь сообщение, спустя некоторое время, помечается как «прочитано только что».*
Ответа так и не последовало. В принципе, этого и стоило ожидать. Какой нормальный человек будет отвечать? Скорее всего, он лишь посмеялся и закрыл диалог, но страшнее этого могла быть лишь ситуация, где Акааши рассказывает об этом своим друзьям. От этой мысли становится дурно. Конечно, несомненно, где-то в закромках подсознания ютилось одинокое желание стать хотя бы на чуточку ближе к этому человеку и узнать, о чем думает его голова, когда он смотрит отсутствующим взглядом куда-то в стол, какая песня задает отстукиваемый пальцами мотив, как у него получается так ловко управлять своим телом при катании на роликах и не лень ли ему тратить время на аккуратные конспекты. Хотелось бы. Но это лишь писк в голове, Бокуто не придает этому никакого значения. Он садится на свое привычное место в большой лекционной аудитории, в которой будет читаться лекция по физике, которую он, как обычно, спишет у того парня с нижних рядов, Акааши. Поэтому Котаро опускает голову на руки и смотрит вниз, на людей. Кто-то так же скучающе сидит, кто-то спит, кто-то общается обо всем и ни о чем одновременно. Приглушенные голоса успокаивают, усыпляют и выводят из состояния стыда и беспокойства, заставляют на мгновение выбросить это дурацкое сообщение из головы. Бокуто практически отключается, когда из этого неприятного состояния на грани сна и бодрствования его выдергивает знакомый монотонный голос. Котаро не сразу открывает глаза, а лишь спустя секунды, или минуты, или часы — он не знает, но когда открывает, в аудитории тихо, лектор рассказывает о физических процессах, а его взгляд устремлен прямо в чужие сине-зеленые глаза. Бокуто сонно моргает раз. Когда моргает второй — парень уже отвернут и переговаривается с одногруппником. В груди неприятно щемит и давит, дышать становится тяжелее. Действие мимолетное, а ощущения — незабываемые, на всю жизнь. Как будто окунулся с головой в теплую морскую воду. — Ты специально спишь и ничего не делаешь, да? — шепчет Куроо в одно ухо. — Отвали, — недовольно отрезает Котаро и зарывается лицом в локоть, создавая приятную для глаз темноту, слыша беззвучный смешок со стороны.*
Бокуто счел бы за случайность, произойди такая ситуация один раз. Но пять из (только!) замеченных ставят его мысли под сомнение. Он даже не знает, что и думать: сообщение Куроо все же сработало? Котаро встряхивает головой и жмурится, сидя на скамейке в парке, переводя дух от половины пути на утренней пробежке. Нет. Не может быть. Это просто смешно. Но постоянная странная игра в гляделки заставляет его испытывать смешанные чувства. Ему интересно? Ему смешно? Он его презирает? Так много вопросов, но все еще ни одного ответа. Бокуто тяжело вздыхает, вытягивая ноги и подставляя лицо восходящему солнцу, прислушиваясь к шуму листвы, скрипу стволов деревьев и мелодичному пению птиц. Мокрая майка липнет к спине. Такая приятная для ушей тишина заставляет расслабиться, из-за чего Котаро не может удержаться от того, чтобы прикрыть глаза, всего лишь на мгновение. В голове звук листвы превращается в шум моря, а воображение недурно дорисовывает к нему сине-зеленые безучастные глаза. Мысль перебивается отдаленным звуком чужого бега. Бокуто разлепляет веки, подсознательно думая о том самом парне. И на удивление не ошибается. Когда парень пробегает мимо и они пересекаются мимолетными неоднозначными взглядами, голову Бокуто прошибает неутолимое желание извиниться. В такие моменты ему на руку играет его умение говорить прежде, чем думать. — Акаши…кун? — зовет Котаро достаточно резко и бездумно, чтобы Акааши притормозил, обернулся, выдохнул полной грудью и мысленно усмехнулся проглоченной «а» в своей фамилии. — Извини, можем поговорить? Акааши секунду молчит, затем отвечает с ухмылкой: — Сможешь догнать — тогда подумаю, — парень продолжает бежать. Бокуто ступорится, но встает и устремляется за отдаляющейся фигурой Кейджи.*
Акааши бежит впереди, Бокуто поспевает за ним, практически выбиваясь из сил. Сейчас он бежит дольше обычного, его стандартный километраж давно закончился где-то позади, но ему очень нужно поговорить с этим парнем, поэтому Котаро отбрасывает жалостливые мысли, засовывая их поглубже и подальше, стараясь заставить себя не думать об изнуряющей боли в ногах, в груди, в пересохшей глотке. Он шумно тянет воздух носом и выдыхает ртом, смотря в спину впереди бегущего парня, подсознательно удивляясь и завидуя тому, с какой легкостью ноги несут его вперед и только вперед. Бокуто вытирает пот с лица воротником белой футболки, когда они забегают на небольшую поляну в тени хвойных деревьев и останавливаются. Котаро не верится настолько, что он невольно стонет от выдохшейся батарейки в его теле, обессиленно опираясь руками на дрожащие ноги, жадно хватая ртом воздух. Глотку раздирает в клочья, кровь стучит в висках, голова идет кругом, ему кажется, он вот-вот выплюнет свои легкие и сердце. — Возьми, — Бокуто поднимает заплывший взгляд на протянутую руку с бутылкой воды. Котаро кивает и принимает ее, стараясь не выпить все залпом. — Спасибо, — говорит Бокуто, чувствуя облегчение и просветление в сознании. — Ты, вроде, хотел поговорить? — буднично напоминает Акааши, также отпивая воду, не сводя внимательного взгляда с Котаро, когда тот, наконец, выпрямляется. — А, да… — переводя дух отвечает Бокуто, почесывая во взмокшем затылке. Он думает об извинении несколько раз, но в последний момент говорит: — Я… — парень вздыхает, — короче, видел тебя вчера в скейтпарке. Круто катаешься. Бокуто по-идиотски улыбается. Бокуто хочется провалиться сквозь землю. Проходит секунда, после которой Акааши криво, но беззлобно усмехается, смеряя Котаро нечитаемым взглядом. Он кивает в знак благодарности. Ради этого стоило бежать? — Я тебя тоже видел, — тянет Кейджи, выдерживая неловкую паузу, вытираясь полотенцем, оставленным на скамейке. — Покатаемся по городу? Бокуто сглатывает сбитый от мимолетного волнения ком воздуха. Он поднимает вопросительный взгляд вверх. Резко. С чего бы? — Завтра. Это не вопрос, это констатация. Бокуто широко улыбается, не отдавая отчет происходящему. Он его узнал? — Конечно, а… — тянет Котаро следом, когда Акааши начинает собираться. — Где встретимся? — Скажу на лекции, — отвечает Кейджи, поворачиваясь к Бокуто вполоборота. — И меня зовут Акааши, не Акаши, — аккуратно добавляет парень, зажимая губами усмешку от детской радости, читаемой на лице Котаро, как в открытой книге. — До завтра, — он выставляет ладонь вперед в знак прощания. — Да… пока, — отвечает Бокуто, оставаясь стоять в ступоре посреди пустого лесопарка. Выглядит, как сцена из дурацкой комедии. Что только что произошло?*
— Слушай, — безрассудно начинает Бокуто, дописывая слово, — я все хотел спросить: как тебе не надоедает вести такие аккуратные конспекты? Иногда бездумные решения и поступки приводят Котаро к прогрессу. Акааши, обернувшийся с нижнего ряда к ряду выше, где сидит Бокуто, приподнимает голову со сложенных рук. — Ну… — он чешет висок, наблюдая за движением чужой ручки и широкой ладонью, придерживающей тетрадь. — Мне просто нравится их писать. Вроде как расслабляет. Студенты постепенно вытекают из поточной аудитории, оставляя парней одних в помещении. — Круто, — с неподдельным восторгом отвечает Бокуто, рисуя график, иногда переводя взгляд на чужую тетрадь, — я вот не умею так концентрироваться. Акааши смотрит на чужие брови: густые, пепельные, с редкими черными волосками. Изогнуты как у злых персонажей в мультфильмах, но это придает и так ярким глазам парня еще большей выразительности. Его черно-пепельные волосы кажутся жесткими на первый взгляд, но, наверное, такой вид им придает матовый гель для укладки. Кейджи смотрит на маленькую прядь, одиноко спадающую на лоб. Бокуто что-то увлеченно говорит, а затем невольно смеется, из-за чего в уголках глаз появляются небольшие морщинки, а у рта образуются ямочки. Акааши слегка склоняет голову вбок. Ощущение, словно этот парень ведет себя так, будто они знакомы всю жизнь. — Это… во сколько встречаемся? — говорит Котаро, прокручивая ручку между пальцев. Кейджи сводит брови к переносице. — В шесть на перекрестке у скейтпарка, — Акааши выпрямляет указательный палец в сторону Котаро. — Без опозданий, пожалуйста. — Понял, — отвечает Бокуто, закрывая тетрадь, — без опозданий.*
Снова это странное чувство. Как будто катаешься на супер-восемь и вагонетка резко спускается с высшей точки железной дороги вниз, стремительно уносясь по петляющим железякам под вызванные выбросом адреналина крики пассажиров. Как будто стоишь на краю обрыва, или идешь по подвесному мосту с редкими дощечками. Волнительно. Внутри все трепещет, когда Бокуто шнурует кеды, сидя на корточках в коридоре. — Идешь кататься в скейтпарк? — спрашивает Куроо, играя в незамысловатую игру на телефоне, лежа на кровати. — Не-а, — глухо отвечает Котаро, — сегодня занят. Тецуро выгибает бровь, отклоняя телефон к груди. Бокуто даже не глядя может сказать, что он ухмыляется настолько ехидно и затворнически, насколько это вообще возможно. — Неужели свидание? С тем самым? А ты не опаздываешь? Из всех вопросов Бокуто выбирает последний. Он поднимает голову и смотрит в другой конец комнаты, на Куроо. — Который час? — Без трех шесть. — Твою ж… — срывается с губ незаконченная фраза. Котаро подхватывает скейт из угла прихожей. — Я ушел, не скучай! — Чтоб дома не позже девяти! — парирует Куроо притворным женским голосом, на что в ответ получает неприличный жест в виде среднего пальца. Оказавшись на улице, Бокуто становится на доску и отталкивается от земли, разгоняясь, ловко маневрируя между единичными медлящими пешеходами. От летнего зноя дорога кажется влажной, словно после дождя, но встречный ветер сегодня прохладный, освежающий. Это придает спокойствия и уверенности в своих действиях, но не в самой ситуации. Быстро. Резко. Неожиданно. Спонтанно. Не подобрать слов. Губы невольно растягиваются в улыбке от вязкого чувства предвкушения, лежащего на языке. Бокуто в очередной раз толкается ногой от асфальта. Он успеет, дорога недолгая, поэтому Котаро разгоняется, когда светофор на пешеходном переходе загорается зеленым.*
Когда он приближается к месту встречи, часы показывают шесть ноль пять. Бокуто останавливается, сходит со скейта и подбирает его в руки, второпях, переходя на медленный недобег, направляясь к Акааши, который стоял к нему полубоком чуть сгорбившись, переставляя ноги в роликах туда-сюда на месте, сложив руки за спиной. Он снова в этих свободных шортах выше колена и в защите, а сегодняшняя черная майка как будто больше него в два раза, со странным ретро-принтом. — Опаздываешь, — говорит Кейджи вместо приветствия и разворачивается, когда замечает Котаро боковым зрением. — Звиняй, — коротко отвечает Бокуто, когда подходит ближе. Ролики, видимо, прибавляют роста, иначе он никак не может описать пробежавший табун мурашек по спине от взгляда «сверху-вниз». — Давай кто первый до кофейни, там, — Кейджи указывает куда-то в даль, — тот оплачивает заказ. — Бросаешь вызов? — тянет Котаро с усмешкой, становясь одной ногой на скейт, следя за светофором на пешеходном переходе. — У тебя нет шансов. Самоуверенно. Акааши лишь ухмыляется, готовясь к старту. Кровь вскипает в венах, когда на светофоре загорается зеленый человечек. Жар приливает к лицу и рукам, когда они отталкиваются от земли и устремляются вперед, мимо машин, мимо плотно наставленных многоэтажек, скребущих вершинами небо, стараясь не врезаться на высокой скорости в шагающих навстречу людей. Кейджи шустро лавирует между пешеходами и вырывается вперед, заворачивая за угол, во дворы, чтобы срезать, но Бокуто не уступает: ловко объезжает людей и круто заворачивает за угол, перепрыгивая достаточно высокое препятствие, оказываясь на хвосте у Акааши. Кейджи следит за ним боковым зрением, но в какой-то момент они ровняются, когда дорога позволяет набрать достаточную скорость. Акааши ловит взглядом широкую ухмылку на чужом лице, а в следующий миг — смотрит в черно-серый затылок. Кейджи цыкает. Впереди развилка: прямо — лестница вниз, справа — съезд. Бокуто оборачивается, когда съезжает вниз по съезду со встречным ветром, наблюдая, как Акааши спрыгивает с лестницы, минуя все ступени, группируясь, подгибая колени близко к груди, а затем удачно приземляется. — Ого! — восторженно тянет Котаро, одобряюще хлопая в ладоши, когда их дороги снова смежаются. — Не зевай! — шуточно бросает Кейджи, когда опережает, размашисто переставляя ногами. Адреналин сковывает горло, а голову прошивает острое чувство свободы, сравнимое с полетом на параплане или с прыжком с парашютом. Захватывает. Бокуто отводит руки чуть назад, разводя пальцы в стороны, чувствуя, как ветер скользит между ними толстыми невидимыми нитями. Он разгоняется, снова нагоняя Акааши и обгоняя в последний момент, прямо перед фургоном-кофейней, стоящим на окраине. Последний миг кажется самым знаменательным и самым волнительным, как будто только что выиграл невыигрываемую лотерею. Восторженный возглас, несдержанный блеск в глазах, «я говорил: у тебя нет шансов». Бокуто напоминает Акааши ребенка в теле взрослого, которому вот-вот купят новую игрушку. Он впервые не подавляет улыбку.*
— Держи, — говорит Акааши, опуская вниз прозрачный пластиковый стакан с лимонадом, передавая его Бокуто, сидящему на бордюре. — Спасибо, — отвечает Котаро, когда Кейджи садится рядом, плечом к чужому плечу. Кожа Акааши охлажденная. Бокуто тянет сладкий лимонад с малиновым сиропом через бумажную трубочку, смотря заинтересованным взглядом на напиток Кейджи. — Что это? — Эспрессо-тоник, — отвечает Акааши. — Хочешь? — предлагает попробовать. Котаро тянется к чужой трубочке и делает маленький глоток. Кисло-горький кофейно-лимонный вкус касается языка и заставляет поморщиться. — Гадость, — машинально выдает Бокуто, чем вызывает смешок у Кейджи. Он тут же запивает сладким. — Как ты это пьешь? — Не люблю сладкое, — отвечает Акааши и смотрит в глаза, втягивая большой глоток, но почти сразу отворачивается. Они сидят на окраине, где асфальтированная и мощенная дорожки превращаются в песчаную гравейку. Вечернее солнце разливает золото на деревья, землю, высокие дома, стоящие вдалеке, и образует легкую дымку. Устанавливается комфортная, совсем ненавязчивая тишина. Слышится четко различимый треск линий электропередач. Бокуто отстраняется чуть назад, опираясь локтями на траву, а Акааши невольно двигает ногой вперед-назад, попивая слегка приевшийся, но в то же время такой полюбившийся эспрессо-тоник. Парадокс. Лед в стаканах тает медленно. Непринужденность успокаивает и расслабляет. Кейджи начинает нравится тот факт, что ему не нужно строить из себя серьезного и умного, чтобы заводить разговоры. — Чем так пахнет… — внезапно говорит Котаро, принюхиваясь. Запах приводит к Акааши. — Что это? Одеколон? Пахнет чем-то пряным. Как глинтвейн. — Почти, — Кейджи неловко усмехается и проводит ладонью по шее. — Сначала пахнет, как тыква с имбирем, но спустя время начинает пахнуть, как горький шоколад с апельсиновой цедрой, — он ведет плечом. — Как-то так. Бокуто кивает, прикрывая глаза от солнца. — Вкусно. Акааши подставляет лицо навстречу летнему бризу, отпивая эспрессо-тоник, почему-то думая о том, что эти нелепые мысли не должны были высказываться вслух. — Ты же Бокуто, верно? Вздох. — Верно. — Тут намечается что-то вроде тусовки… Может, хочешь пойти? Котаро выдерживает минутную паузу, пропуская слова через расплавленный от жары мозг. Он закидывает ногу за ногу, смотря приоткрытым глазом на чужую руку с полупрозрачным кольцом на среднем пальце. — Да, — выпаливает Бокуто, сразу же притормаживая. — Ну… то есть, да, можно. А друзей с собой можно? — Не думаю, что кто-то будет против. В ответ — тихая одобрительное усмешка и молчаливое согласие.*
Приглушенный свет, громкая ритмичная музыка, человеческая скученность, до отвратительного приторные запахи, алкогольные игры — мероприятие в самом разгаре. Бокуто где-то там, в эпицентре событий. Куроо, пришедший, как оказалось, в качестве «группы моральной поддержки», совсем не обижен и не зол, ведь когда ему еще выпадет шанс халявно выпить? Тецуро открывает жестяную банку пива с характерным пшиком и, поддавшись чуть вперед, быстро отпивает вылившуюся на поверхность горькую пенку вместе с алкогольной жидкостью, стараясь не облиться. Сделав нормальный глоток, Куроо откидывается на мягкие подушки дивана и достает сигарету из новой пачки, зажимая ее между губами. — Здесь лучше не курить, хозяин будет не в восторге. Тецуро поднимает глаза вверх, смотря на выросшую перед ним худощавую фигуру. — Без проблем, — отвечает Куроо, пряча сигарету в карман. Из-за постоянно сменяющегося цветового спектра света Тецуро не сразу понимает, кто это. Но когда следует вопрос: — Ты же Куроо Тецуро, да? — а затем: — Не знаешь, где Бокуто? Не могу его найти. Куроо сразу все понимает. Он едва заметно ухмыляется, щурит глаза и сглатывает слюну, смотря на безэмоциональное, будто вечно уставшее лицо парня, а затем на острые костяшки пальцев, державших красный бумажный стакан. Тецуро, закинув одну руку за спинку дивана, говорит: — Он либо там, — он указывает пальцем руки с банкой пива в сторону алкогольной эстафеты, — либо там, — переводит на террасу. — Спасибо, — таким же монотонным голосом отвечает парень и удаляется. — Да не за что, — запоздало тянет Куроо, усмехаясь и почесывая свободной рукой в затылке.*
Голова идет кругом. Выпитый на злосчастных эстафетах алкоголь тормозит вестибулярный аппарат, поэтому Бокуто, все еще находясь в удовлетворительно вменяемом состоянии, решает вынести себя на террасу и проветриться. Темно: ночь спустилась незаметно. Где-то в лесу гулко ухает сова, а над острыми сосновыми верхушками величаво висит внушительный белесый лунный диск. Небо усеяно яркими точками-звездами, словно кто-то разбрызгал краску по синему полотну. Котаро громко выдыхает и усаживается на землю. Наконец-то тихо. В ушах все еще надоедливо звенит, горло неприятно покалывает от криков, но это все не важно. Бокуто вдыхает свежий ночной воздух, смыкая веки. Пустота в голове растет в геометрической прогрессии. Правильно: зачем думать о чем-то в такой момент? Не за чем. Котаро достает сигарету, украденную у Куроо в последний момент, кладет между губ и несильно зажимает ими конец с фильтром. Он даже умудряется обнаружить какую-то зажигалку в кармане штанов, его она или нет — не важно. Желтый огонь рассекает плотную тьму и подсвечивает лицо. Бокуто прикуривает и делает неглубокую затяжку: в легкие больно. Ему нужно лишь поддержать пограничное состояние эйфории. Выпускает полупрозрачный дым из ноздрей и слабо морщится: обжигает. Ведет плечом, стряхивает пепел в стоящую позади импровизированную пепельницу в лице жестяной банки из-под молотого кофе. Складывается ощущение, будто попал на бесконечные американские горки: все кружится, вращается с неимоверной центрифужной скоростью; он вот-вот отключится от повышенной расслабленности. — Вот ты где, — голос рубит тишину на половины. Котаро поворачивает голову и видит знакомую, ссутулившуюся фигуру. Кожа горит огнем. — Куришь? — Когда на грани между «умеренно пьяный» и «в говно», — вяло отвечает Бокуто и растягивает губы в полуулыбке, когда Акааши садится рядом, снова плечом к плечу, но на этот раз прохлада чужой кожи слегка отрезвляет. — Не будет еще? — спрашивает Кейджи вполголоса, подсознательно боясь нарушить устоявшуюся идиллию. Бокуто отрицательно кивает головой и молча предлагает затянуться. Акааши не отказывается и принимает медленно тлеющую сигарету, делая глубокую затяжку. Дымящийся конец мигает красным. Диалоги ленивые, можно сказать, редкие: рассыпаются на слова, слоги, звуки и заканчиваются молчанием. Бокуто ни в чем себе не отказывает: ложится на мягкий газон, схожий с ворсистым ковром, и с хрустом беспардонно вытягивается, упираясь взглядом в черный продырявленный купол над головой, который спустя секунду превращается в сумасшедший калейдоскоп. — Слушай, — язык все еще заплетается в узел, но Котаро старается держать себя в руках. Он щурится, чтобы картинка встала на свое место, закидывая одну руку под затылок, а другую — та, что ближе к Акааши — оставляет на мягкой траве. Он склоняет голову к Кейджи. — А ты умеешь отличать планеты от звезд? Акааши фыркает и сводит брови к переносице, подгребая ноги к груди. — В плане? — он оборачивается в сторону Бокуто, когда тот пытается выстроить мысли в логическую цепочку. Говорить первое пришедшее в голову — девиз по жизни. — Ну, типа… — Котаро поднимает руку с сигаретой между пальцев и размашисто обводит ею белые точки в импровизированный круг. — На небе. Ты же разбираешься в физике. Акааши мелодично посмеивается, игнорируя прозвучавшую абсурдность. Окурок беспощадно вдавливается в бетон за спиной и летит в полную банку. — Да, разбираюсь… — его взгляд блуждает по небу. Из молчания растет странная, чуждая обоим атмосфера. — Ну, я знаю точно, что звезды мерцают, а планеты — нет. Они — как точки, поставленные в конце предложения. Кейджи садится в пол-оборота, опираясь на вытянутую руку со стороны Бокуто. По телу прокатывает волна электричества от неожиданного чужого прикосновения. Совсем незначительного, совсем мизерного, всего лишь случайное столкновение кончиков пальцев (случайное ли?), но Бокуто замирает в ступоре, не шевелясь и практически не дыша. Тело на секунду парализует, а грудь прошивает дискомфорт, будто в нее запихивают вакуумное космическое пространство, и оно со всей своей колоссальной силы расширяется, сдавливает ребра, не позволяя сделать свободный вдох и выдох. Это все же случайность? Или умышленность? Но никто не смеет убирать, ведь обоим становится интересно: свыкнется или нет? Потому что если отдернут руки — все кончено, связь прервется, потом будет стыдно смотреть в глаза. Поэтому оба молчат и оба не убирают. Атмосфера накаляется и разгорается, как только Котаро решает подсунуть свои пальцы под чужие — аккуратно, с опаской, неполностью отдавая отчет тому, что он делает, а Акааши лишь молча и едва заметно, будто совсем не возражая, приподнимает фаланги, чтобы пропустить, но Бокуто кажется, что он чувствует каждое мелкое движение чужих костей и скрип каждого сустава. Ситуация заставляет волосы на теле встать дыбом. Неизвестно, сколько проходит времени, но явно больше, чем десять минут. Чем тридцать. Чем… — О, идете слушать музыкантов? Сейчас будут играть наши, — из-за угла показывается Яку и неосознанно разрушает хрупко налаженную связь. Жилистая рука Акааши, исчерченная венозной сетью вплоть до пальцев, поднимается и опускается на участок газона между ног. — Да, — он криво улыбается и запоздало кивает, — идем. Бокуто молча накрывает глаза изгибом локтя, чтобы скрыть свое подсознательное негодование. Он выдыхает. Чувство, сравнимое с поражением в игре, сравнимое с семейной ссорой. Нечестно. Хочется взвыть и провалиться сквозь землю от стыда. Алкоголь обостряет чувства, поэтому ком, скопившийся в горле, горчит больше, чем обычно, а пальцы рвут несчастные травинки с непредсказуемой грубостью. Конечно, все можно списать на алкоголь. Во всем виноват именно он. Как банально. — Остаешься тут? — как-то по-особенному спрашивает Кейджи. Котаро открывает глаза и смотрит вверх, выдерживая паузу. — Нет. Акааши молча протягивает руку, и Бокуто, вроде как, не мерещится: Кейджи улыбается не своей рядовой улыбкой. Обычно это из ряда насмешливо растянутых губ, или саркастично растянутых губ, но сейчас его улыбка несет совершенно иной посыл, несопоставимый с тем, что доводилось видеть Котаро. По хребту ползет холодок с накатывающей волной мурашек. Он глуп, так глуп и безрассуден, но даже не задумывается об этом. Зачем-то кивает сам себе, хватается за холодную ладонь Акааши и встает с газона. Чувство недосказанности и легкой досады скапливается на языке вязкой слюной, которую приходится сглотнуть и двигаться, двигаться. Котаро присматривается. Однозначно что-то есть притягательное в остро отчерченных руках и выглядывающих из-под растянутого воротника майки ключицах, темных бровях, кучерявых от повышенной влажности волосах, в раскрасневшемся лице и непривычно блестящем надменно-затворническом взгляде сине-зеленых глаз с раскосым разрезом. Бокуто ловит себя на быстрых, мимолетных, безумных и хмельных желаниях прикоснуться к его линиям еще раз. Когда-нибудь. — Насчет того сообщения… — внезапно говорит Акааши, стоя на пороге входной двери. Голос возвращает в реальность. Котаро ступорится на крыльце с чувством, будто в его сознание беспардонно вторглись грабители и украли всевозможную информацию: нужную и ненужную заодно. Или просто этот парень так хорошо читает людей. Ну или просто-напросто их мысли удивительно совпадают. Кейджи поворачивает голову через плечо, смотрит точно в глаза и снова улыбается так, как пару минут назад, опираясь рукой на косяк. — Не парься. Кажется, что контакт взглядами длится вечность и Бокуто едва не утопает в этом глубоком морском цвете. Кейджи отворачивается первым, исчезая в глубине коттеджа, оставляя Бокуто одного с ощущением смутной опустошенности, будто только что вышел с сеанса длинной артхаусной кинокартины с открытым финалом. Он долго и пусто моргает, смотря в носы черных кроссовок, лениво обрабатывая произошедшее в ватной голове. Мысли до отвратительного спутаны. Бокуто встряхивает головой. Легкий ветер толкает в спину и цепляется за волосы. Котаро невольно ухмыляется, переступая через порог.*
Если Акааши вспомнил про сообщение, значит, он периодически думает о Бокуто. Иначе невозможно объяснить то, почему Кейджи невзначай садится рядом в столовой, иногда ведет будничные разговоры, предлагает встретиться перед утренней пробежкой и спрашивает: «дать переписать лекции?», наперед зная ответ. — Не хочешь покататься сегодня? — спрашивает Акааши, идя вместе с Котаро против мощного и шумного потока студентов. — Звиняй, не получится, — рассеянно отвечает Бокуто, задевая какого-то парня плечом, — у меня контрольная по физике… О! — его осеняет в эту же секунду. — Слушай, — говорит Котаро, когда они заворачивают в пустой коридор, — поможешь подготовиться? Кейджи тормозит. — Ну… — рука в неловком жесте ползет по длинной шее на затылок, взгляд упирается в кремовую плитку. — Я не очень-то хорошо объясняю. Бокуто хмурит лоб. Смущается? — Ну-ну, — тянет Котаро и ободряюще хлопает Акааши по спине, — послушал бы себя со стороны на лекциях — так бы не говорил. Бокуто не понимает и в то же время, вроде как, догадывается, почему на лице парня образуется легкий пятнистый румянец. Кейджи прочищает горло и прячет руки в карманы, недолго смотря привычным отсутствующим взглядом на Котаро. — Хорошо, — ни капли дрожи и колебаний в голосе. Он вздыхает и по-дружески хлопает ладонью по груди Бокуто, отходя вперед. — С тебя кофе и адрес. В семь удобно? — Понял. Удобно, — отвечает Котаро и улыбается. Кажется, на этом все должно закончиться, но почему-то они стоят и по-идиотски пялятся друг на друга в пустом коридоре. Молчание затягивается. В груди разливается приятное тянущее чувство, будто каждая клетка обволакивается горячим текучим медом. Акааши криво усмехается и снова заводит руку за голову. — До встречи. Бокуто кивает и поджимает губы, чтобы не выглядеть по-дурацки со своей улыбкой на пол-лица. Пальцы волнительно перебирают лямку рюкзака. — До встречи.*
Шестеренки целостного механизма лениво и со скрежетом крутятся в голове, когда Бокуто мысленно сдается и сетует на очередной задаче. Он вздыхает, откладывает ручку в сторону и берется за кипящую голову, запуская пальцы в волосы. — Ничего не понимаю… — тянет обреченно. Сидящий напротив Акааши выдыхает сдержанное «смотри» и берет в руки карандаш, машинально поправляя очки. Сколько стойкости и терпения, Котаро невольно завидует. У него никогда не получалось сосредотачиваться на точных науках, поэтому он следит, как карандаш, зажатый между длинными пальцами, движется по строчкам условия задачи в такт объяснению Кейджи. Акааши на секунду поворачивает голову в сторону и задумчиво мычит, сконцентрированно сдвигая брови к переносице. Грудинно-ключично-сосцевидная мышца натягивается, выделяется. Бокуто не слушает слова, но слушает мимолетное сопение и скрежет карандаша по истертым желтым страницам учебника. Кейджи облизывает губы, рисует небольшой график и снова что-то говорит, указывая пальцем на какие-то цифры и греческие буквы, но взгляд Котаро сам по себе упирается во вздрагивающий от вибраций голоса кадык. Еще этот дурманящий пряный запах… Невозможно. — Эй, — Акааши легко машет рукой перед лицом Бокуто, — чего завис? Котаро сглатывает и смотрит в глаза Кейджи. Близко. Бокуто устало мычит, выдыхает, откидывается на спинку стула и трет напряженные глаза. Он смотрит на время и удивляется: прошло несколько часов с момента их встречи, да и на улице уже стемнело. — Давай передохнем. Акааши снимает очки и массирует закрытые веки. — Хорошо.*
Чай в кружках медленно стынет. Сыграв несколько партий в Мортал Комбат, их выбор падает на просмотр ромкома. Точнее, инициативу в этом выборе в большей степени проявлял Бокуто, а Акааши — вежливо поддерживал, ведь ему, по большей части, нет разницы, что сейчас смотреть, лишь бы без вычурных и замысловатых сюжетов. Фильм и вправду оказывается легким, парни смотрят его вскользь и изредка выдают смешки на действительно забавных моментах, давая мозгу отдохнуть. С каждой пятой минутой фильма позы Бокуто и Акааши на диване перетекают из «сидеть в сантиметрах друг от друга» в «полулежать в сантиметрах друг от друга». В какой-то момент, когда оба тихо смеются, удобно устроившись на мягких диванных подушках, рука Акааши снова соприкасается с тыльной поверхностью кисти Бокуто. Оба делают вид, что не придают этому никакого значения, хорошо притворяются, но у Котаро активируется та самая одиночная извилина, отвечающая за необдуманные действия, из-за которой он зачем-то делает ответный шаг, поворачивая руку ладонью вверх, подцепляя чужой мизинец. Тело охватывает жар, конечности млеют как ненормальные, по плечам бежит волна дрожи. Что, если все это — неправильно? Что если сейчас он оступится и спугнет второго парня своими глупыми действиями и упустит? Правильно ли? Нужный ли момент? А что, если… Все сомнения вмиг улетучиваются, когда Бокуто чувствует шевеление чужих пальцев. Они скользят навстречу его и неаккуратно перемежаются, практически путаются. Котаро шумно сглатывает. Становится жарко. Никто не смотрит, никто не говорит ни слова и не двигается. Чувства выражают лишь эти неловкие и неумелые касания. На экране происходит забавное действие, и Бокуто считает это шансом усмехнуться и надежнее подхватить чужую податливую руку. Они сидят так какое-то время: с приглушенным светом, в неудобной позе, заставляющей все тело ныть, но зато держаться за руки в какой-то момент становится не так страшно. Это нормально. Так и должно быть. Следующим шагом Акааши решает опустить голову на широкое плечо Бокуто и взять его руку поувереннее. Над чревом рождается тревожно-волнительное чувство: все трепещет, полыхает, будто сотни бабочек вот-вот вырвутся наружу. Мягкие волосы щекочут шею. Котаро наклоняется для того, чтобы незаметно вдохнуть пряный запах, несильно прижимаясь щекой к чужой макушке. Бокуто закрывает глаза, подсознательно боясь не успеть насладиться этим странным, неописуемым моментом, будто вот-вот все закончится и больше никогда не начнется. Адреналин гонит кровь по венам, заставляя ладони потеть, а сердце сжиматься в бешеном ритме. Сознание сужается до точки. В телевизоре смеются, но никто не смеется вместе с подставным смехом. Проходит вечность, прежде чем Акааши решает нарушить густую тишину: — Мы… думаем об одном и том же? Снова непробиваемое молчание. Слова проносятся в голове со скоростью света, пытаясь выстроиться в предложения. — Наверное?.. — скомкано отвечает Бокуто, наконец, опуская взгляд на пальцы рук. Переплетены. Значит, об одном и том же. — Тогда… — Акааши с небольшим усилием приподнимается, опирается рукой на чужое колено и загораживает вид телевизора. — Можно… — он рвано вздыхает: сердце сбивает ритм. — Можно тебя поцеловать? — голос сменяется на шепот, а рука на колене незначительно сжимается. Последнее слово выдыхается прямо у чужих губ. В нос ударяет слабый запах мяты. Они долго смотрят друг другу в глаза, и это сводит с ума больше, чем ожидание результатов вступительных. Бокуто чуть отстраняется, подсознательно представляя, как перешагивает через себя, через свое необъяснимое напряжение, которое в последний раз испытывал в школе, когда его едва не поймали за списыванием. — Я не умею, — все, что он может ответить. Котаро сухо сглатывает. — Я тоже, — Акааши беззлобно ухмыляется, контролируя дрожь в руках. — Но… — слово хрипло тянется вместе с горячими ладонями к лицу Бокуто. — Разве это имеет смысл? — говорит Кейджи и улыбается, прежде чем поддаться вперед.