Самое худшее чувство

Я смотрел в ее глаза — голубые, величественные, как горы и глубинные воды Аляски — наблюдал за медленным взмахом ресниц. Я рассматривал ее веснушки и волосы притягательного оттенка, словно таинственное пшеничное поле в пасмурную погоду. Ее белая футболка поддавалась тихому ритму свежего ветра, а края плавно взлетали — вылитые паруса. Она рассмеялась — ее всегда забавил мой пристальный, однако чуточку растерянный взгляд — и взяла меня за руку. За ту, что была сплошным шрамом, за эту некрасивую шероховатость. Мы поцеловались. Она все еще глядела на меня, наслаждаясь этим комфортным молчанием и лишь вслушиваясь в шепот ветра. Я тоже его слышал. Она развернулась, чтобы вновь оценить вид с этой горы. Завораживает. И я запомнил ее наблюдающее лицо в профиль, слегка вздернутый нос, ухо, за которое она заправляла легкие, словно солома, волосы. Запомнил ее вечно приподнятые уголки рта и каменный подбородок. Запомнил ее такой непринужденной и по-настоящему спокойной, такой, какой она была. Мне хотелось бы остаться в этом месте и часами созерцать ее бесстрастные очертания, видеть расслабленную улыбку, что изредка всплывала на ее лице, когда она думала о чем-то обнадеживающем. Но тогда я не хотел принимать правду, которая заключалась в том, что особенные моменты никогда не получится поставить на паузу, чтобы успеть вобрать их в себя всем существом; пропитать кожу воздухом тех летних дней и чувствовать тот самый холмистый рельеф под подошвой. Я пытался ухватиться за этот набросок, чтобы снова стать его частью, но не мог. Меня больше там не было, однако была моя душа, частица сознания, что добровольно поселилась на этой горе, желая остаться и наблюдать захватывающие виды, выцветшую траву и облака вдалеке, вечерние закаты и воодушевляющие рассветы ранним утром. Эта частица сделала правильный выбор — у меня же его не было. Нам нужно было двигаться дальше. Мы нашли старый, брошенный у родника трейлер, чем-то похожий на тот, что был у ее отца; привели все в порядок внутри и снаружи. Нам хотелось остаться прежними, живя новой жизнью. Мы стали постигать счастье, научились делиться всем запрятанным глубоко в себе; стали больше говорить и смогли наслаждаться теми нематериальными благами, что приобрели. Деньги не имели большого значения, они лишь были очередным поводом думать о том, что же будет дальше. Мы не хотели об этом думать, у нас было только настоящее и наша любовь. Этого было достаточно — это все, что имело смысл на тот период времени. И я понимал, что испортил ее жизнь, а она понимала то, что я стремлюсь все исправить и улучшить, она была очень терпеливой. Я больше не хотел жить в автомобиле — простор трейлера меня странным образом успокаивал, нежели переднее сиденье красного авто и этот ужасный запах, а также эти ужасные воспоминания о машине, об утках, о воде и маме… Когда я просыпался сам не свой, ощущая, как задыхаюсь, Алисса гладила меня по голове, умиротворяющим голосом убеждая меня в том, что все будет в порядке. Я всегда верил этому голосу. И изредка думал об отце, прах которого развеял вместе с Алиссой. Думал о том, как пришел к этой минуте, как долго длился этот промежуток, который в итоге перенёс меня сюда, в трейлер, к этой тревожной ночи. — Спи. Я рядом. Алисса была единственным человеком, которого мне хотелось слушать. Рядом с ней тревога исчезала или очень сильно притуплялась. И я уснул. Уснул в ее горячих объятиях, снова чувствуя себя маленьким мальчиком. Утро дало новый шанс на положительные изменения, принесло умиротворение и заряд энергии, который естественным образом закончится к позднему вечеру. И так по кругу. И не надоедает. Мы сделали завтрак и вышли из трейлера, чтобы есть и любоваться безупречным видом. Домики вдалеке казались такими недосягаемыми, а мы — такими отрезанными от них, будто наше место накрыл невидимый купол. Но нам нравился этот веселый пузырь, мы были достаточно счастливы вдвоем. И целый мир не был нужен… Когда Алисса в очередной раз размышляла над своим прошлым и не хотела со мной говорить, я давал ей время, но все же она не желала, чтобы я уходил или что-то вроде того. Мы держались вместе, как маленькая семья. Мне нравилось думать, будто мы действительно семья, хотя мы не состояли в браке. И все же находясь отдельно от всего остального мира, мы поняли, что нас многое объединяет, вкусили свободу. Так как у меня больше не было отца, я отчетливо понимал, что никто не скажет мне, какие действия лучше предпринимать, а Алисса, которая не контактировала со своей матерью уже несколько недель, определенно не хотела возвращаться. Ни на прежнюю работу, ни в тот поганый дом. Там уже не ее семья, она другая. Алисса другая. — Каково это — быть другим теперь? — Ну, это немного сбивает с толку, но все равно лучше, чем сгнивать изнутри и не осознавать этого. Мы жили без телевизора, у нас не было телефонов. Только природа, звуки пения птиц по утрам, объятия и скромные разговоры. Я наслаждался каждым днем, будто впал в транс, слившись со всем остальным вокруг. Раньше, в городе, у меня никогда не возникало подобного ощущения, либо же оно было настолько непродолжительно, что я его не замечал. И я был уверен, что Алисса тоже стала смотреть на все по-другому. И я также знал, что мы не будем жить в этом трейлере долго, максимум год. Я думал над тем, чтобы найти работу и сделать Алиссу счастливой. Но я не умел читать ее мысли, не ведал того, какой жизни хотела она. «Я просто хочу жить в удовольствие, Джеймс. Мне не нужны дорогие машины и чертова одежда. Мне нужен ты и хорошее самочувствие каждый отдельный день». Конечно, в будущем нас ждало что-то большее, чем просто совместное проживание в трейлере, но я как-то не концентрировался на этом. Я просто делал то, что говорила мне делать Алисса, сам толком не понимая, что же поджидает за углом. Однажды я совершал «разведку» и наткнулся на сломанный велосипед, когда-то брошенный кем-то. Житель ближнего поселения отремонтировал мне его взамен на помощь с домашними делами. И так я стал скатываться на коричневом велосипеде с небольшого склона, издавая радостные крики и вопли. Мы с Алиссой временно покидали трейлер, чтобы прокатиться вместе, чтобы чувствовать, как время стирается, а жизнь приобретает оттенок беззаботности. — Джеймс, наши запасы еды вот-вот закончатся. У тебя остались деньги? — Их недостаточно. Может, спросим у … — Даже не думай туда спускаться. Уже поздно. Завтра утром нам будет нечего есть, но мы найдем способ заработать или, не знаю, добыть еду, как это делали раньше. — О’кей. Порой нам приходилось выбираться из множества ям, но несмотря на это, жизнь все еще казалась привлекательной и желанной. Научившись контактировать с людьми, которые жили на нижнем холмике, я нашел способ получать еду за ручной труд, но в то же время не терял бдительности, когда Алисса подозревала в людях чрезмерную доброту. Наши опасения оказались весьма глупыми, ведь те люди были по-настоящему искренними. Они умели жить той тихой размеренной жизнью, вдали от городской суеты и мельтешения. Я даже немного завидовал им, но знал, что когда-нибудь тоже осяду в спокойном благополучном месте, вместе с Алиссой. — Я была настроена серьезно, когда говорила, что мне нужна психологическая помощь. Ты знаешь почему. И это не бесплатно, Джеймс. Как бы я не хотела быть свободной от денег, иногда, чтобы прийти к душевному равновесию, нужно оплачивать услуги, что обеспечивают его. Думаю, нам пора покинуть этот чудесный трейлер. Еще одна глава в нашей жизни окончена, пора продолжить повествование, да так, чтобы скучно не было. Ты же понимаешь, о чем я? — Да. Ты хочешь более приемлемой для себя жизни. — Рада, что ты понял. Наша дорога в случайный город около этой горы заняла несколько часов, и все это время велосипед работал исправно. Будто все на свете способствовало нашему переезду. Будто сама Вселенная двигала нас к этому событию… Живописные луга с деревянным забором исчезли из виду точно так же, как и розоватое в тот вечер солнце — стало холоднее. Мы добрались и, увидев городские огни, стали думать о том, где бы нам переночевать. В тот момент мне очень хотелось вновь оказаться в трейлере. Мы решили переночевать около заправки, а точнее у черного выхода, незаметно устроившись подле мусорной урны. Мы слышали трение колес об асфальт, когда очередная машина подъезжала, чтобы заправиться; мы также изредка слышали музыку или радио. В один момент что-то странное промелькнуло во мне — по рукам побежали мурашки, наверняка от холода. Но интуитивно я почувствовал, что должен встать и пойти. И я пошел на свет, а Алисса пошла за мной, шепотом задавая мне различные вопросы. Однако эти ощущения возникли неспроста, рядом был кто-то. И этот человек находился в белой машине, что подъехала к бензоколонке. В этой машине не играла музыка, оттуда не доносились никакие звуки, но энергия, что исходила от ее владельца… Я сразу узнал эти насыщенно-голубые глаза, похожие на морскую лагуну. Он развернулся, и его волосы, почти до плеч, чуть взлетели от резкости движения. Это был Фродо. Тот самый парень, что не любил свою жизнь и хотел каких-то изменений, но и пальцем пошевелить не мог, оставаясь на прежнем рабочем месте, что словно якорь держало его у дна. По его сияющей улыбке было видно, что он определенно что-то сделал за все это время. И сделал без всяких сожалений. — А, это вы. Я вас помню. — Привет, Фред. — Нет, Алисса, это Фродо. Совет, который когда-то дала Алисса будучи несчастному Фродо о том, что он должен что-нибудь уже сделать, кардинально поменял его жизнь, если не учитывать другие события, которые произошли в тот день… Фродо заинтересовался нашей историей и предложил нам номер в мотеле за свой счет, пока мы не найдем работу и не сможем вернуть должок, а потом оплачивать комнату самостоятельно. Его отзывчивость и поддержка сильно подняли Алиссе настроение и мы, несомненно, согласились на это. Лучше, чем спать у заправки на холодной дороге. — Возможно, я снова стану официанткой. — А я попытаюсь найти что-то подходящее для себя. — Удачи вам, ребята. Не прошло и двух месяцев, как мы рассчитались с Фродо и стали жить независимой совместной жизнью. Город не так сильно расстраивал Алиссу, как я мог предположить. Ей даже понравилось обмениваться улыбками со своими коллегами и посетителями. И все же я знал, что в ее голове все еще крутятся эти нетипичные воспоминания о том, что ей пришлось пережить в прошлом. — Это прозвучит странно, но я думаю о том, что хочу поступить в колледж. Я хочу чувствовать опору под своими ногами, Джеймс, не быть же мне официанткой всю жизнь. — О’кей. Мы копили на колледж, а я развивал всевозможные навыки, которые могли бы мне пригодиться. И как бы сильно нам не приходилось голодать, мы понимали, что все еще есть друг у друга, и пока это оставалось так, было бессмысленно беспокоиться. Банка с деньгами постепенно наполнялась, и мы не трогали ее, ожидая, пока она не заполнится до конца. Я вкладывал все силы в то, чтобы сделать ее наполненной, и речь не только о банке. Кажется, у меня получалось делать Алиссу счастливой, как я и хотел. — Ты же счастлива? — Да, Джеймс, я счастлива. — И я счастлив, ведь ты счастлива… Такие диалоги одновременно пробуждали в нас чувство благодарности и взаимности, но в то же время дико смешили нас. Алиссе не всегда удавалось проявлять нежность в полной мере, но уюта, которого она ощущала, находясь в этом номере со мной, было достаточно для нас обоих. Я обнимал ее по вечерам, а она мечтательно глядела в мои сверкающие глаза и рассуждала о том, какой могла бы быть ее жизнь, учись она в очень хорошем колледже и имея самую любящую мать, которая принимает ее любой, а не ждет от нее чего-то конкретного. Думаю, если бы ее отец не был наркодилером, она бы с радостью осталась с ним. Что, если я единственный, за кого можно ухватиться? — Джеймс, я правда ценю все, что ты для меня делаешь. Как хорошо, что я ее не убил. И так на протяжении нескольких месяцев — мы уходили на работу, а вечером возвращались в снятый нами номер. Вместе готовили ужин, вместе танцевали (теперь я знал, как это делать), смеялись и дурачились. Еще никогда я не был таким счастливым за всю свою жизнь. Может, в этом и есть весь смысл? — Джеймс, сегодня посетитель приставал ко мне, а когда я сказала ему прекратить он нагрубил. Я врезала ему. Теперь у меня нет работы. — Ты все сделала правильно. Несмотря на то, что Алисса умела постоять за себя, я все еще оставался ее защитником, и иногда нам приходилось ввязываться в небольшие неприятности, но они ничуть не смущали меня, ведь я боролся за ее безопасность. Меня поражало то, насколько ужасны многие люди, и насколько им плевать — они делали все, что хотели, будто это просто их реальность, в которой они — хозяева. Но это была и наша с Алиссой реальность, мы все делим ее, все 7 миллиардов человек. Вышло так, что мы собрали три полные денег банки, а еще у меня был секретный тайник с деньгами на черный день (Алисса про него знала, просто не говорила мне об этом). — Я подала заявления в несколько колледжей. В Гарвард меня не возьмут точно, но было весело попробовать. Мою душу согревала ее более чем довольная улыбка, и я уже представлял, как она прыгает от радости, когда понимает, что ее приняли куда-нибудь. Все шло гладко. Неужели у меня получилось сделать ее жизнь чуточку лучше? Я думал о том, как она уедет учиться. Чем буду заниматься? Куда подамся? Я шел не быстро и не медленно, но словно летал где-то в облаках, и мои размышления прервал протяжный гудок, когда я повернул голову на приближающийся объект. Темнота. Алисса, к сожалению, все было хорошо слишком долго. И я виноват перед тобой. Снова. Плачь — я не вправе тебя прерывать. Я стал твоим проводником в адскую жизнь. И также стал твоим проводником в хорошую жизнь. Исправлялся и подводил тебя множество раз. Меня покарали за все мои грехи, но я знал, что проделал долгий путь — от психопата к любящему человеку. Ты научила меня многому. Спасибо тебе за это. И несмотря на то, что я ничего не чувствую, во мне присутствуют странные и довольно необъяснимые ощущения. Я испытываю сожаления о том, что ушел, не предупредив. Помимо этого я испытываю глубокую печаль, вязкую вину. И одно из самых худших чувств — привязанность. Знала бы ты, как трудно отпускать людей. Хотя, ты и так знаешь. Я чувствую все, что испытываешь и ты, я понимаю. Тебя тоже коснулась привязанность — ощущение, что не смыть с себя, пока не пройдет очень долгое время. Пожалуйста, Алисса, не впадай в депрессию, уезжай учиться и сделай себя счастливой вновь. Тебе для этого не нужен я. Привязанность не излечить медикаментами или новыми людьми, но ты стараешься, и я это вижу. Ты невероятно сильная. Я читаю все твои тревожные мысли, пока ты стоишь у моего надгробия с бледным лицом. В один день ты обязательно отпустишь. Грусти и злись, метай чеки, проси помощи; сделай все возможное, чтобы выбраться на поверхность. Забудь о том, как ты отдавала мне всю свою любовь, которая когда-то была в тебе и лилась через край. Она все еще в тебе. В этот раз направь ее на себя. Ты смело можешь спасать себя, как тогда без промедлений спасла на работе, в последствие ее лишившись. Но тебе не нужна работа. Или мое присутствие. Ты нуждаешься в себе. И ты это знаешь, Алисса.