Странное влечение

Никто из присутствующих не хотел признавать истинную причину перерыва в этой дурацкой игре. Можно было бесконечно ссылаться на нытьё Хинаты, которая посреди игры вдруг захотела в туалет. Или на ворчание некоторых заядлых курильщиц, у которых столь опрометчиво быстро кончились сигареты, а Тсукишима, видишь ли, стрелять свои сигареты не намерена, аргументируя это тем, что холопам курить такое не положено. Думает, если курит через мундштук это тут же повышает её социальный статус, тем самым давая разрешение выёбываться. Решение о перерыве было принято единогласно и не сговариваясь, потому что иначе две девушки, на которых указало горлышко бутылки, просто бы поебалась на том ковре в гостиной. По крайней мере, такое впечатление сложилось у всех присутствующих и созерцающих эту картину. Как Суна Ринтаро, с хитрым прищуром и танцующим лукавством во взгляде, притягивает за галстук Ямагучи Тадаши — девчонка, у которой робость, казалось, заключена в каждой веснушке. Многим присутствующим даже стало неловко от их развязного поцелуя(наверное, именно он стал веской причиной для перерыва). От внимания Тсуму не укрылся и ревностный взгляд Ячи, устремлённый на целующихся девушек. И неприязненный взгляд Тсукишимы, прожигающий дыру в тех же самых целующихся. Судя по всему у Тадаши много поклонников. И поклонниц. Что было неудивительно: она правда классная и приятная девушка, с ней комфортно. Был единственный плюс в подобных вечеринках: сразу видны ревностные взгляды и всё становится кристально понятно. И, оказывается, не только у Ямагучи есть ревнующие поклонники — у её лучшей подружки тоже. Единственная представительница Некомы и капитанка в одном лице так и норовилась к блондинке из Карасуно, сесть рядом с ней, коснуться как бы невзначай. Да без толку — та лишь уходила, пересаживалась с места на место и постоянно отказывала ей в поцелуях, когда горлышко бутылки, прокрученной Куроо, указывало на неё. Изначальный состав на вечеринку был куда больше, однако после объявления игр и нюансов в виде штрафных, постепенно компания начала редеть: Дайшо придумала тупую отмазку и быстренько ускользнула из виду(да и никто не настаивал, чтобы она осталась), Терушима сказала, что у неё во рту новый прокол, который она не хотела бы беспокоить, а сидеть в сторонке ей не хотелось; в Некоме, оказывается, все приличные девушки(за исключением капитанки-экстравертки), а про Фукуродани и говорить нечего — все ответили отказом. Даже Бокуто, что удивительно, ведь её лучшая подруга весьма и весьма настаивала. Потом Куроо пару раз буркнула, что её променяли на какую-то глупую свиданку. У Атсуму сегодня всё было довольно-таки скучно: краткий поцелуй с Сакусой, по которой она сходила с ума в прошлом году и с той рыжей девчонкой с дико непослушными волосами, которая первая на очереди в туалет, да-да. Последняя, как выяснилось, совсем не умеет целоваться. Из интересного можно подметить, что состоялся тройной поцелуй между Суной, Ойкавой(ох, как же она пьяна) и Комори. Всё лишь потому что горлышко указало где-то между двумя последними и они не могли решить, кто же останется жертвой для Суны. Вообще, Тсуму завидует ей. Везёт ей слишком. За сегодняшний вечер она почти всех перецеловала, даже по нескольку раз. Ей даже удалось поцеловать капитанку своей команды, на которую ловила краш в прошлом году. Поцелуй между ними был необычайно нежным, особенно если сравнивать с поцелуем с Ямагучи. Младшая Мия ловит себя на мысли, что это нечестно — она была инициатором этой вечеринки, но самой ей ничерта не весело. И если так продолжится после перерыва, то вся эта затея была плохой. Радовало только то, что у Осаму чертовски скудно — все три штрафных на месте. А всё потому что на неё ещё ни разу не указывала бутылочка. Избрав Шинске в качестве посыльной за сигаретами, как самую старшую и самую некурящую, все спокойно разбрелись по квартире в поисках иных развлечений. И будет хорошо, если в список этих развлечений не будет входить вынос ценных вещей из родительской спальни. Направляясь на кухню, Атсуму заприметила как Суна с Ямагучи скрываются за дверьми туалета под протестующий писк Хинаты. Осаму скучающе наблюдала за своей подружкой, которая пребывает в отличном настроении. Да, скромные и робкие девушки — не её стиль. Обычно Ринтаро отдавала предпочтение смелым и шумным девушкам, а тут она будто бы решила попробовать что-то новое, будто старое уже надоело и пора разнообразить свою жизнь. От этих мыслей тут же отвлекла сестра. — Саму, как думаешь, — задумчиво начала блондинка, убедившись, что поблизости нет лишних ушей, — если убрать из игры алкоголь, она ведь станет интереснее. — Что ты имеешь ввиду? — Осаму равнодушно окинула её взглядом, всем своим видом показывая, что ей не нравится затея сестры. — Все имеют право на штрафной. — Ну а представь, если бы у игроков не было этого права. Тогда многие точно бы поцеловались! И вообще, почему это мы должны их спаивать? Они не скидывались, на секундочку. Да и, думаю, если бы нас было больше, алкоголь всё равно к этому времени закончился. — Потому что мы устроили эту тупую вечеринку, — терпеливо поясняет Осаму, но Тсуму уже скрывается за дверьми гостиной в поисках оставшегося алкоголя. Старшая, с недовольным выражением лица наблюдала за сестрой, но ничего не предпринимала, устало потягивая яблочный сок(как будто она пыталась перебить алкоголь, ударивший в голову). Незаметно от других она потягивала алкоголь в кругу, ибо на штрафные ей сегодня не везло. Накинув на плечи тёплый шарф, Тсукишима удалилась на балкон, прикуривая Мальборо. Зимний ветерок поддувает, забирается под одежду, заставляя изредка вздрагивать. Сумерки давно обрушились на Токио, но город в ночное время суток казался лишь более оживлённым: свет из окон домов, неоновые вывески, уличные украшения. Мии проживали почти в центре Токио, да и высоко. Настолько, что можно было увидеть множество вещей, открывающихся на этой высоте. Но вместе с этим — немного шумно. Кей ловит себя на мысли, что не смогла бы жить здесь. Нагло её мысли прерывает скрип балконной двери и та оборачивается, чтобы узнать, кто же решил ей составить компанию. — Опять ты, — недовольно вещает Тсукишима, отворачиваясь от неё. — Не будь такой злючкой, Тсукки, — нагло тянет гласные капитанка Некомы. Кей только отворачивается от неё, игнорируя. Тецуро же не отступала и нахально пристроилась рядом, соприкасаясь с объектом обожания предплечьями. И это Тсукишима пропускает, но когда Куроо перехватывает мундштук и затягивается, то терпеть её уже оказывается невозможно. Не успела Кей что-либо предпринять, как оказывается вовлечена в поцелуй и прижата к ближайшей стене. Поцелуй их не продлился долго — протест Тсукишимы был слишком сильным и напористым. Куроо настаивать не стала и удалилась обратно в гостиную, где остальные, отдохнув и проветрив голову, стали потихоньку потягиваться обратно. Алкоголь спрятан, сигареты куплены, Ямагучи и Суна наконец впустили Хинату в туалет (когда девушки выходили из уборной, Тадаши смущённо поправила подол своей слегка задранной юбки), да и все остальные подключились. Можно продолжать. Последующие несколько поцелуев не сопровождались отказом. Суна крутит, бутылочка указывает на старшую Мию. Что ж, целоваться им не впервой, поэтому обе охотно потягиваются друг к другу и целуются несколько секунд. Дальше крутит Осаму. Она пристально наблюдала за горлышком и когда оно опасно замедлилось перед Атсуму, у той стал ком в горле. Суна уже полезла за телефоном, чтобы снимать это(это будет получше всяких драк и перепалок близняшек). Она уже настраивала камеру. — С ней? Ни за что, — произносит вслух Осаму свой вердикт. — Тогда штрафной, — усмехается Суна, обводя взглядом комнату и, на удивление, не замечая поблизости алкоголь. И слишком довольная продолжила: — Или нет. — Тсуму, блять, — цедит старшая Мия сквозь зубы. — У нас кончился алкоголь, — на выдохе произносит Атсуму. Это всё больше и больше походит на какую-то дешёвую комедию. А Тсуму в этот момент думает лишь о том, какая она всё-таки дура. Толпа подбивает к действию и девушка чётко понимает, что от них просто так не отстанут. Атсуму несколько неуверенно смотрит на сестру, которая всем своим видом выражает ярый протест. Тсуму, кажется, была не против. И это подтвердилось её инициативой в поцелуе. Она, в отличие от Саму, не столь категорично отреагировала на перспективу поцеловать сестру, а отнеслась к этому с позиции «а почему бы и нет, собственно?» Осаму зажала губы, отвечать она не хотела. Одна только мысль о поцелуе с сестрой вызывала отвращение, скребущие коготки внизу живота и тошноту. Кита, качая головой, закрыла рядом сидящей Хинате глаза. Суна с превеликим удовольствием снимала это безобразие, стараясь не сильно кричать, чтобы не испортить видео.

Многие подбивали Осаму ответить.

Осаму всё-таки разжала губы и позволила Атсуму коснуться своим языком её. Это было весьма и весьма удивительным. А ещё Тсуму слишком навалилась, пришлось упираться руками позади себя. Переместив центр тяжести в одну руку, другой рукой старшая скользнула в волосы сестры и той даже показалось, что та берёт инициативу. Но та тут же резко одёрнула её от себя, отстраняя. Это взбудоражило сознание младшей Мии, заставляя табун мурашек пройтись по всему телу от внутренней стороны бедра до позвоночника. Блядство. Осаму стыдливо прикрыла лицо ладонью и поспешно удалилась из круга на кухню. Атсуму осталась. Повисла гнетущая тишина. До последнего она не хотела этого признавать, но поцелуй с сестрой... такого животрепещущего поцелуя не было ни с кем другим. Ни одна девушка и ни один юноша, как бы хороши они ни были, не сравнится с ней. Тсуму действительно понравилось это. Она не должна думать об этом в таком ключе. Это неправильно. Это... омерзительно. И это... чёрт, это именно то, что она бы хотела повторить. После произведённого фурора весь интерес к игре у всех мигом улетучился. Может быть оттого, что всё интересное, что могло сегодня произойти, уже произошло. Однако гостьи решили идти до победного конца и упрямо крутили бутылочку с неким скучающим ожиданием. Многие из присутствующих, заслышав об отсутствии алкоголя, попросту ушли по съёбам и остались самые отчаянные. Тадаши с Кей тоже покинули квартиру Мий довольно-таки быстро. За ними увязалось пару девушек: Суна не на шутку увлеклась компанией Ямагучи, а Тсукишима перебрасывалась колкими фразочками с той девушкой из Некомы. Иваидзуми, ссылаясь на то, что пьяная Ойкава может учудить многое и не вспомнить, едва ли утащила её оттуда в машину такси. Кита также решила покинуть квартиру и настойчиво попросила Атсуму не творить глупостей. Она тоже была пьяна, было видно по размытому взгляду. За дверью на выход скрылось ещё пару силуэтов. Тсуму, выпроводив их, не горела желанием потакать всему этому безобразию, оставляя немногочисленных гостей наедине с пустой бутылкой от яблочного сидра и сплетнями в гостиной. Кажется, девушка даже услышала протестующие вопли Кагеямы и тонкий, но не менее протестующий, голосок Хинаты. Судя по всему их постигла та же участь что и Саму с Тсуму несколькими минутами ранее. На кухне спокойнее. Свет сюда почти не попадает, а единственная её полоска, начинающаяся в коридоре, глухо рассеивалась. Через открытую форточку попадал отрезвляющий холодный воздух. У Осаму до боли сдавливало лёгкие, голова трескалась. Коготки всё ещё скреблись, а разум слегка туманный. Глухая боль сдавливала виски и фантомное ощущение чужих губ... Это событие проворачивалось в голове снова и снова, не давая покоя. Атсуму застала одинокий силуэт сестры возле окна. Несмело подходя к ней со спины, девушка хочет коснуться её плеча, но не решается, спешно одёрнув руку. Саму услышала осторожные шаги сестры и почти не отреагировала, специально игнорируя её. — Ты как? — робко подаёт голос Атсуму. — Если хочешь, я могу сказать им всем, чтобы ушли. Ответом служит короткий кивок и девушка быстрым шагом направляется обратно к гостиной. Заметив её силуэт в дверном проёме, гостьи отвлекаются от бурного обсуждения, замолкая. Судя по тому, какая неловкая повисла тишина, обсуждали здесь именно Мий. — Хах, что ж, я думаю эта вечеринка подошла к своему логическому завершению и нам всем стоит разойтись, — вежливо начала Атсуму. И, увидев некоторое недопонимание в глазах присутствующих, вошла в раж, более уверенно подавая голос: — Я говорю, пиздуйте. Через пару часов приедут родители. Или кто-то хочет помочь нам убраться здесь, м? — девушка с вызовом окинула взглядом гостей, которые начали собираться в некоторой спешке. И лишь рыженькая осмелилась подать голос: — Но ведь ты говорила, что они приезжают завтра утром! — А ну цыц! — шикнула Тсуму, смерив ту таким взглядом, что Хинате ничего не оставалось, кроме как заткнуться. Вскоре от присутствующих не осталось и следа, не считая пустых бутылок из-под пива, окурков в пепельнице и чьих-то кислотных чулков, одиноко висящих на люстре. Видимо, веселье у кого-то удалось на славу. Но Атсуму сейчас не до чулков и даже не до ряда пустых бутылок, выстроенных у двери. Конечно, она наврала про родителей. Застав Осаму в более расслабленной позе, нежели до этого, Атсуму прерывает неловкую тишину: — Давай нахуяримся? Саму курила сигарету и тлеющий табак иногда слабовато отдавался беловатой точкой, обнаруживая силуэт курильщицы. Ответ Атсуму получает не сразу. — Давай, — согласилась Саму, не торопясь докуривать сигарету. Всё-таки нужно ведь выкинуть пустые бутылки, а другой алкоголь куда-то деть, дабы не спалиться перед родителями о том, какую же интересную вечеринку закатили их ненаглядные дочурки. Переместившись в гостиную, в компании недопитого алкоголя, Осаму пыталась смыть привкус чужих губ со своих, топя в сладковатом пиве, что приятно грело горло. Забитые мусорные мешки стоят в прихожей и только оттуда приходится свет, практически не распространяясь по квартире, и его царствие взял полумрак, одаривая девушек интимной близостью. И вроде бы Осаму против этого всего, хочется встать, уйти в комнату, укутаться в одеяло и отключиться до утра, а вроде накатывает дикая ленность из-за выпитого алкоголя. Чёрт, как бы не перебрать с алкоголем, не хотелось иметь последствия — и без того видок не ахти. Тишина не прекращалась. Было неловко. Осаму даже не хотела начинать говорить с ней, нужно всё тщательно переварить. Но Саму решается, опустошив очередную бутылку: — Я понимаю, что тебе вообще всё равно на это и ты у нас вообще живёшь одним днём, хочешь попробовать всё на свете, но... забудь о том, что произошло, — она потянулась за новой(скорее уместнее сказать, открытой и недопитой) бутылкой и буркнула: — и Суну попрошу удалить тот видос... Атсуму оставила реплику сестры без ответа. Это было не в её стиле, но в этот момент ей казалось что если она скажет хоть что-то, то это непременно будет глупость вселенского масштаба. А потому прикусывает язык, не нарушая тишину и неловкость ситуации. Алкоголь приятным теплом разливается по телу, затмевает разум, путает сознание. Осаму было самую малость неловко сидеть рядом с сестрой после случившегося. Её так сильно это тревожит, а Тсуму хоть бы что. Как казалось. И странным было то, что Атсуму молчит. До сих пор они не перекинулись и парой слов, что было для них весьма странным. Ни колких подъёбочек, ни общих шуток, понятных лишь им обеим. Тишина. И эта тишина побуждает к действию всяко лучше возгласов пьяной толпы. — Скажи честно, Саму, – шёпот девушки вязнет в полумраке, горячее от алкоголя дыхание приходится на самое ушко. Осаму даже ухом не повела. — Тебе ничуть не понравился тот поцелуй? Вопрос горячим шёпотом разлился по коже. — Тсуму, блять, — прошипела девушка. Она взглянула в, как ожидала, наглые глаза сестры, но вместо этого её взгляд не выражал того, чего Саму себе представляла — лишь притуплённый из-за алкоголя взгляд и лёгкая улыбочка. — Иди ты к чёрту, — процедила Осаму и отвернулась от неё, допивая остаток алкоголя в бутылке, оставляя рядом. Пьяный взгляд Тсуму рассеянно блуждает по интерьеру, натыкаясь на весьма интересный предмет гардероба. Ох, а это даже поинтереснее кислотных чулков на люстре. И кто бы мог его забыть? В голове рисуется картина, как Суна резко притягивает Ямагучи за галстук и сминает её губы в грубом поцелуе. Блядство. Тадаши, судя по всему, оставила у Мий не только свою девственность и гетеросексуальность, но и галстук. Какая ирония. Атсуму незаметно прибирает его к рукам и кидает взор на Саму, что так и не повернулась в её сторону. Допивая бутылку ежевичного пива и подмечая про себя, что Осаму его чертовски любит, Тсуму поддаётся своему порыву, рывком увалив девушку на пол, тут же сев сверху, блокируя пути отступления. Атсуму перехватывает её запястья, заводя их над головою, предприняв попытку связать их. От таких действий Осаму опешила и будучи только уваленной на пол, по её телу прошёлся электрический ток, рассылая непонятную тревогу по всему телу. Сопротивление принесло свои плоды, которые тут же были раздавлены сильным напором со стороны блондинки. На первый раз всё было напрасно, но разве это остановит пьяную девушку, у которой все нормы морали и приличия давно полетели к чертям, уступив место желанию и ненормальному интересу? Тсуму предприняла ещё парочку попыток связать сестру, несмотря на её явный протест в виде рычащих ругательств и болезненных оцарапываний, которые приходились младшей куда угодно. Тсуму самодовольно ухмыляется, завязав галстук покрепче. Успешно. Из-за этого всего ненавязчиво задрался свитер. Атсуму с нескрываемым наслаждением смотрела на ярые сопротивления Осаму, зная, что та в её власти. Всецело и полностью. Обездвиженная и злая Саму, пьяная и совершенно недовольная нравилась ей. Так умилительно. — Ты так и не ответила. Ну так что насчёт поцелуя? — Атсуму приближается к её лицу непозволительно близко. Столь близко, что её губы, на вкус как ежевичное пиво, почти касаются чужих губ. Протестующе-угрожающие фразы более ничего не принесли и Осаму злобно взглянула на сестру из-под своей чёлки; но стоило Тсуму наклониться чуть ближе так, что они едва касались губами, Саму резко уткнулась лицом в предплечье. Она чувствовала шальное горячее дыхание прямо на ушко. — Тсуму, отъебись! Как мне может это нравиться?! — всё с той же злобой и раздражением в голосе проговорила та. — Это аморально! Это ненормально! Мы же сёстры! Мне было противно и стыдно! Так не должно быть. То, что я ответила на поцелуй — ничего не значит. Надеюсь, так понятнее. Осаму увела взгляд в сторону, ожидая, пока Атсуму слегка протрезвеет от её речей и, может, развяжет уже. Но ошиблась. Атсуму по-свойски проводит кончиками пальцев по её запястьям(это заставило её вздрогнуть и почти податься сестре навстречу), как бы играючи поддевая крепкие узлы на галстуке, сковывающем движения старшей. Тсуму достаточно пьяна, чтобы пропустить все речи сестры мимо ушей, но достаточно трезвая, чтобы пресечь все её попытки вырваться. Придерживая одной рукою запястья старшей, другой рукой Атсуму берёт её за лицо, что получается у неё чертовски грубо, но в тот же момент это действие не причиняет боли. Младшая приближается к ней, прекрасно зная, что теперь она не может от неё отвернуться, ведь попросту не получится и, наклоняясь к самому ушку, шепчет с придыханием: — И всё же... тебе правда ничуть не понравилось? После сказанного Атсуму не спешит отстраняться, касаясь горячим языком ушной раковины. Это заставило старшую вздрогнуть и пихнуть её коленом. Осаму, несомненно, знала о том, что её сестра способна на многое под действием алкоголя, но... настолько? Из херовой комедии это вылилось в какую-то херовую пытку, которой младшая, блять, чертовски наслаждалась. Саму хочет противостоять ей, но из-за выпитого алкоголя по телу разливается слабость, которая не даёт что-то предпринять. Недовольным шипением девушка сопровождала ругательства в сторону Атсуму. Попытка вывернуться не принесла абсолютно ничего и Осаму несколько обмякла, почти сдавшись. Шёпот по нежной коже заставил под кожей ощутить дрожащие мурашки. — Тсуму, я... — девушка вдохнула носом и приняла решение приврать(оу, правда?), чтобы сестра отстала от неё. — Самую малость. — Самую малость, говоришь? — нараспев произнесла Атсуму. — Так что же ты сразу не отстранилась, м? — реплики сопровождаются нахальной улыбкой. — А знаешь, что о нас говорили? Наш поцелуй вышел са-а-мым долгим. Мы даже Суну с Ямагучи переплюнули. Забавно, правда? Так что ты там говорила? Самую малость? Что ж, это можно исправить. — в пьяном взоре Тсуму пляшут шальные нотки, губы всё ещё тронуты той гадкой ухмылочкой. Слова младшей пронзили обездвиженную девушку. — Тсуму, хватит... — сдавленно произнесла девушка. Странное чувство внизу живота вязалось. Прямо как при некоторых поцелуях, совсем изредка. Это чувство ни с чем другим не спутаешь. Ухмылка нисходит с губ младшей и лишь тогда, когда она снова целует. Поцелуй выходит смазанным, остервенелым, чертовски грубым и пропитанным похотью. Целуя, Атсуму с удовольствием подмечает то, что Осаму от неожиданности даже не успела сомкнуть губы. Новый поцелуй был несколько резок, Тсуму всё ещё держала её лицо, отвертеться не получалось. Сопротивление ногами также ничего не принесло, кроме дискомфорта в поцелуе, как и другие телодвижения. Атсуму прижимается сильнее, наваливаясь всем телом, а ощущение груди, вздымающейся от порывистого дыхания заставляет сдавленно простонать в поцелуй. Саму морщится, чуть прикусывает чужую губу и случайно подаётся вперёд сестре. Привкус алкоголя на чужом языке почти не ощущается лишь из-за своего далеко нетрезвого состояния. «Может, просто представить на месте Тсуму кого-то другого?» — с этой мнимой утешающей мыслью, Осаму попыталась успокоиться, но на поцелуй не отвечала, чтобы не поддаваться и не потакать сестре. Но Атсуму довольствуется уже тем, что девушка оставила попытки оттолкнуть её. А ещё отсутствие реакции со стороны сестры позволяет сделать всё, что Тсуму хотела, а потому она бесстыдно блуждает языком по её губам, касаясь чужого языка. Однако через некоторое время ей это наскучило и отсутствие всякой реакции со стороны старшей конкретно поднадоело. Тогда Атсуму бесцеремонно и несколько резко ставит колено меж её ног. Саму рвано выдыхает и почти стонет. В голове она подмечает, что ошиблась. Жёстко ошиблась. Она не может представлять на месте сестры кого-то ещё. Никто не целуется так, как Атсуму. Никто не зажимал её так, как это сделала Атсуму. Блядство. И надо же было сегодня надеть юбку. Пусть она и была по длине ниже колена, но сейчас это не имело какого-либо значения, потому что она была бессовестно задрана. Осаму хотела бы уйти от действий сестры, однако просто некуда. Руки Атсуму медленно блуждают по обнажённым бёдрам. Мурашки пробегает по телу девушки, пронзая дрожью каждый её миллиметр. И если бы Осаму была в колготках, она непременно бы их порвала. Вероятно, когда действие алкоголя улетучится, оставив после себя лишь жуткое похмелье, невыносимую головную боль и сожаление о содеянном, Атсуму будет ужасно стыдно. Но в данный момент, когда её руки бесстыдно блуждают по телу сестры, когда её колено задирает эту блядскую юбку, а Саму так податлива(скорее не податлива, а просто не в силах сопротивляться, что не столь важно), она ни о чём не сожалеет. Как только Осаму почувствовала некоторую свободу на своих запястьях вследствие того, что Атсуму переместила свои руки ниже, она сразу ухватилась за шею сестры и держала её на расстоянии своих вытянутых рук. Сдавливающее ощущение чужих рук на шее было внезапным, хотя этого стоило ожидать, что Саму выкинет подобную херню. Её ноготки приятно впивались в кожу, а крепкая хватка не позволяла продолжить прерванный поцелуй. Неожиданно для себя Атсуму поняла, что ей это нравится. Тяжёлое ощущение чужих рук на шее, ноготков, впивающихся в кожу, это сопротивление, оказываемое Саму. Было достаточно высоко, чтобы Атсуму не дотягивалась, но недостаточно, чтобы придушить её до слабости. И чтобы не выдать свою слабость, ради которой она готова поддаться на что угодно, младшая резко убирает прочь руки со своей шеи. Руки Саму снова оказались на полу. Атсуму заводит руки над её головой, а она заводит её, забавно выходит. При всём при этом у Атсуму, как бы безумно это сейчас ни прозвучало, всё ещё остались какие-то моральные принципы, не позволяющие приступить к действиям без воли старшей(о, Тсуму, ты уже). Пусть Осаму и оставила попытки сопротивляться, она явно противиться нутром всему, что сейчас с ней происходит. — Ты мне не доверяешь? — шёпотом произносит Атсуму, глядя в глаза напротив. После вопроса, Осаму уловила в полумраке взгляд сестры и самой ей хочется вжаться в пол сильнее. Вопрос режет слух, приоткрытые губы вздрогнули. Внутри, кажется, что-то треснуло. Совесть? Мораль? Нравственные установки? Чёрт его бы побрал. — Доверяю... — на выдохе прошептала она. Ответ пронзает тишину, отдаётся мурашками вдоль бедра, вяжет тугой узел внизу живота, что так приятно-болезненно тянет. Боже. На долю секунды губы Атсуму изломились в лукавой улыбке, после чего девушка неуверенно ослабляет хватку на запястьях сестры, с приятным удивлением не заметив никакого сопротивления. Невесомо и мучительно медленно проводит рукою от запястья до локтевого изгиба. Руки перемещаются ниже, на этот раз Атсуму оглаживает внутреннюю сторону её бедра, останавливаясь в каких-то сущих миллиметрах от клитора. Она явно добивается, чтобы та сама подалась ей навстречу. Осаму больно вжимала ноготочки в свои ладони. От этого всего перехватило дыхание, непонятно-приятное тепло вязалось где-то внизу. Чёрт. Новые ощущения вскружили голову, а тут ещё и алкоголь себе напомнил мнимым гудением в висках. Все эти касания блядски возбуждали. С одной стороны не хотелось продолжать из-за одного простого соображения, что Атсуму сестра. А с другой стороны — ну и что с того? И, правда, почему бы и не попробовать, когда действительно доверяешь ей? Никто ведь не узнает об этом. — Тсуму, — прошептала девушка почти во стон, с некоторым придыханием. Руки блондинки перемещаются на талию, сжимая с некоторой силой. Осаму невольно подалась вперёд, уводя взгляд в сторону. Атсуму же склоняется над ней и проводит языком по запястью, оставляя влажную дорожку, чередуя это блядство со смазанными поцелуями, следы которых виднеются на запястьях ало-багровым. Поддевает зубами ткань галстука, оттягивая вверх, тем самым высвобождая руки сестры. Последняя отчётливо почувствовала, как же пульсирует в области запястий — такие уж тугие узлы вязала сестрица. Атсуму и самой интересно, каковы будут её дальнейшие действия. Оттолкнёт ли её или позволит делать с собой, всё что вздумается её сумасшедшей сестрице? А может даже ответит ей? В последнее чертовски хотелось верить и вместе с этим верилось меньше всего. Атсуму немного отстраняется, окидывая девушку взором, в котором читается вызов. Саму приподнимается и хватает её за шею(Тсуму готова была поклясться, что та сейчас оттолкнёт её прочь), увлекает за собой, мягко падая обратно. они очень близко. Старшая огибает ладонями её шею и, наклонив чуть ближе, почти в губы прошептала: — Ну и чего ты остановилась? Заданный вопрос, казалось, обжигает этим блядским дыханием, шёпотом, приходящимся в самые губы. Тсуму хотела бы съязвить в этот момент — уж такая у неё натура, — но боится что любой её неверный шаг или слово и Осаму перестанет быть с ней так близко, что можно почувствовать чужое опаляющее дыхание на своих губах. А ей этого очень, очень не хотелось. И всё же Атсуму осмеливается спросить: — А тебе так хочется, чтобы я продолжила? Один её палец невесомо коснулся уха Атсуму, оглаживая хрящик. Осаму медленно, почти сухим языком, проводит дорожку от мочки до ладьи, прикусывая там же. — Надеюсь, что к утру мы забудем это, — горячо шепчет она. Саму берёт инициативу в свои руки: медленно скользнула по спине сестры, поддевая её верхнюю одежду и резво стягивая с неё, кидая в каком-то неизвестном направлении. Она ведёт руками по спине сестры дальше. Сначала почти невесомо, затем — более ощутимо, но не царапая. Реакция не заставляет себя долго ждать и Осаму невольно подмечает, что её сестра чёртова мазохистка. Затем пальцы ловко подцепляют застёжку бюстгальтера, оформленного кружевом(чёрт, Тсуму, будто бы знала, что будет сегодня с кем-то трахаться). Пару поцелуев приходятся Тсуму в шею. Та лишь исступлённо выдыхает и выгибается в спине. Необъяснимое чувство возбуждения накрыло Осаму и та просто поддалась тупому желанию потрахаться. С сестрой. Со своей близняшкой. Замечательно. — Саму, чёрт бы тебя побрал, – почти умоляюще выдыхает Атсуму, запрокидывая голову. Освободив сестру от лишних предметов одежды (кроме юбки — уж слишком она ей нравится задранной), Атсуму ловко цепляет застёжку бюстгальтера, откидывая его прочь. Тсуму с ней не церемонится, послав к чёрту прелюдии и грубо вводит два пальца ей в рот, обильно смачивая слюной. Это произошло столь внезапно, что Саму даже забыла, как дышать на пару мгновений. Старшая чувствует невольную боль в области груди, что отдавалось чётким гулом в висках. В любом случае, сопротивляться девушка не стала — уже слишком поздно. К тому же, Саму очень надеется, что это всё останется только между ними и стенами комнаты, которые всё слышат. Атсуму спускается ниже и понимает, что смачивать пальцы не было необходимости, ведь бельё сестры пиздецки мокрое, чему Атсуму самодовольно ухмыляется. Поддевая край нижнего белья, девушка стягивает его с Саму. На этом моменте она несколько сдвинула ноги, но затем сестра бесстыдно вклинилась меж них, что заставило старшую почти простонать. Атсуму оставила её в одной лишь юбке. Чертовски. Задранной. Юбке. Как же ей это нравится, чёрт возьми. Два пальца Атсуму касаются вульвы, лаская клитор. Атсуму уже доводилось быть с девушкой и она доверяет своему опыту, будучи уверенной в том, что она хороша. Осаму так чертовски это нравится, и она даже откинула мысль о том, что это неправильно — слишком хорошо, чёрт бы её побрал. Пару смазанных поцелуев пришлось Атсуму в шею и ключицы. Саму оглаживала сестру по талии, спине, рёбрам и груди, подаваясь ей навстречу. Блондинка, судя по всему, просто, блять, издевается над изнывающей под ней девушкой, лаская её клитор. Пару выразительных стонов слетело с языка старшей. И внезапно она чувствует, как в неё вошло пару пальцев. Действие получается несколько грубым и смазанным. И даже не давая девушке привыкнуть к новым ощущениям, Тсуму совершает отнюдь не плавные поступательные движения и её даже не заботит то, что она возможно причиняет сестре боль. Атсуму сопровождает свои действия покусываниями за соски, нежными поцелуями в ключицы, что безумно контрастирует с рваными и грубыми движениями её пальцев. Саму громко выстонала что-то бессвязное, а затем сразу же перешла на скулёж. Больно. И Тсуму продолжает в том же темпе. От этого на глазах собралась влага, которую Саму тут же сморгнула. Правда, слёзы всё-таки проложили мокрую дорожку по её щекам и вискам. Старшая то и дело прижимает её к себе и зарывается в светлые волосы, остервенело сжимая их в отместку. Тсуму чуток сдавленно шипит. Но ей это даже нравится. Никогда просьбы Осаму остановиться не приводили к тому, что Атсуму прислушается и старшая была полностью уверена в том, что в этот раз исключений тоже не будет. И пробовать даже не стала. Атсуму сбавляет темп, двигаясь более плавно. Она не из тех, кто будет извиняться. Да и к чему просить прощения, если её изначальной целью и было выебать до слёз, скулежа и изнеможения. Саму тоже не жалела сестру — больно впивалась ногтями где-то под её лопатками и оставляла краснеющие полосы, которые жутко жгло; младшая могла почувствовать вязкие капли и стягивающее ощущение на коже. Языком Атсуму очерчивает её скулы, собирая солёную влагу. Эдакий своеобразный способ утешения. Но Осаму отвернулась от неё, не желая принимать этот жест. В моменты, когда кисть руки одолевает ноющая боль в мышцах, а пальцы отказываются слушаться, Тсуму ласкает клитор. Девушка утыкается в ложбинку меж её грудей, с нежностью целует, дразнит языком соски, после – кусает. Всё ещё в привычной для неё грубой манере, однако более осторожно. Руки Атсуму выводят на спине девушки едва ощутимые узоры и заставляет выгнуться, когда оцарапывает ноготками. Саму послушно выгибается в спине и слегка дрожит, как вздрагивает беспокойная струна. Вскоре это прекращается, Тсуму опирается на локти по обе стороны от Саму и резким движением разворачивает её лицо к себе, опаляя настойчивым поцелуем, Атсуму отстраняется, напоследок укусив нижнюю губу партнёрки. В этот раз младшая получила ответ на поцелуй и сдавленное ругательство за укус, вместе с быстрой царапиной на рёбрах. С обманчивой нежностью целует в шею и прижимается. Мокрые тела соприкасаются с лёгким шлепком. Волосы неприятно липнут к лицу, шее, плечам. Младшая резко спускается вниз, ведя руками по талии Саму(не обошлось без царапин, иначе это была бы не Атсуму). Несколько несильных укусов пришлись девушке на внутреннюю сторону бедра. Левой рукой Тсуму сжимает её бедро в месте недавних укусов, словно не желая чтобы причинённая ею боль заканчивалась. И на выдохе приближается к вульве, опаляя клитор сбившимся горячим дыханием, при этом совершенно не спешит приступать к действиям. Осаму принялась тихо обсыпать сестру ругательствами. Её грудная клетка часто вздымалась и, о боже, наконец-то она смогла смочить горло слюной. От нежностей — пусть обманчивых — ласк, старшая блаженно стонет вполголоса, ослабив хватку в светлых волосах. Царапание сопровождается шипением и ругательствами. Царапины же от младшей жгли и напоминали о себе каждое мгновение. На укусы Осаму отвечает громкими стенаниями и желанием ухватиться за что-то и этим вновь оказались волосы сестры. Чувствуя, как Атсуму опускается всё ниже, старшая невольно запрокинула голову назад, уже готовясь к новым ласкам и... ничего. — Тсуму, блять, — сипло выругалась старшая, всё ещё неровно дыша. Спустя пару секунд она смягчилась и слегка дрогнувшим голосом попросила: — Пожалуйста... продолжай. Атсуму ухмыляется, смакуя столь желаемые ею мольбы сестры. Слизывает нахальную ухмылку со своих губ, хищно облизываясь, и целует. Судя по тому, как крупно вздрогнула Саму, в клитор. Мучительно медленно проводит языком по всей длине органа. Руки старшей в её волосах сейчас как нельзя кстати. Тсуму находит клитор и мягко ласкает его кончиком языка, задавая быстрый темп. Её ладони с силой сжимают бёдра сестры, впиваясь ноготочками. Осаму и не думала, что это может принести столько удовольствия. И эта контрастная боль вскружила и без того нетрезвую голову. Следы от царапин, остервенело и небрежно оставленных Осаму отдаются жгучей болью в теле при любом малейшем движении. И это чертовски заводит. Руки Атсуму порой перемещаются на талию девушки, сжимая до белеющих пятен. Ладони бесстыдно скользят по телу сестры, словно желая запомнить каждый миллиметр и вновь возвращаются на бёдра, слегка оцарапывая. В какой-то момент Тсуму чувствует напряжение в её мышцах, что говорит о скорой разрядке и... просто отстраняется, сопровождая это наглое действо бесстыжей ухмылкой. Осаму уже выгнулась в спине, осталось буквально пару касаний. Атсуму, кажется, возомнила себе слишком многое. И до того как сестра успеет осквернить её всеми ругательствами, уготовленными для неё, готовыми в любой момент слететь с кончика языка, Тсуму продолжает начатое. Благодаря взятому перерыву, пусть и длительностью в пару секунд, она двигает языком куда быстрее, смахивая усталость и головокружительное действие алкоголя. Это настолько хорошо, что Осаму почти сразу кончает. Стены проглатывают её громкие и протяжные стоны, которые усладой раздаются по квартире. По рефлексу Саму, в момент оргазма, зажимает бёдрами голову Атсуму, но продлилось это менее десятка секунд. Затем девушка, слегка подрагивая, обмякла. Грудная клетка по-прежнему часто вздымалась, некоторые пряди волос налипли на их лица. — Как же... я тебя ненавижу, — едва слышно прошептала Осаму. Пока она не в силах приподняться. — Я тоже люблю тебя, сестрёнка, — последнего слова, казалось, устыдились даже сами стены. Да уж. Саму, должно быть, думала, что её первый раз будет с каким-то хорошеньким парнем, к которому она питает взаимные чувства, но имеем что имеем. Кажется, судьба хорошенько над ней постебалась. Осаму сморщилась от её слов. Пролежав ещё некоторое время, старшая убралась в ванную, смывая с себя кровь, пот и стыд. Оцарапанные участки кожи чертовски жгло, Осаму едва ли ни материлась. Вскоре она попривыкла к этому и более осторожно проводила по царапинам ладонью. Дрожь в ногах изредка одолевала её до такой степени, что ей всё казалось — ещё чуть-чуть и она свалится на кафель, и пролежит до полного отходняка. Голова была чертовски тяжёлой. Небольшая трезвость наступила после душа. Верно говорят, что вода бодрит. Выйдя из ванной комнаты, старшая молча и быстро скрылась во тьме квартиры. Атсуму юркнула за дверной проём ванной комнаты сразу после сестры. Последняя даже не взглянула в её сторону, но та и не ждала от неё каких-то действий. Тсуму вообще ничего от неё не ждала. И это пиздецкая ложь, коей Тсуму упивалась, позволяя затмить и без того затуманенный действием алкоголя разум, чтобы не захлебнуться своими ложными надеждами на лучшее. Надеждами, что у них могло бы что-то получится. Надеждами на то, что сестра обратит на неё внимание. Спьяну Атсуму спутала, чёрт бы их побрал, вентили кранов и вместо ожидаемой горячей ей в лицо плеснула ледяная. Девушка отпрянула от душа, спешно закрывая кран и несколько забавно фыркнув. — Вот дерьмо, — злобно прошипела девушка, зажмурившись. Холодная вода отрезвила, прогоняя остатки алкогольного опьянения, а голову тут же заполонила куча навязчивых мыслей, давящих на виски. Это ведь неправильно. Неправильно. Это же просто жуткая грязь. Веки вдруг становятся непривычно тяжёлыми, стыдно и мерзко становится взглянуть на своё отражение в зеркале. Взглянуть на саму себя, осознавая, что натворила. Тсуму зарывается в свои волосы, пытаясь воссоздать ощущение чужих ладоней в своих волосах. И всё же, она ни о чём не жалеет. И снова она врёт самой себе.