Притяжения больше.net

      Начало первого осеннего месяца проходило тихо и безмятежно, однако очередной саммит, в котором на этот раз собралась Большая двадцатка, не обошёлся без клоунады и погрома со стороны Оливера. Да, из-за него, из-за альтернативной версии Англии. Виновником сего «торжества» стал никто иной как англичанин с вечно диким взглядом ярко-голубых глаз. А ведь поначалу всё начиналось безобидно. В тихой обстановке все двадцать стран обсуждали насущные проблемы, Англия приобнимал Россию за руку сидя рядом с ним, и одновременно внимал каждому, кто желал высказать свою позицию по той или иной теме. Хотя признаться, скучновато на таких собраниях, все такие серьёзные, но совершенно иные, стоит отойти от роли страны.       Саммит приближался к середине, а до завершения было далековато. Одновременно следя за развитием разговора за переговорным столом, Англия встрепенулся, когда России на мобильник резко поступил звонок. Оказывается, старшей сестре Александра стало плохо, и он отпросился с собрания. И по такой уважительной причине, России разрешили покинуть собрание.       Когда Александр встал с места и забрал свои принесённые документы, и уже собирался уходить, Оливер состроив большие глазки оленёнка Бэмби, попросил глядя на него: — А поцёмать меня на прощание? — Олли, ну не на людях же.       Оливеру не показалась странной такая просьба. Ну и что? Пускай все другие смотрят, они ведь и так всё знают.       И поскольку Россия ушёл, это означало только то, что Англии немедленно нужно найти себе занятие. Слушать то, о чём говорится в самом разгаре саммита — нет, это скучно, пресно, неинтересно. Надо бы что-то сотворить. Оливер нервно барабанил пальцами по краю стола, отбивая какой-то ритм, что известен ему одному. Становится невыносимо сидеть на одном месте, а значит, время предпринять меры…       Посреди разговора Оливер взял со стола стопку бумаг и раскидал их по всему помещению, после выбросил в окно портмоне Саудовской Аравии, но последний не растерялся, не стал возмущаться, и с лицом полного спокойствия откуда-то ещё достал два клетчатых баула полные денег. Китай молча сидел за столом и неотрывно следил за каждым движением Англии, а потом не выдержав, встал с места и молча вышел с зала собрания, а когда всё утихомирится, то вновь вернётся. Далее Оливер опрокинул переговорный стол и словно безумец расхохотался. — За небольшую плату я могу его убрать, — как бы между прочим предложил альтернативный Италия, вертя на пальцах складной нож. — Да не, не надо, — остановил его также альтернативный Америка. — Анархия — мать порядка. — Моё дело предложить… — Италия несколько огорчён тем, что его задумку воплотить неудастся, и потому положил складной нож обратно в карман пиджака. — Хотя я имел ввиду, что могу убрать зал после такого погрома, но ладно.       Испытывая не менее культурный шок от увиденного, Япония не успел опомниться, а его катана уже была продана на Авито. И как вы думаете кем? Разумеется тем же самым Англией.       …Но на самом деле, ничего бы такого не случилось, будь рядом, на том собрании находился Россия, ведь лишь ему подвластно держать Оливера под контролем, и не дать этому англичашке вытворить такие выходки, за которые будет стыдно всей большой двадцатке. А стыдиться приходилось чуть ли не каждое собрание, и будь то тема поднималась о мировом кризисе или об культурном обмене, тут же Англия что-нибудь да учинит. В тот раз он поджёг сам зал для переговоров.       Единственным, кто взял на себя ответственность привести Англию в чувства вызвался Франция. Андре резко схватил Оливера за предплечье и выволок за порог зала, и кажется, все присутствующие с облегчением выдохнули. — Что ты вообще тут вытворил?! — Франция грубо пихнул Англию, и последний впечатался спиной к позади стоящей стене.       Опасаться также стоило и ту картину, что слегка покачнулась над головой Оливера. — Оо, Франция! Имей ввиду, прижать меня к стенке как раньше тебе не удастся, — и показал безымянный палец левой руки, а на том пальце поблёскивает в свете ламп коридора тонкое золотое колечко, внутри которого выцарапана небрежно, словно в спешке короткая фраза: «Я тебя не забуду». Фраза значила очень многое, в первую очередь для самого Оливера. — Я замужем, — сказал англичанин, а сам пытливо всматривался во француза напротив, всё выжидая, что же выдаст оппонент. А выдаст он, вероятно, очередную колкость. — Да кому ты нужен?       Что и требовалось доказать. — Слушай, Франция, от тебя пасёт помоями. — Оливер старался более деликатно сказать, да только в силу своего ребячества и некой детской наивности, не смог умолчать правду, да и поморщенный от неприятного запаха нос англичанина говорил о многом. Ароматы явно не похожие на лёгкий цветочный флёр. — Не думаю, что Саша будет в восторге, если вдруг уловит на мне твои… особые запахи. Ещё подумает что дурное, а он у меня ревнивый.       Ревность. Оливеру нравилось наблюдать за тем, как Александр скрывает своё раздражение в коем таится ревность. Поигрывание желваками на массивной челюсти, сжимающиеся и разжимающиеся кулаки до побеления костяшек, и слегка выступающая венка на лбу — всё это вводило англичанина в раж. А для большего эффекта Оливер как бы невзначай говорил, что к нему клеится или флиртовал Франция. И в последний момент, перед тем как Александр решается пойти и набить ни в чём неповинному французу морду, Оливер останавливает его, успокаивает, и обещает, что как бы не был сладок соблазн, изменить будет просто неспособен.       Андре презрительно фыркнул, и таки ослабил кулаки, в которых сжимал воротничок голубоватой рубашки Оливера, а сам Оливер был рад, что остался не поколоченным. Но если бы вдруг Франция оставил хотя бы незначительный синяк на теле Англии, то французу можно было бы уже заказывать отпевальную церемонию, так как придёт возмездие по имени Александр. И вместо Андре осталось бы кровавое месиво.       А Оливер бы не скрывал своего восхищения и благодарного взгляда устремлённого на Александра. Его Россия грозный и мрачный с виду лишь на людях, при встречах с другими странами отрешённый, дома — милый, плюшевый мишка, которого Англия готов обнять всего, да только в силу своего невысокого роста, который, к примеру 1 метр и 68 сантиметров, англичанин мог только допрыгивать до двухметрового русского.       Обнимашки. Оливер это любил, и сейчас с лёгкой улыбкой застывшей на лице, он думает, как бы это было здорово, напрыгнуть на Александра с объятиями. — Ну чего ты стоишь и лыбишься?! — не выдержал Франция, видя столь мечтательного Англию прислонившегося к стене коридора. — Я тебя отчитываю, значит, а тебе это только в радость?! Чёртов фетишист! Изврат!       Оливер не сразу опомнился, но монолог перешедший в визг заставил его встрепенуться и наконец обратить внимание на собеседника напротив. — А, что, прости? Я просто мечтал оказаться наедине с Сашей, ну уединиться, там… Так о чём ты говорил? — англичанин часто заморгал. — Да ладно тебе? Иметь такое неуважение к собеседнику?! — Андре взвинчен и требовал к своей персоне должного внимания. Оливер смотрел на всё это с улыбкой и невинно хлопал тёмно-рыжими ресницами, как ребёнок, которого распекают за какую-то провинность.       Даже когда нет особенного повода для улыбок, Англия не может убрать приподнятые уголки рта с лица. Улыбка сама появляется на лице и именно в те неподходящие моменты, когда на самом деле не до смеха. А таких моментов неупомнить. — Ты на себя посмотри, выглядишь и ведёшь себя как чёрт! — всё продолжает Андре. — Правда? — англичанин озадаченно покрутился вокруг себя. — Да, правда! Я терплю тебя такого ровно с тех пор, как впервые тебя повстречал, и ничего не поменялось спустя столетия. Каждый раз вижу перед собой улыбающегося дурачка, который, блять, вышел замуж за мужика! Просто le pizdets! — и только за голову не хватается. — А думаешь, есть варианты выйти замуж за женщину? Но знаешь, будь Саша женщиной, я бы не раздумывая вышел за неё… А кстати, ты постоянно ругаешься очень нехорошими словами, и потому ты обязан заплатить мне штраф. — Да ты, блять… — француз не мог найти слов, ведь платить он ни за что не намеревался. — А я не блять. Я верный. Штраф плати.       Эта уловка срабатывает всегда. Каждый, кто ругается бранными словами обязан выплатить штраф непременно Оливеру. Кстати, такая практика распространяется не только на посторонние страны, но также и на самого Россию. Всё дело в том, что именно таким способом Англия и отучил свою русскую зазнобу материться. И теперь вместо «мне вообще похуй», Александр говорит: «совершенно индифферентно», вместо «пошёл нахуй, пидорас», говорит: «подите вон, негодяй, вы не представляете для меня интереса», и т.д. И это удивительно, ведь только Англии было под силу отучить Россию от слов, что режут слух. А на вырученные деньги от сбора выплат штрафов Оливер тратит на благотворительность: печёт разную выпечку и кормит ею бездомных. В каждый свой выпеченный пирожочек, кексик или рулетик англичанин добавляет особый ингредиент имя которому — щепотка любви.       Но что это могло быть — никто толком не знает, но замечено, что бездомных после этого кушанья неслабо так жмыхает, кто-то из бомжей даже открыл для себя параллельную вселенную и периодически выходит туда покурить. После подобного Оливер объясняет такую реакцию тем, что бездомные познали суть любви. Но на деле, скорее всего, они познали, что такое приход. — Проститутка, — прошипел Франция, и таки накопал в карманах своего пиджака десять евро. Не много, но для уплаты штрафа подойдёт. — Может и проститутка, но только для Саши. — Подавись, — француз сунул монету в десять евро в банку-копилку, которую Оливер всегда носит при себе. — И тебе не хворать! — Что ты вообще нашёл в этом Александре? — Андре до сих пор не может поверить, как такие контрастные персонажи могли сойтись, когда общего ровно ничего. О чем эти двое разговаривают после рабочего дня? О чём вообще может пойти речь утром за чашкой пресловутого чая или кофе. Молчат ли? Неловко смотрят в глаза друг другу и опускают взгляды оттого, что и сказать-то нечего? Но Андре так сильно заблуждался, что Оливер смело мог рассмеяться ему в лицо и вывалить перед ним список в виде свитка, в котором по пунктикам, по мелочам расписаны общие черты и общие разговоры. — Абсолютно всё! Когда любишь человека, тебе в нём кажется всё красивым и идеальным, и как сказал один классик: «Любить человека, значит видеть его таким, каковым его создал Бог».       Франция ощутил в себе рвотные позывы, и немудрено, от таких-то приторных речей. — Саша спокойный, как большая река, а я в ней как лодочка. И ещё, знаешь, Франция, у него… — Всё, я понял, что ты от него тащишься, но только мне незачем знать всю подноготную, — француз резко его оборвал, не дав завершить полёт мыслей вслух. — Но так ведь ты сам просил рассказать, что я в нём нашёл. — И это было моей ошибкой. В общем так… — Франция заправил себе за ухо выбившуюся прядь волос. — Всей нашей большой двадцатке отвратно твоё поведение. Ты либо с этим что-то делай, либо мы тебя исключаем. — Ты что ли исключишь? — с улыбкой парировал англичанин, отлично понимая, что Франция ничего не меняет на этом собрании. Просто в глазах Оливера — вся эта сходка стран — ещё один повод встретиться, как всегда ничего не решить и разойтись по домам, лишний раз потратив топливо на самолёт. — В любом случае, устроив голосование, все будут за твоё исключение. У меня просто к тебе просьба пересмотреть своё поведение… И это, оденься нормально, официально, а то пришёл в домашнем. — Но это мой любимый джемпер в ромбик! — Англия напрочь отказывался от того, чтобы сменить свой гардероб. Это же было невозможно сменить столько разноцветного шмотья на серую, унылую одежду. — Надеюсь, ты меня услышал, — как и всегда без запала и улыбки сказал Андре, и одарил Оливера осуждающим взором, но последнему было всё ни по чём.       Улыбка. Оливер показывал её всем: тем, кого любит, и тем, кого ненавидит. Нет, не так. Тем, кого любит меньше всего. Защитная реакция, из-за чего англичанина частенько принимают за сумасшедшего. — Ну и что ты мне предлагаешь? — следом спросил Англия, смотря на удаляющегося обратно в зал Францию. — Обратись к специалисту. У тебя явно проблемы с головой. Может, глядишь, нормальным станешь после всего пройденного курса, — это было последнее, что посоветовал Андре, хлопнув дверью, совсем исчезнув с поля зрения Оливера.       После всего сказанного, Англия ещё минуту раздумывал над этими словами, глубоко в душе понимая, что творит не совсем адекватные поступки, но иначе жить он не может… Или хочет? — Значит, мне надо показаться специалисту? Что ж, где наша не пропадала!       И с таким же, несгибаемым и позитивным настроем, Оливер направился всё в тот же зал, но с каким трудом ему удавалось сидеть на одном месте и сдерживать свои порывы, чтобы вновь не начинать вакханалию, в которую входило разбрасывание бумаги и выкидывания чего-либо ещё в окно.       И только когда саммит окончился, Оливер одним из первых ринулся за пределы зала, торопясь домой, в надежде там уже застать Александра, который, вероятно, уже проведал старшую сестру.