Наши юные смешные голоса

      Стоял февральский мороз. Юра шёл по давно известной ему дороге к одной из множества панелек. Когда-то он проводил там всё время… с Пашей. Музыченко как обычно поднимается на последний этаж и пробирается на крышу, благо проход был всегда открыт, этим-то и приглянулся дом. Никого из его жителей не интересовало кто и зачем ходит на крышу, и ходит ли этот кто-то вообще. Юра садится на край и закуривает сигарету из почти нетронутой пачки. Пашиной пачки. Парень всегда курил эти ментоловые сигареты, что бесило Музыченко. — Как ты их блять куришь вообще? Личадеев лишь пожимал плечами и продолжал вдыхать дым. Юра же курил крепкие сигареты без чего-либо. «Я ж мужик, хули» — говорил он и усмехался.       Родителям было глубоко насрать на его вредные привычки, хотя им, если често, и на него было наплевать. Он мог днями не появляться дома, и на это никто не обращал внимания. Главное, что он не доставляет проблем… Именно эту фразу Юра случайно услышал от отца. Поэтому он зависал у Паши. Бабушка его любила Юру как родного внука, ругалась за то, что курит, что шапку зимой не носит, а парень только улыбался и говорил, что такого больше не повторится. И Пашка ругался, поэтому Юра сидит в шапке, которую достал из внутреннего кармана. Сидел, курил ментоловые сигареты и кажется плакал… Эти сигареты — единственное, что напоминает о Паше после его смерти. Юра достаёт телефон и заходит в ВК. Надпись «был в сети 16.02.16» будто лезвием проходится по сердцу. Хотя какое там сердце, его и нет уже… осталось только тело. Парень проводит пальцем по фотографии. Дурацкая такая, Паша весь из себя, кривляется, смеётся, Юра фоткает. На экран падает несколько слезинок. К горлу поступает ком, в висках пульсирует. Не успел! Зачем одного отпустил? Я виноват! Мысли проносились одна за другой, сигарета давно истлела. Юра убрал телефон и закрыл лицо руками, тихо всхлипывая.

***

      Ровно год назад Пашу убили. Какой-то пьяный утырок в парке пырнул ножом. Скорая не успела, как и Музыченко… В последние несколько минут Паша всё же смог дозвониться до него и сказать где он. Юра до сих пор помнит тот слабый голос: — Юра я… помоги… скорую Музыченко не мог в это поверить, около месяца он находился в ужасном состоянии: почти не ел и не спал, не появлялся на учёбе, каждый день ходил на кладбище. Пашину бабушку хватил удар, Юра помогал чем мог, пока не приехали родственники. Убийцу не посадили, найти — нашли, подержали в СИЗО немного и отпустили.

***

      Музыченко прощупал карман. «На месте» — подумал он и, встав с холодного бетона, пошёл вниз. Он снова шёл на кладбище, которое было не так уж и далеко. Юра понимал, что дома его никто не ждёт, у бабушки Паши теперь жили его мама и папа, которых он не хотел беспокоить. С этими мыслями парень подошёл к могиле. — Привет, Павлик… это снова я. Плохо здесь без тебя очень, — Юра сел на низкую лавку, опираясь спиной об ограду, — знаешь, год уже прошёл, а я всё никак не скажу дурак… Он замолчал, пытаясь проглотить вновь подступивший ком и вытереть слёзы. — Ты ж мне нравился пиздец, а я сказать боялся, думал, пошлёшь меня подальше… а теперь вот получается признался, — парень усмехнулся собственным словам и посмотрел на памятник, с которого на него глядел жизнерадостный Паша. — А помнишь, как мы группу хотели создать? Шляпники блин… В ответ раздавалась тишина. Юра засунул руку в карман и нащупал пистолет, который втихую забрал у отца. Руки дрожали. — Хоть люди больше и не услышат наши с тобой, Пашка, юные смешные голоса, зато теперь их услышат только небеса. Да и имена наши не вспомнят, хотя твоё вспомнят, у тебя есть кому… Парень достал телефон и написал кому-то из друзей где он и чтоб родителям его сказали. Отключив телефон и убрав его обратно в карман, он достал из нагрудного кармана бумажку и сжал дрожащими пальцами. — Скоро увидимся, Павлуш.       Юра взвёл курок. Выстрел… и тишина. Больше ничего нет: ни боли, ни обиды и ни того поганого чувства вины. Осталось лишь последнее желание, изложенное кривым почерком на бумаге, сжатой в кулаке: «прошу, похороните рядом»