Яд

В комнате невыносимо воняло гарью. Даби курил, крепко сжимая в пальцах сигарету, и пытался унять дрожь в руках. Из дальнего и темного угла лаборатории раздавались вопли доктора Уджико: — Бестолочь! Необразованная, неблагодарная — бестолочь! Только посмотри, что ты тут устроил?! Даби не хотел смотреть, он и сам прекрасно знал, что поторопился. Испугался, когда Ному, лежащий на операционном столе, дернулся и, вырвав из вены катетер, с жутким ревом попер на Даби. Он даже не подумал, что делает. Все случилось быстрее, чем за долю секунды, на уровне инстинктов. По идее синее пламя не должно было уничтожить Ному, но уничтожило систему его жизнеобеспечения. Еще совсем сырой, только-только появившийся на свет монстр лопнул, обдав своими ошметками не только Даби, но и половину лаборатории во главе с доктором. — Боже, детки! Мои милые детки! Ты всех их погубишь! Причитания действовали Даби на нервы. Помогать доктору не было его, Даби, идеей. Он бы вообще с большим удовольствием и энтузиазмом продолжил вербовку Ястреба в ряды “Лиги”, чем торчать в мрачной карикатурно зловещей лаборатории и собирать человекоподобный конструктор. Доктор каждый раз нервничал, ругался и обзывался, стоило Даби совершить хотя бы маленькую ошибку. Топал маленькими ножками и сверкал очками, обещая пустить нерадивого ученика на материал для новых экспериментов. Однако, практически доведя Даби до трясучки своими придирками, резко менял гнев на милость и даже “подмазывался”. Становился невыносимо ласковым и до тошноты учтивым, заново и терпеливо объяснял, как сшивать кожу, мышцы и нервные окончания, чтобы из трех человек получился один. Но зато какой! Три носа, два сердца, четыре почки. Люди — с точки зрения доктора — были совершенно не приспособлены к жизни. То ли дело его генно-модифицированные уродцы. Вот и сейчас доктор Уджико больше орал от испуга, чем от злости. Даби чувствовал лишь раздражение и мрачную тоску, отдаленно напоминавшую злорадство. В конечном итоге, это доктор, а не он, Даби, проработал целую кучу лет под предводительством самого жуткого преступника всех времен и народов, если верить новостям. А Даби им верил: смотрел на Шигараки Томуру и верил. Доктор Уджико — человек-парадокс. Так искусно кроить и кромсать людей, с такой любовью лепить из них жутких уродливых монстройдов и испугаться небольшого взрыва. — Заткнись, док. Я уже понял, что облажался. Доктор появился из-за стола, гневно раздувая ноздри. — Невоспитанный мальчишка. Кто тебя так научил разговаривать со старшими? — Тебе-то что? Ты с ним не знаком. Доктор погрозил Даби кулаком, но вышло скорее смешно, чем страшно. — Я тебя отучу дерзить. Натравлю одного маленького Ному и заставлю идти по твоему следу, быстро поймешь, что к чему и как следует вести себя в приличном обществе. Ному Даби не боялся, как и доктора Уджико. У того явно имелся свой особый интерес на его, Даби, счет. Этот интерес доктор фанатично вынашивал и выхаживал, как очередного гомункула из пробирки. “Мне тоже нужен ученик, и ты подойдешь”, — сказал он. А Даби просто согласился. Вопросы: почему именно он, а не кто-то другой, его совершенно не мучали. Доктор сделал выбор и ткнул пальцем, а Даби просто плыл по течению. “Лига” так “Лига”. Ному так Ному. Периодически доктор отрывался от криков на Даби, чтобы наорать на Шигараки, который без малого месяц безуспешно пытался укротить Гигантомахию. Даби восхищался ослиным упрямством Шигараки, но восхищался тихо и про себя, чтоб не дай Бог никто не услышал. Жизнь текла мирно и беззаботно. Утро. Подъем. Уборка лаборатории перед работой. Длинная и нудная практика, пока руки не начнут дрожать. Уборка лаборатории после работы. Сон. Иногда доктору требовалось время побыть одному и подумать. Тогда Даби, чтоб не мешаться под ногами и не вредить творческому процессу отправлялся куда подальше. Обычно в город, поговорить со своим новым приятелем о его желании примкнуть к “Лиге”. Жизнь по расписанию. А расписания Даби любил. Отчаянно иррациональный образ жизни “Лиги” за последние месяцы нехило так умудрился выбить Даби из колеи. У него даже началась депрессия, которая сопровождалась постоянным плохим настроением и желанием сделать кому-нибудь больно. Так что бандиты в подворотне гореть стали все чаще и чаще, а шуточки от Тоги по этому поводу становились все острее и острее. Вот сейчас Даби и отдыхал. Тем более там, на поле боя с Гигантомахией, от него было мало толку. А умирать от собственной причуды во имя какого-то там Шигараки Томуры не было совершенно никакого желания. Он еще поживет! — Док, успокойся. Я же признал свою вину. — Признал? Что значит признал? Ты погубил Малыша! А у него был такой потенциал. Какой у него был потенциал! Даби вопросительно поднял бровь, ожидая объяснений, но доктор, видимо, уже сообразил, что перегнул с драмой и принялся раздавать задания: — Убери тут все! И хорошенько. Чтоб потом кровь не засохла где-нибудь под столом и не начала вонять. Меня вызывают по работе, так что на сегодня у тебя все равно никаких заданий больше нет. Но! Если остаток дня пройдет без приключений, и ты ничего не сломаешь, завтра я отведу тебя в одно место. Очень интересное место! Думаю, тебе будет полезно там побывать и встретиться со старыми приятелями, — на последнем слове доктор недобро ухмыльнулся и продолжил. — Но самое главное: ты станешь моим ассистентом! Если хочешь и дальше быть моим учеником, придется разобраться получше в природе причуд. — Разве этому можно научиться? — Ну разумеется да! Зачем иначе, скажи мне на милость, я бы с тобой возился? Даби промолчал. Риторические вопросы в ответах не нуждались. — Другое дело, что это то знание, которым с тобой, мой дорогой мальчик, никто не поделится. Я сам был вынужден пройти долгий и тернистый путь проб и ошибок для того, чтобы оказаться там, где я есть, — доктор развел руками в стороны, явно имея в виду свою лабораторию и находящихся в ней “питомцев”. — Так что тебе сказочно повезло. Просто сказочно повезло, что такая знаменитая фигура как я, обратил на тебя внимание и взялся учить… Дальше Даби уже не слушал. Он, потушив окурок об оторванную кисть Ному, пошел за ведром, тряпкой и чистящим средством. Доктору удалось его заинтересовать и увлечь, а учеником Даби всегда был исполнительным и прилежным. Хуже всего от пола оттиралась голубая слизь, что заменяла Ному кровь. При контакте с водой и хлоркой она чернела и въедалась в кафель. Даби сменил пять ведер воды, прежде чем ему удалось навести весьма условный порядок. Доктор будет ругаться, но да пофиг. Вызовет своих волшебных помощников, и они вылижут — может быть, даже в буквальном смысле этого слова — всю лабораторию до блеска. Лучше заняться чем-нибудь более приятным, пока старый пердун не вернулся. Даби завалился на кушетку, на которой совсем недавно возлежал незаконченный Ному, и, достав из кармана телефон, завел будильник на час ночи. Доктор вернется около двух. У Даби будет еще целый час на то, чтобы продрать глаза и развести бурную деятельность. Больничная кушетка не самая удобная в мире постель, но лучше, чем спать на полу. Просящим да воздастся. Интересно, насколько это больно, когда к тебе пришивают другого человека? Так же как умирать или по-другому? Даби, закрыв глаза, заерзал, устраиваясь поудобнее. Улыбнулся. О чем бы таком подумать перед сном, чтобы полегчало? Обычно он всегда думал об отце. Последние несколько лет перед тем, как лечь спать, Даби снова и снова вызывал в голове строгий образ родителя и фантазировал: каким будет его лицо, когда они снова встретятся? Здравствуй, папа, это я! Скучал? Верил? Надеялся? Любил? О, боже, с каким же наслаждением Даби посмотрит на его рожу, в его глаза, как он в них плюнет. Надо подкопить гноя и яда для подобного случая. Ради такого зрелища определенно стоило воскреснуть. Проснись и пой, папаша! К тебе пришел не ангел и не бес, даже не сама смерть. Я твой безликий кошмар. Абсолютное зло. Я заберу всех, кого ты любишь. По очереди. И заставлю смотреть. С кого бы начать? Такой выбор! Такой выбор! Логичнее, наверное, сначала прийти к матери. Ее держат в дорогущей клинике, но охрана там скверная. Даби уже несколько раз удавалось пробраться на территорию и торчать там под окнами, подолгу всматриваясь и выискивая нужное. Хоть бы одна сволочь подошла и поинтересовалась: Мистер, а вы собственно кто? Бедняжка сошла с ума. Подумать только! Не выдержала гнета от мужа-тирана и покалечила собственного ребенка. Жаль не убила. Травмы, полученные гаденышем, и травмами назвать сложно. Даби смотрел спортивный фестиваль по телеку. Шрам колоритный, на половину лица, но чтобы сказала мамочка, увидев Даби сейчас? Он вытянул перед собой руки и уставился на них. Сморщенная, грубая неестественного цвета кожа. У него нет одного соска, в челюсти стоит пластина. Если он слишком сильно улыбается, лицо неприятно трескается и из вечно незаживающих ран течет кровь. Не то чтобы у Даби было много поводов для улыбок, но в целом существование отравляло. Нижняя часть тела пострадала не меньше. Удивительно, как он тогда не сжег собственный причендал вместе с яйцами. Правда доктор заверял Даби, что детей у него никогда не будет. Но не то чтобы и хотелось. Где-то он читал, что достаточно иметь еще трех братьев или сестер, чтобы считать, что твой род продолжится. Даби перевернулся на бок и мерзко захихикал. Да будь он проклят этот род. Весь, до седьмого колена. Когда доктор Уджико вернется, надо будет уточнить у него, сможет ли он пришить к Даби ледяную причуду, особенно если донором будет родственник. *** — Кажется, я говорил прибраться в лаборатории, а не дрыхнуть на рабочем столе! Яркий свет бесцеремонно вырвал Даби из его кошмаров. Странно, почему не прозвонил будильник? Он же ставил его? Точно ставил. Тогда почему? — Который час? — Четыре утра, золотце. И лучше бы ты разлепил глазки и начал собираться. У нас сегодня насыщенный день и много дел. А тебя еще загримировать надо бы. Точно. Будильник звонил, и Даби даже просыпался. Но, видимо, был настолько уставшим и раздраженным, что просто отключил его, повернулся на другой бок и продолжил спать. — Зачем грим? Мы что собираемся дать представление? Спешите увидеть! Только сегодня доктор Уджико и дрессированные Ному! Клиентам согласившимся сдать свою причуду добровольно — скидка. — Можно и так сказать. Мы посетим одно заведение, где такому необразованному болвану как ты — самое место. — Больница? — Тюрьма. Что-нибудь слышал про “Тартар”? Что-нибудь слышал. Тюрьма для самых опасных преступников страны. Туда после суда отправили Пятно. Там сидел и Все за Одного. Наверняка уже имелась отдельная камера со всеми неудобствами и для Шигараки. Даби лениво потер заспанные глаза, прислушиваясь к собственным ощущениям. Ему страшно или любопытно? — Интересно, — наконец выдавил он из себя. — И на кой черт нам туда понадобилось? — К твоему сведению, я — все еще лучший в этой стране специалист по… — Причудам. И все высокопоставленные лица, случись чего, обращаются к твоему царскому величию, док. Да-да, я помню, знаю, проходил. — Еще раз перебьешь — и я попрошу малыша Джонни перенести тебя прямо в рот к Гигантомахии. Он и не заметит, а ты потом сам ищи выход из положения. — Прошу прощения. Больше так не буду. — Ну-ну. Так вот, о чем это я? — доктор постучал кулачком по лбу, а Даби в ответ лишь вежливо улыбнулся, оставив все замечания при себе. — А! Точно — “Тартар”. Поскольку я, как тебе известно, ведущий в этой стране специалист по причудам, то периодически мне приходится сотрудничать с властями. Особенно когда под стражу попадет особо опасный пациент. — Например. — Ну вот как наш малыш — Шигараки Томура. Он не может не разрушать: такова его природа. Таким он родился, таким и умрет. Но в случае, если его поймают и посадят в “Тартар”, его причуду нужно сдерживать. Чтоб он не навредил себе или другим. Чтоб не сбежал, тогда вызывают меня и я, что называется, кастрирую причуду. Доктор добродушно рассмеялся, сам радуясь удачной шутке. — Так мы едем на кастрацию? Как любопытно. — Можно и так сказать. Не так давно в “Тартар” поступил один молодой человек, который очень страдает от своей причуды. А использовать ее больше не в состоянии. Надо проявить к нему сочувствие. — Почему страдает? — Некие злодеи отрубили ему руки, а без рук активация его причуды слишком. Непредсказуема. Даби удивленно посмотрел на доктора, моргнул и все понял. — Интересно. — Очень интересно. Так что собирайся поживее — у нас безумно много работы. Грим оказался максимально простым. Неудобный костюм на все тело с капюшоном и маска, из-под которой были видны только глаза. Посмотрев на себя в зеркало, Даби отметил, что выглядеть более безлико и непривлекательно было сложно. — А не проще использовать причуду и немного изменить внешность? — решил немного покапризничать он. — А ты считаешь, что у меня есть такая причуда, глупый мальчишка? Или что я потрачу ее на такого, как ты? — Нет, но просто это же маскарад, разве нет? Мне достаточно маску снять, чтобы все все поняли. — Вот и не снимай ее, чтобы никто ничего не понял, — передразнил доктор. Думаешь, в самой охраняемой тюрьме страны на входе нет никого и ничего, способного на раз-два-три вычислить обман? Не смеши меня. Лучший способ спрятаться — оставаться на виду. Поменьше резких движений, и никто ничего не заметит. Все равно говорить будут только со мной. Даби, скрывающийся добрую часть своей жизни, мог бы поспорить с доктором насчет его умозаключений. Потому что лучший способ спрятаться - это, мать его, спрятаться и не совать голову по возможности в петлю. Так что он слегка нервничал, садясь вместе с доктором в служебную машину. — Сегодня с товарищем, доктор? За рулем сидел человек, у которого вместо лица была морда носорога. Он внимательно рассматривал пассажиров в зеркало дальнего вида. — Да, мой ассистент. Взращиваю молодое поколение. Сами понимаете — годы. Мечтаю уже уйти на пенсию, проводить побольше времени с внуком. — Как он у вас? — Подает большие надежды. Подавал, если быть точнее. — Что, плохо учится или хулиганит? — Можно и так сказать. Дальше ехали молча. Каждый думал о своем. Даби, прислонившись лбом к стеклу, безучастно пялился на пейзаж за окном. В отчетах доктора про Ному, которые тот любезно ему предоставил, он сумел прочитать, что случилось с его внуком. Или - если быть точнее - в кого этого самого внука превратили. Ужасная легкость, с которой члены “Лиги”, гласные и негласные, уничтожали собственные семьи, не то чтобы напрягала, скорее восхищала. И Даби смел надеяться, что однажды сможет так же. Автомобиль остановился перед бронированными воротами и посигналил. — Прошу прощения, доктор. Мне понадобятся ваши документы и документы вашего помощника. Кстати как его зовут? — Джонни. Его зовут Джонни. — Иностранец? — О, нет-нет. Его родители были весьма изобретательны в выборе имени. — Понятно. Так что насчет документов? — Одну минуточку. Даби глубоко задышал, пытаясь не ляпнуть ничего лишнего и смириться с новым именем. На удивление в саквояже доктора, в котором лежали инструменты, препараты и прочие хитрые приблуды, нашлись два удостоверения личности. Одно на имя доктора, второе, очевидно, на имя малыша Джонни. — А ваш ассистент, он... — Нем, как рыба! Таким уж уродился. Но очень сообразительный мальчик. — Он в маске, я боюсь, что вынужден попросить его снять ее, для того, чтоб подтвердить личность. Даби почувствовал, как неприятный холодок пробежал между лопатками. — Ни в коем случае! Это совершенно невозможно! Человек с лицом носорога глупо моргнул и изобразил что-то наподобие виноватой улыбки. — Не понял. — Эта маска защищает его от внешнего мира. Без нее он просто погибнет. Ох, господи, каждый раз одни и те же формальности. Сколько лет мы с вами работаем? Сто или двести? И каждый раз одна и та же унизительная процедура. Словно вы не знаете, кто я такой! Самый лучший специалист по причудам в этой стране. — Самый лучший, между прочим, специалист по причудам в этой стране! — Тогда боюсь, я вынужден… — Вынуждены что? Попросить моего бедного Джонни дожидаться здесь, в машине? Нет! Так дело не пойдет. Либо я иду вместе с ним, либо везите нас обратно! И позвоните генералу. Я все выскажу ему, что думаю о методах вашей работы и о доверии к своим коллегам. Доктор весь раскраснелся, гневно подпрыгивая на заднем сидении. Класс, Даби был в восхищении. Отличное представление — сто из десяти. И самое главное: не поймешь трагедия то или комедия, но истерика вышла знатная. Человек с лицом носорога достал телефон. Вышел из машины, о чем-то долго и упорно разговаривал с кем-то. Доктор, не дожидаясь пока он вернется, тоже сорвался с места на улицу, подошел поближе и раскрыл ладонь, явно требуя телефон и внимание. Через бронированные стекла понять, о чем они там разговаривают, не было никакой возможности. Но минут через десять оба вернулись в машину. Доктор все еще выглядел злым, но руки на груди сложил как победитель, закинув одну короткую ножку на другую. Человек с лицом носорога больше ничего не говорил. Молча завел машину и молча проехал в открытые ворота. *** От белизны тюремных коридоров щипало глаза. Даби изо всех сил старался держать себя в руках и не вертеть головой по сторонам. Любопытство в свое время сгубило не только кошку, а он, если удача повернется не самой аппетитной частью тела, еще успеет насмотреться на местное убранство. Где-то тут держат Пятно. Где-то тут держат Все за Одного. Скорее всего, где-то тут держат Курогири. И где-то тут держат Чисаки Кая — бывшего главаря “Восьми заветов”, опасного преступника, по совместительству жертву “Лиги злодеев”. К нему-то их с доктором и пригласили. — Ох, доктор, мы не знаем, что с ним делать, — жаловалась симпатичная медсестра, что вела их по коридору. — Ну, конечно же, вы не знаете! — Если продолжать дальше колоть успокоительные — сердце рискует не выдержать. Он и без того целый день под веществами: только так ему не больно и не страшно. — Неужели вам его жалко? — Ну… — медсестра замялась. — Я слышал, он издевался над ребенком. Сделал маленькую девочку подопытным кроликом. Продавал опасные наркотики, которые непредсказуемо влияли на причуды людей. Вы не думаете, что он заслужил такой судьбы? Помереть от подобной заразы, в попытке заглушить боль от собственной причуды. Или стать подопытным кроликом доктора Уджико. Медсестра помрачнела, выпрямилась и отвернулась от доктора. — Никто не заслуживает такой судьбы. Даже преступники, как он. — Ох, благородно, но я бы с вами поспорил. — Давайте лучше не будем? — Давайте не будем. Все равно уже пришли. Джонни! Где ты там плетешься? В скудно освещенной комнате, свернувшись на полу, лежал человек. Даже находясь у двери, Даби мог разглядеть, как его лихорадило. Он что-то мямлил себе под нос совсем тихо и не понятно, можно было попытаться прислушаться, но доктор и медсестра слишком громко разговаривали. — Когда вы его последний раз кормили? — Как вы и просили: вчера после двух часов дня все приемы пищи были отменены. Только вода. — И много он выпил? — Да не очень… — А если в литрах? — Я думаю литра два. Доктор недовольно цокнул языком, покачал головой, но в итоге вынес заключение: — Ладно, сойдет. Включите свет. — Он боится, когда светло. — Господи, милочка! Вы что влюблены в него? Что значит боится? Он просто очередной пациент, да к тому же еще и преступник. У нас с Джонни слишком много дел на сегодня. Быстрее начнем — быстрее закончим. Включайте свет! Все тело Чисаки содрогнулось от боли, когда медсестра, поджав губы, повиновалась доктору. — Нет, нет, нет, нет… — без конца повторял Чисаки. Причуды воистину и благо, и проклятие для человека. Раз поселившись в твоем теле, не знают жалости. Даби понимал это, как никто другой. Внутри камеры даже слишком пусто. Такие же белоснежные стены, пол и потолок, как и в коридоре. А из мебели лишь пустая кровать, и то — Даби отметил про себя — заправленная. Чисаки лежал далеко от нее, в другом конце комнаты, пытаясь обнять себя обрубками рук. Он с ног до головы покрыт язвами и нарывами, некоторые из них выглядели так, что вот-вот лопнут, только тронь. Мерзкое зрелище. Отвратительно. — Джонни! — Скомандовал Доктор. — Нам надо поместить пациента на кровать. Вот тебе и подстава. И не возразить, не возмутиться — ведь малыш Джонни типа как немой. Как рыба. Ага. Доктор — мстительная сволочь, наверняка мог попросить, и к ним бы привели пару крепких охранников, что в два счета закинули бы истекающего гноем и сукровицей Чисаки на кровать. Но нет! Давай, малыш Джонни! Надрывай свою задницу. Видимо, все еще психует из-за взрыва в лаборатории, отыгрывается. Что же, ладно! Как скажете, док. Решив про себя, что он еще это припомнит доктору, Даби подошел поближе к Чисаки, стараясь справиться с любопытством и отвращением одновременно. — Прости меня. Прости, прости, прости! Я так виноват, пожалуйста, прости! Кому это он так молится? У кого просит прощения? — Отец, я так виноват перед тобой. Ах, если бы словами можно было обжечь. Даби недобро ухмыльнулся под маской. Словами обжечь нельзя, а причудой можно. Даже напрягаться особо не придется, просто раз — и от уродливого комка, скорчившегося на полу и когда-то бывшего человеком, только пепел и останется. — Он тебя не простит, — прошипел еле слышно Даби, усаживаясь рядом с Чисаки и подхватывая его подмышки. — Не услышит. И не простит. — Что? — Что слышал, болезный. Тащить Чисаки к кровати оказалось задачкой не из легких, особенно когда он, задрав голову и тупо уставившись Даби в глаза, спросил: — Ты кто такой? — Ангел-хранитель, — Даби ответил первое, что пришло в голову, подмечая про себя, что отвратительные нарывы и болячки были у Чисаки даже во рту. Что это за чудовищная отдача такая? Когда ты лишен возможности использовать свои силы, они сами начинают требовать выход наружу. Воспользуйся мной! Воспользуйся! Воспользуйся! Воспользуйся. Глупо запрещать человеку быть тем, кто он есть. Нет, не правильно. Глупо — неправильное слово, игрушечное, запрещать человеку использовать свои силы — опасно. Вот так верно. — Ты врешь! — внезапно закричал Чисаки, когда они с горем пополам уже пересекли половину пути. — Ты врешь! Ты врешь! Заткнись! Заткнись, тяжелый-неповоротливый-сбрендивший сукин-сын. Желание сжечь Чисаки стало практически материальным, похлопало по плечу, заползло в голову и там притаилось, заставив Даби схватиться за свою ношу покрепче и прикусить язык. — Джонни, что вы там возитесь? Давай, гондон, переставляй ножки. Левой-правой, левой-правой. У тебя все получится! — Клади его на кушетку, поживее, — распорядился доктор. — Я не хочу, — все так же испуганно бормотал Чисаки. — Можно подумать тебя кто-то спрашивает. Доктор пошарил рукой под кроватью и, нащупав какую-то хитрую кнопку, нажал ее. Даби завороженно следил, как тело Чисаки покрывается мелкой-мелкой полупрозрачной сеткой, что надежно зафиксировала и приковала истеричного пациента к одному месту. Так и не скажешь, что она настолько прочная. Как бабочку на иголку. Прелестно. — Что вы делаете?! — Чисаки уже не сдерживал свою панику. — Кто вы? Кто вы такие, черт побери?! — Вот же юродивый, — доктор брезгливо покачал головой и повернулся к медсестре. — Моя операционная готова? Медсестра ничего не ответила. Она завороженно, с толикой отвращения смотрела на Чисаки. Тот, словно почувствовав ее взгляд, закричал с новой силой. — Помогите! Помогите мне кто-нибудь! — Эй, милая! — Доктор пощелкал пальцами перед носом медсестры. Она вздрогнула и провела рукой по лбу, словно отгоняя наваждение. — Да? Что? Простите, доктор, задумалась. — Вижу-вижу, что задумались. Я спросил: моя операционная готова? — Да. Конечно. Как и всегда. — Славно! Тогда не будем ждать. Джонни, возьми капельницу, вводим ему наркоз. Только аккуратно, не переусердствуй. Я покажу сколько. Пока мы доедем до операционной, он уже будет спать, как ребенок. Ха-ха! Как ребенок! Все поняли? Ну, как та девочка, над которой он издевался. Ни Даби, ни медсестра не улыбнулись. Каждый думал о своем. Наркоз долго не действовал на Чисаки. Доктор обозвал во всеуслышание Даби болваном и заявил, что если пациент не выдержит, во всем будет виноват малыш Джонни. Даби замечания на свой счет проигнорировал, решив ни в коем случае не вестись на дешевые провокации и не играть с доктором по его правилам. Он был весь в предвкушении от того, что вот-вот должно произойти: оно пульсировало в его венах глухими болезненными толчками. До этого момента доктор не подпускал Даби к живым людям, только к трупам и Ному. Вскрыть Чисаки Кая было так же интересно, как новогодний подарок. Поэтому если он сейчас, вот прямо сейчас не соизволит заснуть, Даби просто приложит его хорошенько головой обо что-нибудь. Длинный и узкий тюремный коридор заканчивался грузовым лифтом, специально предусмотренным для транспортировки заключенных. Даби снова посмотрел на сетку, опутывающую Чисаки. Вот так один единственный раз попадешься на крючок, и уже не выбраться. Так и будут перемещать с этажа на этаж, как муху в паутине. Вместо решеток камеры от общего коридора отделял толстый слой прозрачного, на первый взгляд, самого обычного стекла. Но в таком месте, где даже кровать по команде превращалась в западню, решетки бы выглядели гораздо менее депрессивно, чем прозрачные стерильные боксы, в которых под назойливым электрическим светом томились люди. Даби покрутил головой, но никого из знакомых так и не обнаружил. Наверное, их держат на пару уровней пониже. На пару сотен уровней пониже! — Я узнал тебя. Язык у Чисаки после введенного наркоза заплетался. Но он все равно что-то там пытался думать. — Слышишь? Ты думаешь, я с ума сошел? Что ты хорошо замаскировался? А я узнал тебя. Даби молчал. Малыш Джонни был нем, как рыба, от самого своего рождения. — Как там Шигараки? Уже уничтожил весь мир? — О чем он таком болтает, — обратился доктор к медсестре. — Шигараки Томура, слышали, наверное. — Естественно. Жду не дождусь, когда сопляка поймают. — Это он отрубил нашему пациенту обе руки. — Правда? — Да, в газетах об этом не писали. Да и по телевизору не рассказывали. Информация, строго говоря, секретная. — Не волнуйтесь, милочка. Я никому не скажу. — Спасибо. Похоже он сошел с ума после этого случая. Все время извиняется перед кем-то. И все время твердит, что Шигараки придет за ним. Вот и сейчас, видимо, с кем-то спутал вашего помощника. — Малыш Джонни не обидит и котенка! — Охотно верю. У него очень добрые глаза. — Да? А мне думается, они у него туповатые. Даби проглотил и это оскорбление. — Ну что вы, доктор. Разве так можно о человеке? А вдруг он обидится. — Предпочитаю говорить людям правду в лицо. Малыш Джонни и без того знает, что я о нем думаю. Знает-знает, старый пердун. — Ты мне не ответил, — сипел Чисаки. — Ответь, Шигараки Томура, где он? Он прислал тебя меня убить? Увидев, что медсестра и доктор заняты разговором, Даби наклонился пониже над Чисаки и, делая вид, что поправляет капельницу, соврал: — Да. — Нет, нет, нет! Нет! Но чудовищная доза наркоза, способная отправить в нокаут кого-угодно наконец подействовала. И Чисаки Кай отключился. Дальше до операционной добирались молча. *** Обратно до больницы доктора Уджико их вез совершенно другой водитель. В отличие от первого совершенно безликий, молчаливый и не запоминающийся. Даби до последнего не верил, что их с доктором маленькая шалость будет иметь успех. Проходя через очередную рамку для досмотра, он ждал, что громко заорет сирена, оповещая тюремных охранников об опасности. Но обошлось. Спокойно и беспрепятственно войдя, они так же спокойно и беспрепятственно вышли. И теперь ехали домой на казенной машине за государственный счет. Даби был впечатлен и восхищен, сам не зная, чем больше. Наверное, его больше всего поразило, как крепко причуда держится за тело своего хозяина: из последних сил, отчаянно, агонизирующе растворяется и рассыпается, превращаясь в мутную жижу на дне пробирки. Доктор аккуратно и бережно держал саквояж на коленках. Даби показалось, что посреди операции Чисаки вот-вот придет в себя, особенно когда разделение почти произошло. Но доктор никак не отреагировал на судороги и крики пациента. — Они всегда кричат, — сказал он Даби. — Сколько наркоза им не дай — они всегда кричат. Медсестра ждала за дверью, поэтому Даби решился спросить: — Почему? — Такова природа причуд. С одной стороны, ты словно удаляешь раковую опухоль. Очень въедливую и очень коварную. Сам видел, что причуда сделала с телом нашего пациента. С другой стороны, вырезаешь саму суть человека. Никто не останется прежним, если лишить его причуды. Раньше людям делали лоботомию, слышал что-нибудь про нее? — Слышал. — Вот тут что-то подобное. Малышу Чисаки Каю полегчает. Останется ли он собой — большой вопрос. Знаешь, иногда родители приводят ко мне своих детей. Даби облизал пересохшие губы. — Зачем? — Потому что они их пугают. Взгляд Даби на секунду задержался на мире за окном автомобиля, выдирая из неприятных воспоминаний. Неон вывесок и свет фонарей — они слишком долго возились с доктором: на улице успело снова стемнеть, а они только-только подъезжали к лаборатории. С каким же наслаждением Даби разденется, примет душ, ляжет в постель и проспит часов десять, а лучше двенадцать. Надо только выключить телефон, чтобы никто не приставал. На экране смартфона около сотни оповещений. В основном пропущенные звонки и непрочитанные сообщения. Большинство из них от Ястреба. “Прием-прием! Я готов обсудить твои условия!” “Эй! Ты куда пропал? Возьми трубку!” “Видел новый рейтинг героев? Я там на втором месте!” “Втором!” “Прикинь?” “ Вам точно пригодится такой соратник, как я!” “Позвони мне”. Рейтинг. Рейтинг героев. Это значит, что он теперь герой номер один? Так? Заходя в больницу доктора Уджико с парадного входа и глядя на детишек в игровой комнате, Даби вспомнил себя таким же. В этой же больнице, на приеме у доктора, тогда еще не Уджико. Он и тогда был лучшим специалистом по причудам во всей стране. А у отца уже имелись приличные деньги, чтоб не скупиться и не экономить на ребенке, в которого вкладывали большие надежды и ожидания. Несовместимость причуды и тела. Приговор, вынесенный доктором. Интересно, когда маленький Тоя начал гореть заживо, просил ли отец доктора что-нибудь сделать с его причудой? Ослабить? Или убрать? Отговаривал ли его доктор? Надо будет обязательно как-нибудь спросить об этом отца. При встрече. Даби ухмыльнулся. — Ты выглядишь даже слишком довольным. Что, понравилось быть ассистентом гения? — Можно и так сказать. — Эта сила очень пригодится Шигараки Томуре. — Док, у меня вопрос. — Слушаю тебя. Даби остановился, подбирая слова, потом плюнул и спросил прямо: — Ты можешь “пришить” мне ледяную причуду, если я найду донора? Доктор расплылся в добродушной улыбке. — Ну разумеется.