Кто плачет в ванной?

Дом сразу пришелся Найлу по душе. Целых два этажа, двойная лестница в холле, переходящая в балкон, глубокий подвал, просторный чердак, небольшой внутренний двор, сарай для инструментов, оснащенный водонепроницаемой крышей, и даже бассейн с горкой — всё для того, чтобы надолго осесть и вести загробную жизнь, как полагается. Найл решил остаться в этом старом коттедже ещё до того, как призрак, представившийся Гарри Стайлсом, предложил ему экскурсию по дому. С первого взгляда подкупал интерьер — дом явно стоял не первое столетие, но при этом был оснащен всеми современными удобствами. На первом этаже была блестящая хромированная кухня, которой Гарри очень гордился, столовая с длинным обеденным столом и высокими стульями, уютная гостиная с мягким диваном и глубокими креслами, небольшой кинозал, потрясающая двухъярусная библиотека, в которой Найл захотел задержаться подольше, пахнущий сыростью и плесенью старый кабинет и приемная, ванная комната для гостей и посетителей, прачечная и кладовка, котельная. Коттедж поражал масштабом. Следуя за Гарри, Найл заметил, что паркетные доски не скрипят, и большая часть пола покрыта красивыми ковровыми дорожками, расшитыми под старину. Это было сделано для того, чтобы Лиам — о котором Гарри говорил, неизменно набирая в грудь побольше воздуха — не отвлекался от работы. За всё то время, что они ходили по первому этажу, Найл пытался представить, как выглядит этот таинственный призрак, о котором было столько разговоров, но воображение неизменно стопорилось. Сам Гарри показался ему привидением приятным, пусть и несколько шумным. Одет он был чуточку старомодно, — прямые брюки, жилет и галстук напоминали Найлу о пятидесятых — но что бросалось в глаза, так это потрясающая кудрявая шевелюра. Гарри явно знал, что это самая привлекательная часть его внешности, потому что позволял волосам непослушно обрамлять голову. Найл подумал, что вполне может подружиться с таким призраком. Представления об умерших у него были очень скудные — на его могиле ещё трава не успела вырасти, настолько он был свежим. – Вот и пришло время познакомиться с легендой, – произнес Гарри, открывая тяжелую дубовую дверь, и пропустил Найла вниз по лестнице, прямо в облако густого сигаретного дыма. – Это наш подвал, в нем обычно работает Лиам. Вы поладите, я уверен, – произнес призрак не без удовольствия. – Лиам — серийный убийца. Семьдесят лет назад он держал в страхе весь город и близлежащую округу. Надо было видеть этого парня в деле: отделяет мясо от кости — слюной захлебнешься. Если бы не его ловушки во дворе, нам пришлось бы совсем туго, – посетовал Стайлс и остановился у рабочего стола, за которым воодушевленно работал мускулистый мужчина. – Лиам, удели нам минутку, пожалуйста. Хочу представить тебе нашего нового соседа, Найла Хорана. Лиам обернулся не сразу — сперва положил сигарету в стеклянную пепельницу, отряхнул руки и, наконец, обратил свой взор на Найла. Он тоже выглядел чуточку старомодно и вместе с тем практично — на нем была рубашка-поло и удобные брюки со складками наружу. Волосы, чтобы не мешали, были убраны назад. На столе лежало что-то острое, напоминающее метательное орудие из кости. Однако это было самое непримечательное из того, что находилось в подвале, потому что весь его периметр оказался заполнен всевозможными устрашающими устройствами. Тут были и дыба, и электрический стул, и небольшая виселица, и шипастый стул, и позорный столб... некоторые механизмы Найл не видел даже в фильмах — их, очевидно, Лиам изобрел сам. – Приятно познакомиться, мистер Хоран, – проговорил Лиам, протягивая гостю гибкую кисть. – Можно просто Найл, – успел вставить призрак, пожимая руку Лиама в ответ. Официальное общение вызывало у него небольшой дискомфорт. В глазах Лиама появилась легкая тоска, которая почти сразу сменилась смирением, точно призрак никак не мог привыкнуть к тому, что года неумолимо идут. – Тогда можешь звать меня Лиам, – дружелюбно сказал призрак, облокачиваясь на стол. – Я склонен думать, что тебе у нас понравится. Живой владелец дома — редкий гость в наших краях. Не досаждает, но время от времени пускает визитеров, чтобы мы не захирели. Он, кажется, из медиумов, или как они теперь себя называют? – Экстрасексы, – молниеносно произнес Гарри и посмотрел на Лиама, явно ожидая одобрения. Лиам наградил его устало-терпеливым взглядом, но вслух ничего не сказал. – Думаю, сейчас им больше нравится звать себя неоязычниками, – сказал Найл, чтобы немного разрядить обстановку. Шутка Гарри не показалась ему очень смешной, но по виду Лиама нельзя было сказать, привык он к такого рода юмору или нет. – Но для меня это хорошие новости. Я умер совсем недавно, так что мне хотелось бы держаться от людей подальше. – Справедливое желание, – заключил Лиам, вытащил из кармана брюк пачку сигарет, молча протянул Найлу — Хоран помотал головой — и немедленно закурил. – Этот коттедж — чудное место. Мы с Гарри сменили десять домов, прежде чем его нашли. У него очень удобное расположение, непритязательный владелец и просторные комнаты. Впрочем, лучше увидеть самому, – мягко добавил Пейн. Моментально уловив намек, Гарри повел гостя к выходу, чтобы дать Лиаму возможность завершить работу. Стоило им направиться к лестнице, как Пейн тут же вернулся к своему метательному орудию. Похоже, его сборка требовала ювелирной точности. Увлеченные люди Найлу всегда нравились, поэтому впечатление от Лиама у него были приятные. Иной раз он тоже тратил целый день на любимое хобби и не видел ничего зазорного в том, чтобы сидеть в подвале, доводя свое увлечение до совершенства. Серийных убийц он представлял себе иначе, поэтому учтивость и спокойствие стали для Найла большой неожиданностью. Видя, что Лиам ему понравился, Гарри понимающе засветился. Он немедленно повел Найла вверх по лестнице, чтобы показать остальные комнаты. На втором этаже находилась большая хозяйская спальня, две комнаты для гостей примерно одного размера, небольшая детская комната, просторная гардеробная, уютная бильярдная, темная и пыльная игровая комната, а также две ванных. Гарри открыл дверь в одну из них и пощелкал светом. – Думаю, не имеет смысла показывать тебе все санузлы, призраки всё равно таким не пользуются, – лениво произнес он, пролетая мимо небольшой дверцы. – Но если это принципиально, могу показать, как настраивать холодную и горячую воду... – Нет-нет, – произнес Найл, немного смутившись. Выражение лица Гарри ясно давало понять, что он не хочет этим заниматься. – Это не имеет значения для меня. Гарри заметно расслабился и подлетел к выдвижной лестнице, ведущей на чердак. Вид у него снова был довольный. В ширину чердак был ненамного меньше подвала, но заметно уступал ему в размерах из-за высоты потолка. Помещение казалось светлым, благодаря большим слуховым окнам, однако в глаза сразу бросилась пыль, которую явно не выметали. Большая часть предметов была накрыта белой тканью, тем не менее в центре комнаты стоял щербатый рояль, около одного из окон — старый кожаный диван, а также два гардеробных шкафа, птичья клетка с высохшим пометом и прилипшими ко дну перьями, старый торшер, видавшая лучшие дни гитара и деревянный стол, заваленный каким-то хламом. – А тут у нас обитает сиятельный мистер Малик, – торжественно объявил Гарри. На его зов никто не откликнулся, и Стайлс с беспокойством оглянулся. – Зейн, ты тут? Зейн! – Бу! Из гардероба молниеносно вылетел призрак в цветастой рубашке. Она была настолько перегружена деталями, что будь Найл жив — у него заслезились бы глаза. К счастью, призрак носил поверх рубашки вязанную жилетку, да и штаны выглядели не так вычурно. Привлекали внимание и объемные волосы. Найл сразу понял — он тоже умер давно, но явно позже, чем Гарри и Лиам, потому что вид у призрака был более развязным. – ...И Зейн только что буквально вышел из шкафа, – произнес Гарри, демонстративно закатив глаза. Было заметно, что от этого соседа Стайлс уже не в таком восторге, но он всё равно держался уважительно. – Зейн, это Найл Хоран, наш новый сосед, – представил Стайлс. Малик посмотрел на гостя с искренним любопытством и облетел кругом, будто пытался понять, кто перед ним такой. – Найл, это Зейн. Он у нас тоже личность примечательная. Ты, возможно, слышал про случай пятидесятилетней давности, как один парень потравил воду на градостроительном предприятии и отправил на тот свет тридцать семь рабочих, а потом спрыгнул с башенного крана вниз, когда его окружила полиция! По тону Гарри стало понятно: он ожидает, что Найл завизжит от восторга, оказавшись рядом с такой знаменитостью. Да и сам Зейн явно лучился самодовольством. Пытаясь изобразить восхищение, Хоран так и замер с неопределенным выражением лица. – Моя голова была похожа на разбитое яйцо, – похвастался Зейн, изображая руками бесформенную кляксу. – Некоторое время я скитался с бродячими духами... А потом поселился тут. По ночам я мигаю окнами, привлекаю внимание прохожих. Вкусно! – Очень приятно познакомиться, – ответил Найл вежливо. Ему не очень хотелось представлять разбитую голову, но и обижать нового знакомого он не желал. – Вот уж не думал, что окажусь в такой интересной компании. – Да, об этом... По выходным меня нельзя беспокоить, – сразу предупредил Зейн и с большой высоты рухнул на старый диван. Из-за уха он вытащил уже готовый косяк и принялся хлопать себя по карманам в поисках зажигалки. – «Медитация» очень важна, правда, в моем состоянии толку от неё не больше, чем от сигарет Лиама. Однако нужно соблюдать ритуалы. В целом... обращайся, – произнес он, затянувшись. – Могу многому тебя научить. – Буду иметь в виду, – кивнул Найл и быстро взглянул на Гарри, пытаясь понять, что ему делать дальше. По всей видимости, Гарри и сам не был настроен на общение с Зейном, потому что он немедленно направился к лестнице, ведущей вниз. – Не будем больше тебя отвлекать, – крикнул Гарри напоследок и увлек Найла за собой, чтобы Зейн мог продолжить «медитацию». Зейн также пришелся Найлу по душе. В нем было что-то странное, немного настораживающее, но Хоран не мог понять, что именно. Наверное, будучи массовым убийцей, он мог себе позволить не быть мягким и вежливым, да и эпоха, в которую он жил, сильно отличалась от нынешней. Впрочем, его грубоватая искренность даже подкупала. Найл знал не так много людей, которые бы действительно не беспокоились о том, что происходит вокруг. – Думаю, проблем у нас не возникнет. Лиам и Зейн, кажется, неплохие призраки. Но ты до сих пор ничего не рассказал о себе, – сказал Найл, когда они спускались по лестнице на первый этаж. – Ну, я ничего такого не творил, – уклончиво сказал Гарри, перелетая через несколько ступеней и приземляясь на пол. – По ночам, в окошко, я видел, как Лиам выносит мешки из холстины... Его голос мечтательно затих, точно он погрузился в самую пучину воспоминаний. Найл так и видел — непроглядная темнота, тусклый свет ночного фонаря, сильный, могучий силуэт и холщовый мешок с багровыми разводами. Силуэт оборачивается, смотрит в сторону соседнего дома, свет в котором не горит. Лиам чувствует: кто-то смотрит на него. Гарри знает: он не остался незамеченным. – И всё? – настороженно спросил Хоран. – И потом помогал их сжигать, – развел руками Гарри. От его спокойного тона у Найла вполне могли бы побежать мурашки, но призрак лишь понимающе кивнул. – Ну так что? Подписываешь контракт? Окинув холл долгим взглядом, Найл кивнул. Он решил остаться с первой секунды, в тот момент, когда переступил порог. Но экскурсия очень ему понравилась, и он был рад, что его сразу познакомили с соседями. – Да, мне тут нравится, – ответил Найл, наблюдая за тем, как Гарри достает из кармана ветхий документ. – Думаю, для работы я займу библиотеку. Что касается отдыха, одна из гостевых спален должна быть свободна? – Даже две, – заметил Гарри, протягивая Найлу иголку. – Мы с Лиамом занимаем хозяйскую, а Зейн обычно спит у себя на чердаке, там же, где и работает. Не могу этого понять. Уколов палец, Найл капнул призрачной кровью на контракт, рядом с крестиком, нарисованным тушью. Призрачная кровь считалась очень ценной субстанцией, поэтому Гарри дал Найл свою зажигалку, чтобы он сразу мог прижечь ранку. Пока Хоран возился с огнем, контракт успел исчезнуть в кармане Стайлса. Теперь Найл мог жить в этом доме ближайшие сто лет. Теперь Хоран понимал, что быть бездомным — то ещё удовольствие. Дом, которому он принадлежал, сразу начал подпитывать его, и Найл ощущал не только силу старого коттеджа, напитанного людскими эмоциями, но и призраков, обитающих в этом месте. Различить каждого было трудно, но Хоран чувствовал, что вместе их сила крепнет. Стало понятно, почему эта компания была не против принять ещё одно приведение к себе под крышу. С видом деятельности Хоран ещё не определился. Он не хотел становиться обычным полтергейстом, поэтому искал себе пристанище поспокойнее. Местные призраки, похоже, не были слишком озабочены взаимодействиями с людьми, и это была вторая причина, по которой Найлу так приглянулся старый коттедж. Первый день он провел в библиотеке, читая старинные предания, — они имели мало общего с действительностью — а потом полетел на второй этаж, чтобы отдохнуть в своей новой комнате. То, что призракам тоже необходимо отдыхать, стало для Найла большим сюрпризом. После смерти он почти неделю летал по городу, и когда вдруг почувствовал страшную усталость, не сразу понял, что случилось. Он прислонился к фонарному столбу — от прикосновения призрака его закоротило — и вырубился, по ощущениям, чуть больше, чем на сутки. Когда Хоран очнулся, оказалось, что маленькие гнусные приведения детей подъели у него энергию. Некоторое время уставший и сбитый с толку Найл летал, не зная, куда податься, пока один пролетающий призрак-путешественник не объяснил ему, что приведению нужно пристанище, откуда бы он мог черпать силы. Так Хоран начал искать себе дом. И вот теперь у него была своя спальня в старом доме, где он мог отдыхать, не боясь, что прохожие призраки высосут из него энергию или поживятся призрачной плотью. За то время, что Хоран путешествовал, ему очень повезло, что он не нарвался на голодных духов-каннибалов. Найл взбил подушку, лег на постель, накрыл ноги пледом и уставился в стену. Убранство комнаты пришлось ему по вкусу: небольшой рабочий стол с письменными принадлежностями, пустыми конвертами и бланками для отправлений, шкаф со старомодной одеждой, навесной светильник, индийский ковер, низкий комод, сундук в котором лежали карнавальные маски. Больше всего ему нравилась этажерка, на которой стояли статуэтки в виде демонов. Среди всех он узнал ирландского демона Балора. «Надо будет завтра поставить его повыше», – подумал Найл с удовольствием и прикрыл глаза, намереваясь уснуть. Однако стоило ему опустить веки и сосредоточиться на тишине, как он уловил странный звук, напоминающий всхлипывание. Хоран немедленно открыл глаза, повертел головой, пытаясь понять, что происходит. Это определенно был плач, но Найл не мог понять, откуда он доносится. Сперва он решил, что звук идет сверху, однако стоило ему подлететь к потолку, как всхлипывания стали тише, почти исчезли, что натолкнуло Хорана на мысль, что плачущий находится на втором этаже. Это вполне мог быть Зейн, он ведь всё-таки покидал чердак время от времени, но голос казался не таким звонким. Зависнув в воздухе на мгновение, Хоран осторожно открыл дверь и вышел в коридор — звуки стали намного громче. Плакали точно на втором этаже. Найл тихо подкрался к хозяйской спальне, стараясь не издавать ни звука, однако осторожность оказалась лишней — за дверью было мертвенно-тихо. Найл вспомнил, что Лиам собирался провести ночь в подвале, за работой, а Гарри то ли хотел ему помочь, то ли просто намеревался подремать рядом, ожидая, пока метательная звездочка будет готова. Между тем плач доносился из ванной, в которой Найл так и не побывал, и — в чем Хоран был уверен — плакал незнакомый призрак. Рука уже сжалась в кулак, чтобы постучать в дверь, однако плач вдруг усилился, и Найл замер в нерешительности. С одной стороны, Хоран очень хотел утешить надрывно плачущее существо, с другой, пытался представить, как он сам отреагировал бы на незнакомца, который внезапно вошел бы в ванную и стал допытываться, что происходит. Постояв за дверью еще немного, Найл вернулся в свою комнату и лег под одеяло. Звук чужого плача стал тише, но всё ещё стоял в ушах — Хоран повернулся к окну и, наблюдая за тем, как Луна перемещается по небу, задремал. На следующее утро Найл не сразу вспомнил, где оказался, уж очень тепло было под большим стеганным одеялом. Ночуя на старых чердаках и в заброшенных зданиях, Хоран привык к бесконечным сквознякам. Заболеть он не мог, но всё-таки бесконечный холод казался некомфортным. В настоящем доме было тепло и очень удобно. Найл подошел к окну, посмотрел во двор — солнечный свет приятно играл на воде в бассейне — и вдруг вспомнил, что ночью слышал чей-то болезненный плач в ванной. Выйдя в коридор, Хоран понял, что звук никуда не исчез, разве что стал намного тише. Он сливался с гудением труб и слабым гулом проезжей части. Из столовой доносился приятный бытовой шум, из-за чего сложно было разобрать, откуда идут звуки, но теперь Найл точно знал, что в ванной комнате кто-то есть. Когда Найл спустился в столовую, оказалось, что для него уже приготовили местечко. На выдвинутом стуле ярко выделялась салфетка, для него вытащили чистые приборы, а сам Гарри уже разливал по чашкам ароматный йоркширский чай. Для себя он занял место во главе стола, справа читал газету Лиам, время от времени прерываясь, чтобы сделать глоток чая. По всей видимости, подразумевалось, что Лиам должен сидеть напротив, однако так Гарри было удобнее передавать своему другу закуски. Чуть дальше расположился Зейн — он сидел, закинув одну руку на спинку стула и намазывал джем на гренки. Найла разметили напротив Зейна, так что Хоран вполне мог дотянуться до каждого блюда. И ведь было из чего выбирать! Конечно, Найл сразу решил, что начнет с овсянки, но на столе также находились и яичница, и бекон, и картофельный пирог, и вяленые помидоры с жареными грибами, и небольшие кусочки поджаренного хлеба... Похоже, специально для Хорана приготовили ещё и свиные колбаски, потому что Зейн посматривал на них с настороженностью. – Всем доброе утро, – произнес Найл, устраиваясь за столом. Дивные ароматы съестного дразнили его призрачные ноздри. Лиам выглянул из-за газеты, приветливо произнес «Доброе утро, Найл» и вновь углубился в чтение. Похоже, его очень интересовали спортивные новости. Зейн отвлекся от тоста и помахал перемазанной вареньем рукой, после чего нетерпеливо облизал пальцы. Гарри смерил своих друзей терпеливым взглядом и немедленно обернулся к Найлу, щедро выплескивая на него свое радушие. – Доброе утро, новый сосед. Ну как, выспался на новом месте? – спросил Стайлс, вытирая руки красивым полотенцем с красными розами. – Мне очень понравилась спальня, и вид из окна чудесный. Но... я не сразу уснул, – протянул Найл, отправляя в рот первую ложку овсянки. Вкус ему очень понравился, и он удовлетворенно кивнул. – А кто плачет в ванной? За столом сразу же стало тихо — Зейн даже перестал шкрябать ложечкой по сухому хлебу. Гарри, на которого Найл смотрел, когда задавал вопрос, растерянно положил полотенце на спинку стула. Лиам медленно сложил газету пополам и покачал головой. – Гарри, ведь именно это я имел в виду, когда говорил, что нужно показать дом целиком, – сказал Лиам медленно. – Ты что, не рассказал ему? – спросил Зейн, исхитряясь откусить половину тоста сразу. – Пофоше, ф этот фаз кфо-то сефьефно флип. Лицо у Зейна лучилось невероятным счастьем, точно на его глазах перевернулся танкер с нефтью. – Можно подумать, я что-то серьезное утаил, – ощетинился Гарри и зашагал в сторону арки, что вела в холл. – Не думай, что я собирался тебя обманывать, Найл, – добавил Стайлс на ходу. – Считай, что поселился в одном доме с банши. Вопреки ожиданиям Найла, Лиам и Зейн немедленно последовали за Гарри. Складывалось впечатление, будто именно Гарри занимается делами дома, но, похоже, на сей раз проблема касалась всех. Хоран засунул в рот ещё одну ложку овсянки, чтобы немного успокоить ноющий призрачным голодом желудок, и устремился следом за соседями. – Ещё призрак? – спросил Хоран, нагоняя Гарри, Лиама и Зейна уже на балконе. – Одно название, – проговорил Малик шепотом. В ванной по-прежнему всхлипывали, даже подвывали по звериному, точно это был лис, оказавшийся в капкане, и Найл снова испытал укол жалости и сочувствия к несчастному существу, что пряталось ото всех в крохотной комнатке. Переглянувшись с Лиамом, Гарри бесцеремонно ударил кулаком в дверь. Будь у Найла сердце, оно бы в ту же секунду остановилось. – Эй! Леди Луиза, может, соизволите выйти?! – крикнул Гарри и стукнул по косяку ещё несколько раз. В ванной тут же стало мертвенно тихо, а уже через секунду из-за двери выплыл взъерошенный призрак с темными, как у енота, кругами под глазами. На нем были удобные штаны, свободная толстовка, спортивные носки и белые кроссовки. Правда, у Найла сложилось впечатление, что при жизни этот призрак не занимался спортом. «Да ведь он из девяностых», – подумал Найл вдруг, вспоминая спортивные костюмы из Сопрано. Призрак повертел головой и с легкой настороженностью уставился на Найла, пытаясь понять, что в доме делает незнакомец. Когда он не шевелился, через него легко можно было рассмотреть дверь. – Это Луи, – вздохнул Гарри, представляя призрака из ванной комнаты, и посмотрел на Найла с устало-раздраженным видом. – Обычно этот парень тихий, и никому не мешает, но сейчас... что опять случилось? – Ты напугал нашего нового соседа, Томлинсон, – произнес Зейн раньше, чем Луи успел открыть рот. Вид у Луи стал совсем растерянным. Он явно не знал, как ему объясниться, и, ища поддержки, смотрел то на одного соседа, то на другого. Найл даже почувствовал себя виноватым за то, что Луи так бесцеремонно выкурили из ванной, когда он очевидно переживал какой-то кризис. – Я не специально, – проговорил Луи, наконец. – Я просто... даже не знаю... Призрак смущенно умолк. Объяснения, по всей видимости, требовали больше времени, чем у него было. – Тебе нужно поесть человеческой еды, Луи, – сказал Лиам, пристально рассматривая скрючившегося призрака. – Посмотри на свою руку, она уже прозрачная. Пойдем, Гарри положит тебе овсянки. Гарри сразу же раздулся от гордости, точно его овсянка была панацеей. У Найла между тем сложилось впечатление, что призраку из ванной не овсянка нужна, а нейролептики. – Хорошо, сейчас подойду. Только воду закрою, – тихо сказал Луи и медленно вплыл обратно в ванную. Не дожидаясь, пока Томлинсон закончит свои дела, призраки спустились вниз, чтобы продолжить трапезу. Найл в нерешительности постоял у двери ещё пять секунд, после чего вернулся в столовую. Зейн уже съел большую часть тостов и посматривал на Найла с таким видом, точно он собрался отобрать у него остатки. – Вообще-то он неплохой парень — много знает и умеет смешить, занудный... в хорошем ключе. Но иногда его переклинивает, и он начинает выть в ванной целыми днями, – с досадой заметил Гарри, входя в столовую с подносом в руках. – Слушать невозможно. На подносе у него были чистые приборы и красивая салфетка с цветами, очевидно, чтобы её можно было положить на колени. Луи он решил разместить слева от себя, по всей видимости, чтобы присматривать за ним. Найл вернулся на свое место и снова занялся остывающей кашей. – Может, у него что-то случилось? – поинтересовался он, отправляя в рот очередную ложку завтрака. – У него вечно что-то случается, – отмахнулся Зейн, с наслаждением делая глоток чая. – Что ни день — повод погоревать. Если он сейчас такой, представляю, каким был при жизни... – Не волнуйся, он совсем не буйный, – сказал Лиам, добавляя в свою овсянку мед. – Если будет мешать, просто постучи по двери. Сразу затихнет. Весь этот разговор вызывал у Найла неприятное жжение в желудке. Его соседи были совершенно спокойны и, похоже, не видели или не хотели видеть, что у их приятеля какие-то проблемы. Конечно, они были довольно старыми призраками, но кое-чему — по мнению Хорана — вполне можно было научиться и с опытом. Если бы печальный Луи не подлетел к столу, Найл обязательно что-нибудь сказал бы. – И не смей делать такое лицо, – немедленно проговорил Гарри, от души накладывая страдальцу овсянку. – Через тебя уже стену видно. Тебе ещё печатать, между прочим. Совсем от рук отбился... Луи ухватил ложку не с первой попытки — первые три раза она проскользнула между полупрозрачными пальцами — и отправил в рот первую порцию овсянки. Вид у него был невеселый, точно вместо вкусной каши ему дали болотной жижи. – Что печатать? – с любопытством спросил Найл. – Городскую легенду, – оживился Гарри и от души похлопал призрака из ванной комнаты по полупрозрачной спине. – Луи у нас хорошо складывает слова в предложения, прямо Хемингуэй! – по лицу Томлинсона было понятно, что сравнение его очень пугает, но Стайлса это не смутило. – И он неплохо ладит с этой штукой... как же её... Гарри заметно наморщил лоб. – С компьютером, – пробурчал Луи, ковыряясь ложкой в каше. – Да, с компьютером, – немедленно согласился Гарри, наконец, сел за стол и с удовольствием сделал большой глоток чая. – Он размещает истории в... как его? Тематическом блоге, – по его голосу стало понятно, что призрак имеет лишь теоретическое представление о том, что это такое. – Чем больше людей интересуются домом, тем сильнее становятся призраки с ним связанные. Раньше приходилось прикладывать много усилий, чтобы люди передавали легенду из уст в уста, и не слишком искажали важные моменты, а сейчас вот есть интернет, историю можно канонизировать! Нынешнее поколение ценит страшные истории — можно пощекотать нервишки, не выходя из дома, – проговорил Стайлс, разводя руками, и немедленно посмотрел влево. – Дело за малым, напомнить людям о том, что существует наш коттедж и в нем обитают призраки... Но Луи, похоже, решил себе все глаза выплакать! Казалось, нельзя стать ещё меньше, но Томлинсон будто провалился в свой спортивный костюм, продолжая крутить ложку в руке. Сейчас он был слишком призрачным, чтобы краснеть, но вид у него был смущенный. – Может, я могу написать небольшую зарисовку? – быстро сказал Найл. – Я в ладах с компьютером, и у меня был опыт студенческих работ. Не Хемингуэй, конечно, но на первое время должно сгодиться... – Отлично, – обрадовался Зейн, незаметно расправляясь с последним тостом. – Тебе понравится наш компьютер. Он почти новый! В каком году мы его купили? – В 2003-ем, – ответил Лиам. Взгляд, которым он одарил Найла, можно было трактовать как «мы отлично разбираемся в современных технологиях». Увидев ламповый монитор, Найл еле сдержал смех, однако обитатели дома очень гордились своим «персональным компьютером», поэтому он вежливо устроился за старомодным столом, в коридоре на втором этаже. Во время экскурсии Хоран не обратил на него никакого внимания, приняв за хлам в углу, но, как оказалось, это была важная часть коттеджа, помогающая взаимодействовать с внешним миром. Несмотря на внешнюю дряхлость, у компьютера была неплохая начинка, но Найл никак не мог смириться с квадратным экраном. Старая белая клавиатура казалась ему слишком шумной, массивная мышь откликалась с небольшим опозданием, но в целом всё оказалось не так плохо, как он изначально себе представил. Работая за таким компьютером, Найл ощущал себя путешественником во времени. Историю Найл написал не слишком удачную, но он был достаточно назойливым, чтобы она завирусилась в сети на короткое время. В доме, как выяснилось, был ещё смартфон, не слишком новый, но со своей задачей он справился быстрее, чем старик-компьютер. В истории поиска Хоран нашел шоу из девяностых и понял, что чаще всего смартфоном пользуется Луи. Поэтому после того, как работа была закончена, Найл оставил смартфон под дверью в ванную комнату. Соседи был довольны Найлом, а сам Хоран наслаждался новым домом и осваивал призрачную жизнь. Сперва Найл навел порядок в библиотеке, перетащил туда удобную кушетку, чтобы с удовольствием читать старинные легенды и предания, потом стал сортировать книги. На втором ярусе он хранил тома, которые можно было отнести к историческим, а внизу предпочел собирать разные сказки. Во время сортировки он понял, что в библиотеке также неплохо будет смотреться глубокое кресло и небольшое подножие. Наблюдая за тем, как он старается, Гарри достал для Найла портьеры, чтобы на книги не садилась пыль. Работа в библиотеке была приятной, но утомительной. Найл быстро засыпал, почти не слыша тихие всхлипывания призрака-соседа. Лишь по утрам, проходя мимо ванной комнаты, Найл испытывал легкие угрызения совести — он понимал, что прямо рядом с ним страдает другой призрак, но просто так вторгнуться в чужую жизнь Хоран не мог. Он почти не знал Луи, и у него не было возможности познакомиться. Иногда Найл пытался завести беседу за трапезой, но Луи обычно уступал роль оратора кому-то другому. Редко за столом собирались все жители коттеджа сразу: Лиам завтракал и обедал, но неизменно пропускал вечернюю трапезу, слишком увлекаясь работой, Луи только ужинал — ему нравилась исключительно твердая пища. Зейн никогда не отказывался от ланча, но всегда пропускал чаепитие, на котором Найл обычно присутствовал, чтобы доставить Гарри удовольствие. Стайлс в такие моменты бывал очень благодушен и настроен на общение, особенно, если к ним поднимался Лиам. – Это продолжается уже третью неделю, – заметил Найл, наблюдая за тем, как Зейн и Гарри играют в мини-гольф в гостиной. Работа в библиотеке была почти закончена, и теперь он всё чаще оставался наедине со своими мыслями. Думать в одиночестве было не просто, поэтому Хоран предпочитал быть с соседями. – Может, всё-таки узнать, что с ним? – Да что у него могло случиться? – отмахнулся Гарри, прицеливаясь. Зейн жульничал, но у него никак не получалось это доказать, поэтому Стайлс старался не отвлекаться от игры ни на минуту, чтобы не дать Малику возможность схитрить. – Будь уверен, он этот спектакль нам назло устроил. Благо, теперь хоть есть, кому городские легенды писать. А то мучайся с ним... Прицельный удар отправил мячик точно в лунку, и Гарри с ликованием поднял клюшку в воздух. Зейн с деланным раздражением скрипнул зубами, дожидаясь, пока к его ногам выкатится мячик. Найл поверить не мог, что можно так просто играть в гольф, прекрасно слыша, что происходит на втором этаже. – Думаю, лучше всё-таки проверить, как он там, – произнес Найл, спрыгивая с подлокотника. – Ну-ну, – фыркнул Зейн, замахиваясь. – Второй раз всё равно не убьется. Только время потратишь — лучше бы с нами сыграл партейку. Найл невольно закатил глаза и, конечно, пропустил момент удара. Зейн отправил мяч не в лунку, а на каминную полку, где Гарри разложил коллекционные фигурки коней из дорогого фарфора. Не ожидавшие вторжения неопознанного летающего объекта, кони «бросились врассыпную», в буквальном смысле брызнув осколками. Хоран даже замер — от Стайлса физически повалил пар. – Я потратил десять лет, чтобы найти точно такие же фигурки, какие были у Лиама дома! Найл поспешил ретироваться из гостиной и побыстрее — ему не хотелось случайно попасть под раздачу, уж очень ловко Зейн всегда выходил сухим из воды. В ванной по-прежнему негромко, но очень пронзительно плакали, поэтому Найл не решился просочиться сквозь дверь. Ему всё ещё было очень неловко тревожить Луи, особенно, когда он так явно слышал всхлипы, переходящие в кашель. Хоран заметил, что соседи довольно бесцеремонно выкуривают Томлинсона из ванной, когда им необходимо присутствие Луи, но Найл всё-таки решил, что следует сперва постучать. – Луи? Это Найл. Могу я войти? – спросил призрак, когда убедился, что за дверью точно притихли. Он был готов услышать нет. – Залетай. Решив не воспринимать всё слишком буквально, Найл открыл дверь, вошел в небольшое помещение и поспешил щелкнуть замком, чтобы создать иллюзию замкнутого пространства. В этой ванной Хоран был впервые. Она мало чем отличалась от той комнаты, которую ему показал Гарри — глубокая ванная, на половину вделанная в пол, раковина, размещенная на тумбе, большое зеркало, унитаз, большая бельевая корзина, сушилка для полотенец, шкафчик для купальных принадлежностей. Разве что цвета в этой комнате были более приглушенные, но даже узор на плитке оказался идентичным. Луи сидел на краю ванной. У него было мокрое лицо, чуть покрасневшее из-за того, что он интенсивно тер его буквально пятнадцать секунд назад. Выглядел призрак маленьким, слишком уж мешковато на нем сидела толстовка. И, пожалуй, это был первый раз, когда его полупрозрачные голубые глаза смотрели прямо на Найла. – Никак не привыкну, что можно проходить сквозь объекты, – невзначай поделился Найл, рассеянно озираясь. Комната казалась ему слишком маленькой, но, пожалуй, для своих целей она вполне подходила. – Здесь мило. У него не было ни малейшего представления, как начать разговор с малознакомым человеком... призраком на такую личную тему. Живые люди его времени старались уважать личные границы и обращаться друг с другом трепетно и терпеливо, чтобы не нанести душевную травму или оскорбление. В рабочей сфере также требовали соблюдать субординацию. Найла это устраивало. Он не любил грубость и всегда вел себя дружелюбно, особенно с друзьями и родными. Загробная жизнь была иной, и Найл нередко чувствовал себя неловко. Во многом, он не понимал точку зрения своих соседей, а они, в свою очередь, считали современную реальность слишком причудливой и странной. – Тебе что-то нужно? – спросил Луи, шмыгнув носом. Найл слегка растерялся. – Нет. – Тогда зачем ты пришел? – настороженно уточнил Томлинсон. У него было лицо призрака, который хотел, чтобы его оставили в покое. И это совсем не вязалось с тем, как надрывно и болезненно он плакал всё это время. Найл переступил с ноги на ногу, как обычно делал при жизни. Очевидно, он был не тем приведением, которое Луи хотел видеть, или ему действительно было удобнее переживать свои беды в одиночестве. – Ты сильно плакал, это меня беспокоило, – произнес Найл и тут же спохватился, понимая, как это звучит. – Я не хочу сказать, что мне это мешало, просто я волновался за тебя. Чтобы плакать так много и так часто, нужны веские причины. У тебя что-то случилось? – Ничего особенного, – сказал Луи, опустив глаза, и принялся теребить рукав, чтобы чем-то себя занять. – Просто мне иногда становится плохо. А потом... ещё хуже. Но для меня это обычное дело. Найл расстроенно прислонился к шкафчику для купальных принадлежностей. Ко всему можно привыкнуть, но боль не становится легче, даже если превращается в рутину. Она просто существует, и к ней нельзя подготовиться. Попытка сгладить удар всегда обернется разочарованием, потому что ударная волна обязательно снесет всё на своем пути, даже выстроенную заранее баррикаду. Очевидно, Луи неплохо это знал. – Твои друзья волнуются, – произнес Найл. Он не ожидал, что Луи ему откроется, но Томлинсон вполне мог раскрыть свою призрачную душу перед теми, кого знал давно. Гарри казался очень участливым, Лиам очевидно много знал о человеческой натуре, да и Зейн был достаточно общительным, чтобы его тоже волновало состояние соседа. Луи криво усмехнулся. – Уверен, что мои друзья не волнуются, – произнес Луи и вновь посмотрел на Найла, растягивая губы в странной улыбке. – Они предпочитают волноваться о ком-то другом, ком угодно, но никак не обо мне. Взгляд Луи показался Найлу неприятно-болезненным. Томлинсон явно не собирался плакать, однако его призрачное лицо напоминало бумажную маску, на которую кто-то наступил во время карнавала, и она потеряла форму. Он снова сжался, точно пытался провалиться в свою толстовку. Под его носом снова стало мокро. В дверь вдруг постучали — так громко, что Найл сразу понял, кто это — после чего в ванную комнату просочилась голова Гарри, а затем и его туловище по пояс. Хоран невольно представил, как снаружи из двери торчит задняя часть Стайлса, и поперхнулся от смеха. Его всегда пробивало на хихиканье, когда он нервничал. – Какой галстук лучше? – без предисловий спросил Гарри, демонстрируя свои аксессуары. Он явно показывал их Луи, потому что на Найла даже не смотрел. – Зеленый или красный? – С этой рубашкой? – спросил Луи, вытирая нос, и прочистил горло, чтобы его голос не звучал так сипло. – Зеленый. Подходит к глазам. Ответ явно показался Гарри удовлетворительным, потому что красный галстук он повесил через плечо, а зеленый тут же накинул на шею. – Спасибо, – быстро произнес Гарри и исчез за дверью. После смерти Найл ни разу не переодевался, хотя догадывался, что это возможно, потому что призраки пользовались множеством вещей, которые раньше принадлежали людям. Но если в питании был сакральный смысл, то для чего нужно менять одежду, Найл не понимал. Между тем Луи выглядел так, словно не произошло ничего необычного. – Зачем ему галстук? – спросил Найл удивленно. – Он пойдет в город на прогулку, – объяснил Луи с легкой улыбкой, и на этот раз она не выглядела так, словно её вырезали ножом. – Напрямую увидеть призрака нельзя, но он может отражаться в зеркале или в витрине. Иногда это бывает достаточно жутко, и тогда можно неплохо пообедать, но по-моему Гарри нравится, когда в него влюбляются случайные прохожие, а потом оглядываются и ищут в толпе, а его нет, – поделился Томлинсон, вновь начиная теребить рукав. – Ищущие его люди остаются с легким чувством грусти и тоски. За полноценную трапезу не сойдет, это больше... калорийный снэк. Когда Луи говорил не о себе, его речь звучала мягко и гладко, как теплый весенний дождь. Возможно, он просто хорошо относился к Гарри, но у Найла сложилось впечатление, что Луи просто слишком не любит себя. – А можно писать на запотевшем стекле? – поинтересовался он, пытаясь представить, как Гарри пишет что-то вроде «позвони мне» и оставляет несуществующий номер. В прозрачно-голубых глазах призрака появилась досада. – Ты вчера умер? – спросил Луи недовольно. – Нет, чуть больше месяца назад, – сказал Найл, начиная понимать, что очевидные вопросы кажутся этому призраку оскорбительными. По тому, как разжались губы Луи, стало очевидно, что он немного смягчился, но если Найл ожидал извинений, то явно столкнулся не с тем призраком. О мире призраков Найл знал не очень много, но даже для него было предельно ясно, что это суровое место. Желающих поживиться его жизненной энергией на улице оказалось много. Свежий призрак хранил в себе остатки нерастраченной жизни. Они были приятны на вкус и дарили большую выносливость. Также вокруг свежего призрака всегда шлейфом витали эмоции людей, которым он был дорог. Вокруг Хорана сразу собралось разного рода ворье, и лишь один призрак рассказал ему о нескольких домах, в которых можно было закрепиться. Он посоветовал Найлу немедленно тронуться в путь, потому что на улице некому было его защитить, а сам Хоран был не слишком хорошим противником для голодной своры. – Писать на стекле можно, – проговорил Луи, садясь удобнее. – Можно даже самому надышать на стекло, чтобы оно запотело, и потом написать что-нибудь. Мы можем взаимодействовать с миром: вещи переворачивать, ломать что-нибудь, есть, даже оставлять послания, хотя это обычно не приветствуется... Только свое забирать нельзя. – Почему? – Не знаю, табу какое-то, – ответил Луи равнодушно, точно это его не касалось. – Я умер в 98-ом, и не особенно в курсе про всё это. Ты лучше у Лиама и Гарри спроси, в их времена призраков было больше, и они более охотно делились знаниями. Можешь и в интернете поискать, но там слишком много информации, и она не всегда достоверна. Найл машинально кивнул. Он привык к интернету, но всемирная паутина слишком перегружала мозги. Пока Хоран был жив, иногда он только и делал, что целыми днями листал ленту, а потом чувствовал себя опустошенным. Его то злили люди из инстаграма, то беспокоили новости, и он никак не мог найти для себя безопасное пространство. Незадолго до смерти Найл даже удалил твиттер — буквально физически чувствовал, как из него уходят силы, после просмотра трендов. Реальная жизнь нравилась Найлу куда больше, чем грустный серфинг интернета. Он любил свежий воздух, поездки на природу, пить пиво с друзьями, наблюдать за животными, играть в футбол, заниматься сексом. Чего ему в жизни не хватало, так это финансов, чтобы создать себе «подушку безопасности», и никогда больше не волноваться. Последние года два выпили из Найла все соки — приходилось много сидеть дома, и это сводило его с ума. Он вдруг понял, что у него ничего нет, и чем больше Найл об этом думал, тем злее становился. – От чего ты умер? – спросил Найл. По виду Томлинсон был его ровесником, значит, умер совсем молодым, что наталкивало на мысли о насильственной смерти или несчастном случае. Для смертельной болезни Луи казался слишком здоровым, хотя круги под глазами явно были у него и при жизни. Вопрос заставил Луи сменить позу: он прислонился к стене плечом и хитро посмотрел в сторону Найла, чуть склонив голову. – От тоски, – прошелестел он. – От тоски? – спросил Найл, еле сдерживая нервный смешок. Говорить о смерти приведения явно любили. Как-то за чаем Гарри сказал, что лучший способ узнать призрака — спросить о кончине. Обстоятельства смерти могли много рассказать о новом знакомом куда больше, чем история жизни. Конечно, делать это лучше в том случае, если собеседник уже не впился в твою ногу, пытаясь высосать остатки жизненной энергии. Тогда лучше улепетывать или давать отпор. – Да. В один день мне стало слишком грустно, я включил Фрэнка Синатру, набрал полную ванную воды, а потом швырнул туда тостер. Перед этим, правда, ещё разобрался с соседями, – поделился Луи. – Я жил в многоквартирном доме. Сосед сверху круглыми сутками смотрел ящик. Тот, что жил справа, всё время водил шумные компании и, очевидно, считал себя королем вечеринок, а сосед слева не мог угомонить свою псину даже ночью. Я порешал их троих мясным топориком и сложил их головы на лестничной клетке. Удивительно, почему Гарри не сказал: «А вот здесь у нас обитает ещё одна знаменитость» и не распахнул дверь в ванную в первый же день. – А собака? – спросил Найл настороженно. – Выпустил, – ответил Луи ровным тоном. – Убивать её я не собирался, она же не виновата, что у неё хозяин — кретин. Подумал сперва, будет забавно, если она обглодает тело своего хозяина-ублюдка, но чтобы это устроить требовалось время, и собака успела бы умереть от жажды. Я не мог так долго ждать, мне хотелось скорее покончить с собой. Найл невольно присвистнул. – А как ты умер? – задал вопрос Луи, пользуясь его замешательством. – Меня полицейские пристрелили, – откликнулся Найл. Луи красноречиво изогнул бровь, как бы говоря, что ответ не достаточно подробный. – Я захватил заложников в торговом центре, потребовал выкуп, а они мне вместо выкупа всадили пулю в лоб. Не то чтобы Хоран считал себя правым в этой ситуации, однако он рассчитывал на другое. Полицейские должны были передать ему чемодан с меченными купюрами или датчиком на дне, а уж он бы нашел способ избавиться от устройства слежения или обменять деньги. Однако представители власти даже не попытались подвезти ему выкуп — просто избавились от него после недолгой перестрелки. – Успел кого-нибудь пришить? – поинтересовался Луи. – Троих, – ответил Найл, испытывая легкую досаду. – Двух гражданских и одного полицейского. Ещё двоих ранил, но не слишком серьезно. Другого выхода у меня не было: они не следовали инструкциям, вот и пришлось показать, что я настроен серьезно. – Вот поэтому тебя и застрелили, – всезнающим тоном заметил Луи. – Решили, что ты всё равно потом всех перестреляешь. Найл задумчиво кивнул. Очевидно, полицейские приняли его за неуравновешенного. Так он себя и чувствовал, когда заложники начали своевольничать, хотя в руках у Найла был пистолет. Хоран долго ходил по краю. Вынужденное заключение в четырех стенах выпило из него все соки, и он стал взрываться по мелочам. Сидеть в крохотных съемных апартаментах было далеко не так приятно, как жить в этом старинном коттедже. Найл мало того, что мучился одиночеством, так ещё и без конца думал о людях, что проводили время на солнечных пляжах, катались на лошадях по цветочным лугам, и на обед не разогревали суп из банки. Хоран не был лентяем. Он работал также, как и все, но почему-то его жизнь превратилась в сущий кошмар. А с постеров между тем улыбались пышущие здоровьем загорелые знаменитости. «Вы тоже можете быть дома, если можем мы». Найл пытался представить, каково проводить карантин на милом ранчо, и воображение разжигало в нем лютую злость. Сейчас он чувствовал себя спокойнее — его больше не волновали проблемы живых. Но ещё несколько месяцев назад... – У меня нет сил, – тихо сказал Луи. – И мне нужно ещё поплакать. Казалось, он ничего не вкладывает в эти слова, но Найл понимающе улыбнулся уголком губ и послушно покинул ванную комнату, оставляя Луи наедине с его мыслями и слезами. Разговор не прошел просто так: Хоран узнал много и о Луи, и о себе и хотя бы на несколько минут прервал поток его печальных слез. Томлинсон заплакал не сразу — Найл успел дойти до лестницы, прежде чем услышал первый всхлип. Разговор с Луи показался Найлу на удивление комфортным, несмотря на то, что его собеседник был печальным и ироничным. Его не оттолкнули, но, пожалуй, довольно четко расчертили границу, к которой Хоран собирался отнестись с уважением. Он не собирался рушить личное пространство призрака, однако, думая о Луи, Найл испытывал любопытство и легкое желание помочь. Гарри не возвращался до самой ночи, поэтому скучающий в гостиной Зейн предложил приготовить ужин. Уже зная, как Стайлс относится к своей кухне, Хоран покачал головой и постарался разубедить Малика хозяйничать в чужой обители. Разумеется, Зейн не собирался его слушать, но появление Лиама спутало ему все планы. Видя, что Стайлс исчез, Пейн предложил обойтись без ужина, перекусить какими-то готовыми продуктами или, на худой конец, заказать еду на вынос. Физического голода призраки не испытывали, поэтому было решено обойтись без трапезы. Вместо того, чтобы сидеть в подвале, Пейн тихо читал в гостиной, время от времени подходя к окну и неодобрительно посматривая в сторону соседнего дома — Зейн даже предложил нарисовать на окне страшную рожу, однако предложение лишь раздосадовало Лиама. Стайлс вернулся домой сытым и ленивым, проверил сохранность своего любимого сервиза и с довольным видом зашагал спать. От переедания он еле двигался, так что Лиам вел его под руку. Вид двух медленно летящих под руку призраков показался Найлу на удивление милым, особенно, когда он вдруг вспомнил, что эти двое поддерживают друг друга уже семьдесят лет. Они выглядели такими разными, но как-то изумительно понимали и дополняли друг друга. И, очевидно, вместе избавлялись от трупов, что объединяло лучше, чем совместные походы. На следующий день Пейн неожиданно показался в библиотеке и даже помог Хорану разгрузить ящики стола. Это натолкнуло Найла на мысль, что дела в подвале закончились. Лиам был идейным призраком, и просто так не стал бы слоняться по дому средь бела дня — иной раз ему было трудно не проглотить обед за раз, чтобы скорее вернуться к работе. Значит, он завершил свои дела. – Кажется, ты вчера общался с Луи, – заметил Лиам, наблюдая за тем, как Найл ищет чистую тетрадь, чтобы устроить картотеку. В первое мгновение Найл даже удивился, потому что Лиам не покидал подвал до самого вечера, но потом быстро смекнул, что обо всех новостях этот призрак узнает от Гарри. – Да, – спокойно ответил Найл и, не сдержавшись, добавил: – По-моему у него какие-то проблемы. – Известное дело, – произнес Лиам флегматично. – Лучше ему не стало? – уточнил призрак. Найл машинально покачал головой. – Очень жаль. Последние двадцать лет он всегда помогал мне выкуривать новых соседей из дома напротив. На Джексонов у нас были большие планы. Из под пола вынырнула косматая голова. – Я всё помню, – выдохнул Луи, показываясь в библиотеке целиком. Вид у него был по-прежнему разбитый, но держался он неплохо, даже потянулся в воздухе, демонстративно щелкая призрачными суставами. – Прости, что задержался. Приготовил ловушки? – Конечно, приготовил, – ответил Лиам, явно наслаждаясь возможностью ответить на этот вопрос. – Пойдем, я подробно расскажу тебе, как пользоваться новым устройством. Это очень тонкий механизм. В печальных глазах Томлинсона зажегся слабый огонек, который тут же стал ярче, когда он услышал «натягивается и разрывает». О новом механизме Пейн рассказывал с неприкрытым упоением и, видя, как воодушевляется Томлинсон, он описывал его подробнее и подробнее, уделяя внимание всем нюансам сборки. Найл проводил удаляющихся призраков задумчивым взглядом. За чаем Найл выяснил: Гарри не фанат игр с соседями. Тем не менее, время от времени нужно было обновлять их «биосферу», и Стайлс не видел ничего плохого в том, что Пейн и Томлинсон совмещают полезное с приятным: избавляются от назойливых людишек, тешат свою изобретательность и получают удовольствие. – Только Лиам может превратить такое унылое занятие в настоящее искусство, – заметил Гарри, наслаждаясь запахом сосновой смолы, исходящим от его чая. – Да и по части... мм... работы с соседями Луи, как ты помнишь, нет равных. – Да, он ещё и головы может принести в качестве украшения для интерьера, – не сдержался Найл, но Гарри дальновидно пропустил его замечание мимо ушей. Вернулись Лиам и Луи в пять утра, заметно уставшие и при этом по-своему довольные. На этот раз уже Стайлс вел Пейна под руку отдыхать, и хотя Гарри явно было интересно, как прошла «охота», Лиам был слишком утомленным, чтобы отвечать на вопросы. Томлинсон, похоже, тоже неплохо перекусил и знатно вымотался, потому что спать он отправился не в ванную комнату, а в свободную гостевую. К вечеру Луи вновь занял ванную, и хотя он не плакал, возвращение в безопасный и укромный угол не казался Найлу добрым знаком. Он понимал, в этой комнате Томлинсон ищет душевное спокойствие, хотя призрак вполне мог присоединиться к своим друзьям, мирно отдыхающим в гостиной. Это была самая уютная комната в доме, не считая столовой. Стайлс называл её лицом дома и очень старался, чтобы она выглядела пристойно. В планах у Гарри был небольшой ремонт верхнего этажа, многие помещения которого были не в лучшем состоянии, но хозяин коттеджа не был готов дать так много денег. С этим призрак никак не мог смириться. Размышляя, как грамотно выйти из положения, Стайлс снарядил Хорана искать методы ментального воздействия в библиотеке. Грабить людей призраки не могли, значит, нужно было действовать мягко, но уверенно. В помощники вызвался Зейн. Он редко себя утруждал, но ему нравилось участвовать в обустройстве коттеджа. Не говоря уже о том, что пока внимание Гарри было направлено на второй этаж, его пыльный лофт был в безопасности. Найл сразу раскусил хитрость своего соседа, но позволил участвовать в поисках, радуясь внезапной компании. – Надеюсь, Томлинсону лучше, – сказал Зейн, пролистывая книгу. – Этот тип должен пригнать в дом побольше охотников за адреналином. Я голодный, как зверь... – Единственное, что Луи действительно должен — быть призраком, – ответил Найл невольно. – Он много делает по своей воле для коттеджа, тебя, Гарри и Лиама. Разве ты не хочешь немного позаботиться о своем друге? – Да я только и делаю, что о нем забочусь, – возмущенно откликнулся Зейн и бухнул книгу в просмотренную стопку. – Между нами, мало кто стал бы терпеть подобное поведение. От изумления Хоран так и замер с открытым ртом и неуверенно покосился в сторону вальяжно лежащего на кушетке Стайлса. Чем бы Гарри ни занимался, он неизменно напоминал Найлу кинозвезду. – Так Луи ещё и должен быть благодарен? – уточнил Найл ошеломленно. – Ну да, – ответил Гарри, отрываясь от чтения пыльного тома. – Когда этот парень в настроении — цены ему нет. Ни дать, ни взять, Салливан! – Хоран слабо представлял, кто это такой, но был уверен, что Томлинсон бы страшно смутился от такого сравнения. – И он завел эту штуку... в интернете... про наш дом. Это существенно облегчает нам жизнь. – И ещё он что-то наплел курьеру, так что еда теперь остается под дверью, и за неё не нужно расписываться, – вставил Зейн с одобрением в голосе, но тут же нахмурился. – Но почему нельзя всегда быть таким? Совсем не обязательно быть таким занудным, всё время жаловаться и привлекать к себе внимание... – В любом другом доме его бы уже выкинули за дверь, – согласился Гарри недовольно и обвел карандашом в книге целый абзац. Слова, лезущие у Найла из глотки, в приличном обществе обычно не произносили, поэтому призрак изо всех сил старался помалкивать. Происходящее никак не укладывалось в его голове. Зейн и Гарри были по-настоящему возмущены поведением Луи, как если бы от него что-то зависело. Как будто кто-то мог по-настоящему хотеть так сильно плакать. – Вам бы, ребята, побольше узнать о ментальном здоровье, – наконец, проронил Найл, пряча лицо за книгой. – О чем он толкует? – шепотом спросил Гарри. – Это про мозгоправов, – непринужденно бросил Зейн, постучав себя по виску указательным пальцем, и отправил очередную книгу в стопку. Гарри заметно скривился, как будто Зейн сказал что-то неприличное. Слово «мозгоправ» заставило Найла передернуться — в последний раз он слышал его в глубоком детстве, и у человека, который его произносил, были явные проблемы. Его сверстники относились к психологам и психотерапевтам намного спокойнее, да и среди старшего поколения не было так зазорно решать свои проблемы со специалистом. – С Луи всё в порядке, – уверенно произнес Стайлс. – Это просто черта характера такая. Обычно он никому не мешает. Только вот в последнее время совсем разленился, и его... – Гарри дважды щелкнул пальцами. – Блог простаивает. Скорее бы наш слезливый приятель взял себя в руки, иначе придется привлечь туристов, а мне не очень хочется, чтобы посторонние шлялись по нашему чудесному коттеджу. После них ещё убирать... Нет, если Луи так сильно надо развлечься, Лиам как раз мастерит новую гильотину в подвале. Мы же не против, пусть оттягивается время от времени. Гильотину я, кстати, уже видел, – поделился призрак довольным тоном. – На этот раз Лиам превзошел себя, это лезвие даже камень возьмет. Луи будет в восторге. Такие вещи его успокаивают. Книга, которую Найл держал в руках, вдруг захлопнулась. В висках нестерпимо ныло, как иногда бывало при жизни, когда Хоран испытывал недостаток свежего воздуха. Он посмотрел на Гарри, делающего пометки карандашом, потом на Зейна, что перекладывал книги из одной стопки в другую, и выдохнул. Его новые друзья казались такими спокойными — возможно, в призрачной жизни они понимали больше, но Найл всё равно чувствовал легкую досаду. – Думаю, нужно набраться сил и немного вздремнуть, – сказал Найл, оставляя книгу на рабочем столе. – Хотел вечером последить за прохожими, и лучше мне быть пободрее. – Я заварил «Леди Грей», – моментально отозвался Гарри. – Выпьешь чашечку, и будешь спать без сновидений. – Спасибо, Гарри, – ответил Найл искренне, однако он не был уверен, что готов сейчас к чаепитию. Ему и спать не очень хотелось — просто в библиотеке внезапно стало слишком душно, хотя он был призраком, и ощущал температуру, только когда сосредотачивался на ней. Гарри и Зейн продолжали тихо переговариваться за работой, а вот Найл поднялся вверх по лестнице, но вместо того, чтобы зайти в свою комнату, остановился перед дверью в ванную комнату. За ней было тихо, и Хоран, на всякий случай, постучал. – Открыто. Даже если бы дверь была закрыта, ничто не мешало Найлу влететь через стену, потолок или пол, однако Хоран по-прежнему ощущал себя неловко, когда у него не было возможности передвигаться по-человечески. Гарри и Лиам по большей части вели себя, как люди, даже принимали пищу по часам, а вот у Зейна была привычка везде просачиваться и летать. Очевидно, четких правил и запретов на тему передвижения не было, поэтому Хоран предпочитал действовать по наитию. Луи лежал в ванной прямо в одежде, из-за чего его фигура казалась ещё более бесформенной, чем обычно. Набранная вода по виду остыла, пузыри давно полопались, лишь легкая рябь шла по поверхности, когда Томлинсон шевелил коленом. На бельевой корзине стоял новенький тостер, включенный в сеть. Очевидно, Луи не решился бросить его в ванную, чтобы не вызывать перебои электричества — Гарри уже сокрушался на тему горелой проводки как-то за ужином. – Воскрешаю воспоминания, – сказал Луи, замечая вопросительный взгляд гостя. – Тебе что-то нужно? – Нет, просто зашел узнать, как ты себя чувствуешь, – ответил Найл, присаживаясь на край ванной. – Знаешь, не всем от тебя что-то нужно. Звук, который издал Луи, напоминал скрежет консервной банки, катящейся со склона. – Моим друзьям нужно, – вздохнул Томлинсон, откинув голову назад, однако краем глаза он держал Хорана в поле зрения. – Они особенно не интересуются моим пребыванием в ванной, пока не появляются новые дела, которые я должен сделать. Думаю, им удобно, что меня можно сложить в ванную, как вещь, а потом достать, когда понадоблюсь. Призрачный желудок Найла неприятно повело. – Ты из-за них плачешь? – уточнил он. – Потому что тебе кажется, что ты им нужен, только когда в чем-то помогаешь, и что они тебя не слишком ценят? Знаешь, чтобы тебя любили, от тебя не обязательно должна быть польза... – Ты что, из этих? – спросил Луи насторожено. Найл так и замер. – Из кого? – изумленно выпалил он. – Из мозгоправов, – произнес Луи почти по буквам. Пазл, собирающийся у Найла в голове, встряхнули настолько сильно, что кусочки полетели по всей комнате и даже закатились под ванную и бельевую корзину. Хоран ощутил давно забытую детскую растерянность. Только ему показалось, что он верно выбрал части головоломки, как ему сообщили, что в коробке всё это время были кусочки разных картинок, и Найл перепутал их между собой. – Да нет, – нерешительно произнес Хоран и быстро-быстро встряхнул головой. – Черт, я сперва подумал, ты про ориентацию. – Нет, с этим у нас никакой проблемы, – отмахнулся Луи, свешиваясь через бортик ванной. – Меня от такого даже лечили... молитвой и успокоительными. Правда, долечить так и не успели, – задумчиво добавил Луи. – Не переживай, в этом доме у всех отклонения в той или иной степени. Давно забытое возмущение заставило Найла сжать кулаки. Призрачная кровь побежала по призрачным артериям с удвоенной силой. – Это не отклонение! – горячо возразил он. – Ориентацию не нужно лечить. Мне жаль, что ты пережил такой горький опыт, но сейчас никто не стал бы принудительно тебя переделывать. Да, по-прежнему есть места, где нельзя жить открыто и нужно бояться за свою жизнь, но на территории нашей страны уже десять лет как можно вступать в однополые браки, и... – Забавно, – с искренним любопытством произнес Луи, пристально рассматривая вспылившего Найла. – Ты уважаешь личные границы ровно до того момента, пока точка зрения человека не противоречит твоей собственной. Никогда Найл не думал, что ему придется чувствовать себя неловко из-за попытки постоять за что-то морально верное. Не то чтобы он думал, будто Луи бросится жать ему руку, благодарно повторяя: «Спасибо, что отстаиваешь мои права», однако Хоран всё равно ожидал другой реакции. – В каком смысле? – неуверенно спросил он. – Ну, несколько дней назад Лиам сказал Зейну, чтобы он не налегал на жирное, а ты устроил тираду на десять минут о том, что каждый имеет право есть то, что считает нужным. Формулировка «устроил тираду» немного кольнула Найла. – Но ведь такие комментарии могут быть очень обидными, – огорченно возразил Хоран. – Нужно уважать границы других, иначе ты можешь ранить их. Это очень влияет на психическое здоровье! Когда ты указываешь людям на ошибки, ты делаешь мир лучше, потому что впредь они будут следить за своими словами. – По-моему, ты застрелил троих, когда пытался получить деньги за заложников, – протянул Луи, одаривая Найла легкой улыбкой. – Не похож этот поступок на попытку сделать мир лучше. Разве что ты собирался пожертвовать все деньги в приют для животных? Но мы оба знаем, что это не так. Похоже, нынешнее время мало отличается от того, в котором я умер. Знаю, что ты обиделся, когда я сказал «устроил тираду», – заметил Томлинсон, по-кошачьи склонив голову в бок. – Ты аж передернулся, точно я тебя ударил. Но я ведь не имел в виду ничего плохого. Ты мой сосед, я хорошо к тебе отношусь, у меня не было цели тебя обидеть, и я хочу, чтобы мы в дальнейшем сотрудничали. Стоит ли обижаться, что я сказал «устроить тираду» вместо того, чтобы выбрать более мягкое выражение? Противоречивые чувства разрывали Найла изнутри. С одной стороны, Луи явно над ним насмехался, с другой — у Хорана не было никаких сил прервать беседу, потому что его мягко подталкивали к чему-то любопытному. Интерес вел его по скользкому пути, который Хоран обычно обходил стороной. Найл всегда знал, как правильно, и даже если не мог следовать по намеченной в голове карте, по крайней мере, видел направление. – Может, и не стоит, если ты действительно не имел в виду ничего плохого, – осторожно согласился Найл. – Но мне было обидно. Хотя вряд ли я могу поучать людей, как им обращаться со своими друзьями. Может, Лиам и может говорить Зейну, какую еду ему есть, если это устраивает их обоих, но разве тебе не больно от того, что они просто игнорируют твои слезы? Во взгляде Томлинсона вновь появилась легкая досада. – Больно, – сказал Луи, вновь соскальзывая в воду по плечи. – Даже очень. Пожалуй, иногда мне хочется, чтобы на меня обратили внимание. Но довольно странно об этом просить, поэтому я прячусь в ванной. Мне бы хотелось, чтобы мои друзья обращали на меня внимание, потому что им небезразлично, а не потому что я об этом попросил, – помолчав, добавил призрак. – Они часто говорят, что любят меня и заботятся обо мне, вот только я этой заботы не чувствую. – Знаешь, в этом времени люди часто говорят, что готовы выслушать, а потом замолкают, как будто дружба на этом заканчивается, – проговорил Найл, невольно вспоминая свои последние месяцы. Перед захватом заложников он действительно хотел поговорить с друзьями, но у него так и не получилось открыться. – Я думаю, иногда нужно заполнить собой пространство, чтобы собеседник мог понять, что у него есть разрешение говорить. Заполнять тишину слишком сложно. Диалог тем и отличается от монолога, что участвуют двое. Не обязательно говорить много, главное, показать, что ты рядом и воспринимаешь всё. – Иной раз мне и заполнить нечего, – вздохнул Луи, скользя взглядом по потолку. – Я люблю разговаривать с ними, особенно, когда я в хорошем настроении, но иногда Гарри и Лиам не замечают, что я сломан. В такие моменты я понимаю, что они не видят разницы между мной целым и поломанным. Я просто декорация, с которой можно разговаривать, и они даже не очень ждут ответных реплик. Просто довольствуются тем, что я могу их выслушать. В действительности мой ответ нужен, только когда дело касается городских легенд и гильотины. При этом... изумительно, но они не считают меня экспертом в том, что я делаю, – с болью произнес Томлинсон и, наконец, встретился взглядом с Хораном. Лицо у него было печальное и какое-то бесконечно уставшее. – Иногда я так сильно бьюсь, чтобы сделать всё в лучшем виде, увидеть на их лицах улыбки... случается крохотная ошибка, и они сразу обдают меня разочарованием и пренебрежением. Мне всегда казалось, главное, это старание, но только не для них. Если я вдруг ломаюсь, если я что-то не успеваю, они злы, точно я специально, – призрак тяжело выдохнул и мучительно усмехнулся. – С Зейном немного иначе... правда, мы ещё не успели настолько подружиться. С ним диалог не построишь, если не будешь много говорить сам, а потом наступает молчание, и оно неуютное, потому что у меня ощущение, будто я говорю так много, и меня просто не слышат. Я будто телевизор, который включают для развлечения, чтобы посмотреть познавательную передачу, а потом рассказать об этом за обедом, – взгляд Луи вновь соскользнул. – Зейн смотрит, слушает, использует увиденное и услышанное, а я чувствую себя обворованным и пустым. Зейн может даже попросить прощение, если заметит, что что-то не так, но так, чтобы ты почувствовал себя виноватым за то, что почувствовал обиду. Иногда он говорит такие вещи, от которых мне страшно некомфортно, а потом делает вид, будто я не упоминал, как себя чувствую из-за всего этого. В воздухе явно витала боль, которую Найл невольно втянул в себя. Призрачные эмоции отличались от эмоции людей. Ими нельзя было насытиться. Их даже сложно было почувствовать, но Луи так долго накапливал их в себе, что они просачивались сквозь его призрачную оболочку. Найл почувствовал вкус боли, обиды, тоски, горя, печали, гнева, сожаления, страха и ненависти к себе. Его голова стала тяжелой, и он устало прислонился плечом к стене, чтобы не съехать вниз. – Как ты можешь называть их своими друзьями? – тихо спросил Найл, пытаясь унять гудение в призрачной черепной коробке. – Я люблю их, это что, так не очевидно? – спросил Луи, сжимая влажную ткань толстовки напротив своего призрачного сердца, и грустно улыбнулся. – Забавно. Иногда я чувствую себя таким сломанным из-за них, но я много пережил с Гарри и Лиамом, и когда мне не так плохо, как сейчас, мне с ними так весело, интересно, увлекательно. Я чувствую, что могу летать рядом с ними, чувствую, что могу летать, когда они смотрят на меня. Это справедливо, что они не смотрят на меня всё время, но чем больше времени проходит, тем меньше они хотят смотреть на меня, – печально заметил Томлинсон. – Мне может стать плохо, когда я понимаю, что люблю их сильнее, чем они меня, но потом накатывает благодарность за то, что они были со мной, окутывали своим теплом и вниманием. Я чувствовал вдохновение, и мне казалось, что я могу всё, потому что Гарри был рядом, и ему нравилось то, что я делаю. Я был так счастлив, когда мы с Лиамом вместе собирали ловушки — я был вовлечен в создание нашей совместной работы, и мне нравилось, какой она получилась, и то, что он был счастлив. Я люблю это, – искренне произнес он, и Найл увидел, как полупрозрачные голубые глаза наяву становятся прозрачными, потому что из них вдруг хлынули слезы. Луи совсем по-человечески шмыгнул носом и моргнул, чтобы не расплакаться.– Я люблю их. Но они растеряли свое восхищение мной, хотя я прикладываю столько же и даже больше усилий. И они уже не видят, что я больше, чем то, что я делаю. Найл чуть-чуть отодвинулся, чтобы случайно не хлебнуть ещё эмоций, хотя они были так причудливо смешаны, что его раздирало любопытство. Он знал, что эмоции бывают амбивалентны, его и самого нередко раздирали противоречивые чувства, но Хоран никогда не пробовал такое на вкус. Луи сидел тихо, глубоко дышал, чтобы успокоиться, и, кажется, у него получалось, потому что с каждой минутой его призрачное лицо теряло прозрачность. Понадобилось немного времени, чтобы Томлинсон стал неотличим от человека с плотью и кровью. – Может, Вам поговорить? – предложил Найл. – Говорить надо, когда твои собеседники готовы слушать, – сказал Луи, зачерпывая воду, чтобы умыть лицо. – У Вас, в новом времени, принято просто насаждать свою точку зрения, даже если она верна, но реальный мир работает иначе. Изменения требуют времени, – произнес он тоном учителя. – У меня нет уверенности, что они хотят меняться, и нет способа проверить, кроме как быть рядом с ними. Я буду любить их, пока моя любовь им не надоест. Или пока она не убьет меня второй раз. Найл дотронулся рукой до прохладной воды, стараясь не задеть Луи, и сделал небольшой водоворот. В детстве ему нравилось пускать в такой водоворот крошечный кораблик и смотреть, как он крутится на поверхности воды до полной остановки. – Вылезай, – наконец, произнес он. – Посмотрим на прохожих вместе. Бросив в его сторону недоверчивый взгляд, Луи вынырнул из воды, оставляя на поверхности легкую рябь. По всей видимости, с воспоминаниями на сегодня было покончено, потому что он вынул пробку из ванной, слил воду и выключил тостер из сети. Бедняга успел нагреться до такой степени, что его было опасно брать в руки, однако Луи уже был мертв и спокойно спрятал его под мышку. Как выяснилось, у Зейна в на чердаке даже был небольшой телескоп, но из окна Найла открывался вид на всю улицу, поэтому призраки просто устроились на подоконнике. Снаружи их было не видно, правда, иногда проходящие мимо люди могли различить силуэты на стекле. Чувство легкого дискомфорта подпитывало дом и обитающих в нем приведений, но Найлу и Луи в этот вечер доставалось больше. На улице было много собачников, среди которых всё чаще попадались пенсионеры. Местный доктор советовал заводить питомцев, чтобы гулять почаще — это было полезно для сердца. Нередко попадались и пары — они держались за руки, громко смеялись и глазели по сторонам, точно оказались на прогулке впервые, сдергивали друг с друга маски, чтобы целоваться. – Думаешь, бог есть? – спросил Найл, рассматривая темную лужайку. Трава влажно блестела, на утро обещая покрыться изморозью. – Не знаю. Я его никогда не видел, – ответил Луи, зарываясь пальцами в свои волосы. – Если он есть, таким, как мы, лучше не видеться с ним подольше. Найл невольно хмыкнул. Он не знал ни одной религии, в которой захват заложников считался бы богоугодным делом. Проходящая мимо пара остановилась напротив дома и посмотрела прямо на залитое светом окошко. Девушка указала пальцем на стекло, за которым прятались призраки, шепнула что-то на ухо своему кавалеру. Наверняка они обсуждали написанную Луи «легенду». Каждый раз ему приходилось придумывать что-то заковыристое, но не слишком — проверить, происходили ли в особняке настоящие убийства было слишком просто, поэтому действовать следовало осторожно. – Мне от них плохо становится, – раздраженно сказал Луи, отворачиваясь от окна. – У них вроде всё есть, но это «всё» такое обычное. Примитивное. Прогулки под луной, поцелуи, пиво на пляже, тыквенный пирог... – Может, ты просто завидуешь? – спросил Найл, подавившись смехом. – Нет, такая любовь мне не нужна. Моя будет лучше. Мне всегда хотелось такой любви, чтобы умереть от нее, – воодушевленно заметил Луи. Найл многозначительно поднял брови, но Томлинсон не обратил на его гримасы никакого внимания. – Буквально! Когда Вы бежите, в прямом смысле слова выпрыгивая из своей плоти, и это больно, и сердце стучит и в груди, и в горле, и в барабанных перепонках... И Вы любите друг друга больше, чем ненавидите себя и весь мир, и эта любовь, и эта ненависть убивают в Вас то, что делает Вас людьми, – вдохновленно выдохнул призрак и смущенно затих, спохватившись. – Ну... сейчас я уже мертв, поэтому подойдет вечность в аду. Будем веками заживо гореть и бесконечно мучиться, – примирительно заключил он. В любовь этот призрак по-прежнему верил, и хотя Найл совершенно не понимал, какое удовольствие в бесконечном мучении, вид вдохновленного Луи странным образом его успокоил. – У тебя своеобразные представления о романтике, – засмеялся Найл, только чтобы поддразнить своего собеседника. – А мне кажется, любовь — это когда ты просто хочешь обнимать одного человека, очень-очень долго. – По-моему, это быстро надоедает, – заметил Луи, раскачиваясь из стороны в сторону — из-за него колыхались занавески, и это слегка беспокоило прохожих, потому что им казалось, что кто-то за ними следит. – Никогда не хотел в праздники смотреть с любимым человеком Гарри Поттера? – спросил Найл, не обидевшись. Взгляд у Луи стал насмешливым. – Это же детская книжка. Вот теперь Найл оскорбился до глубины души. Он ещё ни разу не слышал, чтобы кто-то так отзывался о Гарри Поттере. В Рождество он всегда пересматривал всю серию фильмов, и раз в год точно освежал одну из цикла книг, если не всю разом. С годами, конечно, он уделял этому меньше времени, но своего детства без серии этих фильмов Найл не видел. – Последние книги совсем не детские, – с обидой заметил Найл. – Серия написана таким образом, что читатель растет вместе с персонажами. Да, первые книги несколько наивны и сказочны, но дальше сюжет набирает обороты, и уж последние книги обязательно стоит оценить! В них окончательно раскрывается тема расизма, и... – Их больше одной? – спросил Луи, изгибая бровь. – Точно! Когда я умер, книга только-только вышла, веселенькая такая. Так и скажи, что тебе просто нравится серия, в детстве же ты явно не из-за расизма её читал, – ухмыльнулся Луи. Если бы Найл мог покраснеть, он обязательно сделал бы это. – Значит, и фильм есть? – Восемь фильмов, – моментально отозвался Найл. Луи многозначительно присвистнул. – Ты должен их увидеть! Не из-за того, что там раскрываются остросоциальные проблемы, – быстро сказал Найл, предвосхищая ещё один комментарий. – Там крутые спецэффекты, волшебные животные выглядят, как настоящие, и актеры хорошо играют. Да и сюжет классный... Надо только оформить подписку на какой-нибудь стриминговый сервис, и мы сможем смотреть фильмы и сериалы в любое время, – воодушевился Хоран. – Правда, нужно будет разжиться хорошим телевизором. Но хозяин ведь оставлял деньги на важные расходы? Вопрос был риторический, потому что владелец коттеджа завел им счет, чтобы призраки не дергали его по пустякам во время путешествий. Конечно, они не могли позволить себе дорогой автомобиль (он был приведениям совершенно ни к чему), но на покупку хорошего телевизора денег хватило бы с лихвой. – Что оформить? – спросил Луи, нахмурившись, и тут же хлопнул себя по лбу. – Боже, ну и стыд! Я сейчас звучу, как Гарри. – Ты умер больше двадцати лет назад, – весело произнес Найл. – Прости, старичок, но твое время прошло. Даже людям нового поколения сложно справляться с нынешним потоком информации. Тебе придется поднапрячься, чтобы узнать, кто такой Супермен... – Мелкий ты говнюк, – членораздельно проговорил Луи, гневно уставившись на искренне потешающегося Найла. – Комикс про Супермена старше тебя в три раза. Зейн знает, кто такой Супермен. Возможно, даже Лиам и Гарри смотрели черно-белый сериал, когда были не слишком заняты отпиливанием конечностей у соседей. Найл так и замер. – Я думал, пилил только Лиам, а Гарри помогал выносить мусор... – неуверенно произнес он. Теперь настала очередь Луи потешаться. – Гарри? – засмеялся Томлинсон, обнимая себя за колени. – Не будь ты призраком, он бы уже сделал из твоих кистей держатели для полотенец. Пытаясь представить Гарри, снимающего полотенце с мумифицированной кисти, Найл внезапно не испытал никаких сложностей. У него даже не было уверенности, что подставка для чайника, которую Стайлс так любовно начищал каждый день, не была сделана из тазового пояса. – Все призраки такие? – осторожно поинтересовался Найл. – Практически, – пожал плечами Луи. – Никто не знает, какие именно люди становятся призраками. Что известно точно: мы можем жить только в таких домах, и у нас должен быть разнообразный рацион. Страх, волнение, интерес — для поддержания разума. Человеческая пища — для поддержания формы. Другие эмоции — это десерт. Можно не есть, но чудо, как вкусно. Взгляд Луи автоматически вперился в соседний коттедж, окна которого сегодня не горели, из-за чего дом казался заброшенным. Семья, обитавшая там недавно, уже съехала, и, по всей видимости, Томлинсон с нетерпением ждал новых людей, чтобы хорошенько поживиться. Найл уже видел на столе Лиама чертежи новых устройств, среди которых был небольшой черновик от Луи. Призраки во всю готовились. – А если не есть? – полюбопытствовал Найл. – Исчезнешь, – бесстрастно ответил Луи. – Похоже, навсегда, потому что я ни разу не видел, чтобы исчезнувшие призраки потом возвращались. – А вселиться в кого-нибудь можно? Луи покачал головой. – Занять физическую оболочку не так сложно, если речь идет о неодушевленном объекте, но у человека есть душа, – сказал призрак и двумя пальцами начертил в воздухе людскую фигуру. – Можно напугать человека до смерти или довести до сумасшествия, но занять его тело нельзя. Возвращаться в мир людей Найл и без того не собирался, поэтому ни капли не расстроился отсутствию возможности. Быть призраком ему нравилось куда больше — кажется, он нашел себе интересное занятие, неплохой уютный дом, и его окружали приятные привидения, с которыми Хоран весело проводил время. При жизни ему казалось, что призраки — беспокойные духи, которых на земле держит незавершенное дело, а сейчас, после смерти, Найл чувствовал себя, как никогда, спокойным. Приобретение телевизора и годовой подписки на стриминговый сервис почти никак не сказалось на обитателях старинного коттеджа. Первую неделю призраки, не отрываясь, смотрели фильмы и сериалы, но потом постепенно вернулись к своим делам. Больше всего приведениям нравились сюжеты о работе агентов ФБР, вернее, о преступлениях, которые они раскрывали. Телевизор теперь смотрели исключительно на выходных, в остальное же время жизнь в коттедже была такой же тихой и размеренной, как прежде. В один день Лиам вышел исследовать местность, так что его место в подвале на время занял Луи. Иногда он помогал патрону вырезать детали и шлифовать их, поэтому Пейн спокойно относился к тому, что Томлинсон хозяйничает в подвале, пока его нет. Монотонная работа успокаивала, потому что не требовала умственной нагрузки — Луи иногда даже песенки насвистывал. В этот раз Найл напросился помочь и удивительным образом втянулся. – Всю жизнь ненавидел фразу: «мы никогда не будем моложе, чем мы есть сейчас», – сказал Луи, усердно натачивая нож. Они проверяли остроту незамысловатым способом: роняли на лезвие лист бумаги или кусочек тонкой ткани. Результат считался удовлетворительным только в том случае, если он разлетался на две половинки. – Почему? – спросил Найл. Ему приходилось прикладывать больше усилий, чем Луи, потому что он в жизни не точил ножи, да ещё таким допотопным способом. При жизни у него была современная механическая точилка, которая неплохо справлялась с поставленной задачей. По крайней мере, Найл никогда не испытывал проблем с шинковкой овощей. – Напоминает о неизбежном старении, – пропыхтел Луи, придирчиво рассматривая лезвие и вновь возвращаясь к своему занятию. – Я всегда невообразимо тосковал по вчерашнему дню, даже если он был также плох, как и сегодняшний, или хуже. Просто вчера я был моложе, чем сегодня. С тех пор, как я умер, исчезла часть моих волнений. Он незаметно коснулся своих призрачных мешков под глазами и покачал головой, точно удивился их наличию. Они все выглядели, как в день своей смерти, и если Луи хотел остаться вечно молодым — у него получилось. – Значит, ты никогда не хотел состариться с кем-нибудь? – спросил Найл, разрезая лист бумаги. – Стать уродливым с кем-нибудь и держать его вставную челюсть в стакане? Нет, – сказал Луи и с наслаждением взвесил нож в руке. – А почему ты спрашиваешь? – Это исследовательское любопытство, – уклончиво сказал Найл. – Лиам, Гарри и Зейн слишком старые, у них средневековое представление о мире, поэтому их очень сложно понять. Тебя я тоже не понимаю, но ты не такой древний. Ты вроде как стеллерова корова, в то время как Зейн — мамонт, а Гарри и Лиам и вовсе динозавры. Огрызнуться Луи не успел — слишком его позабавило сравнение с морской коровой. Про себя Найл заметил: чем страннее комплимент, тем больше вероятность, что Луи отнесется к нему с наименьшим негативом. Пользоваться этим Хоран не собирался, но видеть, как Томлинсон посмеивается, ему было приятно. – Исследуй, у тебя есть всё время мира, – заметил Луи, возвращаясь к заточке ножа. – Твое поколение любит заниматься переосмыслением старого — это просто, безопасно. Не нужно утруждать себя выдумкой нового. – Ты говоришь про масс-медиа, – беззлобно возразил Найл. – Масс-медиа — показательный пример того, что происходит во всех сферах, – произнес Томлинсон, проверяя лезвие. – Это проблема не только твоих современников, но и моих тоже. Что хорошего было сделано для людей за последние двадцать лет? – расстроенно спросил Луи. – У тебя есть возможность летать в любую страну мира, но нет возможности жить в любой стране, какой тебе хочется. Но разве ты не гражданин планеты Земля, разве тебе не принадлежит всё ровно в той же степени, что и другим? Люди по-прежнему не могут излечить смертельные болезни. Они подрываются, как ужаленные, только когда начинаются эпидемии и только ради того, чтобы создать видимость бурной деятельности. Но зато у тебя есть новый телефон, – со злостью проговорил призрак. – Он почти как твой старый, только мощнее, ярче, тоньше. Твой телевизор становится всё шире, у тебя есть возможность общаться с людьми в любой точке мира. Только общаться с тобой никто не хочет — все хотят показывать, навязывать свою точку зрения, свое видение прекрасного. Ты можешь смотреть фильмы и слушать музыку. А не было у тебя такой возможности раньше? – спросил Луи, ткнув в сторону Найла ножом. Хоран машинально отпрянул. – У моего поколения были диски, до меня бы кассеты, до этого слушали пластинки. Изменился формат, а суть осталась прежней. У тебя появилась возможность быстро и легко бороться за свои права, – сказал Луи, легко загоняя нож в столешницу. – Вот только революции делаются не электронными письмами — тебе по-прежнему нужно стоять на улице и бросаться под колеса автомобилей, как до этого бросались под лошадей. Тебе по-прежнему нужно кричать в полный голос, чтобы тебя услышали. Что ж, мы не живем в том самом будущем, о котором мечтали, не победили все болезни, не устранили голод и нищету. Может, в эту прекрасную для творчества эпоху мы получим что-то принципиально новое? – спросил Томлинсон, сильно повышая голос. – Нет. Ты сам показал мне, что одни и те же фильмы снимаются в пятидесятый раз, иногда даже с теми же актерами. И музыка совсем не поменялась! Закончилась эпоха великих свершений и невероятных открытий. Мир не меняется, меняется только... степень удобства, – презрительно выплюнул призрак и вновь взялся за нож. Он точил лезвие с таким видом, точно оно нанесло ему личное оскорбление. – Я разделяю твои печали, но не тебе возмущаться, – мирно заметил Найл. Луи покосился на него исподлобья. – Как я не могу горевать о справедливости, потому что по моей вине пострадали невинные люди, так и ты не можешь горевать о принципиально новом, потому что ты убил себя. У тебя была возможность изобретать, и ты сам от нее отказался. Лиам, Гарри, Зейн и я умерли, потому что у нас не было другого выбора. Мы сопротивлялись при аресте, боялись тюрьмы, которая стала бы справедливым наказанием за наши преступления. Но тебя никто не преследовал, – мягко произнес Хоран. – Ты покончил с собой, потому что захотел, а преступление совершил, потому что терять было уже нечего. Мне сложно тебя осуждать — ты устал бороться, и все события твоей жизни вели тебя к её завершению. Точно также, как все события моей жизни привели меня к тому, что я захватил заложников. Луи отложил остро заточенный нож на удобную деревянную подставку и взялся за следующий. Его руки двигались спокойно и уверенно, как если бы он просто снимал кожуру с мандарина. На миг Найлу почудилось, будто он уколол Луи, но Томлинсон, похоже, разделял его точку зрения. Иначе бы он сказал: «Мелкий ты говнюк». – Значит, ты не хотел умирать? – спросил Луи с искренним любопытством. – Нет, – ответил Найл, проверяя свой нож. – Я хотел взять выкуп и до глубокой старости лежать на пляже, попивая коктейли и наслаждаясь теплым солнышком. Быть призраком оказалось не страшно, даже весело. У меня появилась семья. Я точу ножи для какого-то пыточного устройства! Хоран даже не лукавил: ему действительно нравилось заниматься делами коттеджа, наводить порядок в библиотеке, наблюдать за людьми, общаться с другими призраками. Он понимал, за пределами дома есть и духи-охотники, но с соседями Найл чувствовал себя в безопасности и постепенно проникался к ним теплыми чувствами. Они вместе делили физическую пищу, насыщали эмоциями дом, обороняли его. Ему нравилось играть с Зейном, пить чай с Гарри, беседовать с Лиамом, и... чем бы они ни занимались с Луи, это тоже было приятно. С потолка показалась кучерявая голова Гарри, после чего он вплыл в подвал целиком, выписывая в воздухе красивый кувырок. Найл отметил про себя, что будь в подвале Лиам, Стайлс точно спустился бы по лестнице. – Что Вы делаете? – Лиам попросил заточить ножи для Колеса Смерти, – поделился Луи, указывая за свою спину. У стены Пейн оставил сушиться массивные части каркаса. Пока они были покрыты лишь первым слоем краски. Уже угадывалась большая мишень и места для креплений, к которым Лиам собирался приделать кожаные ремешки. – Навевает воспоминания, – мечтательно произнес Гарри, зависая над их головами. – Знавали мы одного парня, который тела спрятал в стенном шкафу и заколотил какими-то досками, а потом продал дом. Лиаму он сразу не понравился — слишком самонадеянный, да и в том, что делал этот тип, не было никакого искусства, – презрительно фыркнул Стайлс. – Иногда у человека просто нет потенциала. То ли дело мы... в смысле, Лиам, – вдохновленно поправился призрак. – Вот у кого руки золотые, и душа настоящего изобретателя... Заканчивайте здесь, если хотите присоединиться к походу на кладбище. – Это ещё зачем? – спросил Найл, округлив глаза. Гарри так быстро перескочил с темы на тему, что Найл сперва подумал, будто ослышался. Ему ни разу не пришло в голову побывать на кладбище с тех пор, как он умер. Хоран даже свои похороны не посетил — воспоминания о прошлом не вызывали у него тоску, и у него не возникло желание навестить кого-то из прошлой жизни. Он не скучал. Даже по маме, хотя при жизни очень её любил. После смерти связь, соединяющая дух с миром живых, разрывалась, чтобы призраки могли двигаться дальше. Многие даже отправлялись в путешествия, хотя это сопровождалось рисками. Найл всегда хотел покоя, поэтому и облюбовал коттедж. – Если посещать свое захоронение время от времени, тогда эмоции, которые люди оставляют на кладбище, будут подпитывать твой дух, – поведал Гарри и вылетел в потолок. Ему хотелось приодеться, на случай, если у него будет возможность отразиться в какой-нибудь поверхности. – Не волнуйся, – сказал Луи, аккуратно собирая ножи. – У призраков довольно сильная связь со своими останками. Даже если твою могилу вскопают, ты всё равно будешь чувствовать, где частички твоего тела, и никогда их не потеряешь. Найл замер, закрыл глаза, попытался сосредоточиться. Он хорошо чувствовал дом, окружающий его, как насыщенный вкусный туман, а также Луи, Лиама, Гарри и Зейна. Всё казалось естественным и знакомым. Через мгновение в сознание ворвались эмоции людей, связанные с домом — они читали историю в интернете, размышляли о призраках, живущих в коттедже. О нем. Хоран стиснул призрачные зубы. Он не ощущал свои останки. – Сейчас я ничего не чувствую, – встревоженно заметил Найл. – Это потому что нет надобности, – ответил Луи. – У меня тоже так было. Когда ты сосредоточишься, сразу поймешь, где искать. Ты умер совсем недавно, поэтому для тебя это не так важно, – объяснил он. – Но лучше тебе посмотреть, как это делается, на всякий случай. Кто знает, вдруг потом придется искать самостоятельно, а ты ничего не умеешь... Тревога Найла незаметно возросла. – А я думал, мы всегда будем вместе, – неуверенно произнес он. – Призраки тоже уязвимы, поэтому нужно быть готовым ко всему, – просто ответил Луи. Очевидно, будь возможно умереть во второй раз, Томлинсон уже озаботился бы покупкой нового тостера. Прогулкой до кладбища Найл наслаждался от души. Пролетающие мимо призраки докучать им не смели — больших компаний они побаивались, тем более, в их группе были довольно старые, напитанные мощью приведения, внушающие случайным прохожим трепет. Если бы они захотели, то могли бы и сами ограбить кого-нибудь. Теперь Найл поглядывал в сторону Гарри, Лиама и Зейна с большим уважением, хотя Луи посмеивался над ним, произнося одними губами «динозавры» и «мамонт», но так, чтобы старшие товарищи не видели. Баловаться Хорану тоже нравилось. Он шевелил листья деревьев — со стороны казалось, будто это легкий бриз, переворачивал подносы у сидящих на террасах и в уличных кафешках посетителей, вытаскивал из карманов бумажники, швырял в фонтан найденную в них мелочь и водительские права. В какой-то момент к его забавам даже присоединился Зейн. Он писал «помой меня» на каждой пыльной витрине и раскручивал пожарные шланги. На кладбище Найл сразу почувствовал опьяняющее головокружение, так что Зейну даже пришлось подхватить его за локоть, чтобы он мог продолжить путешествие. Впервые Хоран сталкивался с таким количеством негативных эмоций и с непривычки попытался сразу их поглотить. Где находится его могила, призрак понял, стоило ему ступить за ограду — к ней его вел насыщенный шлейф гнева, горя, печали и боли. Найл различил эмоции своих знакомых, среди которых отчетливо проступало разочарование, а так же муки тех, кому пришлось похоронить из-за него своих близких. На его могиле было множество неприятных надписей, ему желали гореть в аду, его называли сукиным сыном. Были, правда, и одобрительные надписи, которые вызвали у Найла искреннее удивление. Цветов Хоран не нашел, зато увидел свежий газон, на которого кто-то положил плюшевого мишку. На могиле Луи тоже были злобные послания, часть из которых оказалась свежей. Правда, кто-то также нарисовал на его плите сердечки и звездочки, приклеил стикер собаки и ещё признался в любви. Луи потратил добрых десять минут, пытаясь оторвать стикер, но у него ничего не вышло — призраки не могли осквернять собственные могилы. Надписи на памятниках Лиама и Гарри почти стерлись — их похоронили вместе, из-за чего захоронение напоминало верблюда. Зейн тоже лежал под большим мемориалом из мрамора, изображающим какого-то мученика. – Я чего-то не знаю? – спросил Найл, когда они облетали кладбище кругом. – Лиама и Гарри похоронили вместе в безымянной могиле, чтобы никто их не навещал, раньше такое часто практиковали, – сказал Луи, пристально вглядываясь вдаль. – Данные рассекретили намного позже. А Зейн считается политическим преступником, их тогда хоронили в братской могиле. Возможно, так делают до сих пор... Луи остановился рядом со своей могильной плитой и придирчиво её осмотрел. По всей видимости, стикер в виде собаки по-прежнему не давал ему покоя, однако Томлинсон справедливо решил про себя, что пара-тройка дождей не оставят от бумажной картинки мокрого места. – Твоя могила выглядит лучше всех, – произнес Найл искренне. – Через двадцать лет твоя будет выглядеть также, – заверил Луи насмешливо и лихо сел на свой мемориал, широко расставив ноги, чтобы было видно его имя и фамилию. – Жаль, призраков нельзя сфотографировать. Мне хотелось бы иметь такую фотографию. – Ты на собственном мемориале, на котором написано «ублюдок»? – засмеялся Найл, рассматривая призрака. Луи весело кивнул. – Да, в этом что-то есть. Улыбка на лице Луи выглядела широкой и открытой. Происходящее то ли забавляло его, то ли успокаивало — эффект был один. Томлинсон сидел на памятнике, ветер шевелил его призрачные волосы, и он казался, как никогда, умиротворенным и тихим. Возможно, в это мгновение он даже был по-настоящему счастлив, ведь Луи никогда не желал жить. – Мне жутко здесь находиться, – произнес чей-то голос капризный голос. Луи немедленно оживился и вытянул шею, пытаясь понять, как далеко от них находятся живые. – Зачем приходить на кладбище ночью, когда можно зайти днем? – Днем не интересно, – возразил другой голос нетерпеливо, после чего из-за соседнего мемориала высунулась любопытная рыжая голова. – О, вот она! У могилы Луи остановились трое подростков, возможно, старшеклассников, и принялись сосредоточенно делать снимки со вспышками. Это казалось удивительным: они смотрели прямо на Луи и совершенно его не замечали. Найл заглянул на экраны их смартфонов — Томлинсона не было на фотографиях, разве что один раз рыжий парнишка смог поймать какой-то размытый силуэт. – Такое ощущение, будто он сейчас здесь, – внезапно сказал один из подростков, рассматривая мемориал. Повернув лицо к Найлу, Луи красноречиво поиграл бровями, после чего слетел с могилы, оставляя подростков наедине с их размышлениями. Они явно не собирались уходить и, как понял Хоран по их пузатым рюкзакам, с собой у них было пиво. Кто-то уже щелкал зажигалкой, чтобы прикурить. – Уходим отсюда, – произнес Луи, поднимаясь в воздух, чтобы окинуть взглядом кладбище целиком. – Кто это? – спросил Найл, оглядываясь. Подростки уже расселись рядом с мемориалом и принялись дегустировать пиво. Похоже, сегодня они собирались оставить на памятнике Луи несколько новых посланий. – Это фанаты, – отмахнулся Луи. – Они обычно приходят не ради нас, а ради серийных убийц вроде Лиама и Гарри. На втором месте у них массовые убийства, значит, к Зейну тоже пойдут. Если в компании есть эмо, внимание перепадет и мне — это громкий и интересный случай, в криминалистике его обозначают как «особая жестокость», – Томлинсон шутливо поклонился. – Потом остаются захватчики, грабители и угонщики — в их число входишь ты. Их обычно считают «благородными разбойниками». Таких любят те, кого тошнит от классового неравенства. Бытовуха менее популярна, слишком уж часто случается, да и за нее не казнят, а дают срок в тюрьме, – пренебрежительно заметил призрак. – Я посмотрел их список, у них есть мы все. С фанатами преступников Найл сталкивался впервые. Он знал, что существуют фанаты музыкантов, актеров, спортсменов, писателей, блогеров, даже политиков... но понятия не имел, что у кого-то может быть такое странное хобби. Теперь, когда он умер, существование подобных людей было ему даже на руку, ведь они подпитывали его дух, однако при жизни Хоран, скорее всего, отреагировал на поклонников преступлений по меньше мере удивлением. Поход на кладбище оказался удачным для всех обитателей коттеджа. Найл теперь отчетливо ощущал свою могилу, что помогало ему поддерживать свою призрачную форму, а его старшие товарищи, как следует, наелись, что сказалось на их настроении в положительном ключе. – Вот теперь я доволен, – томно произнес Гарри, когда они летели домой, наслаждаясь легкими порывами ветра. – Эти маленькие глупые дети накормили меня лет на десять вперед. – Почему глупые? – спросил Найл. – А сам как думаешь? – фыркнул Зейн, втискиваясь между ним и Стайлсом. – Детям нравится думать, что они могли бы подружиться с опасными преступниками, обратить их против своих врагов или наставить на путь истинный. Но на самом деле Гарри и Лиам сбросили бы их в колодец, вот там всё восхищение и закончилось бы. Лиам смерил Зейна тяжелым взглядом. – В колодец? – возмущенно спросил Гарри. – Я не могу это слышать! Полетели вперед, Лиам, этот мелкий поганец... Продолжение тирады Найл уже не услышал, потому что Гарри и Лиам действительно оставили их позади. Зейн разразился оглушительным хохотом, от которого закачались провода на столбах с электричеством, и, подмигнув Найлу и Луи на прощание, полетел за Стайлсом и Пейном, чтобы их подразнить. После еды он всегда был в игривом настроении, и ему нравилось выплескивать свою энергию на патронов. – Что такое? – уточнил Хоран, наблюдая за тем, как Стайлс демонстративно закрывает уши. – Гарри считает их... мм... творцами, – подбирая слова, отозвался Луи, и встряхнул призрачными волосами, чтобы их хорошенько продул ветер. – Они никогда не сбрасывали тела в колодец, это слишком примитивно. У них своя философия. Несмотря на то, что Найл жил в коттедже уже несколько месяцев, он не до конца понимал, что это за философия такая. Чтобы осознать её, Хоран, наверное, должен был узнать, как Лиам и Гарри познакомились, как решили, что могут доверять друг другу, как выследили первую жертву, — была ли она общей, или они успели узнать себя до того, как узнали друг друга? — как опробовали то, что нравится им обоим, как у них появился собственный почерк... – Иногда мне даже страшно, – вздохнул Найл, наблюдая за тем, как отдаляются плывущие впереди призраки. – Они такие... пытливые. – Бояться надо тех, кто улыбается тебе в лицо, а потом травит воду, которую ты пьешь, – безмятежно заметил Луи, прослеживая направление его взгляда. – Честно говоря, на них троих нельзя положиться. Они очень пытливые, только когда дело касается их планов, но абсолютно безалаберные, когда речь идет о чем-то, что не касается их... непосредственно. Взгляд Луи вновь стал тоскливым. Так быстро! Секунду назад, на кладбище, он был счастлив, разглядывая свой мемориал, и вот сейчас его глаза снова выглядели полупрозрачными. Грусть шла ему. Шла, потому что выглядела естественно на его остром лице. Но Найл всё равно испытывал легкое волнение, когда Луи улыбался. – Правда? – Ну... они обещали помочь мне с кабинетом для работы, но... всё время находятся какие-то дела. Они очень хорошо помнят, что я не написал и не сделал, но ведь я работал бы куда быстрее, будь у меня небольшой уголок, – проговорил Луи, и ему не хватило сил, чтобы скрыть обиду. – У Зейна есть чердак, у Лиама — подвал, Гарри царствует в кухне, за тобой закреплена библиотека... У меня есть ванная комната, но она не напоминает рабочий кабинет, – разочарованно добавил Томлинсон. – Сам я вряд ли смогу устроить себе рабочее место. Всё жду, когда Гарри вспомнит, но он не вспоминает. – Это... так грустно, – вырвалось у Найла. Луи коснулся рукой фонарного столба, и массивная круглая лампочка моментально взорвалась. Найл вспомнил, как нечто подобное случилось с ним в первые дни после смерти, когда он прилег отдохнуть. У призраков были натянутые отношения с электричеством, и обычно им нужно было контролировать себя, чтобы не случилось замыкание. – Вполне обычно, – пожал плечами Томлинсон. – Гарри скажет: «Что же ты мне не напомнил?», когда придет время обновлять городскую легенду. Он говорит, что ему нравится со мной работать, но сам к этому не стремится. Прости, что завел эту тему, – смущенно добавил Луи, зарываясь рукой в свои непослушные призрачные волосы. – Просто когда я думаю об этом, мне очень больно. Гарри и Лиама словно не волнует, что сейчас мы почти не разговариваем, не делаем то, чем занимались раньше. Чем больше я об этом думаю, тем лучше понимаю, что никому не нужен. Может, не так уж весело им со мной было? Луи грустно улыбнулся и, к огромному удивлению Найла, растворился в воздухе. Как объяснил ему Гарри буквально через минуту — когда перепуганный Найл подлетел к друзьям, чтобы узнать, что случилось с Луи — все призраки умели исчезать, но практически не занимались подобным, потому что это был лишь красивый театральный эффект. Томлинсон почти сразу вынырнул из-за плеча Пейна и показал Хорану язык, чтобы продемонстрировать, что всё в порядке, однако его глаза были грустными, и он не проронил больше ни слова по пути домой. Прислушиваясь к слезам в ванной, Найл испытывал настоящую грусть. Он был призраком, и эта эмоция не приносила никакой пользы коттеджу и его жителям, она просто изнуряла, как изнуряла живых людей живая грусть. Хоран ощущал свою призрачную грусть явно, и чем сильнее она становилась, тем отчетливее он осознавал себя. Он был приведением, созданием без плоти и крови. Но у него были чувства, настоящие, потому что Хоран их испытывал. В следующее воскресенье он постучался в ванную комнату, только когда Луи перестал плакать самостоятельно. Ему пришлось просидеть под дверью несколько часов, прежде чем Томлинсон устал лить слезы и, очевидно, переключился на тоскливо-угнетающие мысли. Найл не постеснялся даже взять с собой книгу — прекрасно знал, что ожидание будет долгим, и одним днем дело может не ограничиться. – Ты уже всё? – спросил Найл, просовывая голову в дверь. Раньше он так не делал, а сейчас ему не терпелось поговорить. – А как же уважение и вежливость? – с иронией уточнил Луи, вытирая мокрый нос рукавом своей толстовки. – Извини, мне просто очень хочется кое-что тебе показать. Пойдем за мной, скорее, – сказал Найл, поманив Луи за собой. Явно пытаясь заинтриговать призрака, Найл исчез за дверью. Про себя Томлинсон успел отметить, что Хоран пытается быть таинственным, и у него даже получается, потому что Луи понятия не имел, что успело приключиться за то время, что он торчал в ванной комнате. Очевидно, ничего приятного, потому что Луи верил в плохие события больше, чем в хорошие, и это успокаивало его. – Похоже, случилось что-то важное, раз ты не ходишь вокруг да около и не пытаешься смягчить формулировку... Найл даже обернулся, чтобы закатить глаза, после чего поплыл вперед по коридору и остановился рядом со старой дверью, на которой раньше висела табличка с именем незнакомого Томлинсону человека. Луи вопросительно изогнул бровь, и Найл без лишних слов открыл дверь. Старая привычка из жизни дала о себе знать — Томлинсон машинально пригнулся и прикрыл голову. Ничего не случилось. Осторожно влетев в комнату, Луи неловко осмотрелся. Перед ним был добротный кабинет со старой, но очень крепкой мебелью, которую он раньше где-то видел. В помещении царил уютный сумрак, поэтому Томлинсон не сразу заметил, как много всего располагалось в этой небольшой комнатке. Это были не просто безделушки, которые хотелось выбросить, а вполне себе полезные вещи, на которых он невольно задерживался взглядом. – Раньше это была детская, и, зная твой характер, тебе она пойдет лучше всего, – поведал Найл, пролетая вперед. – Я выкрасил стены и потолок в темный цвет, повесил жалюзи и темные шторы. Стол я взял из старого кабинета, стул — из библиотеки, а это лэп топ, который я заказал по интернету, чтобы тебе было удобно работать, – хвастливо произнес Хоран, указывая на новое приобретение, и остановился рядом с небольшим диванчиком без спинки. – Думаю, тебе может понадобиться кушетка, ты же любишь плакать лежа? На стену я повесил огоньки с Рождественского дерева, свет теплый, чтобы не слишком раздражал глаза. Вот книжный шкаф, в нем неинтересные книги, они просто для декора, – заметил призрак, многозначительно понизив голос. – Зато есть доска для рисования, на ней ты можешь писать про себя гадости. А вот кресло для гостей, на случай, если ты захочешь принять у себя ребят для совместной работы, – добавил Хоран, подлетая к окну. – На подоконнике есть бинокль, можно наблюдать за прохожими. Здесь же диски Фрэнка Синатры, а в углу старая стерео система, с которой можно их слушать. У Томлинсона уже кружилась голова. – А это что за перекладина? – спросил Луи, рассматривая что-то, похожее на деревянную балку прямо перед входом. – Раньше её явно не было. – Это на случай, если тебе захочется повисеть в петле, – ответил Найл, подлетая поближе, и демонстративно зацепился за балку, показывая, насколько она прочная. Луи открыл рот в немой попытке что-то ответить, но слова никак не шли, точно всё в нем перемешалось. Хоран рассеянно улыбнулся. – Да-да, я всё продумал. Ванная остается за тобой для слез и самобичевания, но работать ты можешь тут. Ребята не против. Чувствуя, что эмоции вот-вот вырвутся наружу, Луи закрыл глаза. В его горле собрался тяжелый, болезненный ком. Он сильно распирал изнутри, точно пытался порвать призрака. При жизни Томлинсон обычно уже задыхался, но сейчас ему не нужно было дышать, и он просто чувствовал, как его призрачное тело поддается странной смеси болезненно-сладких ощущений. – Я даже не знаю, что сказать, – тихо проговорил Луи. Его голос уже был мокрым и хлюпающим, как чавкающие по весенним лужам сапоги. Он чувствовал себя таким польщенным и тронутым, таким согретым, таким маленьким... таким хрупким, что его призрачное тело буквально разбивалось от тепла, в которое Луи внезапно погрузился с головой. – Ничего не говори, – просто ответил Найл, направляясь к двери, но всё-таки обернулся напоследок. – Ах, да! Ещё кое-что. Лиам нашел в подвале колокольчики — раньше они были во всех комнатах, но потом в доме сделали ремонт, чтобы он выглядел более современным... в общем, я поставил один в твой кабинет и соединил проводом с библиотекой. Если я тебе понадоблюсь, просто позвони, и я приду. Луи оттер слезы внутренней стороной ладони. Ему хотелось свернуться в клубок, боднуть лбом собственные колени и затрястись в беззвучном рыдании. Он никогда не был хозяином своих чувств, но сейчас его безжалостно швыряло из стороны в сторону, так что Томлинсон не удивился бы, увидев свои конечности, разбросанные по комнате. – Мне так больно и я так... счастлив одновременно, – сказал Луи, посмотрев на Найла сквозь слезы. – Извини. Не могу справиться с эмоциями. – На что-то такое я и рассчитывал, – серьезно ответил Найл. Луи засмеялся сквозь слезы и подлетел поближе, чтобы лучше слышать, что говорит призрак. – Можешь плакать сколько хочешь и где хочешь. Серьезно. Я могу даже приколотить на лужайке табличку «свободное для слез место». Луи бесшумно затрясся. Смех причинял Томлинсону куда больше боли, чем слезы, но он не мог прекратить смеяться сейчас, когда ему был так хорошо. – Спасибо, – произнес он, медленно и глубоко дыша. – Мне кажется, я впервые за долгое время что-то по-настоящему чувствую. Мне кажется, у нас появилась связь, – добавил он нерешительно, быстро встречаясь с Найлом взглядом. – Хотя для меня удивительно, что ты сделал для меня что-то настолько важное. Конечно, он имел в виду «бесценное», когда говорил «настолько важное», просто язык, как обычно, не хотел подчиняться. Особенно сейчас, когда в голове Луи было так много мыслей, и все они тянули в разные стороны. – Думаю, ты мой краш, – просто сказал Найл. – Что это значит? – спросил Луи, чуть нахмурившись. – Я тебе что-то испортил? – Нет, – ответил Найл успокаивающе. – Думаю, ты мне что-то подарил. Я пока не знаю что, но считай, это мой способ сказать спасибо. А теперь, мне кажется, лучше оставить тебя одного, – добавил он, окидывая взглядом комнату. – Думаю, тебе нужно личное пространство, чтобы всё обдумать. Луи слабо улыбнулся. Зажмурившись, чтобы сдержать новый поток слез, он подался вперед и крепко обнял Найла. Всего на мгновение, но этого было достаточно, потому что Хоран улыбнулся ему в ответ, когда Томлинсон отстранился. – Спасибо. – Пожалуйста, – ответил Найл и, подмигнув, просочился в дверь. Он знал, что ещё не раз услышит, как Луи плачет в ванной. И это будет причинять ему сильную боль, но... Найл также знал, что все приложенные усилия стоили улыбки, которую он увидел сегодня. Потому что... Луи был прав. Иногда ты просто любишь кого-то. Без слишком очевидной причины.