Тёмные воды

      Виола сидела возле его ложа, последний раз вглядываясь в любимые черты лица. Они были неизменны на протяжении долгих месяцев – долгих месяцев, за которые состояние Тодда не изменилось. После его ранения и помещения сюда, в священные покои спэков, тело ее любимого действительно стало восстанавливаться: рана от спэковского оружия начала затягивается, более мелкие травмы заживали еще быстрее. Но спустя пару недель, дойдя до этапа розоватых свежих рубцов, восстановление остановилось. А Тодд так и не очнулся.       1017 говорил, что все еще впереди, что с Беном все было так же – он когда-то видел это в Шуме Неба – основное заживление ран происходит стремительно, но разум возвращается позже. Отдохнувший. И по-новому ощущающий мир. Виола верила в это, потому что ежедневно видела Бена – живого и невредимого, без единого шрама. Вот только уж сильно затянулось восстановление, и в то время, как Бен был в бессознательном состоянии порядка четырёх-пяти месяцев, Тодд не возвращался к жизни уже 423 дня.       Конечно, тут можно было привести в аргументы то, что Бен был ранен от оружия людей, а Тодд – от оружия спэков и, вероятно, последнее из перечисленного сильнее травмирует. Несмотря на то, что оба оружия смертельны... Загвоздка была лишь в том, Тодд был первым, кто выжил после оружия спэков и они не могли сказать, как протекает заживление – ведь очевидно, что спэки, обладающие коллективным разумом, не будут стрелять друг в друга. Они едины. Им незачем убивать своих. А других людей, пострадавших от белых посохов, спэки раньше не лечили. Вот и получается, что Тодд – это некий эксперимент на выживаемость людей. И к несчастью, процесс застопорился уже очень давно.       Да, Тодд жив. Об этом свидетельствуют его едва тёплое тело и то, что с течением времени это тело тоже меняется. Однако, это все. Раны больше не затягиваются, дыхание можно уловить только раз в несколько минут, а сокращение мышц – никогда. И у него никогда нет Шума. Конечно, к такому Виола могла давно бы привыкнуть, ведь в последние месяцы жизни его Шум почти всегда был под контролем. Но теперь... Это будто другое, потому что Виола не чувствует, что в этом теле есть жизнь. И конечно, это ее убивает...       Первые недели нахождения Тодда здесь, Виола не отходила от него. Все время с ним разговаривала, держала за руку, читала мамин дневник. Рассказывала об изменениях на планете – ведь новые переселенцы уже прибыли. Она даже стала первой из женщин (ну конечно, кто же еще), кто начал тренироваться раскрывать свой Шум. Ей казалось, что если Бен поможет найти ей способ передачи Шума, как это делают женщины-спэки, то она сможет поделиться своими мыслями с неподвижным телом Тодда. Может быть, тогда он смог бы к ней вернуться...       Но с каждым новым месяцем без изменений ее надежда гасла. Многие люди стали свидетелем ее Шума – она хотела стать примером для новых женщин и показать, что для мирного существования на новой планете это необходимо, что жить здесь нужно в полном взаимопонимании, а иначе война между мужчинами и женщинами может повториться. По-настоящему же общаться Шумом она могла только с Ли, ведь именно их двоих обучал новым возможностям Бен. Для Ли обучение у Бена было жизненно необходимо, ведь потеряв свои глаза (невероятно яркие и живые, как вспоминала о них Виола), он смог ориентироваться в пространстве только за счет Шума других людей. Но теперь он мог жить и самостоятельно, растворяясь своим Шумом в Шуме всей планеты и необходимость в других людях для него отпала. Конечно, он приходил навестить Виолу, но после визитов длиной в несколько минут, его сердце обливалось кровью еще несколько дней. И со временем он бессознательно начинал искать все больше причин, чтобы не приходить и Виола не могла его в этом винить.       Еще одним существом, на котором ей удалось испытать свой Шум в полной мере, был спэк 1017. Возвращенец, новое Небо. Но для нее все еще 1017. Однажды он пришел к Тодду в то время, пока Виола была здесь. 1017 нес в своих нелепых руках поднос в лекарственными мазями и тканями, но только увидев его в проходе, Виолу настигла такая сумасшедшая волна ненависти, что ее голова чуть не взорвалась от вспыхнувшего в ее Шуме слова "УБИРАЙСЯ!". С удовлетворением заметив, как сильно 1017 пошатнулся и, удивлённо таращась на нее, быстрым шагом покинул комнату, она подняла поспешно оставленный прямо на полу поднос и принялась ухаживать за Тоддом. Будучи уверенной, что если уж ненавистный спэк смог различить ее Шум, то возлюбленный Тодд услышит ее и подавно... Но все попытки общаться с ним несли в себе только провал. Один раз, другой, сотенный. Отчаянию Виолы не было предела.       Она устала. Правда устала. Физически она чувствовала себя прекрасно, вероятно из-за того, что все время находилась в священной лечебнице спэков. Лечебница была чудаковатая, кругом обвитая мхом, очень похожим на одежду спэков. С той лишь разницей, что мох-мебель почему-то имели лёгкое свечение, будто лучи солнца пробивались сквозь листву. Здесь всегда было тихо и светло, у шума и Шума не было и шанса сюда просочиться, а Тодд находился на неком подобии мягкого матраса, на метр возвышающимся над полом. Находясь здесь, Виола чувствовала, что и сама потихоньку восстанавливается. Перестали ныть ее сломанные лодыжки, когда-то наспех заживленные "хоть как-нибудь". Мелкие шрамы, порезы, мозоли затянулись без следа. Рука под железной лентой начала выглядеть более живой и теперь приносила дискомфорт только своим видом. Остался почти без изменений только шрам от пули Дэйви, но видимо потому, что был уже достаточно старым. В целом, физическая боль больше не донимала Виолу, она даже с некоторым недоумением заметила, что немного похорошела. "Будто бы наконец нормально выспалась", мысленно вздыхала она.       Когда находится рядом с Тоддом становилось невыносимо, она на лошади отправлялась к холодному, тёмному, смертоносному океану. Здесь она отпускала Ангаррад на волю, а сама могла часами сидеть на ледяном песке и смотреть в черный горизонт. Иногда можно было услышать рёв жителей океана – тёмные твари были готовы растерзать любого, кто осмелился бы к ним зайти. Таких, как мэр. И таких, как Виола...       Когда такие мысли посещали ее, она опасливо встряхивала головой и вставала, призывая Ангаррад. Возвращаясь в город, ей всегда казалось, что океан тянется за ней своими ледяным щупальцами, заманивая в свои смертельные объятия; и подгоняя лошадь, Виола всегда старалась поскорее спрятаться от ледяного взгляда опасных вод. Но избежать тяги к темным глубинам ей удавалось не всегда: в какой-то момент Виола заметила, что стоит по колено в ледяной воде, которая будто обещала успокоения. Безразлично заметив, что может зайти и дальше, что может повторить участь мэра, Виола подумала, что она, как и мэр, чувствует себя проигравшей. Возможно, смерть от морских чудовищ действительно спасёт ее измученную душу... В тот раз она опомнилась лишь от испуганного возгласа "Жеребенок!" Ангаррад, явно боящейся зайти в воду. Недавно Ангаррад стала мамой, родив крепкого красавца-жеребенка, и теперь ее лошадиные материнские инстинкты по отношению к Виоле и Тодду только усилились. Теребя губами куртку девочки, она пыталась вытянуть ее на сушу, и поддавшись, Виола отправилась домой. А вместе с ней, в город отправились вязкие и беспросветные мысли о смерти.       Однажды Виола украла у одного солдата пистолет. Сделала она это бездумно, просто потому что могла. Ей незачем было иметь оружие – люди и спэки были слишком заняты отстройкой города и налаживанием мирных связей, война затихла и защищается теперь было не от кого. Вероятно, именно поэтому, пропажу одного пистолета никто и не заметил.       Громоздкий, тяжёлый, холодный – почему-то, все приходящие на ум прилагательные, описывающие оружие, так же описывали и ее безрадостное состояние. Она часто поглаживала пальцами металлический бок пистолета, лежащего в глубоком кармане куртки, бездумно блуждая по пляжу. Она знала этот участок пути вдоль и поперёк, безошибочно угадывая место смерти мэра и смерти Тодда.       "Не смерти, — мысленно поправляла сама себя Виола, — Тодд жив. Жив". Но не верила сама себе.       — Настолько ли ты жив, как я, Тодд?! — кричала она уже вслух темным водам океана, стоя ровно на том месте, где в последний раз стоял ее возлюбленный, — или это я недостаточно мертва для тебя?!       Холодный воздух заставил Виолу перевести дыхание, слезы выступили на глазах. Опуская мокрые ресницы вниз, и переводя взгляд на все еще заснеженный песок, она смогла различить потемневшие от старого кровопролития участки побережья.       Воспоминания тут же нахлынули с новой силой, заставляя вновь увидеть пронизанные болью глаза Тодда, его окровавленную и оплавляющуюся на груди военную форму, его затихающий Шум, твердящий "Нет, не сейчас, не сейчас, нет..."       И снова, как в тот раз, Виола падает на колени, роняя руки и голову к земле, не ощущая ничего кроме уничтожающей все остальные чувства утраты, опустошающей и перечеркивающей саму суть ее существования. И кричит, кричит, рыдая по-настоящему в голос, срывая связки, убивая в себе надежду на будущее. Кричит, сама не успевая заметить, как взводит курок пистолета и направляет оружие в основание своей челюсти. Делает несколько быстрых оглушающих выстрелов, а затем, будто по чужой воле, со злостью отбрасывает пистолет в сторону. Стреляла не в себя, а в сторону бушующего океана... Чтобы прервать свой крик, заставить себя одуматься. Так ведь?       — Виола, почему тебя не заставляет встряхнуться даже близость собственной смерти? — безучастно спрашивает она пустоту.       Конечно же, ответ очевиден. Жизнь – далеко не самое ценное, что у нее есть. Самое ценное она уже потеряла, и теперь даже опасность не заставляет сердце забиться быстрее.       Виола встаёт, подбирает пистолет, проверяет количество оставшихся патронов.       "Повезло, — усмехается она, — остался ровно один". Возвращает на место предохранитель, раздражённо заталкивает пистолет поглубже в карман, и плетётся в сторону города, ощущая себя еще более проигравший, чем раньше.