Звездные маяки космопорта Кармален. Льока

— Я очень скучаю по своей семье, — как-то сказал Олаф и грустно вздохнул. Разговор этот завязался словно бы сам собой, пока мы возились с раздатчиком еды. Вернее, я возился, а Олаф оказывал мне психологическую поддержку и силовое прикрытие: держал камеру раздатчика на весу, нимало не напрягаясь, пока я чистил контакты. Техобслуживание чего бы то ни было — вообще дело долгое и не особо веселое, так что компании Олафа я был даже рад. Хотя малость не догонял, с чего это он вообще взялся мне помогать. Обычно боевые киборги, даже отправленные в отпуск на прохождение пары месяцев службы на гражданском корабле, ребята не особо общительные. Но вот, явился, спросил, чем помочь, а теперь выговориться решил. А я что, мне послушать не так уж сложно. — А кто семья? Мама-папа или жена-дети? — Родителей нет, — несколько удивленно сообщил Олаф. Я прикусил язык, вспомнив, что только последние два года на киборгизацию берут парней с живыми родителями. А Олафу было хорошо за сорок, его-то явно из сиротского приюта загребли. — Зато есть Льока, — гордо сказал он. — Красивое имя, — одобрил я, разгибаясь. — Поверни камеру другой стороной, вот так, ага. — Я скучаю по своей семье, — опять грустно повторил Олаф. Я похлопал его по плечу, оставив пыльный след, и снова уткнулся в чистку контактов. — А тебе еще долго служить? Олаф ненадолго задумался, потом грустно закивал. — Долго. Еще целых пять. — Пять недель? — я посчитал, сколько Олаф уже с нами, получалось, что около месяца. — Пять часов, — родил Олаф. Я прикинул, куда мы через пять часов прилетаем, получалось, что на пересадочный космопорт Кармален. Видимо, там его Льока и встретит. Лека… Ольга, видимо. Наверняка красивая, счастливая, может, даже с каким-нибудь шутливым транспарантом типа «В порядочную семью из двух человек требуется возвращение блудного мужа», видел я такие. — А у тебя есть семья? — проявил дружелюбие Олаф. — Уже нет, — я усмехнулся, получилось достаточно криво. — Точнее, думал, что есть, а оказалось, что мы не пара больше, мне предпочли другого, кто не мотается по рейсам и зарабатывает получше, чем техник на грузовозе. — Сочувствую, — прогудел Олаф. Я отмахнулся. Вспоминать состоявшийся разговор не хотелось, предпочли так предпочли, что теперь. Воспоминаниями терзаться можно сколь угодно долго, а корабль сам себя не обиходит и не починит. — Я еще молод, могу найти себе другую… семью. Поверни камеру еще раз. Да, спасибо. Вскоре раздатчик был очищен, починен и восстановлен в прежней комплектации. Я осмотрел себя, решил, что пора идти в душ, пока не попался капитану на глаза, а то выкинут за борт как горку пыли и грязи, сбежавшую от робота-уборщика. — А мы с Льокой познакомились, когда дождь шел, — не отставал Олаф. Отчасти я его понимал. Когда месяц дуреешь в вынужденном отпуске, в последний день время тянется как резина, не кончаясь, а растягиваясь еще самую чуточку, а потом еще. Тут уже к кому угодно пристанешь, чтобы скоротать ожидание. Да я и не против был, что Олаф за мной таскается. Раньше мы обменивались максимум приветствиями при встрече, так что с чего это надо мной сегодня зажглась табличка «Свободные уши», я не догонял. — Дождь — это хорошо, — я решил поддерживать разговор ничего не значащими репликами, создавая видимость диалога и надеясь, что в душевую за мной Олаф не потащится. Правда, я не особо и вслушивался в то, что он там рассказывает, больше слушал голос, приятный он был у Олафа, словно огромный киборгизированный шмель прилетел и жужжит, нарезая вокруг меня круги. Мне вообще разговаривать не хотелось, однако правила приличия обязывали подавать признаки жизни. — Вот так мы и познакомились, — уловил я в речи Олафа, когда снимал последние трусы в раздевалке. — Как романтично, — преувеличенно восторженно сказал я и поплелся к лейкам. — Очень. Я вас в космопорте непременно познакомлю. Надежды не оправдались, Олаф пошел за мной. Еще и с мытьем принялся помогать, вернее, не слушая моих возмущенных воплей, принялся меня растирать мочалкой как посудомойка — кружку. Хотя минуте на третьей мне стало легко, светло и воздушно. Теплая вода, разогнанная кровь, ощущение чистоты и парения над полом. Красота. Ой, я же правда парю, вернее, вишу на плече Олафа. — Офицер Андерсен! Куда вы тащите нашего второго техника? — изумился встреченный капитан. — Оказывать психологическую помощь, капитан, — отрапортовал Олаф. — Ему нужна психологическая помощь? — И стакан коньяка в рабочее время. Я хотел было возмутиться, что в рабочее время не пью, в нерабочее тоже. Но передумал. Лучше помалкивать, пока капитан не вспомнил, что на корабле еще что-то из строя вышло. Хотя капитану уже сообщили: второй техник Вадим Ленар как раз вышел из строя, несут на ремонт. — Только я коньяк не пью, — вяло сказал я, когда Олаф сгрузил меня на койку в своей каюте. Жил он там один, так что ненужных вопросов удастся избежать. Это если вся дежурная смена на камеры не наблюдала и себе на коммуникаторы не переписывала видео, как меня волокут в неизвестном направлении, завернув в полотенце. А они наверняка и смотрели и себе на памяти записывали, с них станется. — Ладно, — покладисто согласился Олаф, вручая мне стаканчик. — Пей залпом. Не бойся, не коньяк. Я, наивная доверчивая душа, залпом замахнул содержимое стакана, потом выпучил глаза и тихо запищал, боясь, что, если открою рот, то дохну пламенем как дракон. Спирт. Чистейший, мать его, спирт. — Сейчас полегчает, — ласково сказал Олаф. Жгло внутри, потом еще почему-то в уголках глаз. Я хлюпнул носом раз, другой. И уткнулся в вовремя подставленное плечо Олафа, обтянутое формой, ткань которой так замечательно впитывала слезы. Олаф гладил меня по спине, пока я пытался выплеснуть засевшую глубоко внутри обиду на то, что семьи у меня больше нет. Подумаешь, дальние рейсы по месяцу, живут же как-то другие пары. Есть капитаны, которые вообще по полгода не возвращаются; есть военные киборги, вон, как Олаф, которых с места на место командование кидает на неопределенные сроки. — Полегчало? — прогудел Олаф. — Ага, — я отстранился и ощутил, что мне и впрямь стало лучше, словно внутри исчез осколок стекла, то и дело коловший. — У Льоки научился, — похвастался Олаф. — Что надо сначала хорошо отогреть в горячей воде, потом дать выпить, потом дать выплеснуть чувства. И будет легче. Ох, эта славная русская женщина Ольга. И этот славный парень Олаф. Я невольно хихикнул от такой интерпретации «баня, водка и беседа». — Все, теперь я очень хочу с Льокой встретиться, — я даже улыбнуться смог нормально. — В космопорту встретитесь. А сейчас тебе поспать надо. — Не хочу я спать, — запротестовал я. Олаф молча поправил подушку, подоткнул мне одеяло, уложил тычком в плечо. И я мгновенно вырубился, чтобы проснуться уже в тот момент, когда корабль пришвартовался в космопорту. — Идем? — предложил Олаф, терпеливо сидевший все это время на соседней пустой койке. — Идем. Снаружи шел дождь. Мы вышли из зоны разгрузки к залу ожидания, я повел глазами по толпе, ища эту прекрасную русскую женщину, которой очень хотелось сказать спасибо за мудрые советы по приведению в порядок хандрящих людей. — Добрый день, — вежливо сказали рядом. Я обернулся, увидел какого-то медика с бейджиком «Завадский Алексей, отделение адаптации». Потом увидел, как Олаф подкидывает его ввысь. Но все равно, осознание ситуации меня догнало сильно после…