Заполнить пустоту

— Поросеночку нельзя выходить на лед, пока не сбросит вес. Руки вновь обхватывают холодный унитаз, чтобы повторить уже ставший ежедневным ритуал. В этот раз грудную клетку неожиданно сдавило так, что Юри несколько секунд не мог дышать, а только сминать ледяными дрожащими пальцами и без того измятую футболку. Зеркало — это самый лучший мотиватор перестать есть, в отражении которого на Кацуки глядел ожиревший юноша с сальными волосами. Хоть его вес уже стал меньше по сравнению с тем, что был на прошлых соревнованиях, но ему в это не верилось и все казалось мало. Мало… Он слишком мало старается, слишком… ведь на кой черт он вчера сожрал эту курицу? Зачем?! Выдохнув, Юри ополоснул лицо водой и попытался закрасить синяки под глазами консилером, который он стащил у сестры. «Наверняка догадывается.» Уже 7, пора на тренировку. В первые дни, все шло хорошо: он чувствовал небывалую легкость при беге и прыжках, родители не приставали с едой, он мог контролировать себя, Виктор…не смотрел так пристально, да и сон был хороший. Что изменилось? Место легкости уступила сильная тяжесть и вялость, сильные боли в грудной клетке уже начинали напрягать. Неудача за неудачей. Юри ненавидел себя за них. Они не прекращали посещать его жизнь, вот например сейчас он третью по счету тренировку не может прыгнуть чертов Сальхов. — Юри, давай отдохнем. Отдохнем? Какой отдохнем?! Он только пришел, еще совсем не устал. Кацуки соглашался на передышку, только когда икры сводило от напряжения, а дыхалка переставала справляться. Если у него не получаются прыжки, значит он недостаточно работает. Нужно увеличить нагрузки. Нужно делать больше пробежек, пистолетиков. Нужно поесть. Нужно… закурить. Курить Юри начал неделю назад, когда во время очередного приступа бессоницы, он бессмысленно сидел у окна, глядя на луну, а его голову изнутри пожирало полчище крыс. Они серые и мерзкие, как и его мысли о самом себе, но у него никак не получалось их прогнать, вытравить из себя. Они рылись и носились по его голове, пока он вдруг не почувствовал привкус железа у себя во рту. Натиска полчища крыс не выдержали губы и дали течь. Алая жидкость наполняла рот и словно затекала в мозг, топя при этом серых тварей. Посасывая губу, Юри вышел из дома к пустынной набережной. Ни одной души, только он и океан.Кацуки смотрел на темный океан, а его воды глядели на него в ответ и так и манили к себе, прося нырнуть в несущую облегчение прохладу. Вернувшиеся крысы вторили океану и шептали на ухо. — Там твое спокойствие. Так будет легче, ты уже устал и не справляешься. Стоя у края пирса, Юри словно ударило током и он неожиданно отшатнулся. Тяжело дыша, он с ужасом глядел на темную пучину, а затем опрометью бросился прочь, подальше от океана. Мысли внутри него пожирали самих себя, набрасывались и рвали друг друга. Кацуки уже не помнил, как зашел в круглосуточный, поэтому несколько секунд стоял в рассеянности у отдела с овощами. Ему надо было как-то успокоиться и прийти в себя и отвлечься от ноющего чувства голода в животе, которое так никуда и не исчезло. На ум неожиданно пришла умиротворенная Мари с сигаретой в руках. Фонари у выхода встретили Юри с пачкой сигарет и зажигалкой в руках. Вся темная улица словно в недоумении взирала на фигуриста, ведь спортсмен и сигареты вещи несовместимые. Кацуки чувствовал их удивление, но старался не обращать внимания. Небольшой огонек на пару секунд осветил лицо юноши, а затем уступил место сероватому едкому дыму.

***

К слову, никакой тренировки сегодня не вышло. Статистика у прыжков все падала, а под конец он запорол даже двойной прыжок. Ненависть к собственной персоне так и кипела и грозилась выплеснуться наружу, но ее прервал голос Виктора. — Скажи мне, что происходит? Давай поговорим, обсудим все, я постараюсь тебе помочь. Ты правда можешь мне довериться. Источники очень расслабляют, давай сходим с тобой сегодня вместе и… Мягкая улыбка тренера подкупала, а голос словно обволакивал, неся с собой спокойствие, но… «Только не источники.» Юри, попытавшись улыбнуться, сбивчиво уверял Виктора, что все у него хорошо и наверное он просто устал, сейчас пробежится немного и пойдет уже спать. Коротко попрощавшись, он стремглав выбежал из ледового дворца, не замечая долгий взгляд вслед. Одинокое дерево у пляжа уже стало привычным местом. В солнечные дни его ветки спасали от зноя, но сегодня стояла приятная пасмурная погода, а недвижимая морская гладь сливалась с небом, создавая некое ощущение сюрреализма. Сигаретный дым растворялся в этом застывшем спокойном пейзаже. Юри дрожащими пальцами вновь поднес сигарету к губам, на которых уже успел осесть привкус табака, и вновь затянулся, позволяя легким наполниться отравой, ведь она убивала в нем крыс и притупляла ноющий голод. За ужином вновь пришлось отчаянно делать вид, что он что-то ест. Брокколи и грудка уже стали привычным приемом пищи, но семья так и норовила закормить его чем-нибудь еще, предлагая то хлебушек, то моти. На удивление, сегодня ко всем подключился и Виктор, внезапно сказав: — Одними брокколями не наешься. Тебе нужны силы на завтрашнюю тренировку. Рука мягко, но в то же время настойчиво опустилась на бедро, заставив Юри вздрогнуть. Зачем они просят его еще есть? Куда еще больше? Неужели они не видят, что такому как он, вообще еды не стоит давать?       С недавнего времени, Кацуки стал ненавидеть чувство сытости. После ужина он вновь побежал в ванную комнату. Действия уже привычны: два пальца в рот, обжигающая боль в груди, затем кран с холодной водой, чтобы привести себя в порядок. Стоя у зеркала, Юри посмотрел на свое бедро. Интересно, что бы сказал Виктор, узнав, что когда сигареты перестали справляться, черноволосый прибегнул к лезвию? Пошатываясь выйдя из ванны, Юри почувствовал озноб, и уже не только руки потряхивало, но и все тело. Зайдя к себе в комнату, он моментально надел теплые носочки и залез под пуховое одеяло. Впервые за неделю, он смог быстро заснуть.

***

Теплые мамины руки мягко перебирали темные волосы и напевали тихую мелодичную песню, а по соседству маленькая Мари одевала куклу в платье. Почему-то все предметы неожиданно выросли в размерах и все казалось таким далеким и щемяще знакомым. На столе вдруг оказалась тарелка кацудона, а рядом с ней мама заботливо положила бамбуковые палочки. — Смотри не обожгись. Радостная улыбка озарила лицо малыша прогоняя все мрачные мысли, теперь оставшиеся в далеком, окутанным дымкой, настоящем. Детские пальцы обхватили палочки каким-то своим только им известным способом, а в это время Юри вдохнул аромат блюда, что так и манило к себе. Хотелось остаться в этом мгновении навсегда, забыться в нем и никогда не возвращаться обратно. Чтобы всегда была заботливая мама, гладящая его по голове, папа, что так приветливо улыбался за стойкой, веселая беззаботная Мари. И никаких проблем. Юри вскочил с кровати и лихорадочно заозирался по сторонам. Желудок ныл нещадно так, что просто выворачивало наизнанку. Хотелось есть. Безумно. Просто хоть что-нибудь, чтобы заполнить эту зияющую пустоту внутри себя. Спотыкаясь, он бежал по лестнице, не особо думая о последствиях и не разбирая дороги. Он не помнил как оказался на кухне, как схватил из холодильника онигири и, не чувствуя ни вкуса, ни наслаждения, вгрызся в них зубами. Слюна стекала с подбородка, но Кацуки не обращал на это внимания. Он в принципе ни на что не реагировал, все было словно в тумане. А пустота внутри так никуда и не делась, напротив, она всё расширялась и расширялась, поглощая все и вся. Но должно же когда-то стать легче, должно! Юри не считал сколько он съел онигири, не помнил что делал потом, лишь заострил свое внимание на том, что еда стала принимать солоноватый привкус, а видеть он стал еще более расплывчато. Наверняка со стороны он выглядел весьма жутко: растрепанные черные волосы, бледное, с контрастно темными синяками под глазами, лицо и горящие странным блеском глаза с дорожками слез. Родители были бы очень огорчены такой бесхребетностью и отсутствию воли, Мари бы даже не взглянула бы в его сторону, а Виктор… Виктор был бы очень разочарован. Но на кухне темно, а та кроха лунного света, что сумела просочиться через окно, не попадала на сгорбившегося юношу. А потому никто не увидит его. Никто не услышит его шорохов и всхлипов, ведь весь дом уже давно спит. Неожиданно Кацуки почувствовал, что что-то не так с консистенцией пищи, да и со вкусом. Да и в целом в обстановке. Чьи-то ноги обвивали его, крепко прижимая к кому-то, теплая рука мягко очерчивала контур ребер, а другая пыталась что-то вытащить у него изо рта… Собу? Да еще и в сухом виде?! Неужели в порыве своего безумия он не почувствовал ничего? Не услышал скрип двери, мягкий топот шагов по лестнице, настойчиво-обеспокоенный голос Виктора? От отчаяния хотелось выть и лезть на стенку. «Почему… Почему я такое бесхребетное ничтожество. У меня совершенно нет собственного стержня, нет силы воли. Я бесхребетный... зачем только пошел на кухню. Совершенно не могу держать себя в руках! Зачем я только спустился… Ничтожество! Теперь Виктор уедет и будет прав! Ками-сама, зачем я это сделал, зачем туда пошел.» — Тише-тише, солнышко, все хорошо, я рядом, Тшш…все хорошо, — тихо шептал Виктор, поглаживая плечи Кацуки, словно убаюкивая того, — Прости пожалуйста, прости меня, что я недоглядел. Я же видел, что что-то не так. Тшшш, ну ты чего, а? Перестань, все хорошо. Мы с тобой справимся, разработаем новую программу питания, отдохнем пару денечков, ты пока восстановишься, но по-хорошему надо неделю отгула брать тебе. Не переживай, я не допущу своих прошлых ошибок, буду тщательно контролировать твое питание, так что ты теперь не спрячешься. Господи, родненький, прости меня пожалуйста… Последние слова Юри уже почти не слышал, его воспаленное сознание требовало отдыха, и он, уткнувшись Вите куда-то в ключицы, забылся сном.