Криптонит

— Пипец. Прям так и сказал? — спросила Вера, однако даже в её взгляде на тарелку с супом был больший интерес, чем в голосе. Я привыкла. Да и всё ещё отходила после похода в знаменитый кабинет физики — меня потряхивало, как кролика, который избежал ножа, сделавшего бы из него обед. Ошалевшие глаза в тарелку. Я тогда думала, что он долбоёб. Шучу. На самом деле, это я сейчас думаю, что я долбоёбка, а тогда я просто хотела исчезнуть. Она была так наивна… — Да, Вер, так и сказал! — ну давай же, скажи это. Одно простое «блять». Но нет, я лишь со злостью уставилась на Веру, просто отодвинувшуюся от меня. Она всегда так делала, когда был риск конфликта — просто делала вид, что её не существует. Очень взрослый подход. — Сказал, что у него нет времени, чтобы учить меня считать до десяти. До конференции мы дойдём только лет через пять, когда я выучу, что такое дроби. Если у меня получится, конечно же, — злобно передразнила его я. Он был очень… прямолинеен. И если ему не хотелось возиться с чем-то, если он в этом просто не видел смысла, он делал всё, чтобы освободить себя от этой ноши. Но он ещё не знал, с кем связался — с девчонкой, которая не могла сказать слово «блять». Но кое в чём с ней никто не мог посоревноваться. В упрямстве. — Вот додик, — послышался вдруг расслабленный голос откуда-то сбоку, и я, будучи на иголках, резко повернулась на этот голос. Чтобы пронзить его обладательницу презрительным взглядом. Это была та самая одноклассница с вечно сонными глазами и палёными волосами, крашеными в жёлтый блонд. Её называли Насваем. Встретить её можно было за школой с личностями, не помнящими своего имени и в каком классе они учились. Мы с Верой над такими смеялись, но без особого интереса, как и над Насваем. Как бы сейчас сказали — она для нас была «кринжом». Но были персонажи и покринжовее. — Это вы про Ильича же? — Про него, — процедила я сквозь сжатые зубы. Мой взгляд на Веру якобы кричал о помощи — ведь для всех нас, нормальных «некринжовых» людей, Насвай воняла. На самом деле, нет, но одевалась она… странно. Формой там и не пахло — какие-то странные серые шаровары, фенечки и футболки с Хеллоу Китти. И что ещё более странно, про форму ей никто ничего не говорил, когда она появлялась в школе раз в год и получала свои заслуженные двойки. Мне казалась непозволительной такая любовь от Вселенной. — Ну он пиздец, — Насвай громко втянула макаронину. Я точно не помню, как я себя ощущала, глядя на это, но, наверное, была на грани обморока. — Он мне по ошибке пять поставил, а потом заставил переписывать работу. Несколько раз. Чтоб точно на пять была. Почти орал — я думала, помрёт там от злости, — равнодушно говорила она, пока я смотрела на Веру так, будто у меня на глазах отобрали телефон и опорочили мою честную фамилию деда. Это можно вообще так, это как? В глазах у Веры, которыми она окидывала по очереди и меня, и её, были смешинки. Чтобы Александр Ильич «почти орал» — это что-то новенькое. Он никогда не повышал голос. Как и то, чтобы он сделал что-то по ошибке. Видимо, магия любви Вселенной Насвая подействовала и на него. — Смотри, не блевани в тарелку, — только и сказала я, фыркнув и отворачиваясь. Все мы знали, что своё прозвище она получила не просто так. — Ладно, спасибо за заботу, — бархатным голосом протянула она, хмыкнув так, будто совсем не обиделась. Это меня так возмутило, что я закатила глаза. — Но да, он просто кошмар, — пробурчала я. — А может, все так взбудоражены им, потому что он симпатичный? — голос Веры так и сочился сарказмом. Она даже отложила вилку и с любопытствующей усмешкой глянула на меня. Я запомнила эту усмешку, потому что она резанула меня, выпуская кишки и показывая их всему миру. Я думаю, меня можно было пытать этой фразой — такой ужас я испытала. Чисто физический ужас, чисто физическую тошноту и шум в ушах. И никого не смущала такая странная реакция, да, Юль? Не смущала. Я затыкала рот той части себя, которая откликалась на эти слова, пробуждалась. И конечно же, мой взгляд на Веру был наступлением, агрессией. «Как ты посмела такое предположить, ты вообще тупая?». Хотя ощущала я себя забитым животным, испуганным существом, которого вот-вот застукают за чем-то страшным и непонятным. Неправильным. Та Юля не умела поступать неправильно. — Ты думаешь, я схожу с ума из-за его смазливой физиономии? Думаешь, гормоны вытеснили последние крупицы здравого смысла? — сладкий яд из моего заносчивого тона можно было сцеживать литрами — он бы отравил змею. Там должно быть надменное добавление: «Это у меня-то гормоны?» Ну вообще-то, да. Но Вера предпочла не пытаться привести меня в чувство, хотя, конечно, всё понимала. Она прочитала столько любовных романов, пусть и плюясь, смеясь, но она их прочитала. А я читала только научные журналы, потому что дед называл всю художественную литературу, помимо классики, бульварщиной. Это объясняло мой абсолютно нулевой эмоциональный интеллект. Но даже если бы она попыталась, вряд ли у неё бы вышло. Был бы хоть на крупицу её тон поучительным, я бы её придушила голыми руками. Так что Вера просто имела хороший инстинкт самосохранения. Она чувствовала меня и подстраивалась под мои вечные штормы. — Ну и забей ты на эту конференцию. Больше нервных клеток сохранишь. А то ходишь вся дёрганая с этой физикой, на людей нормальных срываешься… — Я не срываюсь, это бред! Ты проецируешь! — воскликнула я. Вера не поменялась в лице. Я хмуро сложила руки в замок, чёрт с ней. Задумчиво произнесла в пустоту: — Может, пойти на конфу по астрономии? Тоже неплохо. Да и Алевтина Иванна нормальная вроде бы… не будет постоянно пытаться обвинить меня в умственной отсталости. — О, конференция по астрономии? — оживилась вдруг Насвай. — Если честно, я не думаю, что это научно, но… я тоже пойду, пожалуй. Че ещё делать? Буду защищать честь рыб. Боже, она что, перепутала астрономию и астрологию? Я это поняла уже спустя время, и каждый раз это доводит меня до истерики — даже сейчас пишу это и смеюсь. Но тогда мне настолько её слова показались бредом, что я сидела буквально с кружочком загрузки на лбу. Вера начала ржать в локоть. Ох, Насвай, ты сама из космоса… — Ты хоть одну документалку смотрела? Хоть какие-то фильмы о космосе? — Ну да, «Космос между нами». Тут Вера просто умерла. Расщепилась на атомы. Мне казалось неприличным смеяться — поэтому я просто презрительно дёрнула губой. Скоро должен был прозвенеть звонок, так что мы с Верой уже начали собираться. Но как только я поднялась с места, схватившись за тарелку, чтобы отнести её, как моё плечо пригвоздили к месту. Сначала сердце подскочило, но потом я увидела довольную рожу Дементьева, который что-то кричал своим таким же дегроидным друзьям с другого стола, и вместо испуга моё лицо отразило злость. Я не могла простить ему ту выходку. И не могла простить себе, что испугалась настолько, что ему пришлось спасать меня. И он не имел права прикасаться ко мне, но постоянно делал это и ржал с моей реакции. А я была не той, на кого такие игрища могли подействовать. — Дементьев, я повторять два раза не буду, — голос буквально звенел от напряжения, а костяшки пальцев, вцепившиеся в тарелку, побелели. — Ещё раз твои руки окажутся рядом с моим телом, я… — Чё ты сделаешь? — его наглая ухмылка заставляла мою кровь кипеть. — Я жду с нетерпением, бля, — он похлопал рукой по ширинке, заливаясь смехом. Я проследила это движение холодным взглядом, внутренне же скривилась. И вся сжалась. — Пойдёшь всё-таки со мной на хату? Ванёк тоже приглашает. — Я уже сказала, нет, — от коллективного смеха их компании меня замутило. Я не хотела даже рядом стоять с такими людьми. — Да забей, чё ты, будет прикольно… Если бы я разок ударила его, а не играла в бэд бич, при этом боясь его как огня, ничего из того, что было дальше, не случилось бы. И не пришлось бы упоминать его. Не пришлось бы вообще это всё рассказывать и вспоминать. Но Дементьев, его глаза, горящие неподдельным интересом, его загребущие руки — важный двигатель этой истории. — Знаешь, что? — вспылила я, поджимая губы. — Если ты не понимаешь простого слова «нет», я повторю на доступном тебе языке, — неприятная усмешка коснулась моих губ. — Во-первых, от тебя пахнет дезодорантом из «Фикспрайса», во-вторых, на тебе одежда из «Садовода», которая выглядит так, будто ты её выблевал, а потом надел на себя, но самое главное, Петя, — на моменте, где он прищуривается от гнева, я чувствую одновременно и скачок радости, потому что это слышат его дружки и тут же начинают ржать, и страх, — самое главное, что тебе место в пятом классе по уровню айкью. С собаками говорить интереснее. И ты думаешь, что мне интересно провести с тобой время? Если я ещё раз услышу твоё «чё», я повешусь, серьёзно. — Блять, ты охуела? — он разозлился, но при этом как будто засмущался — постоянно кидал косые взгляды на своих смеющихся друзей. — Что, мы уже не такие альфачи, да? — огрызнулась я, пытаясь вырвать руку, но он больно пригвоздил запястье к столу. Я снова чувствовала это. Страх. Вера и Насвай, замявшись, просто смотрели на это, не вмешиваясь. И я бы не вынесла, если бы они вмешались. Страх и злость — лучшее топливо. — Да я, блять, твою мать в десять лет ебал, — он приблизился, надеясь, меня запугать. И меня действительно пугал его агрессивный тон. Но я, сцепив зубы, заставляла себя смотреть в его лицо. Меня бесило, что я боялась его — такого одноклеточного по сравнению со мной. И преодолевала себя. — Что, прямо в её могиле? — спросила я, наблюдая за тем, как его лицо сменяют все цвета радуги по очереди. Только тогда он меня отпустил, и я, покрасневшая, присоединилась к Вере. Почему-то с нами шла Насвай, но я была слишком нашпигована адреналином, чтобы прогнать её. Пусть идёт. — И чего пристал… — бормотала Вера. — Обиделся в тот раз, решил поохотиться, не знаю, что ему надо, — нервно, слишком громко хохотнула я. Мы шли по пустому коридору, и я даже отбежала на несколько шагов — настолько мне некуда было девать этот адреналин. — Ну ты даёшь, подруга, — восхищённо присвистнула Насвай. — Ты такая злая. — Спасибо, — фыркнула я, смутившись. — Пойдём на физику? Я там уже не была лет пять, но в принципе, плевать, — дёрнула плечом Вера. — Нет, — пробурчала я, тут же замкнувшись. — А я вообще нигде не была. Надо пописать, что ли… * * * — У него ужасные татуировки. Разве в учителя пускают с такими? По-моему, какой-то бред, — бурчала я, водя пальцами по пластиковой поверхностности туалетного подоконника. — Он их даже не закрывает. Вот посмотрим, как он зимой в своих футболках ходить будет и мускулами светить. — Мы можем о чём-то другом уже поговорить? — раздался замученный голос из туалетной кабинки. Вопросительный взгляд Веры был согласен с негодованием Насвай. Я вспыхнула. — Тебя вообще никто не звал сюда, так что слушай, что есть, и не возникай! — Как грубо, — заметила Вера. Мне было полностью плевать. Я чувствовала, как расстраиваются мои нервы, будто кто-то дёргает за струны, и они с каждым разом становятся всё фальшивее, пока полностью не порвутся. Фоново я постоянно жила с подступающей истерикой, становящейся всё ближе и ближе, как снежный ком. На всех фотках с тех времён у меня бешеные глаза. — Скоро приедет бабушка, — вздохнула я. — И почему это плохо?.. — Потому что она мама Иры. И как раз в это время приедет дед. Ира пыталась устроить всё так, чтобы они приехали в разное время, уговорить там, но куда ей, никто не хочет уступать, — хмыкнула я. — Начнётся битва титанов, и мне уже страшно. — А моя бабушка называет меня именем племянницы, хоть имя меняй, — прыснула Насвай, выходя из кабинки и застёгивая штаны по пути. Я закрыла глаза рукой, хотя хотела пробить себе ею лоб. — А как тебя зовут, кстати? — нахмурилась Вера. Мы действительно уже не помнили её имя. Учителя звали её по фамилии — Гречкина. — Меня зовут… — Короче, Вер, поехали со мной и дедом на конференцию в Сибирь? Это в декабре будет, — вдруг шибануло меня идеей, и я перевела искристый взгляд на Веру. — Будет классно. Только… — я снова нахмурилась. Достала красную помаду и начала красить губы, глядя на своё отражение в зеркале. — Только я хотела сказать ему, что я уже побывала на конфе по физике. А этот козлина мне всё… сломал. Меня снова захлестнуло негодование. И, поддаваясь какому-то порыву, я вдруг написала помадой на зеркале: «Савельев А.И. — мудак без яиц, отсоси у Обамы». — Ну прям девочка-пиздец, — покачала головой Насвай. Я перевела весёлый взгляд на Веру и хихикнула. Как хорошо нам тогда было. * * * Наступил следующий урок — литература. Насвай куда-то сбежала — к своим накуренным друзьям, и мне, честно признаться, даже грустно без неё стало. Но после того, как узналось, что химии не будет, а вместо неё физика, стало не до Насвая вообще. У меня было чувство, что Вселенная схлопнулась вокруг меня, как капкан. И вокруг одна физика. Мне нельзя было пропускать так много, поэтому я заставила себя пойти, но чувствовала себя ягнёнком, который идёт на заклание. Он прошёл мимо нас, стоящих возле закрытого кабинета, слегка задев меня взглядом. Выцепив сразу. А может, я фантазировала (крыша у меня знатно поехала), но в любом случае — он тут же отвёл взгляд и сосредоточился на том, чтобы открыть дверь. Он был в обычных чёрных джинсах и чёрной футболке. Держал в руках журнал и стопку тетрадей и при этом ловко открывал замок. На руках выделялись мышцы — он точно занимался спортом. — У меня что-то живот заболел, — прошептала я Вере, беспомощно вцепившись пальцами в воротник рубашки, точно пыталась дать себе больше воздуха, тщетно освободить сжатое спазмом горло. — Снова здравствуйте, — не глядя на нас, вставших по струнке, бросил он тихим безразличным голосом — но в тишине он слышался очень отчётливо. А я не глядела на него, только в пол. — Продолжаем то, что начали на прошлом уроке. Но прежде мне нужно решить один вопрос, — у меня сжалось сердце, а потом упало к ногам. — Юдина, подойдите. Ноги меня не слушались. Как же жалко я выглядела — наверняка очень жалко. Я нервно поправляла распущенные волосы, но когда удостоилась его взгляда, тут же опустила пальцы, будто ошпарившись. Я помню этот взгляд — он… бесцветный. Абсолютно равнодушный. Но при этом ты чувствуешь тупость всего, что делал в тот момент. Тупость твоего существования вообще. Я подошла к его столу. Он без интереса окинул меня взглядом. — В этот раз рубашка от Диор застёгнута? — хмыкнул он. Подколка, которая от обычных людей ощущалась бы лишь слегка, от него была острее. Впервые он посмотрел на меня прямо — и я почувствовала эту остроту из его глаз. Будто он хотел меня уязвить. У меня запылало лицо. Я что-то пролепетала — по-моему, что рубашка от Валентино. И резко заткнулась, когда его взгляд упал на мои губы. И тут он сказал то, что пришибло меня сразу: — Почему вы считаете, что у меня нет яиц? Приподнял бровь, даже будто с интересом ожидая моего ответа. Наверное, я впервые матернулась в душе. Пиздец. Но скорее всего, я настолько запаниковала, что мыслить в тот момент вообще разучилась. — Я… что… о чём вы… — как жалко звучал мой дрожащий голос. Он показал мне фотографию, положив на стол телефон передо мной. Фотографию моей надписи помадой в туалете. Наверное, технички сфотографировали. Или какой-нибудь ученик. Чёрт его знает, откуда это взялось. В туалете мне казалось, я могу сказать это в лицо ему — даже прокричать. Но оказавшись перед его лицом, мне хотелось только вернуться в прошлое и стереть это. — Я… это не… — я чувствовала, что к глазам уже подступают слёзы. Дура. Сейчас он отправит тебя к директору, и… что? Уже не такая смелая? Уже не такая самоуверенная? Я не знаю, что в тот момент он чувствовал. Наверное, ему было смешно. Вдруг в кабинет вошла Насвай, оправдываясь какими-то своими очередными бабушками на дороге. Александр Ильич даже головы не повернул — только смотрел на меня, ожидая ответа с поражающей серьёзностью. Я не замечала, что он еле сдерживал усмешку — мне казалось, он ненавидел меня и только и ждал того, чтобы отправить к директору. А мне нельзя к директору. Это всё, что я знала. — Так что, Юдина, скажете в своё оправдание? Насвай, тихо пробираясь к своей последней парте, не смогла сдержать любопытства и заглянула в телефон. И не знаю, чем она руководствовалась и как она поняла, что вообще происходит — я не понимаю её даже сейчас — но она вдруг фыркнула: — Блин, Сан Ильич, это не Юлька, это я… — она сверкнула глазками, состроив жалобную мордочку. — Я это… ну пошутить хотела. Извините, ради Бога? — Я атеист, Гречкина, — он пригвоздил её к месту тяжёлым взглядом. Я бы умерла под таким. Но я воскресала. А она шаркала берцем по линолеуму. Я не верила. Переводила поражённый взгляд с Насвая на физика. У меня лопнули все нейроны в мозгу, и я только и могла что кивать. Пришлось быстро подстроиться под ситуацию и сделать правдивое лицо. Вот только когда он нас отпускал, он кинул на меня такой взгляд, снова мимолётно спустившись к губам, что мне стало понятно: ничерта он не поверил. В голове у меня были только две мысли. Первая: «Пиздец». А вторая… Он запомнил цвет моей помады с утра. Когда мы сели с Насваем за парты, я посмотрела на неё новыми глазами, даже повернувшись к убогому месту на последней парте всем корпусом. Она неуклюже мне подмигнула, когда я прошептала одними губами слова благодарности. Бывают события, после которых невозможно не стать друзьями… так говорилось в первой части Гарри Поттера? В общем, после этого мы и стали подругами. * * * — Юдина, останьтесь. Что, опять? Да какого хрена? Во время урока я успокоилась и незаметно стёрла помаду, но его голос, настигший меня возле его проклятого стола, снова спровоцировал нервозность внутри. Когда его глаза опустились к губам, там уже не было никакой помады. И вот тут мне показалось, что он слегка усмехнулся. Слегка. Настолько, что действительно могло показаться. — Насчёт конференции… — начал он, но тут я выпрямила спину. Я больше не собиралась выслушивать никакие оскорбления. — Я выбрала писать научную работу по астрономии, — тихо сказала я, стоя к нему боком, но не опуская подбородка. — Вот как? Я думал, вы собираетесь умолять меня ещё полгода, — я не смогла сдержаться от того, чтобы не отправить ему злой взгляд искоса. Усмешка в его голосе была слышна всё больше, и я была полностью сбита с толку. — Вы хоть пару документальных фильмов смотрели? Хоть какой-нибудь фильм о космосе? — Да, «Космос между нами», — это было похоже на оборону — то, как я воинственно бросила это ему в лицо. Это был какой-то сюр. Просто мир полетел кувырком. Потому что тут он фыркнул. То есть. Впервые проявил какую-то… эмоцию? Я не могла в это поверить. Он смотрел на меня так, будто я была забавной. Я сжала пальцы в кулаки, сдерживая горячий шар внутри от взрыва. Лёд на коже, которым я окутала себя, потрескался и разлетелся на осколки. — Вы хоть видели список тем для докладов школьников на этой конференции? Вот, мне прислали сегодня, — и он протянул мне листок. — Но…? — мой рот открылся сам собой. Я не могла поверить — опять. Он… соглашался курировать меня? Ещё утром он убеждал меня, что у него нет времени возиться со мной в этом абсолютно бесполезном занятии. Позже я узнала, что на него надавила завуч, угрожая моим великим дедом и талантом, который он закопает в землю, но тогда я была совершенно сбита с толку. — Но что? Вы передумали? — снова холодное приподнятие брови. — С таким несерьёзным отношением к науке это обречено на провал. Если хотите покрасоваться перед кем бы то ни было своими оценками, то сразу нет. Это серьёзное мероприятие, и просто так за участие я пятерок ставить не собираюсь. — Что? — растерялась я. Что-то будто ускользало из рук, и я тут же принялась убеждать его: — Нет, я собираюсь очень серьёзно к этому отнестись! Я… очень хочу изучать физику и дальше. Просто хочу… изучать физику, — совсем глупо пролепетала я, робко глядя ему в глаза. Он долго смотрел на меня, проверяя на прочность. Будто не веря. Спускаясь взглядом к рубашке, молчаливо припоминая тот глупый случай. Сомневаясь. Почему с ним было столько нелепых ситуаций? — Ладно. Выбирайте тему, а потом будем говорить. Рекомендую выбрать… Я скрестила пальцы за спиной. Это была победа.