Микаэль, Дракон и все-все-все

      – Гэбриэль, могу я узнать, как ты провел минувшую ночь? – При этих словах друга Ван Хельсинг едва не поперхнулся кофе, а Карл, тем временем, продолжал: – Не пойми меня превратно, но мы всегда охотились вместе.       – Дорогой Карл, нескладным монахом ты перестал лишь выглядеть, но не являться, – подмигнул товарищу Гэбриэль. Миловидная парижанка за соседним столиком уже более четверти часа бросала на вкушающего свой первый столичный завтрак «Чарли» недвусмысленно томные взоры. Вероятно, рыжий англичанин будил воображение местных красавиц. – Во время охоты, уж прости, мне все еще приходится думать о твоей безопасности.       Растерявшись, охотник наговорил напарнику чепухи – оставалось надеяться, что тот не обидится. Ван Хельсинг был уверен, что провел в своей постели всю ночь, а подозрительным телесным ощущениям решил не придавать значения. Бывают ведь слишком яркие сны, не так ли? В особенности у тех, чья жизнь несколько веков тесно связана с мистикой.        – Ты уже спал, когда я вернулся, – соврал он. Вместо воспоминания о возвращении в номер в памяти зиял провал.       – Сквозь сон я слышал шум подъезжающего экипажа, но лишь утром сообразил, что это мог быть ты. Или нет? Раньше ты передвигался пешком или верхом, но нам велено замаскироваться получше, а подгулявшего горожанина домой под утро привезли бы, и я подумал…       – Ты все верно подумал. Не обижайся, я введу тебя в курс дела позже. Конечно, мы поохотимся вместе, – уверил Карла Гэбриэль и, указав ему взглядом на даму, с разочарованным видом просившую у гарсона счет, лукаво прибавил: – М-м, город любви полон искушений, не так ли?       Ухмыльнувшись, Карл согласно кивнул, даже не подозревая, в каком смятении чувств пребывает его друг. Конечно же, утром в зеркале Гэбриэль не мог не заметить живописной отметины на своей шее, но поспешил счесть ее тривиальным синяком. Однако после того, что поведал Карл, приходилось признать: минувшую ночь он провел бурно. И, увы, охота шла на охотника.       При последней мысли что-то сладко заныло у Ван Хельсинга внутри; да и тело, признаться, отозвалось весьма характерным голодом: грешная плоть жаждала новых удовольствий. Допивая остывший кофе, вигилант лениво размышлял, что не слишком-то стыдится произошедшего. После года воздержания можно и единожды согрешить. Даже если так. Даже с тем, кого стоит упокоить вновь, если он взаправду воскрес наяву, причем, воскреснув, превратился в куда более могущественную, опасную и лживую тварь, нежели прежде. Поисками ответа на этот вопрос Гэбриэль собирался заняться в самом ближайшем будущем, а пока он вспоминал то, что оказалось явью, а не схожими с нею снами.